Юшневский и Ко.

      — Ты сдурел, что ли, здесь курить? Давно от шефа не получал?       — Плевать.       Миша глубоко затягивается и выпускает струю дыма в ноябрьский холод за распахнутой оконной створкой. Мелкая снежная крупа сыплется на подоконник и на пол узкого тёмного коридора третьего этажа.       — Случилось что? — Паша сбавляет тон и смотрит обеспокоенно.       — Случилось, — голос у Миши едва ощутимо дрожит. — Искусственный интеллект наконец-то окончательно уделал естественный. Причём при свидетелях.       — А, этот, — Паша криво усмехается. — Опять умничал?       — Ага, умничал, — Миша отправляет окурок в полёт и разворачивается к Паше. — При всём отделе. Во всеуслышание.       Паша тяжело вздыхает и закрывает глаза.       — Михаил, ваш отчёт по целому ряду параметров не укладывается в рамки требований к документации такого рода. Возможно, уровень вашего образования и профессиональных компетенций не соответствует возложенным на вас задачам. Я составлю несколько рекомендаций Петру Христиановичу на ваш счёт, — Миша весьма похоже передразнивает монотонный голос. — Пока его сюда не притащили, уровень моего всего отлично соответствовал, а теперь… Ну скажи мне, нахрена Витгенштейн его завёл? Нам что, безо всяких андроидов плохо было? Да ещё и херову тучу бабла за него отвалил…       Миша кривится и качает головой.       — Новейшие технологии, куда деваться, Витгенштейн такое любит. Дай сигарету, — Миша протягивает ему пачку Парламента и подносит зажигалку. — Ошибок не совершает, на больничные не ходит, в еде, сне и перерывах на покурить не нуждается. Не был, не состоял, не привлекался… Характер нордический, стойкий. И к коррупции никаких склонностей не имеет. Мечта, а не финансовый директор.       — Ходячий пиздец, а не финансовый директор, — Миша закатывает глаза. — Ни пошутить, ни посмеяться, ни посоветоваться. Железяка как она есть. Чего Витгенштейн тогда нас-то всех держит до сих пор?       — Из сентиментальных побуждений, — Паша мрачно смотрит в окно сквозь сигаретный дым. — Но если эту нашу экспериментальную модель отправят в серийное производство, то пойдём мы все стройными рядами на улицу милостыню просить.       — А… ты чего смурной-то такой, — вдруг замечает Миша. — Тебе, как главному доверенному лицу, увольнение точно не грозит. Да и самый счастливый день твоей жизни скоро.       Он хлопает Пашу по плечу.       — Не скоро, — Паша высовывается в окно и гасит окурок о жестяной наружный подоконник. — Возможно даже никогда.       — В каком смысле?       — В прямом. Свадьбы не будет. Не сошлись характерами, семьями и взглядами на будущее.       — Блиин, — тянет Миша сочувственно. — Да как так-то?       — Забей, — Паша решительно захлопывает окно. — Лучше до, чем после. А с Юшневским я поговорю. Объясню ему, как у людей разговаривать принято. — Фамилия ещё такая дурацкая, — Миша следует за Пашей на едва освещенную служебную лестницу. — Зачем вообще роботу фамилия? Ну или назвали бы Ивановым в конце концов. Слушай, а как ты думаешь, вот всё-таки чувствует он что-нибудь, как мы, или только думает?       — А хрен его знает, — Паша хлопает рукой по перилам. — Разработчики и сами толком сказать не могут. Пётр Христианович, похоже, считает, что чувствует. Ни на шаг его от себя не отпускает, домой забирает по вечерам и на выходные, говорит, что редко встретишь такого прекрасного собеседника.       — Да ну, блин, — Миша передергивает плечами. — Собеседник… Пугает он меня иногда. С виду-то ничего такой, симпатичный, постарались дизайнеры, но как глянет этими глазами своими, как будто шилом насквозь протыкает.       Миша не видит в полутьме, как Паша вздрагивает от этих слов. Вздрагивает, вспоминая последнюю конференцию в Питере, куда пришлось поехать с шефом и его послушной тенью, закованной в броню идеально сидящего костюма. И этот самый азгляд, преследовавший его, казалось, неотступно повсюду. Взгляд, который он чувствовал всем телом, но так и не смог ни разу поймать. Зато не сходящая с лица улыбка и радостное оживление Петра Христиановича, впервые за много лет безупречной службы направленные не на него, кололи под сердцем ледяной ревностью.       — Павел, я понимаю, что у тебя сейчас не самый простой период в жизни, но ты единственный, кому я могу его доверить, — Витгенштейн нервно меряет шагами кабинет. — Ну вот что за напасть в наш просвещенный век? Единственный билет на самолёт, единственный! Аня с ног сбилась, пытаясь найти второй, и ничего! Даже с пересадкой в Новосибирске всё выкуплено.       Паша сжимает челюсти. Этого ещё не хватало.       — Пётр Христианович, я…       — Никаких особых усилий от тебя конечно же не потребуется, не волнуйся, — Витгенштейн машет рукой. — Со своей работой он справляется идеально, тебе ни во что вмешиваться не нужно. Просто составь ему компанию.       — Компанию? — в Пашином голосе прорываются нотки изумления.       — Ну да, компанию, — Витгенштейн, наконец, усаживается в рабочее кресло. — Ты ведь знаешь, что таким людям нужен постоянный человеческий контакт, чтобы продолжать обучаться.       Людям? — Паша прикусывает язык, с трудом удержав ядовитый вопрос.       — Программу я временно переориентирую на тебя, — Витгенштейн соредоточенно тычет пальцем в экран планшета. — На её основе Алексей должен будет выполнять все твои указания, но в этом, впрочем, нет особой необходимости. Он будет очень рад с тобой взаимодействовать.       — Он в этом уверен? — вот тут сдержаться не получается. — Я бы на его месте не делал поспешных выводов.       — Павел, ты напрасно иронизируешь, — Витгенштейн стягивает с носа очки и задумчиво поигрывает дужкой. — Я не слепой, я вижу, что отношение к Лёше в коллективе мягко говоря настороженное, если не сказать враждебное. Такие уж мы, люди, существа, всегда с недоверием принимаем новое. Но всё изменится, когда все к нему попривыкнут и узнают его получше, поверь мне. А тебя Лёша очень уважает и часто про тебя спрашивает. Особенно после твоего блестящего доклада на конференции.       — Спрашивает? — Паша хмурит брови. — О чём?       — Да обо всём, — Витгенштейн решительно возвращает очки на их законное место и встаёт из-за стола. — У вас будет возможность самим поговорить, а я поехал собираться.       Лёша. Лёша, значит, — Паша стремительно несётся по коридору к своему кабинету, одним видом распугивая всех на своём пути. — Быстро же у них дело сладилось. А он за все шесть лет так и остался Павлом.       Верхний свет в кабинете Петра Христиановича выключен. Мягкий круг лампы на столе в дальнем углу и голубоватый отсвет монитора в очках с изящной оправой. Нахрена роботу очки? Или это какой-то тайный Витгенштейнов кинк? Кажется, он говорил, что дизайнеры позволили ему частично поучаствовать в разработке внешности.       Он мгновенно поднимается из-за стола, едва Паша делает первый шаг в комнату. Слышит, что ли, как кошка.       — Добрый вечер, Павел, — мягкий, немного монотонный голос. — Я к вашим услугам.       — Услуги мне ни к чему, — Паша вплотную подходит к высокой, изящной фигуре. — А вот хорошие манеры в обращении с подчинёнными я очень ценю.       — Да, это несомненно полезное качество для руководителя.       Прав Миша. Железка бездушная. Хоть бы бровью повёл. Или глаза свои ведьмачьи спрятал.       — Так какого хрена ты сегодня устоил Бестужеву-Рюмину разнос при всём честном народе? Ещё одно несомненно полезное качество для руководителя это понимание того, что подобные вещи делаются исключительно с глазу на глаз.       — Разнос?       Паша вынужден признать, что интонации лёгкого замешательства система уже неплохо освоила.       — Я проанализировал предоставленную информацию и сделал вывод, что Михаил Бестужев- Рюмин имеет высокий профессиональный потенциал, но пока не обладает достаточным набором компетенций и нуждается в дальнейшем обучении. Пётр Христианович уже подписал приказ о направлении его на курсы повышения квалификации за счёт компании на основании моей аналитической записки и заявления самого Михаила, написанного им два месяца назад с просьбой оплатить курс…       — Его компетенции тут совершенно не при чём, — рычит Паша.       — Да, кажется я понимаю. Я упустил из виду вероятность острой эмоциональной реакции на публичную критику, — Алексей слегка кивает головой. — Я обязательно учту это в дальнейшем.       — Ты не просто учтёшь это в дальнейшем, — Паша делает ещё шаг вперёд. — Ты вызовешь к себе Бестужева и извинишься перед ним за случившееся.       — Хорошо, я так и сделаю, — ещё один лёгкий кивок и ровный тон голоса слегка охлаждают Пашин гнев.       — Поехали, — Паша разворачивается и идёт к двери.       — Могу я взять свой ноутбук?       — Да ради бога, побыстрее только.       — Да что вы встали-то тут все? — не сдержавшись ворчит себе под нос Паша, нарушив двадцатиминутную благословенную тишину.       — Машины медленно движутся, потому что в восьмистах метрах впереди авария в среднем ряду. Если повернуть направо на следующем светофоре, можно сэкономить от девятнадцати до двадцати трёх минут.       — Не припомню, чтобы я просил рекомендаций.       — Вы задали вопрос.       — Это был риторический вопрос, — Паша вцепляется в руль побелевшими пальцами.       — Вы напряжены и эмоционально взвинчены, у вас был тяжелый день и вы переживаете за своего друга. Проанализировав предоставленную информацию, я сделал вывод, что чем быстрее вы доберётесь до дома, тем легче вам будет справиться…       — Да понял я, понял, — ревёт несчастный Паша и врубает правый поворотник.       — Пиджак можно повесить в шкаф, ванная там, на ужин пельмени, — Паша скидывает ботинки и, не глядя на Алексея, проходит в гостиную.       — Спасибо, я не нуждаюсь в пище и не совершаю естественных отправлений, но если вам необходимо побыть в одиночестве, я могу провести в ванной какое-то время, — Алексей останавливается на пороге гостиной.       — Очень любезно с твоей стороны, но в этом нет необходимости, — в тон ему передразнивает Паша. — Если не хочешь пельмени, вон там в углу розетка, доставай штепсель.       — Штепсель? — Алексей чуть приподнимает брови.       — Ну да, я читал в детстве про Электроника, я знаю, как там у вас всё устроено. Надеюсь только, что по городу тебя потом ловить не придётся, — Паша криво усмехается и швыряет пиджак на диван.       — Ну да, Электроник, — тон Алексея едва уловимо меняется. — Я тоже… читал.       — Это называется шутка, — Паша тяжело вздыхает и плюхается на диван вслед за пиджаком. — Юмор, понимаешь?       — Да, мне знаком этот феномен, но я не освоил его пока в полной мере, — в голосе Алексея почти человеческое сожаление. — Однако, я работаю над этим.       — Работаешь? — Паша скептически хмыкает. — Каким же это образом?       — Пётр Христианович очень помогает, — Паша готов поклясться, что обычно монотонный голос необъяснимым образом теплеет. — Он подробно разъясняет мне мотивы человеческих реакций и поступков, а я анализирую их и пытаюсь выделить общие паттерны.       — Очень интересно, — Паша потягивается и встаёт с дивана. — Пойдём на кухню, аналитик. Пока я буду заряжаться, раскажешь мне, что там у нас за паттерны.       -… то есть, если удалить из уравнения такие деструктивные явления, как, например, сарказм, то основная функция шутки это установление более близкого и эмоционально более заряженного контакта.       — Охренеть, — бубнит Паша с набитым ртом. — Вот это открытие.       — Статистически, люди с хорошим чувством юмора имеют больше социальных контактов, чем люди без него, и в среднем они более успешны в обществе, — продолжает Алексей увлечённо.       — Ага, — Паша плюхает в тарелку щедрую порцию сметаны. — Тебя Витгенштейн, видимо, ещё с Николаем Романовым не познакомил. Чувство юмора, как у сосны, зато глава корпорации.       — Кроме того, — Алексей пропускает Пашину реплику мимо ушей. — Чувство юмора очень помогает в отношениях близкого характера.       — Как в том анекдоте, что ли, — Паша хмыкает. — Похохотали и баиньки.       — Я не слышал этого анекдота, — Алексей смотрит заинтересованно.       — Пётр Христианович тебе потом расскажет, — уходит от ответа Паша. — Хотя и не за чем. Какие ещё тебе-то отношения близкого характера?       — Вы считаете, я не могу быть привлекательным объектом для подобных отношений?       Паша роняет вилку. Тихий, словно испуганный, вопрос повисает в воздухе.       — Я… я не это имел в виду, — Паша вскидывает руки. — Просто… Тебе это зачем? У тебя же есть какой-то набор запрограммированных функций, вот и выполняй их себе на здоровье. Меньше мороки, проще и веселее жизнь.       Паша в раздражении хватает вилку и яростно тычет ей в тарелку.       — В любовных романах всё совсем не так, — озадаченно тянет Алексей.       Паша давится пельменем и закашливается. Алексей услужливо хлопает его по спине.       — Это не очень эффективно, приём Геймлиха лучше поможет. Вы позволите? — Алексей приподнимается со стула.       — Нет, — хрипит Паша и, немилосердно скрипя табуреткой по кафельной плитке, отодвигается как можно дальше.       — Я спросил у Петра Христиановича, каким способом мне лучше всего изучить вопрос разнообразных форм человеческой близости, — Алексей словно оправдывается. — Он почему-то почувствовал неудобство, хоть и попытался это скрыть, и сказал, что мне лучше обратиться к Ане, его помощнице, так как женщины гораздо лучше разбираются в вопросах чувств. Аня принесла мне целую коробку книг, я прочёл их с большим интересом и пользой.       — Я вижу, — Паше удаётся наконец отдышаться. — Особенно пользу. Не хочу тебя разочаровывать, но Аня скормила тебе целую коробку лютейшего бреда. Не так это всё работает.       — По моим наблюдениям, многое совпадает с реальной жизнью, — Алексей говорит негромко и смотрит в упор. — Например то, что дружеская привязанность часто мешает людям объективно видеть недостатки тех, на кого она направлена. Или то, что беспочвенная ревность заставляет людей терять объективность и прявлять необоснованную агрессию. Или, что заключение брака почитается обществом одной из высших ценностей, а неудача в его заключении приводит к душевным страданиям и импульсивным поступкам.       Повисшую в кухне тишину можно резать ножом.       — Я прошу прощения, если я вторгаюсь в…       — Послушай меня внимательно, анализатор хренов, — Паша нависает над сидящим на стуле Алексеем и хватает его за ворот рубашки. — Выводы свои делай на каком-нибудь другом материале, понял? И будь добр, оставляй их при себе. А не то тут дело и правда дойдёт до какого-нибудь импульсивного поступка.       — Если верить художественным данным, чаще всего таким поступком становится незапланированный секс с малознакомым человеком с целью мести или сбрасывания напряжения, — Алексей глядит Паше прямо в глаза чистым и незамутнённым взглядом смертника, потом опускает взгляд чуть ниже пряжки ремня. — К сожалению, я не обладаю никакими практическими умениями, только общими теоретическими знаниями. Но я могу попробовать. Если вы от этого почувствуете себя лучше.       Паша только открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба…       Под дверь пробивается тонкая полоска света от настольной лампы в гостиной, куда несостоявшийся герой-любовник был немедленно сослан с кухни в компании рабочего ноутбука и приказа закрыть рот и не издавать больше ни звука.       Паша засыпает только под утро, практически просверлив потолок спальни взглядом, но так и не придумав, как бы поудачнее намекнуть Витгенштейну, что поручать половое воспитание искусственного интеллекта Ане было не самой удачной идеей. ------------------------------       — Да, Анечка, мы приземлились. Долетели хорошо, в бизнес-классе я был один, так что никто не мешал поработать с контрактами. Скажи, Паша забрал его домой?       — Забрал, Пётр Христианович, не волнуйтесь. Всё идёт по плану.       — Что-то я начинаю беспокоиться, не поторопили ли мы события. Лёша мне, конечно, все уши Пашей прожужжал после той конференции, но может стоило его поставить в известность?       — Всё будет хорошо. Теорию нужно обязательно закреплять на практике. Они сами справятся.       — Ну, будем надеяться. И пожалуйста, Ань, только держи язык за зубами. Если Паша узнает, он нас обоих убъёт.