Научи меня доверять.

Холодные капли срывались с пуховых пиков грозовых туч и, словно ледяные сабли, вонзались в сухую, изголодавшуюся по влаге почву. Отзвук ударов о металлический навес неприятно гудел где-то на подкорке сознания. Облокотившись о стену серого на вид полицейского участка, мужчина скучающим взглядом провожал снующих то тут, то там ‘мух’. Пронырливые и бесцеремонные репортеришки, словно заботливые наседки, крутились вокруг своей аппаратуры, не забывая также следить за парадной дверью участка. Вдруг, плеча в какой-то мере завороженного мужчины, коснулась элегантная длань, вырывая того из прострации бархатистым голосом:  — Закурить не найдётся? Вторые сутки без никотина в крови, маленько подзаебался уже, — лисья ухмылка на лице говорящего настораживала, голос же совсем не вязался с образом представшего незнакомца. — Забыл представиться, старший лейтенант полиции Ким. Говорят, у вас тут дельце новое подвернулось, прислали из южной части. Так сказать, для содействия. А Вы?..  — Чон, — прозвучало холодное в ответ.  — Ах, Чон. Будем знакомы. Так что насчёт сигаретки? Или не курите?  — Не курю.  — Жаль, — пожевав нижнюю губу, старший лейтенант поднял голову к небу, хмыкая каким-то своим мыслям. — Вы какой-то неразговорчивый. Ну да ладно, обычная практика в наше время, — цокнув розово-алым языком, Ким принялся насвистывать какую-то всем известную, надоедливую мелодию, название которой вечно забывают; а после, будто очнувшись, вновь проронил, теперь уж пробирающим до самых костей тоном. — Самое время для грязных делишек мятежников, не находите? Не успел его собеседник ответить, или хотя бы отреагировать на слова, как сотню вспышек и щелчков затворников заглушили действующую на нервы трель природы. Дверь полицейского участка с грохотом отворилась и волей — неволей мужчина у стены приосанился, кидая свой цепкий взгляд на вальяжно выплывающие фигуры. Человек пять впереди, и самый главный персонаж, так сказать, гвоздь программы, вышли из участка. Губы лейтенанта Кима растянулись в хищной улыбке, а тело напряглось и как-то неестественно замерло при виде объемной фигуры Высшего, окружённого кучкой телохранителей. Шум аппаратуры стих, а небольшая компания из десяти — двенадцати журналистишек навострила уши, держа наготове диктофоны и разного рода микрофоны. Робкий голосок какой-то больно смелой курносой девушки, явно только недавно пришедшей в сферу журналистики, словно блеянье овцы, спугнул стоящую тишину:  — Телеканал ЮЛСи, ведущая Мин. Уважаемый Высший Пак, у меня для Вас есть ряд вопросов, не составит труда ответить? — дребезжащий от страха голос, легкий тремор рук и взгляд забитой в угол клетки мыши — все это лишь раззадоривало и тешило самолюбие представшего перед толпой мужчины. Сальные маленькие глазёнки, гладко выбритые щеки, даже брови его волосинка к волосинке были прилизаны, что уж говорить про блестящие от лака чёрные волосы.  — Чтооо ж, — глубоким, нечеловеческим даже, голосом, статный мужчина дал понять, что готов идти на контакт. Губы его растянулись, наверно, в самую неестественную улыбку, которую можно было только видеть. — Попробуйте-с. Обомлевшая от столь щедрого жеста, девушка лишь открывала и закрывала рот, будто рыба, вынесенная на берег водоема. Зато ее конкуренты не преминули воспользоваться случаем и записать репортаж, который будут крутить двадцать четыре часа в сутки ближайшие несколько дней.  — Почему Вас вызвали на допрос?  — Извините за такой вопрос, но это правда, что Ваш сын является свидетелем в деле о контрабандном перевозе людей из Южной Кореи заграницу?  — Как Вы прокомментируете сложившуюся ситуацию? Почему люди так яростно пытаются покинуть границы нашей страны? И ещё сотню таких же вопросов, оставшихся без ответа. Сделав знак рукой, господин Пак, обозначив легким кивком головы, что аудиенция окончена, развернулся чуть правее своего первоначального курса, кинув напоследок тёмный взгляд на сжавшуюся от страха девушку, ухмыльнулся. Стук каблуков его лакированной обуви ещё долго раздавался в ушах притихшего лейтенанта Кима, который неотрывно все это время следил за мощной спиной Высшего.  — День и правда неплохой. Был рад познакомиться, надеюсь, больше не увидимся. Всего доброго. Старший л е й т е н, а н т Ким, — ухмылка, наконец хоть как-то разбавившая постное лицо незнакомца, отпечаталась в сознании Кима, что так и остался стоять, провожая взглядом теперь два тела, ступающего в одном направлении.  — Вот тебе и попросил закурить, — пробубнил себе под нос он, резко вздрогнув, когда холодный ручеёк скатился прямо за шиворот, пробирая холодом мерзейшей погоды до самых костей. *** На часах красными неоновыми цифрами выведено «7:30», через пять минут должен прозвонить будильник, а сна ни в одном глазу до сих пор. Встав с кровати с громким стоном, мужчина схватился за висок, массируя тот двумя пальцами, будто это поможет избавиться от мучающей вторые сутки мигрени. Щёлкнув по кнопке пульта, брюнет переключил канал телевизора, натыкаясь на все ту же однообразную новостную программу, вещающую об утренних происшествиях, восхваляющую власть и просто агитирующую народ усердно работать, не покладая рук. Выключить этот тарахтящий ящик не представлялось возможности. Только если разворошить внутренности сего механического дружка кувалдой. Да и то, долго в тишине побывать не получится. Прибывший по первому же сигналу отряд полиции скрутит и отвезёт в участок. Что б этих уродов выпотрошили в самых ужасных уголках министерства Пыток. Мысли о том, как же повезло, что их прогрессивное общество так и не развилось ещё до того, чтобы читать поток слов в головах людей, грело душу; но бередило сердце, ведь все новые, и новые проклятия в сторону вышестоящих людей, душили и лишь усиливали головную боль. Прошлепав босыми ногами по холодной глади безвкусно сочетающегося с интерьером паркета, Ким Тэхен достиг небольшой кухоньки, тут же повернув тумблер плиты, зажигая небольшой огонёчек и, чуть по-детски протягивая к теплу озябшие руки, всячески переворачивая их, будто бы жаря шашлык на мангале. Противный писк будильника разнесся по всем уголкам небольшой пятиэтажной общажной коммуны. Сосед слева по привычке матернулся что есть мочи и запустил бутылкой своего пойла в стену. Ребёнок из той же квартиры истошно закричал, а мать его, подбавляя дров в итак накалившуюся ситуацию, начала с китайским акцентом повышать голос на ‘отродье сущего дьявола’. Лейтенант Ким не любил утреннее время суток, пожалуй, больше всего из-за этого. Каждый раз в голове всплывали картинки из детства, которые мужчина так умело прятал назад, заталкивая и запирая на замок. Наконец поставив турку на плиту, Тэхен сделал телевизор погромче, чтобы как добропорядочный гражданин послушать сводку утренних новостей (на самом деле лишь для того, чтобы заглушить ссору неблагополучной семейки). Монотонный мужской голос, вероятно, с ужасно постным лицом, вещал о том, что в северо-западном округе участились вылазки мятежников. Люди, как говорил ведущий, кидались на прохожих, грабили тех, женщин насиловали, да даже маленькими мальчиками не брезговали. Повторив одно и то же ещё несколько раз, мистер Постное лицо ласковым тоном протянул свою гипнотизирующую мантру: «Если видите мятежника — что есть мочи бегите! Зовите на помощь, тут же звоните в полицию! За каждый звонок Вам полагается минута аплодисментов на обеденном перерыве!» Сплюнув кислую слюну в заржавевшую давно раковину, Тэ снял с плиты уже успевшую закипеть емкость с кофеобразной жижой. На деле обычной кофейной гущей. Глотнув резко обжигающей мёрзлости, Ким затрясся от боли и тут же выплюнул содержимое на пол, скатываясь по засаленной стене вниз. *** Слёзы били ручьём из красных глазёнок, текли по впалым щекам, очерчивая ужасные синяки и гематомы мальчика лет семи. Щуплый скелетик жался к углу темной комнаты и хныкал, дрожа от пробирающего все тело холода. Где-то по другую сторону погреба противно пищали крысы, грызя от голода холщовый мешок. Они будто не замечали пригодное к пище существо, либо же были более человечны, чем люди, упёкшие ребёнка в таком состоянии сюда. Внезапно яркий луч света слепит мальчишечьи глаза. Откуда-то сверху доносится приятный то ли женский, то ли детский голос, убаюкивающий, дарящий ласку одним лишь своим звуком. Мальчик тянется наверх и вот-вот должен увидеть лицо… Воспоминания в очередной раз оборвались. Чон Чонгук кривит лицо, но по-солдатски быстро вскакивает с постели, тут же заправляя ту. Одевшись за минуту, Гук звучным шагом разбавляет тишину спящего коттеджа. Лишь очутившись у лестницы, сбавляет шаг и тихой поступью спускается вниз, прошмыгивая мимо небольшой дверцы, направляясь сразу же в трапезную.