Монетка

A Bombs - Step Inside

      К Гриммджоу подступило чувство дежавю — не так уж и давно он таким же образом стоял перед дверью в эту комнату. Но теперь, ощущая реяцу обоих, он понимал, что ее не колебалась, как тогда.       «Неужто опять тешатся как супруги?» — Гриммджоу усмехнулся, но через долю секунды поморщился. Он с нахмуренностью заметил, что выражение ему не совсем знакомо и не факт, что приходится к месту.       «Из книжек подцепил», — раздражённо отмахнулся он и вошёл, скрипом двери заглушив мысленное «А как?».       Наспех оглядевшись, он только укрепился в ощущениях.       «Втроём мы снова собрались», — Гриммджоу поместил руки в карманы вальяжным жестом и оскалился. В глазах Улькиорры читался намек на подобную поэтичность, а девчонка явно подумала чуть ли не такими же словами, также судя по глазам.       «Хотя странно. Мышара заглянул к ней между обедом и ужином, которые сам и привозит. Айзен и его в тренеры назначил?» — он сощурился.       Только мысль о пренебрежении как бы поднесла зажженную спичку к бензину, и Гриммджоу лениво произнес:       — Эй, у Айзена слабо с памятью?       — У господина Айзена. От чего ты отталкиваешься, делая такие выводы?       — Он меня уже назначил тренером, но, похоже, об этом забыл. Если ты не по этому вопросу, то объяснить твое присутствие я не смогу.       Краем глаза Гриммджоу выцепил лицо девчонки. Она неловко прижимала руки к груди, а когда их взгляды пересеклись, свела губы в нить, повернула голову в сторону.       «Не услышала или не поверила? Ну-ну.»       Он оскалился и полноценно посмотрел на Улькиорру.       Чего Гриммджоу не понимал и чему, наверное, скрыто завидовал, так это его умению сохранять лицо.       Но в этот момент навык дал сбой — Улькиорра слегка усмехнулся.       — Какой ты недалёкий.       — Зато не строю из себя хер пойми кого! — Гриммджоу зло оскалился — теперь презрение со стороны Улькиорры стало открытым.       — И я этим не занимаюсь, Гриммджоу. Господин Айзен попросил меня передать женщине эту вещь, — он кивнул на диван, где лежала маленькая картонная коробочка.       Гриммджоу округлил глаза. Ему вдруг стало жутко интересно, что же там внутри, но он заставил себя вернуться взглядом к Улькиорре.       — И зачем?       — Господин Айзен сказал, что для ее тренировок. Я не собирался говорить это женщине, но ты спутал все карты, Гриммджоу.       Последний недобро оскалился вновь.       Он заметил за Улькиоррой тенденцию к перениманию привычек Айзена. До получения звания приближенного, Улькиорра не обратился к нему по имени ни разу. А в последнее время чуть ли не через реплику. Гриммджоу словно коротило из раза в раз.       — Я знаю, как меня зовут, прекращай мое имя везде вставлять! — градус напряжения только возрос после того, как девчонка аккуратно села на диван и взялась за коробочку.       Гриммджоу метнул на обеих быстрый взгляд, но задерживать не стал — если не следить, то зелёные глаза точно его как бы поглотят.       — Радуйся, что у Шестерки есть имя, — Гриммджоу уловил не очевидный превосходствующий тон и низко зарычал. Он бы бросился в атаку, если бы не отвлёкся на звук падения.       Как он оценил ситуацию наспех, это девчонка уронила коробочку и теперь сжалась, думая, что злость Гриммджоу перейдет на нее.       Так-то она была недалеко от истины — если бы не присутствие айзеновского вернейшего вассала, он бы сделал, что хотел.       Огромным усилием воли подавив клокотавшие в груди страсти, Гриммджоу больше процедил.       — Скройся, Улькиорра! От тебя жутко несёт завистью к оказанной мне чести от твоего любимого господина Айзена! — сам Гриммджоу очень сомневался, что это честь, а не досадная новая обязанность, но Улькиорра будет последним, кто узнает об этом.       — Тобой руководят эмоции. Это глупо, но мне немного интересно, к чему это приведет.       