Vigil

      На улице ни дождя ни снега. И это первое, что кажется тебе неправильным. На солнечном, кристально-чистом голубом небе ни облачка. Этот день не холодный и не пасмурный. Как они сказали - идеальное время, земля только-только оттаяла. Последние недели три температура не опускалась ниже тринадцати, и наконец настал этот великолепный день, когда столбик термометра остановился на двадцати двух со знаком плюс. Мир выбирается из морозной спячки. Похороны проходят незамедлительно. Большая часть счетов за их проведение оплачена тобой. На том, чтобы распланировать всё как следует, ты сосредоточился в первую очередь.       Ладно, во вторую.       Это были скромные проводы, за которыми последовало ещё более скромное погребение. Ты знаешь, что он был бы рад. Он рад прямо сейчас, где-то там. Он твердо верил в высшую силу, в Смерть как личность, а не просто в абстрактную мысль, в загробную жизнь. И ты больше не смеешь спорить. Его гроб сделан из белого металла. Он никогда не заржавеет и не испортится, его вечный сон не будет потревожен до самого конца света; ты удостоверился в этом. Место погребения отмечается белоснежным мрамором, когда плита наконец опускается сверху. Прекрасный ангел с копьём в руках становится на колени над камнем, его крылья широко расправлены. Это священная земля. Это безопасное место. Больше никто и никогда не причинит ему боль.       Остальные из Банды не пришли. Боксарс и Дьюс изъявляли желание, но ты едва можешь заставить себя разделить это время с его друзьями, не говоря уже о людях, которых на самом деле куда больше заботило твоё горе, нежели смерть Инспектора Пикла. Это было попросту невыносимо, и ты сочёл предложение оскорбительным, несмотря на их честные попытки проявить участие. Слик не остался в стороне и приглядывал за тобой, пока ты пытался допиться до беспамятства, чтобы сбросить напряжение.       В первую очередь, перед тем, как преподнести Инспектору свой последний подарок, ты сосредоточился на имени человека, совершившего это.       - Ты скажешь мне чёртово имя, прямо, блять, сейчас, Инспектор, - почти что умоляешь ты. Это единственное, чего ты хочешь, но он отклоняет твою просьбу. На последнем издыхании он пытается отвернуть тебя от мести и спасти чью-то жизнь; даже потеряв самого себя он остаётся хорошим человеком. И он не отвечает, просто сильнее прижимается лицом к твоей щеке. Он такой холодный. Ему всегда было холодно. Из-за плохого кровообращения, недосыпа и скверного питания. Но этот холод совсем другой. - Скажи мне. Пожалуйста. Пожалуйста, скажи мне.       Он качает головой и светлые волосы вокруг его лба почти не двигаются. Они насквозь влажные от пота, но ты прижимаешь его, невзирая на это. Невзирая на кровь. Весь твой костюм в крови, она - единственное, что осталось тёплым.       - Н-нет… - он отказывает тебе. Он никогда раньше не мог отказать тебе в чём-либо, а теперь это произошло, и ты вынужден смириться. Но ты никоим образом не можешь смириться. Ты прижимаешь его к своему телу, потому что пытался вытащить пули и наложить швы, но это оказалось выше твоих сил. Ты талантлив, но твои руки не способны исцелять. Всё произошло так быстро, что не было других альтернатив. Он умирает, а твои руки по локоть в крови не потому, что это ты убил его, а потому, что до этого момента ты никогда так сильно не пытался сохранить что-то в своей жизни.       - Я… - трудно подобрать слова. Тебя не волнует даже присутствие Сыщика, ставшего невольным свидетелем, возможно, самого интимного момента, который у тебя когда-либо был. Длинные пальцы Инспектора переплетаются с твоими. Он так бледен. В его лице совершенно не осталось цвета, за исключением глаз. Его прекрасных глаз, выражение которых тебе знакомо. Глубокий цвет чистой ледяной воды, отдаляющийся с каждой секундой.       Ты не хочешь, чтобы он уходил. Ты отчаянно надеешься, что происходящее - не более, чем ужасный кошмар, ниспосланный тебе в качестве наказания за совершённые грехи. Ты невыносимо желаешь проснуться в своей постели дрожащим и мокрым от пота, вцепиться в мужчину рядом с собой и заставить его продемонстрировать каким живым, тёплым и ласковым он может быть, вместо этого холодного, неподвижного и сопротивляющегося человека в твоих руках.       - Друг, - бормочет он. Ты узнаёшь этот тон. Он плывёт в твоих объятиях, он хочет убедиться, что ты всё ещё рядом. Что он не выдумал тебя и ту непростую жизнь, полную разборок, ограблений и второстепенных персонажей, которую вы оба вели.       - Я здесь. Я не оставлю тебя.       Он улыбается, и щекой ты чувствуешь его губы. Его кровь теперь и на твоём лице. Ты целуешь его скулы, его лоб, оглаживаешь невесомые завитки, обрамляющие лицо.       - Это… н-не конец, - его пальцы слегка сжимают твои. Иногда вы обсуждали, что будет после смерти. Ты никогда не верил во всю его духовную чушь. Никогда до этого момента.       - Пожалуйста, - это всё, что ты можешь сказать. Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не умирай. Не позволь своему последнему вздоху утечь и раствориться. Пожалуйста, назови имя человека, который сделал это. Пожалуйста, прости меня за всё, что я когда-либо совершил, чтобы отдалить твою жизнь от идеала.       - Да, - говорит он вместо ещё одного “нет”.       - Я люблю тебя, - ты не можешь остановиться повторять. Его лицо и тело дают тебе понять, что остались считанные секунды. - Я люблю тебя, Инспектор. Я люблю тебя. Я люблю тебя.       Он кажется таким хрупким. Ты чувствуешь его кости, каждую малейшую часть его тела. Он очень худой. Он - луч света, ничто в твоих руках. Ты целуешь его губы в последней попытке убедить не оставлять тебя одного в этом серо-чёрно-красном мире.       У тебя не вышло. Он ушёл. А ты ужасно напуган. На твоей совести множество смертей, из которых ты по-настоящему сожалел о немногих, не заботясь ни о чём и ни о ком. Раньше смерть успокаивала тебя как чашка тёплого чая. Она никогда ещё не вскрывала тебя наживую с помощью тупого раскалённого ножа.       Сыщик рассказывает тебе всё, что знает.       Ты остаёшься даже после того, как все уходят. Ты присмотришь за ним в его первую ночь. Ты не смог уберечь и защитить его тогда, но сделаешь это сейчас. Всё, что в твоих силах - это отомстить за него, всё, что ты можешь, это напомнить ему, что ты ещё рядом.       Это было рядовое дело об изменяющем муже, и расследование закончилось плохо. Он выстрелил, желая скрыть происходящее от своей жены.       Ты заставил любовницу этого человека истекать кровью, пока кромсал его тело на мелкие кусочки, а затем раскидал их по кварталу площадью в милю, накинув работы мусорщикам. На это ушёл почти весь день, и в твоих ушах до сих пор звенят крики. Ты мог бы сделать то же самое и с его семьёй, но это было бы неуважительно по отношению к памяти об Инспекторе.       Ты не спал с того самого утра, когда произошёл выстрел. Прошло почти пять дней с тех пор. Возможно, ты всё-таки спал. Тебе тяжело сказать точно, ведь ты едва отличаешь реальность от галлюцинаций. И ты не можешь вспомнить, когда в последний раз произносил более трёх слов.       Холод приходит с наступлением темноты. Ты вспоминаешь свою последнюю ночь, проведённую с ним. Ты видишь это во сне, словно некая доброжелательная сущность позволяет тебе ещё раз окунуться в воспоминания о тех простых временах, когда твой Инспектор ещё был жив.       Все окна в квартире нараспашку, ночной воздух проникает внутрь. Стало ощутимо жарче с концом зимы. Инспектор рассеянно дрожит, и ты накрываешь его кисти своими. По сравнению с ним твоё тело - раскалённая печь. В первый раз почувствовав это он был удивлён, ведь со стороны ты кажешься ледяным и твёрдым, как стол для вскрытия в морге. Но твоя кровь нагревается, чтобы питать тело и разум.       - Я ду-думаю, что весна, ну, наконец-то пришла, - говорит он с улыбкой.       - М-м-м, - тебя не особо волнуют времена года. Твои зубы сжимают его мочку уха, и он вновь вздрагивает, но эта дрожь не имеет ничего общего со сквозняком.       - Я н-никогда не понимал, как в-вы умудряетесь ходить в к-костюме круглый год.       Ты пожимаешь плечами и целуешь его в шею, мягко очерчивая зубами множество оставленных тобою шрамов, почти все - по его же просьбе. Он инстинктивно сжимается, но ты не кусаешь.       - Н-не слишком ли много я говорю сегодня?       Это был трудный день, полный разгребания всякого дерьма. Сноуман наебнула всё ваше ограбление, взъебав Слика. И всё, что тебе нужно - этот мужчина под тобой, шепчущий твоё имя, сейчас же.       - Позже, - рычишь ты и разворачиваешь его к себе. Ему достаточно одного поцелуя с шоколадно-кофейным привкусом, чтобы поддаться, и все твои желания из списка “всё, что нужно” оказываются исполнены. После этого ты поговоришь с ним о чём угодно, столько, сколько он захочет. Ты счастлив. Абсолютно счастлив. Утром ты просыпаешься рядом с ним и трахаешь его так, что он не успевает на работу вовремя. Затем целуешь перед уходом.       Очевидно, что тебе просто не следовало позволить ему покинуть твою квартиру. Ты должен был держать его взаперти, как бесценное произведение искусства в стеклянном футляре, как фрагмент частной коллекции. “Шанс для человечества”, - гласила бы его вывеска.       Но вместо этого ты открываешь глаза и обнаруживаешь себя сидящим у могильной плиты. Сходу ты даже не понимаешь, кому она принадлежит. А следом осознаёшь, что ты, должно быть, задремал. И ты снова ненавидишь себя. Ты не в состоянии исполнить даже такую простую обязанность и побыть с ним немного. На твоих часах уже почти утро, вы пробыли наедине лишь несколько минут. Ты продолжаешь ненавидеть себя.       