Прости меня

Обычный весенний день в геройской академии UA. Бакуго Кацуки направляется по длинному коридору к огромной двери с надписью 1-А. Зайдя внутрь, он увидел своих одноклассников, а до ушей донеслись крики и смех подростков. Поздоровавшись с приставучей четверкой, блондин сел на своё место. Не обращая внимание на остальных, он повторяет конспекты. Начался урок. Потом второй, третий. Вот уже все ученики направляются в столовую. Снова уроки, и что-то щелкнуло в колючей голове, когда Аизава-сенсей заговорил о предстоящей встрече с каким-то героем. Тихо. За его спиной было тихо. Никаких выкриков, скрипучей по бумаге ручки или бормотания. В классе не было Изуку. Дабы убедиться, он поворачивает голову назад и видит лишь Минету через парту от него. В классе и правда отсутствовал Мидория. Однако Бакуго не стал ничего говорить по этому поводу и решил откровенно забить. По приходу в общежитие кучерявой макушки также не наблюдалось. Все веселились, общались и, казалось, не замечали отсутствия одноклассника. Не пожелав лишний раз думать о Деку, Кацуки направился в свою комнату. На следующий день по приходу в класс Бакуго сразу обратил внимание на третью парту у окна. Пусто. Круглолицая, Иида, Тодороки: вроде как его лучшие друзья стояли как ни в чем не бывало. Блондин начинал злиться на себя за то, что его вообще заботит эта ситуация. Только не через день, не через другой парня ни в классе, ни в общежитии так и не появилось. Это показалось Бакуго странным, но, чтобы не построить о себе мнение человека, которому интересен бесполезный ботаник, он решил во всем разобраться сам. В первую очередь проверить теорию о том, не заболел ли Деку. Поднявшись на второй этаж, Бакуго направился к самым первым комнатам. Минета Минору – первая комната. Вторая – пустая, третья – Аояма Юга, Токоями Фумикаге – четвертая. Так, стоп. Первая – Минета, вторая – пустая, третья – Аояма, четвертая – Токоями. По пустому коридору пронесся тихий скрежет активно работающих шестеренок в ничего не понимающей голове: «Он точно живет на втором этаже…». Постояв еще немного, Бакуго решил проверить все этажи: вдруг его переселили в другую комнату? Вчитываясь в каждую табличку, протирая глаза, разбирая каждую написанную черточку, он так и не нашел табличку с нужной ему фамилией. Эта ситуация становилась всё страннее с каждой минутой. Переступив через гордость, растерянный студент направился в общую комнату. — Эй, Киришима, – позвал своего друга блондин. — Да, Бакубро, что случилось? – ответил ему только что прискакавший парень. — Ты не знаешь, куда делся Деку? Раззадоренное лицо нахмурилось; Эйджиро снова прокрутил это имя у себя в голове: — Кто делся? — Деку, глухня. — Я не знаю никакого Деку, Бакуго. — Чего? Что значит не знаешь? Спрашиваю ещё раз: где наш одноклассник Мидория Изуку? — Бро, ты явно что-то путаешь. В нашем классе нет никакого Мидории Изуку. С тобой точно всё в порядке? После этих слов Бакуго действительно задумался, а в порядке ли он? — Конечно я в норме, идиот! – озлобленно рыкнув на друга, он отправился в свою комнату. Придя к себе, он начал тщательно переосмыслять всё, что узнал за последние пять дней. Мидория Изуку не появляется на занятиях и в общежитии. Здесь нет его комнаты и его самого. Мидория Изуку никогда не появлялся в классе 1-А. Мидории Изуку не существует. «Что? Нет, не может быть. Я же его знаю, значит мы встречались, а значит он реален. Наверное». Он уже ни в чем не уверен. На выходные Бакуго отправляется домой к родителям, но не потому что соскучился по своей безумной семейке, а с целью доказать себе, что он не сумасшедший. Перед тем как расспросить обо всем мать, парень перерыл весь дом в поисках зацепок. В шкафу он обнаружил альбом, в котором собрана куча разных фотографий. В начале альбома, в основном, были детские фотографии маленького Кацуки. Напряженно пролистывая странички, он натыкается на то, что искал. Совместное фото. Даже не одно! Страница за страницей, кадр за кадром — в этом альбоме хранилось их детство. Их с Деку детство! Вот они отбирают друг у друга пустышки, вот они слепили снеговика, здесь на их головы надеты венки, которые они сплели друг другу. Следующие фото не были такими же яркими и добрыми. С каждой новой картинкой Изуку выглядел все более побитым и напуганным. Кацуки выглядел все злее и надменнее. Последнее фото было сделано в средней школе. Здесь Кацуки по-дружески приобнимал Деку, растягивая пальцем его рот, заставляя улыбаться. Бакуго улыбался широко, будто скалясь. Усмешка и издевательство читались во всех его действиях. Мидория в свою очередь был истерзан. Глаз залеплен, руки и шея перевязаны бинтами, изо рта текла кровь прямо по школьному костюму, пачкая его. Не понятны были две вещи: как эта фотография попала в семейный альбом, и, самое главное, что это вообще за фотография? Бакуго не помнил даже момента, когда он мог так сильно избить Изуку, не то что запечатлеть это на камеру. От вида наигранной парочки бросало в дрожь. Кацуки запутался ещё больше. Ему казалось, что он что-то упустил и если не поймет, что именно, то точно сойдёт с ума. — Хей, карга! Мне нужно поговорить с тобой. — Прояви уважение к матери, щенок! Так что ты хотел? — Где сейчас Деку? Митсуки передернуло от этого вопроса. Лицо вытягивалось с каждой секундой все сильнее. Глаза с неверием и недоумением смотрели на сына, искренне не понимающего такой реакции. — Кацуки, – еле выговаривала мать. Осторожно, боясь напугать, – Изуку-кун умер. — Ч-что? – «умер»? Деку умер? Что за…? – Что это значит! Умер? О чем ты говоришь? Деку не мог… Внутри все холодело, когда в голове начинал складываться пазл. Если Мидория умер, то это объясняет его отсутствие в академии. Только, когда и как? Всё было логично, но желаемой легкости он не получил. Напряжение, дрожь. Изнутри кто-то резал его органы, заставляя задыхаться. — …не мог… — Милый, прошло уже два года с того дня. Почему ты так удивлен? – последние слова доносились до блондина словно из глубины. В глазах начало темнеть, мрак окутывал, поглощал его. Все покрывалось тенью, она липла к его коже, душила. Он захлебывался в черноте, пытаясь ухватиться за исчезавший силуэт матери.

