Сумерки

Вынуждена признать, Эдит — просто отличный водитель… когда сохраняет разумную скорость. Как и многое другое, вождение, похоже, не требовало от нее усилий. Она держала руль одной рукой, потому что второй завладела я, и почти не уделяла внимания дороге, но пикап ехал точно посередине полосы. Иногда Эдит поглядывала на заходящее солнце, от которого ее кожа слегка переливалась рубиновыми отблесками. Иногда — на меня, и тогда смотрела либо мне в глаза, либо на наши сплетенные руки. Она поймала радиостанцию, передающую музыку в стиле ретро, и подпевала песне, которую я никогда не слышала. Голос Эдит, такой же совершенный, как и все остальное в ней, парил на октаву выше инструментального сопровождения, безошибочно выводя каждую ноту мелодии. — Тебе нравится музыка пятидесятых? — поинтересовалась я. — В пятидесятые музыка была хороша. Гораздо лучше, чем в шестидесятые или семидесятые! Бррр… — она изящно передернула плечами. — Музыку восьмидесятых можно назвать сносной. — Ты собираешься сказать мне, сколько тебе лет? Мне казалось, что этот вопрос способен испортить ее приподнятое настроение, но Эдит лишь улыбнулась: — Неужели это так важно? — Нет, но мне бы хотелось знать о тебе все. — Интересно, расстроит ли это тебя, — тихо пробормотала она. И уставилась на солнце. Молчание длилось не меньше минуты. — А ты попробуй, — наконец предложила я. Она посмотрела мне в глаза, на какое-то время явно забыв о дороге. Похоже, увиденное воодушевило Эдит. Она подставила лицо последним кроваво-красным лучам заходящего солнца и вздохнула. — Я родилась в Чикаго в 1901 году, — замолчав, она искоса взглянула на меня. Тщательно следя за выражением лица, чтобы скрыть удивление, я терпеливо ждала продолжения. Эдит слабо улыбнулась и договорила: — Карлайл нашел меня в больнице летом 1918 года. Мне было семнадцать, и я умирала от испанки. Она услышала, как я ахнула, и снова посмотрела мне в глаза. — Я не так уж хорошо помню это. Дело было давно, а человеческие воспоминания блекнут, — она ненадолго погрузилась в размышления, но продолжила раньше, чем я успела ее попросить: — Но в памяти четко отпечаталось то, что я чувствовала, когда Карлайл спасал меня. Такое невозможно просто взять и забыть. — А твои родители? — К тому времени они уже умерли от этой болезни. Я осталась одна. Поэтому Карлайл выбрал меня. В хаосе эпидемии никто не заметил бы, что я пропала. — Как он… спас тебя? Прошло несколько секунд, прежде чем Эдит снова заговорила — похоже, очень тщательно подбирая слова: — Было сложно. Немногие из нас обладают достаточной выдержкой, чтобы сделать это. Но Карлайл всегда был самым гуманным и сострадающим из всех нас… не думаю, что в истории можно найти кого-то равного ему, — Эдит ненадолго замолчала. — Что касается меня, мне было просто очень, очень больно. Она стиснула зубы, а я поняла, что продолжения не будет, и решила отложить этот разговор на потом. Мое любопытство касательно этой темы вряд ли можно считать праздным. Ее необходимо обдумать с разных сторон, многие из которых только начинали приходить мне в голову. От размышлений меня оторвал мягкий голос Эдит: – Думаю, Карлайл устал от одиночества, – негромкий голос Эдит вторгся в мои мысли. – Я была первой в его семье, а вскоре после этого он нашел Эсми. Она упала со скалы. Удивительно, но когда Карлайл принес ее из морга, сердце еще билось. – Значит, только умирающий может стать… – Мы никогда не употребляли это слово, и я снова не решилась. – Нет, дело в Карлайле! Он никогда не забирает тех, у кого есть выбор. – В голосе Эдит звучало огромное уважение. – С другой стороны, гораздо легче, когда кровь слабая, и человек не сопротивляется. – Она перевела взгляд на дорогу, и я поняла, что и эта тема закрыта. – А Эмметт и Розали? – Розали была следующей в нашей семье. Лишь гораздо позднее я поняла, что Карлайл надеялся сделать ее моей партнершей. Сам отец очень деликатен и ни о чем подобном не заговаривал. – Эдит нервно хихикнула. – Но Розали всегда была мне только сестрой и через два года нашла Эмметта. Во время охоты в Аппалачах он наткнулся на медведя... Розали вместо того, чтобы изменить его самой, принесла Карлайлу. Розали тащила его несколько сотен миль, представляю, как ей было тяжело! – Однако Розали справилась, – подсказала я, пытаясь оторвать взгляд от прекрасного лица. – Да, она разглядела в Эмметте что-то такое, что придало ей сил. С тех пор они неразлучны и иногда живут отдельно от нас, как семейная пара. Однако чем младше мы кажемся, тем дольше можем прожить на одном месте. Форкс подходит идеально, и, думаю, через пару лет нам предстоит в очередной раз погулять на их свадьбе. – А Элис и Джейнесс? – Элис и Джейнесс совершенно особенные. Они пришли к нам по собственной воле. Джейнесс вообще-то из другой семьи, совсем непохожей на нашу. После какой-то размолвки она впала в депрессию, некоторое время жила одна. Элис ее разыскала и привела к нам. Кстати, она, как и я, обладает некоторыми весьма необычными способностями. – Ты же говорила, что одна умеешь читать чужие мысли! – Все верно. У Элис другой талант – она видит будущее, хотя и очень субъективно. Мы ведь сами создаем свое будущее, так что оно зависит от конкретных поступков каждого. Эдит многозначительно на меня посмотрела. – Что же она видит? – Элис увидела Джейнесс и заранее знала, что она ее ищет. Она увидела Карлайла, меня и Эсми, и они вместе с Джейнесс нас нашли. Она, как никто другой, чувствует приближение нам подобных и знает, представляют ли они опасность. – А таких, как вы, много? – удивилась