Не так

      Харди выдохнул воздух сквозь крепко сжатые зубы. Он узнал еще вчера, он узнал до того, как убийца сознался, он узнал до того, как появились неопровержимые доказательства. И конечно он отказывался верить. Не из-за того, что считал Джо неспособным на убийство. Это было бы грубой ошибкой детектива — каждый способен на убийство при определенных обстоятельствах. И не из-за того, что Джо ему симпатизировал. Снова — подобное стало бы подтверждением того, что Алек Харди — худший коп Британии. Дело было в Сэндбруке и самую капельку в Элли. Дело было в том, что здесь, в Бродчерче, не должно было быть, как там, в Сэндбруке. Не должно было происходить убийства маленького ребенка, не должен был друг семьи оказываться чертовым педофилом. И не должен был разрушаться счастливый брак. Наверное, у Джо с Элли он был куда более счастливый, чем у него с Тессой, но имеет ли это значение? Как и тогда, один из двоих совершил страшную ошибку, а платить будет второй. Харди отдавал себе отчет, насколько Миллер будет хуже, он отдавал себе отчет в том, что для нее уже ничего и никогда не будет как раньше. И он боялся. Он боялся, потому что его дело в Сэндбруке довело до сердечной аритмии, до приступов, один из которых вот-вот готов был себя проявить. Таблеток не было, нервы сдавали, а все, что мог делать Харди, — опираясь спиной на стену, смотреть на дверь напротив. Ему нужно войти, он должен рассказать. Потому что если этого не сделает он, то Миллер узнает обо всем из газет или во время официального ареста или… было столько вариантов, как она могла узнать, но это было бы неправильно, у нее не было бы времени хоть немного пережить произошедшее.       Перед глазами все медленно расплывалось, дышать было практически невозможно, а сердце бешено стучало в груди. Чертова аритмия, чертов Сэндбрук, чертова Тесса, чертов Бродчерч, чертов Джо… Чертова Элли Миллер, которой так тяжело заглянуть в глаза и спокойно и отстранено сказать: «Это был Джо. Твой муж убил Денни Латимера. Почему? Ох, все просто, это было случайно, а на самом деле он любил мальчика». Конечно вряд ли существовал на свете человек, которому было бы легко это сказать, но Элли Миллер сообщить подобное казалось совершенно невозможным, недопустимым. Даже он, Харди, со всем своим внутренним скепсисом и отсутствием веры во что-либо кроме сухих фактов, с легкостью признавал, насколько у нее был отличный муж. Они ведь даже ужинали однажды… И теперь при одной мысли о том ужине Харди выворачивало наизнанку. И если он, совершенно чужой человек, так реагирует, что будет с Миллер? Что будет с ней, после того, как из-за мужа-урода она больше не сможет жить здесь, не сможет смотреть в глаза этим людям? А она ведь такой непрофессионал… Она просто не выдержит. Ей нужно будет уехать далеко-далеко и не возвращаться сюда, в место, где все оказалось именно так, как в Сэндбруке