***

Из царства Морфея ученика выдернул тихий, но всё равно ощутимый голос учителя. В кабинете сидели остальные учащиеся, одетые в черную форму. Не совсем понимая, что произошло, Кацуки оглядывался вокруг. Учитель что-то рассказывал о войне, попутно записывая даты на доске. Да уж, на истории и не такое может присниться. А, собственно, что ему снилось? Как бы Бакуго не напрягал мозги, они отказывались выдавать ему какую-либо информацию. Потерев устало переносицу, он перевел взгляд на окно. Видно особо ничего не было, только цветущую вишню да редкие облака. Уже готовый вернуться к теме урока Бакуго начал поворачиваться, как вдруг все вокруг него замерло. За окном, на улице, падало тело. Медленно, практически не шевелясь с крыши летел вниз ученик, не имеющий какой-либо причуды. Потоки встречного воздуха игриво трепали его кучерявые волосы. На заплаканном лице сияла счастливая улыбка, растягивающая веснушчатые щеки. Удовольствие и чувство свободного полета освобождали его от душевного груза. Прошла целая вечность прежде чем суицидник скрылся за нижней рамой. Не смея вздохнуть или пошевелиться, завороженный Кацуки наблюдал. Он ничего не мог поделать. Неожиданно в ушах зашумела кровь, и Бакуго сорвался с места к окнам. Он посмотрел вниз, на растекающуюся лужу крови. С третьего этажа, как с одного метра, он видел каждую деталь. Каждую морщинку, каждую веснушку, каждую капельку алеющей крови. «Бакуго! Что ты себе позволяешь? У нас урок, сядь на место», – слова учителя прошли мимо его сознания. В ту секунду он уже бежал по коридорам, направляясь к выходу из здания. Последняя дверь, дверь на улицу, открывается, но вместо школьной территории лишь тьма. Снова непроглядный мрак, отрезающий пути отступления. Деваться некуда, вокруг ничего. Перед глазами только мозг так некстати выцарапывает довольное лицо Мидории Изуку.