я. Неужели вампиры незамеченными живут среди нас? Мой разум зацепился за одно из произнесенных ею слов. Опасность. Впервые Эдит намекнула мне, что ее мир может быть опасен не только для человека. Это так встревожило меня, что я готова был задать новый вопрос, но, опередив меня, она уже отвечала на предыдущий: – Нет, совсем немного, и большинство кочует с места на место. Более-менее оседлый образ жизни только у тех, кто не охотится на людей, – коварно взглянула на меня Эдит. – Мы встретили лишь одну подобную семью, в маленькой деревушке на Аляске. – А остальные? – В основном бродяги. В свое время многие через это прошли. Очень утомительно, хотя постоянно кого-нибудь встречаешь, ведь все мы предпочитаем север. – Почему? Пикап остановился перед домом Чарли. Было очень тихо и темно, даже луна скрылась за тучами. Свет на крыльце не горел, значит, отец еще не вернулся. Мы уже припарковались возле моего дома, и Эдит выключила двигатель пикапа. После его рева тишина показалась особенно глубокой. Вокруг было очень темно: даже луны не видно. Свет на крыльце не горел, и я поняла, что отца еще нет дома. — Ты сегодня вообще открывала глаза? — поддразнила она меня. — Думаешь, я смогла бы ходить по улице в солнечную погоду, не став при этом причиной множества ДТП? Я не ответила, но подумала, что Эдит вполне способна устроить на дороге огромную пробку даже без всей этой пиротехники. — У нас были основания выбрать Олимпийский полуостров, одно из самых пасмурных мест в мире. Приятно иметь возможность выходить из дому днем. Ты даже не представляешь, до какой степени можно устать от ночного образа жизни за восемьдесят с лишним лет. — Так вот откуда берут начало все эти легенды? — Возможно. — А Элис тоже пришла из другой семьи, как и Джейнесс? — Нет, и как раз в этом заключена тайна. Элис ничего не помнит из своей человеческой жизни. И не знает, кто ее обратил. Просто однажды она очнулась совсем одна. Тот, кто создал ее, ушел, и никто из нас не понимает, почему или как это могло случиться. Если бы у Элис не было ее дара, если бы она не увидела Джейнесс и Карлайла и не знала, что однажды станет одной из нас, то, наверное, совсем одичала бы... Нужно было о многом поразмыслить, а вопросов оставалось еще больше. Но тут у меня забурчало в животе. Я даже не заметила, что проголодалась, настолько была заинтригована. А теперь осознала, что умираю с голоду. — Прости, из-за меня ты вовремя не поужинала. — Все в порядке, правда. — Я не так часто провожу время с теми, кто нуждается в пище. Вот и забыла. — Хочу побыть с тобой, — в темноте сказать это было гораздо проще, особенно зная, что голос может подвести меня, выдать мою безнадежную привязанность к Эдит. — Можно мне войти? — спросила она. — А ты хочешь? — я не могла представить себе эту богиню сидящей на отцовском потертом кухонном стуле. — Да, если не возражаешь. — Нисколько, — я улыбнулась. Я выбралась из пикапа, а она уже была рядом. Потом порхнула вперед и исчезла. В доме зажегся свет. Эдит встретила меня у двери. Было так странно видеть ее у нас дома, среди скучных материальных атрибутов моей обыденной жизни. Мне вспомнилась игра «Лишний предмет», в которую мы с мамой играли, когда мне было четыре или пять. «Один из этих предметов отличается от остальных». — Неужели я не заперла дверь? — поинтересовалась я. — Нет, я взяла ключ из-под карниза. Я подумала, что никогда не пользовалась этим ключом в ее присутствии. А потом вспомнила, как она нашла ключи от моей машины, и пожала плечами. — Ты ведь голодна, да? — и Эдит повела меня за собой на кухню так, будто бывала здесь миллион раз. Включив свет, она села на тот самый стул, на котором я пыталась ее представить. Кухня больше не казалась такой уж обшарпанной. Хотя, может быть я просто не могла отвести глаз от Эдит и поэтому не смотрела ни на что другое. Я застыла на мгновение, пытаясь осознать ее присутствие здесь, среди этой обыденности. — Съешь что-нибудь, Белла. Кивнув, я повернулась чтобы поискать в холодильнике. Там нашлась оставшаяся со вчерашнего ужина лазанья. Я положила кусок на тарелку, потом, передумав, добавила все, что оставалось на противне, и поставила в микроволновку. Пока она разогревала пищу, наполняя кухню запахами помидоров и орегано, я вымыла противень. В животе снова забурчало. — Хмм, — сказала Эдит. — Что такое? — В будущем мне придется выполнять свои обязанности получше. Я засмеялась: — Что ты можешь делать еще лучше, чем сейчас? — Хотя бы помнить, что ты человек. Я должна была, не знаю, взять с собой корзинку для пикника или что-то в этом роде. Микроволновка просигналила, я вынула тарелку и торопливо поставила ее, когда она обожгла мне руку. — Не беспокойся об этом. Взяв вилку, я начала есть. Я действительно проголодалась. Первый кусок ошпарила мне рот, но я продолжала жевать. — Это вкусно? — спросила она. Я проглотила: — Не уверена. Кажется, я только что напрочь сожгла себе вкусовые рецепторы. Вчера было вкусно. Похоже, я ее не убедила. — А ты когда-нибудь скучаешь по еде? По мороженому? Арахисовому маслу? Она покачала головой: — Я почти не помню еду. Даже не могу тебе сказать, что больше всего любила. Теперь она пахнет… несъедобно. — Наверное, это печально. — Это не такая уж огромная жертва, — грустно сказала она, словно вспоминая об иных жертвах, которые и в самом деле были огромными. С помощью кухонного полотенца я переставила горячую тарелку на стол — чтобы иметь возможность сесть рядом с Эдит. — А по каким-нибудь другим сторонам человеческой жизни скучаешь? Она на секунду задумалась: — Не то чтобы скучаю, потому что для этого нужно было бы сохранить какие-то яркие воспоминания, а как я уже сказала, человеческая жизнь стирается из памяти. Но кое-что мне, вероятно, хотелось бы испытать. Пожалуй, можно сказать, что это вызывает у меня зависть. — Например? — Например, сон. Бесконечное бодрствование иногда утомляет. Думаю, мне понравилось бы временное забвение. Это кажется интересным. Думая над этим, я съела еще несколько кусков: — Такое впечатление, что это нелегко. И чем же ты занимаешься всю ночь? Она помедлила, потом поджала губы: — Ты имеешь в виду в общем? Я удивилась, поняв, что ей, похоже, не хочется отвечать на этот вопрос. Может, он получился недостаточно конкретным? — Нет, не обязательно в общем. Скажем, что ты собираешься делать сегодня, после того, как уйдешь? Это был неправильный вопрос. Я почувствовала, что моя эйфория постепенно спадает. Эдит должна будет уйти. И не имело значения, насколько коротким будет расставание, — я боялась его. Кажется, ей тоже не понравился вопрос, и сначала я подумала, что по той же причине. Но потом Эдит бросила на меня быстрый взгляд и отвела глаза, будто ей было неловко. — Что? Она состроила гримаску: — Ты хочешь услышать приятную ложь или правду — возможно, тревожную? — Правду, — быстро сказала я, хоть и не была полностью в этом уверена. Эдит вздохнула: — Когда ты и твой отец уснете, я вернусь сюда. В последнее время это стало частью моего распорядка дня. Я моргнула. Потом еще раз. — Ты приходишь сюда? — Почти каждую ночь. — Почему? — Интересно наблюдать, как ты спишь, — непринужденно сказала она. — Ты разговариваешь. Мой рот открылся. Конечно мне известно, что я разговариваю во сне — мама поддразнивала меня по этому поводу. Но я не думала, что и здесь придется беспокоиться об этом. Эдит с опаской наблюдала за моей реакцией, глядя на меня из-под ресниц. — Ты очень сердишься на меня? Сердилась ли я? Не знаю. Но угроза унижения была очень реальной. И вообще, откуда Эдит слушала мое сонное бормотание? Через окно? Непонятно. — Как ты… Где ты… Что я…? — мне не удавалось закончить ни одну из мыслей. Эдит приложила ладонь к моей щеке. Прилившая кровь казалась обжигающе горячей по сравнению с ее прохладной рукой. — Не расстраивайся. У меня не было дурных намерений. Уверяю тебя, я очень хорошо контролировала себя. И если бы мне показалось, что это опасно, я немедленно ушла бы. Я просто… хотела быть рядом с тобой. — Я… это не то, что меня беспокоит. — А что же тебя беспокоит? — Что именно я говорила? Эдит улыбнулась: — Ты скучаешь по маме. Когда идет дождь, его звук вызывает у тебя тревогу. Ты много говорила о доме, но в последнее время это стало реже. Однажды ты сказала: «Слишком зелено», — она тихо рассмеялась в явной надежде на то, что не обидела меня снова. — Что-то еще? — требовательно спросила я. Она поняла, к чему я веду. — Ты действительно произносила мое имя, — призналась она. Я вздохнула, смиряясь: — Часто? — Смотря что ты понимаешь под «часто». — О нет, — простонала я. Словно это было для нее легко и естественно, она обхватила меня за плечи. Я не раздумывая ответила на объятие. Чтобы удержать Эдит на месте. — Не стесняйся, — прошептала она. — Помнишь, ты уже упоминала о том, что я тебе снюсь? — Это другое. Я говорила сознательно. — Если бы я могла видеть сны, они были бы о тебе. И я этого не стыжусь. Я погладила ее по голове. Если на то пошло, я и в самом деле была не против, поскольку всё равно не ожидала от Эдит следования нормальным человеческим правилам. Достаточно и тех, что она сама установила для себя. — Мне не стыдно, — прошептала я. Она напевала без слов, как будто мурлыкала. Ее щека лежала на моем сердце. Потом мы обе услышали шуршание шин по подъездной дорожке и увидели в окнах свет фар. Вздрогнув, я опустила руки, а Эдит отстранилась. — Хочешь, чтобы твой отец узнал, что я здесь? — спросила она. Я попыталась быстро это обдумать. — Хм… — Тогда в другой раз… И я осталась одна. — Эдит? — шепнула я. И услышал лишь тихий смешок, после чего наступила тишина. Отец повернул ключ в замочной скважине. — Белла? — позвал он. Я вспомнила, что раньше находила это забавным: кто еще тут может быть? Теперь вдруг оказалось, что его вопрос не совсем лишен смысла. — Я здесь. Не слишком ли взволнованный у меня голос? Я откусила еще лазаньи, чтобы можно было жевать, когда Чарли войдет. После дня, проведенного с Эдит, его шаги показались слишком громкими. — Ты взяла всю лазанью? — спросил он, заглядывая мне в тарелку. — Ой, прости. — Не беспокойся, Белла. Я сделаю себе бутерброд. Чарли шумно сновал по кухне, собирая все, что ему нужно. Я поедала свою огромную порцию лазаньи на предельной скорости, доступной для человека, не желающего подавиться насмерть. И думала о том, что Эдит сказала: «Ты хочешь, чтобы твой отец узнал, что я здесь?» А это не то же самое что: «Ты хочешь, чтобы твой отец узнал, что я была здесь?», в прошедшем времени. Так означают ли ее слова, что на самом деле она не ушла? Я надеялась на это. С бутербродом в руке Чарли сел на стул напротив меня. Было трудно представить, что Эдит сидела там же всего пару минут назад. Чарли был здесь на месте. Воспоминание же о ней было похоже на сон, который, вероятно, не мог быть реальным. — Как прошел день? Ты сделала все, что хотела? — Ммм, вообще-то нет. На улице было слишком хорошо, чтобы оставаться дома. Рыба клевала? — Ага. Ей тоже нравятся погожие дни. — Есть планы на вечер? — внезапно спросил Чарли. Я покачала головой — возможно, слишком выразительно. — Ты какая-то