might just die

сейчас я потерял тебя, не знаю ли верну…

      душа покрывается тонким инеем безразличия к миру, а тоска отравляет её холодом изнутри, разносится с кровью по венам, давит на сердце.       пыль осела на жизнь, как оседает на всех видимых поверхностях, забралась во все трещины, и не встряхнуть её самому, не выветрить.       что тэн и хочет, то это раствориться в голубом цвете стен своей квартиры, что давно стала почти могилой, исчезнуть из этого города, пахнущего ею, потеряться в хаосе мыслей бесследно.       что и тэн может, так это стараться не думать о ней (что очень плохо получается), прожигать последние деньги и ночи в каком-нибудь клубе, а днём до полудня валяться на кровати, убитый сном. он давно стал идиотом, и, если бы это тэну не нравилось, не торчал бы в грязи, не хотел бы ощущать алкоголь с таким же желанием, как хочется рядом ощущать её. больно, словно режут душу, вспоминать.       почти каждый рассвет встречали вместе, в этой самой квартире, наполненной её цветочными духами и запахом яблочного шампуня; теперь они, эти запахи, стали невыносимы и заменены на дым ментоловых сигарет, квартира напоминает захламлённый сарай, где самое чистое место — это его постель, чья вторая половина пустует уже второй месяц.       многие из друзей перестали навещать его, да и сам он не стремился видеться с ними, только джонни остаётся верен, не слушает тэна и временами приходит, чтобы громкими словами вразумить и вытащить парня со дна, но попытки безуспешны: тот не хочет вылезать из угла, в который сам себя загнал.       да, это я виноват. не будь ссор на пустом месте, не будь я тогда так груб, она сейчас не шла рядом с другим мужчиной, улыбаясь беспричинно ярко…       в тот вечер она молча выслушала очередные претензии и крики и ушла, оставив дверь открытой, искренне веря, что тэн остановит, догонит, попросит вернуться, и она вернулась бы, но… он просто сидел, опустив голову, на полу накрытой тишиной их комнаты.       последний её взгляд, брошенный на тэна, навсегда впечатан в ржавеющее сердце.       когда я успел свернуть не туда и разрушить хрустальные замки, которые мы вместе воздвигали не первый год? каким же мерзким я тебе показался, когда накричал и попросил тебя исчезнуть, чонха. исчезнуть из моей жизни.       пара забытых ею футболок и альбом с рисунками валяются в старом шкафу, тэн альбом иногда вытаскивает, чтобы хоть немного себя утешить, и слабая улыбка искрится на лице, когда тэн разглядывает знакомые до боли, талантливо написанные узоры, чьи-то губы, взгляд, небо в полночь… и жалеет, что не появятся новые и что разбил свой телефон, где каждая фотография была на вес золота воспоминанием.       он отдавал себя полностью, без остатка. слишком часто тонул в чужих глазах, растворялся в чужом голосе, любил чужие прикосновения. и в нём тонули тоже. в чонхе целая вселенная, так манящая к себе прикоснуться, а в нём рождалась пустота, когда чонхи не было рядом.       так не хватает твоего света, чонха. я скучаю по тебе.       он никогда не замечал, что она поднимала голос, доказывая свою правоту криками, как это делали пассии, что были у тэна до неё. тихо соглашалась с ним, могла отказаться от своего ради тэна.       чонха умела дотрагиваться до самой души, выворачивать наизнанку самое сокровенное, забытое, невероятное в нём. она умела слушать и мечтать, только с ней тэн чувствовал себя нужным, хорошим. человеком без изъянов потому, что его принимали таким, каков он есть.       желание видеть её бурлит ноющим чувством в груди и слепит собой всё остальное.       он попросил бы прощения, попросил бы вернуться, но гордость, эта намертво присосавшаяся к сердцу пиявка, твердит обратное и заставляет поднимать подбородок выше, словно тэн не никчёмность, а что-то в этом мире значащий человек. каждый раз, когда он решается набрать её номер на подаренном джонни мобильнике, отправить короткое послание, что он есть, он ждёт, гордость останавливает дрожащие пальцы, шепча хриплым голосом «не надо этого делать». тэн не может ни переступить её, ни уничтожить, ведь это, возможно, убьёт его самого.       я слишком привязался к тебе и переступил черту, я не умею беречь то, что есть у меня потому, что не знаю истинной цены.