***

Всё ещё темно. Пытаюсь вздохнуть, но ничего не выходит. Что-то больно сжимает ребра. Душно. Пахнет гнилью. В носу засвербело от резкого запаха. Здесь что-то протухло. Хочется блевать. Воздух. Пожалуйста, мне нужен воздух… — Оу, вижу ты уже проснулся. Это хорошо, я так сильно ударил тебя, думал убил. Но нам ведь это не нужно... пока, – этот голос. Голова гудит, ничего не соображаю. Боже, как же воняет. — Ты, верно, растерян. Думаю, пора тебе открыть глазки... – с глаз снимают сырую повязку. Светлее стало не на много, но разглядеть что-то можно. Поднимаю взгляд. Глаза. Ядовитые зеленые глаза. Они мне не знакомы. По спине пробегает стая мурашек. Страшно. Они словно в душу глядят. Такие яркие. Эта зелень, словно огонь, ослепляет, заставляет жмуриться, – …Каччан… «Деку» застряло в горле. Ничего не могу сказать. Что происходит? — Боже, милый, ты так меня боишься? Ты как листик на ветру. Ведь пару часов назад ты не был таким, помнишь? Боролся, скалился, но что стоит приручить взбешенного зверя? Вспомнил. Я видел его в переулке. Он чем-то брызнул мне в лицо, потом удар. Теперь я здесь. Кто он такой, черт возьми? — А помнишь, как я крючился под тобой, пока ты бил и унижал меня? Помнишь, как вонзил мне в руку нож? А помнишь свои слова, Каччан? Прыжок веры? Было весело, ха! — Знаешь, зачем ты здесь? Насколько бы твой извращенный мозг не работал сейчас, он не сможет угадать, – он прошептал над самым ухом. – За всё нужно платить, Каччан… Меня грубо толкают на пол. Я упал на что-то мягкое. Боже, как же воняет. Повернув немного голову, я увидел истерзанных, расчлененных, вывернутых наружу трупов. Плитка была залита кровью. Не могу пошевелиться. В руках кучерявого блестит нож. Он небольшой, однако наверняка острый. Это уже не тот Деку из средней школы. Прошло лишь пару лет, но он сильно изменился, в худшую сторону. Все руки его были в шрамах, милые темные кудри слиплись у челки. Скорее всего кровью. Когда-то большие заботливые глаза обезумели. Мягкий изумруд растворился в кислоте грехов, совершенных этим парнем. Яркая улыбка никогда больше не появлялась на лице зеленоволосого, лишь дикая усмешка, готовая загрызть тебя заживо. Это больше не Мидория Изуку. Это не Деку. — Знаешь, Каччан, я сделаю всё, чтобы ты охрип от криков. Будет больно. Тихое шипение со стороны жертвы вызвало разочарованный вздох. Нож вошел в бок. Расстроенные на секунду глаза загорелись азартом. От стен отразился звонкий, игривый смех. Удар. По всему телу прошелся ряд ударов, ослабевая его, чтобы не смог сопротивляться. Никто не знает сколько это продолжалось. Воздух давно был выбит из легких, а руки онемели от тугой веревки. Изуку был доволен. Кацуки боялся думать, что будет дальше. Плетеные змеи упали на пол, освободив побитое тело. Рубашка была порублена на куски прямо на теле, потом сорваны остатки. На оголенном животе он выводил его инициалы. Буквы сочились кровью, мешая работать. Местами он резал глубже, местами лишь слабо царапал, выводя завитушки. Шипение заменилось болезненными, слабо сдерживаемыми стонами. — Мне так нравится твоя улыбка, Каччан, – сладко пропел мучитель. – Покажи мне её. Разрывая уголки губ, он рисовал ножом улыбку, мыча незамысловатую песенку. По бокам проходились ударами, по коже лезвием. Он ломал ему отдельно каждый пальчик, наслаждаясь криками. Он купался в его крови, пробуя её на вкус. Он вырывал ему щипцами ногти, убеждая, что так ему идет больше, особенно к его новой улыбке. В ушах лишь звоном раздавался безумный, немного ребяческий смех. — Я хорошо тебя разукрасил, Каччан, – в голове чуть-чуть слышно зазвенел колокольчик. — Тебя определено с восторгом встретят в аду, милый, – звон усилился и стал различим. — Знаешь, что было самым главным в твоих побоях? Взрывы! – откуда эти чертовы колокольчики? — И я хочу сделать то же самое, – умилительный визг из губ злодея не мог полностью заглушить непонятные колокольчики. Этот звон сводил с ума. Разлив прозрачную жидкость на порезанное тело, смешав её с кровью, Изуку сказал: — Прощай. В его руках загорелась спичка, когда до Кацуки дошел его замысел. Наверное, он заслужил это. По крайней мере, он просто не может возразить ему. «Прости меня» Штаны блондина загораются, а кучерявый отходит в дальний угол, чтобы наблюдать за зрелищем. Последние в жизни Кацуки крики, предсмертная агония сразила его. Кожа плавилась, а огонь продолжал подниматься вверх по его телу. Всё смешалось: боль, крик, колокольчики и из воздуха, становясь всё громче, чей-то зов: «Каччан».