взвинченная, — заметил он. И надо же ему было проявить наблюдательность именно сейчас. Я проглотила. — Правда? — Сегодня суббота, — размышлял он. Я не ответила. — Значит, ты пропускаешь танцы… — Как и собиралась, — заметила я. Он кивнул: — Ну да, танцы. Понимаю. Он рассмеялся: — Так ты сегодня никуда не собираешься? — еще раз поинтересовался он. — Некуда, — ответила я. — К тому же я устала. Снова лягу спать пораньше. Я встала и отнесла тарелку в раковину. — Угу, — сказал он, задумчиво жуя. — Ни один из парней в этом городе не в твоем вкусе, а? Пожав плечами, я начала мыть тарелку. Я чувствовала на себе взгляд Чарли, и изо всех сил старалась не краснеть. Не уверена, что у меня получалось. — Не будь слишком придирчива к нашему городку, — сказал он. — Я знаю, что выбор здесь не так велик, как в большом городе… —Не беспокойся за меня. — Ладно, ладно. Так или иначе, это не мое дело, — это прозвучало удрученно. Я вздохнула: — Ну, я закончила. Увидимся утром. — Спокойной ночи, Белла. Поднимаясь по лестнице, я старалась еле волочить ноги, как будто безумно устала. Интересно, купился ли он, ведь актриса из меня никудышная. Вообще-то, я не соврала. Я действительно никуда не собиралась сегодня вечером. Хлопнув дверью спальни достаточно сильно, чтобы внизу было слышно, я как можно тише подбежала к окну, открыла его и высунулась в темноту. Ничего было не разглядеть, кроме теней, отбрасываемых верхушками деревьев. — Эдит? — шепнула я. — Да? — ответил мне сзади тихий смеющийся голос. Я так быстро развернулась, что скинула со стола книгу, и она с глухим стуком упала на пол. Эдит лежала поперек моей кровати, закинув руки за голову и скрестив лодыжки, с широкой улыбкой на лице и ямочками на щеках. В темноте ее кожа казалась голубовато-перламутровой. — Ох! — выдохнула я, потянувшись к столу, чтобы опереться на него для поддержки. — Прости. — Секунду, только сердце перезапущу. Двигаясь медленно, как делала, когда старалась вести себя по-человечески или не напугать меня, Эдит села, свесив ноги с кровати, и похлопала по покрывалу рядом с собой. Я неуверенно подошла и присела рядом с ней. Она накрыла мою руку ладонью. — Как твое сердце? — Это ты мне скажи — уверена, ты слышишь его лучше, чем я. Она тихо засмеялась. Мы немного посидели в тишине, слушая, как успокаивается мое сердцебиение. В голове крутились мысли об Эдит в моей комнате… и подозрительных вопросах отца… и моем дыхании, отдающем лазаньей. — Можно я отлучусь на минутку по человеческим делам? — Конечно. Встав, я взглянула на нее, всю такую безупречную, сидящую на краю моей кровати, и подумала, что, возможно, мне всё это просто мерещится. — Ты ведь будешь здесь, когда я вернусь? — Даже пальцем не шевельну, — пообещала она и снова превратилась в неподвижную статую. Я прихватила из ящика комода пижаму и, торопливо выйдя из комнаты, с силой захлопнула за собой дверь ванной, чтобы Чарли знал, что она занята. Зубы я почистила дважды, затем умылась и переоделась. Обычно я сплю просто в трениках и старой футболке — из маминого любимого заведения, где готовят барбекю, поэтому на ней был изображен улыбающийся поросенок между двух булочек. Жаль, что у меня нет ничего менее… моего. Но я, в общем-то, не ожидала гостей, и к тому же всё равно глупо было переживать из-за этого. Если Эдит бывала тут по ночам, то уже и так знала, в чем я сплю. Напоследок еще раз почистила зубы. На выходе из ванной я снова получила сердечный мини-приступ, чуть не налетев на Чарли, стоявшего на лестничной площадке. — Ха! — выпалила я. — Ох, прости, Беллз, не хотел тебя пугать. — Все нормально, — я глубоко вздохнула. Оглядев мой наряд, он удивленно хмыкнул. — Тоже идешь спать? — поинтересовалась я. — Да, пожалуй. Завтра снова рано вставать. — Ладно. Спокойной ночи. — Ага. Радуясь, что с того места, где стоял Чарли, нельзя увидеть мою кровать, я вернулась к себе в комнату и крепко закрыла за собой дверь. Эдит не сдвинулась ни на миллиметр. Я улыбнулась, и ее губы дрогнули; она расслабилась, вдруг вновь превратившись в человека. Ну или почти. Я уселась рядом с ней, и она развернулась ко мне лицом, подобрав под себя ноги и скрестив их. — Не уверена насчет своего отношения к этой футболке, — она говорила очень тихо, и я ни капли не беспокоилась, что Чарли нас услышит. — Я могу переодеться. Она закатила глаза: — Дело не в том, что ты ее носишь, а в самом факте ее существования, — Эдит провела пальцами по улыбающемуся поросенку, отчего мой пульс ускорился, но она вежливо проигнорировала это. — Стоит ли ему так радоваться тому, что он станет пищей? Я не удержалась и широко улыбнулась: — Ну, нам же неизвестны его аргументы, не так ли? Возможно, у него есть причина для улыбки. Эдит посмотрела на меня так, словно сомневалась в моем психическом здоровье. Я взяла ее за руку. Это казалось очень естественным, но в то же время мне не верилось в собственную удачу. Что я сделала, чтобы заслужить такое? — Твой папа считает, что ты собираешься удрать, — сообщила она мне. — Я в курсе. Якобы выгляжу взвинченной. — А ты взвинчена? — Пожалуй, более чем. Спасибо. За то, что осталась. — Мне тоже этого хотелось. Сердце забилось… не то что быстрее, но сильнее, что ли. По какой-то причине, которой мне никогда не понять, Эдит хотела быть со мной. Двигаясь с человеческой скоростью, она распрямила ноги и перекинула их через мои. Потом снова свернулась калачиком у моей груди — видимо, в своей любимой позе: приложив ухо к сердцу, которое реагировало, пожалуй, сильнее, чем следовало. Я обняла ее и прижалась губами к