Гриммджоу захотелось плюнуть в след ему, исчезнувшему в сонидо, и сказать, что благодаря общению с Ямми тот значительно оскуднел на ум, но он сдержался.       Всё-таки Улькиорра ушел (хоть и под соусом оставленного за собой слова) по приказу Гриммджоу, и его оскорблённая гордость будто бы подлечилась от этого.       Он подобрал коробочку с пола одним движением, пока девчонка мялась. Она открывалась сложно, что Гриммджоу оценил с ходу.       Но выросшую перед ним фигурку девчонки он как-то не осознал и сморгнул, разглядев ее решительное лицо.       — Отдайте, пожалуйста.       — Много чести, — он фыркнул, покрутил в руках на таком уровне, чтобы девчонка не дотянулась.       — Отдайте!       Гриммджоу с удивлением отметил нотки властности, оскалился.       — Что ещё попросишь таким тоном у меня? Забываешься.       Она потупила взгляд, но не отступила.       — Прошу вас.       — Ну-ну, — проворчал Гриммджоу и тут же выругался, добавил, — да как же тебя открыть?!       — Если вы выполните мою просьбу, то покажу.       Он услышал в ее тоне намек на ласку или умиление. Каким-то нутром он это почуял, вернее, нутром уловил мягкость интонации.       У него развилось стойкое ощущение, что свойственна она женщинам, когда они хотят получить что-то от мужчины. Ещё и улыбнулась она совсем легко, словно не хотела спугнуть.       Он скривился.       — Сам как-нибудь управлюсь.       Через пару минут коробочка, если бы не поймали, точно прилетела бы в лицо.       Гриммджоу не отказал себе в удовольствии взглянуть на предмет в руках через ее голову.       — Э, — только и смог сказать он, когда относительно тщательно осмотрел подарок.       Ее руки дрогнули.       — Господин Айзен говорил, что отдаст мне ее только в случае победы Куросаки…       В ее голосе было столь много благоговения перед произнесенным именем, что Гриммджоу скривился. Опять.       — И не надейся. Видимо, Айзен сравнивает победу Куросаки по невозможности с тем, что я буду тебя тренировать, — решив, что теперь в этой комнате ему буду всегда рады (может, даже почти без принуждения), он плюхнулся на диван.       — Но… в чем?       — Сам не знаю, — он заложил руки за голову, прикрыл глаза и тихо вздохнул.       Гриммджоу привирал. Раз уж Айзен говорил о нем как об эксперте рукопашной, то нетрудно догадаться, что предстоит ей.       «Ага, а он не видел, что она и так неплоха. Что ему нужно от нее?»       Его немного удивляло, что за крошечный отрезок времени с тех пор, как ушел Улькиорра, девчонка не довела до белого каления одним своим видом. Он, словно взглянув на ситуацию со стороны, расценил, что для дела это на руку.       — А что, уже боишься? — Гриммджоу почти дружелюбно улыбнулся. Такого рода действия причиняли ему внутреннее неудобство, однако…       «Думаю о месте в Эспаде и о книгах. Надеюсь, мое любопытство меня не сгубит.»       Она промолчала, и, как Гриммджоу понял по шороху одежды, отвернулась.       — Эй? С своей заколкой вновь обретенной играешься? — он вскинул бровь и приоткрыв глаз, посмотрел на девчонку.       Действительно, отвернулась.       Гриммджоу чувствовал, что второе молчание вместо ответа вызовет в нем раздражение и тогда даже мысленные увещевания не помогут. Чисто для интереса решил сдержаться — пускай общение будет прямой иллюстрацией к методу кнута и пряника.       — Нет. Мне просто не хочется с вами разговаривать.       Он осклабился.       — А про тренировки я сам спросил, сделав свой голос похожим на твой. Не умеешь врать, так не берись.       — Я не вру, — в ее голосе Гриммджоу услышал возмущение.       Его это озадачило.       — Ла-а-адно, — протянул он, открывая и второй глаз, — чем же я заслужил такое к себе отношение?       Ее взгляд словно вонзился в него стрелой, но через долю секунды она отвернула голову в сторону.       Гриммджоу перебрал пальцами по колену, отстучав ритм.       — Отвечай, — сказав со спокойствием, он весьма прозрачно скрыл раздражение.       — Не хочу, — бросила она, даже не взглянув.       Открытый протест развеселил. Гриммджоу усмехнулся.       — Как лечить меня, так хотела.       — Тогда вы пострадали по моей вине, — она сожалела.       — Не зарывайся, — а он фыркнул.       — Я всего лишь хотела исправить то, что сделала, — пробормотав больше для себя, девчонка немного опустила голову.       Он увидел, как ее тяжёлые, прямые волосы потянулись за движением. В свете искусственного солнца Лас Ночес они переливались цветом начищенной бронзы.       Гриммджоу не знал о такой возможности описать перелив волос, поэтому для него они остались рыжими.       «М-да-а, будут у них с Куросаки рыжие противные детишки. Если оба доживут до этого», — он оскалился, отгоняя желание дальше разглядывать застывшую девчонку.       После паузы Гриммджоу ответил на ее слова фырком, но уже без оскала.       — Глупости. Думай, что исправилась благодаря моей левой руке.       — Как вы добры, — неожиданно едко проговорила она.       — Не путай долг и доброту, — решил вложить в нее житейскую мудрость Гриммджоу. — Доброты не существует вообще, — его голос становился апатичнее и апатичнее с каждым словом. — А вера в нее делает глупее и наивнее.       — Зато не так ограничивает и не делает таким категоричным, — он добился того, что она таки развернулась к нему, вызывая сладкую усмешку. — Откуда вам знать о том, что существует доброта или нет?!       «Девка не на шутку распалилась. Вон, кулаки сжала», — Гриммджоу больше оскалился.       — Я не могу знать о том, что не видел, можно сказать, не пробовал на вкус. А что я не видел, не может существовать.       Ему казалось, что это победа, но она сделала небольшой круг по комнате, словно готовясь к броску.       — И что же, тогда и других важных вещей нет?       — А что для тебя важно? — Гриммджоу вскинул бровь, не переставая удивляться своей выдержке. Впрочем, раздражаться сейчас ему было не на что — по его мнению, глупая девчонка пыталась доказать ему что-то в той сфере, где он давно расставил для себя все точки над «i».       — Любовь, дружба…       — А ты сама ее видела? — он язвительно хохотнул. — Друзья тебя именно по любви в плен отпустили, да? А вступались за тебя из дружбы, всегда спросив твоего мнения? — его прищуренный самоуверенный взор поймал ее недоумевающий.       Слова в ее глазах отразились непонятным эффектом — мелькнуло кое-что кроме растерянности. Ему не было до конца ясно, что именно.       — Откуда у вас… понимание слова дружба, раз вы можете меня судить? Вы же не видели дружбы, не пробовали на вкус?       Гриммджоу промолчал, дёрнул плечом. Как тогда, при переходе монетки из рук в руки, он подумал, что девчонка к прочим талантам ещё и мысли его читает, раз уж так оперативно сменила тему, чтобы он дальше не думал о выражении ее глаз.       Она опять погрузилась в грусть, не дождавшись ответа.       Выигрыш хотя бы в одном моменте их спора не порадовал ее, к удивлению Гриммджоу. Склонив голову к груди, она произнесла:       — И приятно ли вам так жить, отрицая высокое?       Гриммджоу расхохотался. На славу, откинувшись на спинку дивана, с оттенком безумия. И только он услышал облегчение.       — Я и не живой, так-то. Да и, по-твоему, лучше в мечтаниях? У меня с мнением о себе все в порядке. Я не нуждаюсь в том, чтобы мою уверенность в скотстве окружающих закрепили через разрушение этих бредней на примерах.       Девчонка вместо ответа заправила за уши волосы и закрепила их заколками. Гриммджоу в очередной раз виделся себе на финишной прямой, пока она тихо не сказала.       — Мне вас жаль.       Его накрыло пеленой злости, но и держался Гриммджоу для себя рекордно долго.       — Ещё что скажешь? — словно ядом плюнул он, поморщившись.       — Что где-то внутри вы, Гриммджоу, намного добрее, чем хотите казаться? — у него жгло горло, словно полное желчи оскорбительных слов, подготовленных для девчонки. — Нет, я так не сказала бы. Мне вас жаль, потому что… вы запутались, как мне кажется.       