Лисица и персики

      Сухван осторожно отходит от окна, выбросив сигарету на улицу. Он порядочный гражданин. Но сейчас как-то плевать. Вонджин спит на его постели после жуткого похмелья и даже не подозревает, что его одногруппник ходит вокруг по комнате абсолютно голым. Сухван усмехается — грустно и натянуто. Ему совсем не весело. Пришлось подойти к постели ближе, ведь Вонджин такой сладкий, что он просто не может молча пройти мимо. Он гладит его по щеке и улыбается, когда тот неопределённо фыркает и отворачивается в сторону. Милашка.       Сухван не сможет выйти из комнаты и встретиться с заранее недовольным Юджаном. Лидер будет долго ругаться и прессовать ему мозги, потому что они поступили опрометчиво. Потому что им всем, определённо, достанется.       Но он думает только о том, что хочет ещё сигарету, поэтому встаёт и старается выбить из пачки ещё одну, разворачиваясь к подоконнику. Ступни уже замёрзли, но ощутить жжение на кончике языка — необходимость. Плевать на голос, он не поёт.       В дверь тихонько стучат, едва Сухван положил большой палец на колёсико зажигалки. Кого там принесло? Судя по тому, что стучали негромко, это точно не злющий с похмелья Зиан — макнэ, которого никогда не беспокоит состояние старших. А после похмелья он всегда был злющим.       — Кто? — спрашивает Сухван, прильнув виском к дверному косяку, выкрашенному в белый цвет. Меж его пальцев всё ещё зажата нетронутая зажигалкой сигарета, а сам он всё ещё не одет. Да и плевать, главное — не разбудить Вонджина. Так хочется прильнуть к его горячему боку снова, почувствовать, как тяжело он сопит…       — Бля, Сухван-а, — по громкому стону похоже на Чуана, поэтому Сухван моментально оказывается по ту сторону двери, делая это максимально бесшумно. Он тихо-тихо закрыл за собой дверь рукой, в которой была зажата красная зажигалка.       Чуан выглядит паршиво: его чёрные волосы словно корова облизала, а глаза он еле-еле смог разлепить. И, когда всё же смог это сделать, то недовольно поморщился.       — Мог бы и одеться, — скулит он и касается своей больной головы, после чего добавляет: — Для приличия.       — Ты для приличия мог бы не будить мне Вонджина, — шипит Сухван, многозначительно выпучив глаза.       — А-а-а, — очень тихо протянул Чуан и заглянул Сухвану за спину, словно мог увидеть что-то кроме белой двери. — Ты всё-таки смог. — И одобрительно кивает.       Много он понимает. Сухван думал, что будет счастлив, если сможет затащить Вонджина в постель. Это буквально одно из тех немногих желаний, которые он хотел осуществить ещё в университете, когда они только впервые встретились. Тогда их знакомство прошло не самым лучшим образом: Вонджин решил сначала представить Сухвана одной из достопочтенных стен университета. Лицом к лицу. Тогда Сухван красился в рыжий и много улыбался — улыбается и сейчас, если видит фанатов. И в рыжий он красится теперь тоже, но тогда всё было иначе. Тогда всё было только потому, что он сам хотел этого. А не так, как сейчас…       — Смог, — хитро улыбается Сухван, поражаясь таким резким сменам в своём настроение. Во всём виноваты эти мысли… Навязчивые, навязчивые мысли!       После университета, когда Вонджин улетел в Японию, Сухван остался на последнем курсе. Разбитый вдребезги. Он всегда знал, что он когда-нибудь сможет дебютировать: с группой или нет — неважно. Но уже тогда, когда он полетел в Японию и осознанно пошёл на прослушивание, которое устраивали Вонджин и Юджан, он руководствовался только своими чувствами. Обидами.       Они набирали в группу участников, и изначально именно Вонджин должен был стать её лидером, потому что был старше и опытнее. Сухван видел это на плакатах, развешенных по всему Токио. Его волосы тогда были выкрашены в фиолетовый, и он отчаянно пытался доказать тому, кто всё время над ним издевался, что тоже чего-то стоит.       Сухван пришёл на прослушивание и первое, что он увидел — взгляд. Вонджин внезапно тоже оказался разбит, и Сухван не знал, что делать с этим фактом. Он думал, что Вонджин не изменился. Искренне верил в то, что станет лучшим вокалистом и переплюнет даже университетского задиру. Сухван ступил на сцену и, стараясь игнорировать шёпот двух судей, облизнул губы и сжал ножку микрофона руками. Нежно-розовый бальзам на его губах размазался, а фиолетовая худи, под цвет волос, на два размера больше выглядела совсем неуместно, когда он открыл рот и начал читать рэп.       Кажется, он продал душу дьяволу тогда, когда Вонджин прикрыл глаза и сжал руку Юджана под столом. Тот только тихо поинтересовался, всё ли с ним хорошо, но Вонджин…       — Тебя приняли, — единственное, что услышал Сухван, когда поднёс смартфон к уху, сидя в своём отеле. Юджан очень долго поздравлял его, но Сухван думал об одном единственном: почему ему позвонил не Вонджин?       Когда они дебютировали, Вонджин даже не смотрел на него. А Сухван только думал о том, что нахер ему не нужна слава. Ему ничего не нужно, но он всё время оказывался кому-то должен.       И вот сейчас, когда, спустя месяцы после дебюта, они решили устроить попойку, Сухван не мог упустить этот шанс. Он доказал Вонджину. Доказал самому себе, что они друг без друга не могут. Доказал, что их тела бурно реагируют друг на друга. Судя по тому, что у него не болит задница, они всю ночь надрачивали друг другу. Сухван доволен и этим: раньше он даже в душ не мог с ним зайти. Вонджин вечно закрывал дверь прямо перед его носом. Либо просил Юджана сходить вместе с ним.       Сухван зашёл обратно в комнату и прежде, чем положить сигарету и зажигалку на тумбочку, заметил краем глаза, как дёргается на кровати бугристое от мышц тело. Проснулся. Подойдя ближе, Сухван лёг рядом и поцеловал Вонджина в щёку. Всё ещё сладкий.       — Лисица, — прохрипел Вонджин, поморщившись от мокрого прикосновения.       Сухван улыбнулся, накрывая ладонью свою голую грудь, там, где сердце начинает биться быстрее.       — Я скучал, — шепчет Сухван, прильнув худым телом к груде мышц. Вонджин передёрнул плечами, сбросив с себя тонкие пальцы.       — Лис, — с нажимом сказал он, поднимаясь на руках, чтобы через секунду усесться на кровать. Он оглядел помещение и, поняв, что находится в чужой комнате, принялся искать взглядом свои вещи.       — Вонджин, — Сухван задохнулся возмущением, вцепившись в татуированную руку. — Не уходи, — взмолил он, забыв о гордости.       Если Вонджин уйдёт прямо сейчас, он сломается. Всё его детское существо и наивность будут растоптаны. Нет, с ним не могут так поступить… Только не его сладкий, персиковый Вонджинни.       Вонджин резко повернул голову и встретился взглядом с темно-карими глазами, в которых стояли крупные солёные слёзы. Он поднёс руку к его лицу и небрежно убрал синий выбившийся волос из влажной чёлки.       — Тебе не идёт синий, — отчеканил Вонджин и встал с постели. Словно между ними ничего не было; словно они никогда не знали друг друга; словно Сухван — назойливая муха. Ребёнок, который не достоин внимания.       Вонджин ушёл, забыв про свои вещи, а Сухван только и смог, что прижать ладони к лицу и униженно завыть. Жалкий, жалкий Сухван. Никому ненужный лисёнок.