волосам. — М-м-м, — протянула она. — Это… — пробормотала я в ее волосы, — …тебе легко? — Тебе кажется, что это легко? — насколько я могла слышать, она улыбалась. Потом приподняла голову, и я почувствовала, как она, слегка касаясь носом, прокладывает прохладную дорожку вверх по моей шее. — Ну, — сказала я, ощущая ее холодные губы у края своего подбородка, — по крайней мере, похоже, легче, чем сегодня утром. — Хм… — ее руки скользнули по моим плечам и обхватили шею. Эдит приподнялась и коснулась губами моего уха. — Почему… — мой голос позорно дрогнул, — как ты думаешь? — Победа духа над плотью, — выдохнула она мне прямо в ухо, от чего по телу пробежал озноб. Она застыла и осторожно отстранилась. Ее ладонь прошлась по моей руке чуть ниже рукава футболки. — Ты замерзла, — сказала Эдит. Я почувствовала, как под ее пальцами кожа покрывается мурашками. — Я в порядке. Нахмурившись, она передвинулась на прежнее место. Мои руки не желали ее отпускать, и, хотя она выскользнула из объятий, ладони все равно остались на ее талии. — Ты вся дрожишь. — Сомневаюсь, что это из-за замерзания, — возразила я. Секунду-другую мы всматривались друг в друга в темноте. — Я не уверена, что именно мне разрешается делать, — призналась я. — Насколько осторожной нужно быть? Она замялась. — Мне не легче, — наконец сказала она, отвечая на мой предыдущий вопрос. Ее рука тихонько коснулась моего предплечья, и я снова почувствовала мурашки. — Но днем, на поляне… тогда я еще не определилась. Мне очень жаль, с моей стороны было непростительно так себя вести. — Я прощаю тебя, — пробормотала я. — Спасибо, — Эдит улыбнулась, а затем вдруг стала серьезной, когда опустила взгляд к моей покрытой мурашками руке. — Видишь ли… Я не была уверена, достаточно ли сильна… — она взяла мою руку и прижала ее к своей щеке, по-прежнему не поднимая глаз. — И пока оставалась вероятность того, что я… сорвусь, — она вдохнула запах моего запястья, — я слишком… остро на всё реагировала. Но потом решила, что достаточно сильна, что не существует даже малейшей вероятности того, что я буду… что я когда-либо смогу… Я никогда еще не видела, чтобы ей с таким трудом давались слова. Это было так... по-человечески. — Что ж, выходит, сейчас нет такой вероятности? Она наконец взглянула на меня и улыбнулась: — Победа духа. — Вроде бы легко, — сказала я, улыбкой давая ей понять, что всего лишь поддразниваю ее. — Я бы не сказала, что это легко, скорее… требует титанических усилий, но осуществимо. И, кстати… отвечая на другой твой вопрос… — Прости, — сказала я. Она тихо рассмеялась. — Почему ты извиняешься? — ответа явно не требовалось, и Эдит быстро продолжила, приложив палец к моим губам на случай, если бы я решила пуститься в объяснения: — Мне не легко, и поэтому, если это приемлемо для тебя, я предпочла бы, чтобы ты… следовала моему примеру, — она опустила палец. — Справедливо? — Конечно, — сказала я быстро. — Всё, что хочешь, — как обычно, я имела это в виду в буквальном смысле. — Если это окажется… слишком, я уверена, что смогу заставить себя уйти. — Я позабочусь о том, чтобы не стало слишком, — нахмурившись пообещала я. — Завтра будет сложнее, — предупредила Эдит. — За этот день я привыкла к твоему запаху и порог чувствительности к нему поразительно вырос. Если я покину тебя на какое-то время, придется начинать все заново. Хотя, наверное, не совсем с нуля. — Не уходи вообще, — предложила я. Ее лицо смягчилось в улыбке: — Это мне подходит. Закуй меня в кандалы — я твоя пленница, — говоря это, она обхватила холодными пальцами моё запястье, имитируя наручник. — А теперь, если не возражаешь, могу я позаимствовать одеяло? Мне потребовалось несколько мгновений. — О… хм, конечно. Вот. Свободной рукой я потянулась за ее спину, подцепила старое лоскутное одеяло, лежавшее сложенным у изножья кровати, и передала его Эдит. Она отпустила мое запястье, взяла одеяло и встряхнула его, после чего вернула мне обратно. — Я была бы счастливее, если бы знала, что тебе комфортно. — Мне очень комфортно. — Пожалуйста? Быстрым движением я набросила одеяло на плечи, словно плащ. Она тихо усмехнулась. — Не совсем то, что я имела в виду, — она уже стояла, накрывая одеялом мои ноги и укутывая меня в него. Прежде чем я успела осознать ее действия, Эдит снова забралась ко мне на колени и прижалась к моей груди. Одеяло образовало собой барьер между нами везде, где наша кожа могла соприкоснуться. — Лучше? — спросила она. — Не совсем уверена на этот счет. — Но все же приемлемо? — Более чем. Она засмеялась. Я погладила ее по голове. Это казалось достаточно осторожным. — Как странно, — сказала Эдит. — Ты читаешь о чем-то… слышишь это в мыслях других людей, видишь, как это с ними происходит… но ничто не способно подготовить тебя к чувству, которое испытаешь, когда это случится с тобой. Восторг первой любви. Это больше, чем я ожидала. — Намного больше, — пылко согласилась я. — И другие эмоции — ревность, например. Мне казалось, я отчетливо представляю себе, что это такое. Читала о ней сто тысяч раз, видела актеров, изображавших это в бесчисленных пьесах и фильмах, ежедневно слышала в мыслях окружающих — даже, бывало, чувствовала сама по мелким поводам, жалея, что обделена чем-то… Но всё равно была потрясена, — Эдит нахмурилась. — Помнишь день, когда Майк пригласил тебя на танцы? Я кивнула, хотя тот день запомнился мне в основном по другой причине. — Тогда ты снова заговорила со мной. — Я была ошарашена вспышкой негодования, почти ярости, которую испытала тогда — сначала даже не поняв, что со мной. Не знала, что