Ты не разговариваешь с его могилой напоследок. Тебе прекрасно известно, что его больше нет. Ваш последний диалог был удовлетворительным прощанием, с которым ты будешь жить, не жалея ни об одном потраченном мгновении. Сейчас же ты просто наблюдаешь. Он всегда делал так - наблюдал за тобой, смотрел своими пытливыми глазами, изучая тебя до нестерпимого пристально.       Его пальцы тщательно фиксируют малейшую кость в твоей голове. Не черты лица, а костное основание. Ты думаешь, что он был бы не прочь исследовать твой мозг.       - Моё лицо и впрямь настолько интересно, чтоб так на него глазеть? - усмехаешься ты.       - О, да, - отвечает он и застенчиво улыбается. - З-знаете, людям н-не нравится, когда на них с-с-смотрят. В-вот... Вот так.       Ты только усмехаешься сильнее.       - Люди - трусы, которые не хотят, чтобы их оценивали.       - А вы... хотите?       - Мне просто всё равно.       Это ложь. В данном случае тебе отнюдь не всё равно. Это время, когда для вас двоих ещё рано. Слишком рано. Ты всё ещё уверен, что он попытается сбежать. Ты хочешь, чтобы он подвергнул тебя оценке и остался удовлетворён. Ты хочешь, чтобы он знал обо всём, что ты сделал, и обо всём, что ты мог бы сделать с ним, и всё ещё желал видеть тебя рядом. Чтобы он знал о тебе всё, и по-прежнему заваривал для тебя чай. Чтобы он понял, и всё равно целовал тебя во сне. Ты ещё не знаешь, что когда-нибудь он сделает и это, и даже больше. Тебе всё ещё кажется глупой его забота о людях, и ты считаешь невероятно тупым то, как он испытывает судьбу, водясь с тобой.       Ты пока не любишь его, тебе всё ещё хочется видеть его сломленным и умоляющим. В конце-концов ты осознаешь, что он значит для тебя намного больше, настолько, что ты будешь готов отказаться от всего. На тот момент, пока он изучает, запоминая каждую выпуклость и выемку твоего черепа, тебе трудно представить, что его проницательный взгляд будет лучшим успокоением, чем сигареты, алкоголь или чашка чая.       Солнце встаёт. Это будет ещё один потрясающий день. Синева ползёт по горизонту в переливах жёлтого и розового. И мир продолжает вращаться. За ночь никто не явился, чтобы отобрать его у тебя. Когда ты наконец поднимаешься с места, то осознаёшь, что чертовски замёрз. Вода насквозь пропитала твой костюм и твою кожу. Ты потерпишь, ведь оно того стоило. Ты ждёшь, пока солнечные лучи не опустятся на его могилу прежде чем уйти. Он в безопасности. Ты будешь часто возвращаться, чтобы убедиться в правдивости этого факта. Но пока что ты вернёшься на базу.       Ты задаёшься вопросом, так ли он проводил свою жизнь: будучи неуверенным насчёт приёма пищи или сна, запутавшимся в мечтах и мыслях, отстранённым и потерянным в реальности.       У тебя не много сожалений. Только то, одно-единственное и последнее, которое возникло, пока ты возился над его окровавленным телом, тщетно пытаясь реанимировать, и навсегда останется с тобой. Ты привёл его в свою жизнь так, как подсказывало тебе сердце. Он всегда был в таком восторге от праздников, когда вспоминал о них, и ты разделял с ним эту радость, просто чтобы увидеть его детское ликование. Ты сказал всё, что следовало сказать, просто потому, что это были факты. Ты любил его. Он любил тебя. И всё, что могло этому помешать встречалось тобой как любая другая помеха на твоём пути - с абсолютной жестокостью, которая, да, иногда оставляла на нём шрамы, о которых он не просил, но никогда не жаловался. И любой, кто говорил хоть слово наперекор, возвращался обратно в строй. Ты свирепо и беспощадно защищал уголок своей нормальной жизни.       И пока это продолжалось - было хорошо. Вот только ты думал, что именно твоё тело первым окажется в шести футах под землёй, зарытым в неглубокой яме, или вообще в реке. Ты был уверен, что это он будет цепляться в тебя, умоляя не уходить и убеждая таким образом, что в твоей жизни было время, когда ты связал себя с кем-то настолько сильно. Что это он сядет у твоей могилы и остановит любого, кто захочет надругаться над последним пристанищем Даймондс Друга.       Спустя годы, когда ты будешь умирать, захлёбываясь собственной кровью, Смерть придёт за тобой. Это будет человек, невероятно похожий на кого-то, кого ты знал. Он проведёт тебя через дверь и предложит чашку чая за приятной беседой. Он поведает, что ждёт кое-кого. И ты тоже так скажешь, хотя и не собирался. Он скажет, что тебе придётся расплатиться за всё, что ты совершил. Ты знаешь. И ты готов это принять. Но за столом есть третье место, и ты не уйдёшь, пока оно не будет занято. Ты с радостью отправишься в пылающую вечность, если прежде услышишь этот робкий заикающийся голос.