***

Тяжело дыша, он резко садится, хватаясь за грудь. Со лба течет холодный пот, капая на простыни. Он оглядывается вокруг – дом. Это его квартира. Он лежит в своей постели, оправляясь после кошмара. — Каччан! – за плечо его тряс сонный, перепуганный Изуку. —Деку? – не веря говорит он, после шарахаясь на самый край от него. — Кто ты? —Что? Каччан, о чем ты? Тебе приснился кошмар? —Кто ты? – повторил он свой вопрос. — Мидория Изуку. Каччан, всё нормально? —Кто ты, черт бы тебя побрал, такой? Ты злодей, сволочь! Что ты делаешь в моем доме?! – крича на всю квартиру, он мелко дрожит, не желая переживать тот кошмар заново. — Я Мидория Изуку. Про-герой Деку, и я твой парень, Каччан. Мы живем вместе уже два года. — Что?.. Парень? Значит, я люблю тебя? – в голове начало проясняться. – Я люблю тебя, – он вспомнил всё, что происходило до этих страшных событий. – Я люблю тебя! Он вспомнил, как они ругались, били посуду и били друг другу лица. Кацуки проронил лишнюю фразу: «Почему мы вообще встречаемся? Лучше бы ты исчез из моей жизни ещё тогда, в средней школе!» Мидория остался спать на диване в гостиной, а Бакуго отправился в спальню. Посреди ночи Деку разбудил истошный крик, доносившийся из их комнаты. Когда он вбежал туда, то увидел, как Кацуки кувыркался на кровати, будто его жгли в адском пламени. Он сразу побежал будить его, чтобы закончить эти пугающие страдания. — Деку, прости меня. Ты очень важен. Я бы не смог жить без тебя, – обнимая своего парня сказал Бакуго. — Всё хорошо, Каччан. Всё закончилось. — Деку. — Мм? — Возвращайся в постель. — Хах, Каччан. Оставшуюся ночь они провели без происшествий, обнимая друг друга под одним одеялом. Кацуки снилось солнце, под которым они безмятежно гуляли до самого утра.