ревность может быть настолько сильной… настолько болезненной. Потом ты отказала ему, а я не знала почему. Неспособность слышать твои мысли раздражала больше, чем обычно. Был ли тут замешан другой парень? Или это просто ради Джессики? Я знала, что в любом случае не имею права беспокоиться об этом. Я старалась не беспокоиться… И тут начала выстраиваться очередь. Я застонала, а Эдит рассмеялась. — Я ждала, — продолжала она, — непозволительно страстно желая услышать, что ты им скажешь, каждый раз пытаясь расшифровать выражение твоего лица. Я не могла отрицать, что вид твоей раздраженной физиономии приносит мне облегчение. Но не была уверена. Не знала, каким был бы твой ответ, если бы тебя пригласила я… Она подняла на меня глаза. — В ту ночь я впервые пришла сюда. Наблюдая, как ты спишь, я ломала голову, каким образом преодолеть пропасть между тем, что я считала правильным, нравственным, этичным, благородным, и тем, чего желала. Я знала, что если поведу себя как должно и буду по-прежнему игнорировать тебя или исчезну на несколько лет, пока ты не уедешь, то однажды ты встретишь подходящего человека, вроде Майка. Это огорчало меня. — И тогда, — голос Эдит упал до шепота, — во сне ты произнесла мое имя. Ты говорила так четко, сначала я даже подумала, что ты проснулась. Но ты беспокойно заворочалась, еще раз пробормотала мое имя и вздохнула. Чувство, которое пронзило меня в тот момент, было пугающим… ошеломляющим. И я поняла, что не в силах больше избегать тебя. Она на мгновение затихла, вероятно, вслушиваясь в неровное биение моего сердца. — Но ревность… это так иррационально. Вот только что, когда Чарли спросил тебя об этом надоедливом пацане… — Его вопрос заставил тебя ревновать? В самом деле? — Я в этом новичок. Ты возрождаешь во мне человека, и все чувствуется острее, потому что незнакомо. — Но честно, не понимаю, как это может тебя беспокоить, если Розали, модель года, Розали, Мисс Совершенство, предназначалась тебе? Я же слышала это собственными ушами. Эмметт или не Эмметт, но разве я могу здесь конкурировать? Ее зубы сверкнули, а руки снова обвились вокруг моей шеи. — Нет никакой конкуренции. — Этого я и боюсь, — я нерешительно обняла ее и осведомилась: — Так хорошо? — Очень даже, — Эдит счастливо вздохнула. — Конечно, Розали по-своему красива, но даже если бы она не была мне как сестра, и не подошел Эмметт, она всё равно никогда не смогла бы иметь десятой, нет, сотой доли той притягательности, которой обладаешь в моих глазах ты, — теперь она была серьезна, задумчива. — Почти девяносто лет я блуждала среди представителей своего вида… и твоего… все это время считая себя самодостаточной, не понимая, чего ищу. И не находила ничего, потому что тебя еще не было на свете. — Это как-то несправедливо, — прошептала я в ее волосы. — Ведь мне вообще не пришлось ждать. Почему я так легко отделалась? — Ты права. — согласилась Эдит. — Мне определенно следует усложнить тебе задачу, — она погладила меня по щеке. — Тебе всего лишь приходится рисковать жизнью каждую секунду, проведенную со мной… конечно же, это сущие пустяки. Ты всего лишь вынуждена отказаться от своей природы, от человечности… чего все это стоит? — Я не чувствую себя обделенной. Она уткнулась лицом в мою грудь и прошептала: — Пока нет. — Что… — начала я, но тут ее тело вдруг застыло. Я замерла, вот только она уже исчезла и мои руки обнимали воздух. — Ложись, — прошипела она, однако из-за темноты я не поняла откуда. Бросившись на кровать, я расправила одеяло и перекатилась на бок — обычно я сплю в такой позе. И услышала, как дверь приоткрылась. Чарли проверял меня. Я дышала размеренно и чересчур глубоко. Прошла бесконечно долгая минута. Я прислушивалась в ожидании, когда закроется дверь. Внезапно рядом со мной оказалась Эдит. Она взяла меня за руку и, опустив ее себе на плечи, придвинулась ближе ко мне. — Ты ужасная актриса — я бы даже сказала, что путь в эту профессию тебе заказан. — Плакал мой десятилетний план, — пробормотала я. Мое сердце вело себя безобразно. Вероятно, она не только слышала, но и чувствовала его, когда оно колотилось о ребра с такой силой, словно готово было сломать одно из них. Эдит мурлыкала незнакомую мне мелодию, напоминавшую колыбельную. Потом перестала. — Убаюкать тебя пением? — Ну да, — засмеялась я. — Можно подумать, я способна спать, когда ты здесь. — Ты делаешь это постоянно, — напомнила она мне. — Не когда ты здесь, — возразила я, крепче обнимая ее. — Ты права. В таком случае, раз ты не намерена спать, то чем хочешь заняться? — Честно? Много чем. Но все это не имеет ничего общего с осторожностью. — Она ничего не ответила и, кажется, перестала дышать. Я быстро продолжила: — Но раз уж я обещала быть осторожной, то хотела бы… побольше узнать о тебе. — Спрашивай о чём угодно. — Теперь я расслышала в ее голосе улыбку. Из всех вопросов я выбрала наиболее важный. — Зачем ты это делаешь? — спросила я. — До сих пор не могу постичь, почему ты настолько упорно сопротивляешься своей… природе. Не истолкуй мои слова неправильно, я, конечно, рада, что ты так поступаешь… никогда еще не была так счастлива быть живой. Я просто не понимаю, зачем тебе вообще было себя утруждать. Эдит медленно ответила: — Хороший вопрос, и ты не первая, кто его задает. Других — а именно подавляющее большинство представителей нашего вида, вполне довольное своей судьбой — тоже удивляет наш образ жизни. Но, видишь ли, только то, что нам… выпал такой жребий, еще не значит, что у нас нет права выбора подняться выше — выйти за рамки участи, которой