Несчастливый дом

Шото не любил этот дом. Иногда он представлял, как сжигает его. Как пламя пожирает деревянные перекрытия, стекла трескаются от жара, а потом огонь проглатывает весь дом — и от него не остается ничего, кроме пепла. Почти никто не горевал бы после пожара: отец проводил на работе больше времени, чем дома, Нацуо стремился сбежать отсюда, для мамы в этом доме не было счастья, Тоя умер, а мертвым нет дела до живых и их домов. Только Фуюми бы плакала. Шото всегда выворачивало наизнанку от ее слез. Он не любил этот дом, ему казалось, что как только у него появится возможность съехать — он уйдет и больше не вернется. Но теперь, когда отец умер, Нацуо уехал из Мусутафу, а мама и Фуюми жили в квартире на другом краю города, Шото пришел посмотреть на этот дом в последний раз. Что-то тянуло его сюда, не тоска, а какое-то странное желание убедиться в том, что все действительно закончилось. Дверь поддалась не сразу, Шото толкнул ее плечом — и влетел в прихожую. Пыль взметнулась в воздух — и закружилась в солнечных полосах. У стены в ряд стояли несколько коробок с подписями «Посуда», «Постельное белье», «Одежда Тои». Шото присел перед этими коробками, ковырнул скотч пальцем. Они почти ничего не забирали из этого дома, только личные вещи — все остальное упаковали, чтобы не пылилось, и оставили. Не нужно тащить в новую жизнь мусор из старой, так сказал Нацуо. Шото был с ним согласен. Вещи отца тоже были тут: его одежда, обувь, его телефон, все, кроме окровавленного геройского костюма, который забрал Ястреб. Шото встал и пошел дальше в дом. Там, на улице, шумели машины, чирикали птицы, ветер трепал кроны деревьев, но внутри дома стояла оглушительная тишина. Все часы давно остановились, многие лампы не работали, окна были мутными и увитыми паутиной. Шото старался ничего не трогать, не из-за пыли, просто казалось, что если дотронуться до чего-то — оно рассыплется. Скрипнула половица, какой-то коричневый жук пробежал по стене. Шото цеплялся взглядом за знакомые ковры, мебель, полки — и чувствовал, что с каждой секундой его мутит все больше. Он прошел по коридорам, заглянул в комнаты, остановился напротив кухни. Дом, пустой и огромный, сомкнул вокруг него свою пасть — и Шото вдруг испугался, что больше никогда не сможет выйти отсюда. Призраки прошедших лет обнимали его со спины, трогали за руки, сновали под ногами. Шото глубоко вдохнул, закашлялся и зажег пламя. Если сейчас он схватится за косяк — дом вспыхнет и исчезнет навсегда. Вокруг не было ни строений, ни сухой травы — ничего, на что мог бы перекинуться огонь. К тому же, Шото сразу бы вызвал пожарных и сам следил бы за распространением огня — никто не пострадал бы. Полминуты Шото просто смотрел на свою руку, охваченную пламенем и представлял, как рушатся балки, обваливается потолок, сгорают диваны и шкафы — как вопят призраки прошлого, вытравленные дымом. Портреты Тои и отца на алтаре тоже сгорели бы. Потом Шото потушил пламя и вышел из дома. Дверь захлопнулась у него за спиной. Шото решил, что она захлопнулась навсегда, потому что больше он сюда не вернется. Настало время по-настоящему уйти. — Ну что? — спросил Шоджи и отлепился от изгороди. Он выглядел абсолютно спокойным и расслабленным, но Шото различил в его голосе беспокойство. Пожал плечами. — Я мог бы сжечь его. Но не захотел. Теперь это не нужно. Шоджи задумчиво посмотрел ему за спину. Дом возвышался над ними, отбрасывая длинные черные тени. Он выглядел дорогим, даже величественным, но не уютным. В таком доме не хотелось жить. Шоджи стянул маску с лица и улыбнулся. — Что ж, тогда пойдем домой? — Да. Пойдем домой. Шото не улыбнулся в ответ, но Шоджи показалось, что взгляд его потеплел.