Он покривился.       — Ты смотри, аж разговорилась, когда речь о высоком зашла, — проворчал Гриммджоу, запустив руку в карман.       «И вернулась к грусти после того, как начали обо мне. Не уверен, что жалеет притворно. Хотя, нахер я об этом думаю?» — он покрутил в пальцах монетку.       — Так. О тренировках, — это было сказано иным тоном, оставив в теме слово за собой.       — Я не хочу с вами тренироваться, — девица снова упрямилась, но теперь смотрела ровно в глаза.       «И зачем так смотрит? Думает, так мне станет стыдно, и я подумаю над ее словами?» — Гриммджоу ухмыльнулся.       — Упрямая ты, — он легко поднялся, схватил за руку, сжал, не щадя, и склонился к лицу с той же ухмылкой, — и неосторожная. Хотел тебе ещё с начала разговора сказать, что твои желания не учитываются. Подумал, что это и так ясно, — последнее предложение прозвучало очевидно издевательски.       Услышать ее тонкий, сдавленный стон боли было для него куда приятнее, чем болтать с ней ни о чем.       — А своей болтовней ты меня повеселила. Но мне куда приятнее слышать звук ломающихся костей, знаешь, — Гриммджоу прекрасно знал, какой физической силой обладает и каким движением умеет ломать запястье.       — Отпустите! — к ее чести стоит заметить, что Гриммджоу ожидал, что последует удар свободной рукой, но нет — она стремилась освободить правую.       Их взгляды пересеклись.       — Если вы сломаете мне руку, я не смогу управлять своей силой!       — Да ладно, паршивка? Будешь упираться, то вылечиться станет твоим первым заданием!       Гриммджоу прищурился, с небольшим оскалом сдавил так, что ощутил кости. Девчонка слегка задохнулась от шока и на этот раз попробовала удар рукой, но Гриммджоу был готов. Вторую, пойманную в плен как первую, он не пощадил и заставил девчонку встать на цыпочки, зажмуриться.       — Отпустите меня, — ее сдавленный голос отозвался в нем горячей пульсацией. Сморгнув ощущение, он прошипел ей в лицо.       — Заткнись и слушай меня! Благодари тех, в кого ты веришь, за то, что именно меня Айзен тебе в тренеры назначил. Я однажды уже проявил к тебе благосклонность, может, смогу и ещё, если ты не будешь меня бесить.       Она с усилием выдохнула, но промолчала, тяжело взглянув на него.       Гриммджоу осклабился.       — Это не так сложно. Просто будь покорнее. Вдруг понравится.       К его удивлению, она вспыхнула до кончиков ушей и рванула руки так, что освободилась. Точнее, Гриммджоу не стал ее удерживать после удивления.       — О-о, — сказал он, когда до него дошло. С усмешкой псевдозадумчивости он коснулся губ. — Уже подумываешь, в каких позах я бы мог тебя…       — Хватит! — восклицание вышло очень разозленным.       Эмоция слегка сползла с его лица, когда она добавила с упрямством.       — Пока вы не прекратите распускать руки и говорить мне такое, я не буду с вами разговаривать и тем более тренироваться. Без желания мои силы все равно не работают!       Гриммджоу тихо вздохнул, вдруг подумав, что его эмоциональное возбуждение шло на спад: у него создалось ощущение, что он разговаривает со стеной.       Но он терпеливо повторил, слегка изменив текст.       — Говорил уже, что от твоего мнения тут ничего не зависит. И говорил, что могу вести себя иначе…       — Да?! Вот и попробуйте! Попробуйте вести себя так, как когда подарили мне это! — взорвавшись, она запустила руку в скрытый полуплащом карман платья и вынула оттуда монетку. Ту самую. — Может быть, и я окажу вам благосклонность!       И как обиженное сосредоточение всей человеческой гордости, она отвернулась.       У Гриммджоу дернулся правый глаз. Он не нашелся с ответом сразу, а когда проговорил его, уже выходил из комнаты.       — Никогда такого не будет, — отрывисто бросил он, прикрыв за собой дверь и исчезая в сонидо. «Не будет. Не будет ведь?»