никто из нас не хотел. Попытаться, насколько это возможно, сохранить человечность. Я лежала неподвижно, испытывая своего рода благоговение. Эдит была лучше, чем я когда-либо могла бы стать. — Ты уснула? — почти неслышно пробормотала она спустя несколько минут. — Нет. — Это все, что тебя интересовало? Я закатила глаза. — Не совсем. — Что еще ты хочешь знать? — Почему ты способна читать мысли — почему только ты? И Элис, предвидящая будущее и всё такое… почему так происходит? Я почувствовала под своей рукой, как Эдит пожала плечами. — Мы толком не знаем. У Карлайла есть теория… согласно которой мы приносим с собой в следующую жизнь наши самые яркие человеческие качества, и они усиливаются — так же, как разум и органы чувств. Он считает, что я, вероятно, еще до обращения была очень восприимчива к мыслям окружающих. И что Элис обладала прозорливостью, где бы она ни была. — А что принесла в новую жизнь он сам и остальные? — Карлайл принес сострадание. Эсми — способность страстно любить. Эмметт— силу, Розали свое… упорство. Или это скорее можно назвать ослиным упрямством, — она усмехнулась. — У Джейнесс очень интересный дар. В своей прошлой жизни она была весьма харизматичной и умела влиять на окружающих таким образом, чтобы они принимали ее точку зрения. Теперь ей удается управлять эмоциями тех, кто находится рядом с ней — успокоить целую комнату обозленных людей, к примеру, или, наоборот, взбодрить вялую толпу. Это очень тонкий дар. Я обдумывала те невероятные вещи, о которых услышала, и пыталась осознать полученную информацию. Эдит терпеливо ожидала, пока я размышляла. — Так с чего же все началось? То есть Карлайл обратил тебя, а до этого кто-то, должно быть, обратил его, и так далее… — Ну а откуда произошли вы? Эволюция? Сотворение? Разве не могли мы развиваться так же, как и другие виды, среди которых есть и хищники, и жертвы? Или, если ты не веришь в самопроизвольное возникновение всего этого мира, которое мне и самой сложно принять, то неужели так трудно согласиться с предположением, что сила, породившая изящную коралловую рыбку и акулу, детеныша тюленя и кита-убийцу, вполне способна была создать и оба наших вида? — Позволь уточнить сразу — я тюленьчик, не так ли? — Верно, — Эдит рассмеялась, и пальцы ее коснулись моих губ. — Разве ты не устала? Это был довольно долгий день. — Просто у меня осталось еще несколько миллионов вопросов. — А у нас есть завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… Чувство эйфории, абсолютного блаженства, наполняло мою грудь до такой степени, что мне казалось, я могу просто лопнуть. Невозможно было представить, что где-то в мире нашелся бы наркоман, который не променял бы свое излюбленное снадобье на это чувство. Прошло некоторое время, прежде чем я снова заговорила: — Ты уверена, что утром не исчезнешь? В конце концов, ты ведь мифическое существо. — Я тебя не покину, — торжественно пообещала Эдит, и меня вновь, даже сильнее, чем раньше, охватило то же самое чувство. Когда ко мне вернулся дар речи, я сказала: — Тогда еще один вопрос напоследок… — и тут же кровь прихлынула к моей шее. Темнота не спасала. Я была уверена, что Эдит почувствовала этот жар. — Что такое? — Ммм… не-а, забудь. Я передумала. — Белла, ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Я молчала, и она застонала. — Я всё еще надеюсь, что со временем буду меньше раздражаться, не слыша твоих мыслей. Но становится только хуже и хуже. — Хватает и того, что ты подслушиваешь мою болтовню во сне, — пробормотала я. — Пожалуйста, скажи мне, — тихо попросила Эдит, и в ее бархатном голосе прозвучала та гипнотическая сила, против которой я не в силах устоять. Но я пыталась. Я молча покачала головой. — Если ты мне не скажешь, то я решу, что это гораздо хуже, чем на самом деле, — пригрозила она. — Мне не следовало заводить речь об этом, — сказала я и сжала зубы. — Пожалуйста? — снова этот завораживающий голос. Я вздохнула: — Ты… не обидишься? — Конечно нет. Я набрала полную грудь воздуха: — Ну… в общем, ясное дело, я не знаю всей правды о вампирах, — это слово вырвалось у меня случайно, я слишком сильно увлеклась обдумыванием своего вопроса, а потом поняла, что именно сказала, и замерла. — Да? Ее голос звучал обыденно, будто это слово не имело никакого значения. Я выдохнула с облегчением. — Хорошо, то есть я знаю только о тех вещах, о которых ты мне рассказывала, и, похоже, мы очень… отличаемся. Физически. Ты выглядишь как человек… только лучше… но ты не ешь и не спишь, например. Не нуждаешься в том, что необходимо нам. — Некоторые моменты спорны, но многое из сказанного тобой верно. И какой у тебя вопрос? Я вдохнула поглубже: — Прости. — Спрашивай. Я быстро выпалила: — В общем, я всего лишь обычная человеческая девушка, а ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видела, и я просто… сражена тобой, и отчасти это, естественно, выражается в том, что меня безумно влечет к тебе, чего ты, уверена, не могла не заметить, учитывая твою чрезвычайную осведомленность о моей кровеносной системе, но я понятия не имею, ощущаешь ли ты то же самое. Или же это как сон и пища, которые тебе не нужны, а мне да… хоть я и желаю их несравнимо меньше, чем желаю тебя? Ты сказала, что Эмметт и Розали уезжают и живут как супружеская пара, но означает ли это для вампиров то же самое, что и для людей? И это абсолютно непозволительный вопрос, совершенно неприемлемый на первом свидании, и я прошу прощения, а ты не обязана отвечать… Я втянула огромную порцию воздуха. — Хм… Я назвала бы это свидание вторым. — Ты права. Эдит хохотнула: — Ты спрашиваешь меня о сексе, Белла? Мое лицо снова вспыхнуло. — Да. Я не должна была. Она снова рассмеялась: — Я действительно забралась к тебе в постель, Белла. И считаю, что этот факт делает подобные вопросы вполне объяснимыми. — Но ты всё равно не обязана отвечать. — Я же говорила, что ты можешь спрашивать меня о чем угодно, — Эдит помедлила, а затем ее голос изменился. Стал официальным, как у читающего лекцию преподавателя. — Итак… в широком смысле — «Секс и вампиры. Основы». Все мы были людьми, Белла, и большинство человеческих страстей остались при нас — просто их затмевают более мощные желания. Но мы не всё время испытываем жажду, и, как правило, склонны образовывать… очень прочные связи. Сильные как физически, так и эмоционально. Розали и Эмметт очень похожи на любую пару людей, которых влечет друг к другу, и под этим я подразумеваю, что они очень, очень действуют на нервы тем из нас, кому приходится жить с ними под одной крышей, особенно тому, кто слышит их мысли. Я тихо рассмеялась, и она присоединилась. — Неудобно, — пробормотала я. — Ты даже не представляешь, — мрачно заметила она, потом вздохнула: — А теперь о частностях… «Секс и вампиры. Часть вторая: Белла и Эдит», — она снова вздохнула, на этот раз более медленно. — Не думаю… что это будет возможно для нас. — Потому что тогда я буду слишком… близко? — догадалась я. — Это стало бы проблемой, но не это главное. Белла, ты не представляешь насколько ты… ну, хрупкая. Я не хочу оскорбить тебя как человека, ведь для меня хрупким является любой человек. Когда мы вместе, мне постоянно приходится контролировать каждое свое движение, чтобы не навредить тебе. Я же могу убить тебя очень легко, совершенно случайно. Я подумала о том, как она касалась меня первые несколько раз, как осторожно тогда двигалась, как сильно, казалось, это пугало ее. Как она просила меня убрать руку, вместо того чтобы просто выдернуть из-под нее свою кисть. Теперь Эдит положила ладонь мне на щеку. — Если бы я заторопилась… или хоть как-то отвлеклась, то могла бы, намереваясь просто дотронуться до твоего лица, нечаянно раскроить тебе череп. Ты не понимаешь, как невероятно легко тебя сломать. Когда я с тобой, мне нельзя ни на мгновение позволить себе потерять самоконтроль. Если бы жизнь Эдит таким же образом была в моих руках, неужели я уже убила бы ее? При этой мысли я съежилась. — Думаю, ты способна очень сильно отвлечь меня, — пробормотала она. — Меня никогда не отвлечь от тебя. — Могу теперь я спросить кое о чем — не исключено, что это тебя обидит? — Твоя очередь. — У тебя есть опыт по части «Секс и люди»? Я была слегка удивлена тем, что мое лицо снова не стало горячим от прилива крови. Казалось естественным рассказать Эдит обо всем. — Ни малейшего. Это все для меня впервые. Я говорила тебе, что прежде никогда не чувствовала такого к кому-либо, даже ничего похожего. — Знаю. Просто я слышу, о чем думают другие люди. И понимаю, что любовь и вожделение не всегда идут рука об руку. — Для меня идут. — Это хорошо. По крайней мере, у нас есть нечто общее. — О… Когда она ранее говорила о том, что они «как правило, склонны образовывать очень прочные связи, как физически, так и эмоционально», я не могла не задаться вопросом, исходит ли она из собственного опыта. И с удивлением обнаружила, каким облегчением для меня было узнать, что это не так. — Значит, ты находишь меня отвлекающей? — Безусловно, — Эдит снова улыбалась. — Хочешь, расскажу тебе о том, что именно меня отвлекает? — Ты не обязана. — Сначала это были твои глаза. У тебя прекрасные глаза, Белла, они как безоблачное небо. Я провела всю свою жизнь в дождливом климате и поэтому часто скучаю по небу, но только не рядом с тобой. — Э-э, спасибо? Она хихикнула. — Я в этом не одинока. Шесть из десяти твоих поклонников тоже первым делом запали на твои глаза. — Десяти? — Не все они такие самоуверенные, как Тайлер и Майк Хочешь весь список? У тебя есть варианты. — Думаю, ты просто смеешься надо мной. Но в любом случае никаких других вариантов нет. И никогда уже не будет. — Следующими были твои руки — я очень люблю твои руки, Белла — от плеч до кистей, — Эдит провела ладонью вниз вдоль моей руки, потом вернулась обратно к плечу, и снова спустилась к кисти. — Или, возможно, вторыми были губы… — она коснулась пальцами моего лица, как будто думала, что я не понимаю, о чем идет речь. — Не вполне уверена. Я никак не ожидала обнаружить, что нахожу тебя не только вкусной, но и красивой. Мои лицо и шея пылали. Я знала, что это не может быть правдой, однако сейчас Эдит была вполне убедительной. — О, и ведь я еще даже не упомянула твои волосы, — она провела рукой по моим волосам. — Ладно, теперь я уверена, что ты насмехаешься. — Ничего подобного. Знаешь ли ты, что у твоих волос точно такой же оттенок, как у тикового дерева, которым был выложен потолок в одном монастыре, где я однажды останавливалась в… думаю, сейчас это Камбоджа? — Э-э, нет, не знала, пока ты не сказала, — я непроизвольно зевнула. Она засмеялась. — Я удовлетворила твое любопытство? — Э-э, да. — Тогда тебе следует поспать. — Не уверена, что смогу. — Хочешь, чтобы я ушла? — Нет! — ответила я слишком громко. Она рассмеялась, а затем начала напевать все ту же незнакомую колыбельную — голос Эдит был подобен ангельскому и ласкал мой слух. Более уставшая, чем предполагала, изнемогая от перенесенного за день психологического и эмоционального стресса, какого до сих пор никогда не испытывала, я погрузилась в сон, держа в объятиях ее холодное тело.