Bonne nuit, cher trésor, ferme tes yeux et dors. (Доброй ночи, милая, глаза закрой и спи.)
Laisse ta tête, s’envoler, au creux de ton oreiller. (Спи, обняв подушку, мысли отпусти.)
Un beau rêve passera, et tu l’attraperas. (Придет прекрасный сон — его скорей лови.)
Un beau rêve passera, et tu le retiendras. (Придет прекрасный сон — в памяти храни.)
* * *
Здоровье у Зельды Спеллман было достаточно крепким для той, кто прожил почти двести пятьдесят лет. Ведьмы обладали врожденным иммунитетом к большинству смертных недугов, но это не делало их неуязвимыми — особенно когда в ход шли скверные силы и злые намерения. Хильда, впрочем, и без того была слабенькой в детстве, но их отец всегда говорил, будто дело совсем не в земных болячках, а в том, что она родилась ногами вперед, да еще и под полной луной. Пусть для Спеллманов человеческие заболевания опасности и не несли, это не значило, что они обходили их стороной. Даже Зельда, которая никогда не одобряла сближения с смертными, не сумела этого избежать. Испанка нанесла по Гриндейлу страшный удар, и в 1918 году, в скором времени после перемирия, отняла у Зельды одного из самых близких... знакомых. Это началось еще в марте — и самым тяжелым выдался август, — морг был переполнен настолько, что отец велел ей сжигать тела сразу, как только их привозили. Так у них осталось бы место для важных покойников — для тех, чьи семьи могли выложить за похороны непомерную для этого нелегкого времени сумму. — Но, папа, если их семьи захотят знать, куда мы дели тела... — Не захотят. — Но если они все-таки спросят?.. Папа, у смертных есть свои ритуалы, и мы не имеем права решать за них. — Тел будет становиться все больше и больше, Зельда. Половина этого города умрет, и трупы зараженных никому не нужны. Мы спасаем смертных от самих себя. Делай, как говорю, не то я засуну в треклятую печь тебя, и никакая Каинова Яма тебе не поможет. Зельда до сих пор помнила свое потрясение, когда привезли тело ее... смела ли она назвать Джейн подругой? Испанка славилась тем, что порой убивала за несколько часов даже взрослых здоровых людей — теперь Зельда знала, что это правда: еще утром ее дорогая, милая Джейн была живой и здоровой. При встрече она протянула Зельде цветок — но не отдала: Джейн мягко отвела в сторону ее рыжие локоны и заложила стебель за ухо. Зельда на мгновение перестала дышать: никогда и никто из смертных не казался ей таким привлекательным. Джейн была добровольцем во время войны, медсестрой и мечтала положить конец всем войнам. Зельда восхищалась ее храбростью, хотя и была вынуждена делать это издалека. Четыре года они писали друг другу письма, и Зельда сохранила их все — перевязала красной лентой и спрятала в сундуке, наложила оповещающие чары, чтобы никто не мог прочитать переписку без ее ведома. За это время в сердце Зельды пустила корни невыразимая... нежность к Джейн, и теперь, когда она вернулась в Гриндейл, Зельда задумывалась, могли ли они сблизиться еще больше. Хильда, никогда прежде не замечавшая в сестре такой горячей привязанности к смертным, даже посмела уличить ее во влюбленности в девушку — подумать только, влюбленности! — Зельда в ответ задушила Хильду во сне. Так она могла сбросить ее в Каинову Яму, не привлекая внимания отца: он был бы не доволен тем, что она тратит силы на рытье ненужных могил. Но если бы Зельда полюбила Джейн, она бы заплакала, когда, сдернув белую простыню, вместо очередной безымянной жертвы гриппа увидела девушку, которая значила для нее так много. Если бы она полюбила ее, то раздобыла бы для похорон то самое платье, которое Джейн обожала и носила по воскресеньям. Если бы она полюбила ее, то позаботилась бы о том, чтобы Джейн похоронили на кладбище Спеллманов: тогда ее дух мог бы приветствовать Зельду каждое утро — с рассветом. Если бы она полюбила Джейн, то поступила бы именно так. Но любовь к смертной была грехом в глазах Темного Владыки. И Зельда старательно избегала подобного, с тех пор как Владыка впервые испытал ее преданность на прочность...* * *
— Зельда! Зельда! Mon dieu, elle est en feu! — Сестра, ты слышишь меня? — Зельда, ma chérie, ты должна вернуться ко мне!* * *
Однажды Зельда слегла в Академии, но это не имело ничего общего с болезнями смертных. Кто-то наложил на нее по-настоящему мучительное проклятие во время Посвящения — на третий день, когда все должно было закончиться. Зельда вышла живой из всех испытаний, но чувствовала, как с каждым часом слабеет. Будто бы сотни пиявок расползлись по ее телу и высасывали ее кровь — и вместе с ней жизненную силу. Ее спас Фауст, хотя Зельда об этом не сразу узнала. Он был старостой, и когда понял, как подло с ней поступили, бросился на поиски — он успел вовремя, пока истощение не стало смертельным. После Фауст несколько дней не отходил от ее постели, следил за тем, чтобы душа Зельды Спеллман не отправилась в Ад раньше срока. Зельда скучала по нему — могла ли она в самом деле сказать, что скучала? Не по мужчине, которым он стал, но по мальчику, который был с ней рядом. По мальчику, который научил ее всему, что она знала о демонологии, — до занятий ректор Зельду не допустил, посчитав, что она еще не готова. По мальчику, который превратил ее первые Луперкалии в нечто волнующее и приятное; который старался быть нежным и не слишком торопиться; который поцелуями высушил ее слезы, когда боль все-таки пришла. Она задавалась вопросом, куда исчез тот мальчик? Где был тот Фауст, которого она знала в юности, Фауст, который мог быть не только безжалостным, но и добрым?* * *
— Тетя? Тетя, это Эмброуз. Я наложу на тебя чары, ладно? Понимаю, что ты не можешь сейчас ответить, но хочу, чтобы ты знала: я никогда бы не сделал этого без твоего разрешения, если бы ты не... В общем, я сделаю это и, наверное, тебе будет больно. Но потом станет лучше. Обязательно станет. И тогда можешь кричать на меня сколько захочешь.* * *
После гибели брата Зельда избегала поездок в Рим, и все же теперь, в свадебном путешествии, она была рада снова увидеть его мощеные улицы. Пока Фауст был занят делами в Ватикане, она могла побродить по городу, побыть наедине с собой, сбросить с плеч груз ответственности за сестру и племянников и долг главы падшей — и теперь очистившейся — семьи. Ощущение свободы, новой жизни, заключавшейся не только в заботах о Спеллманах, ее по-настоящему пьянило. ...нет, конечно, она не жалела о том, что однажды приняла под крыло Сабрину и Эмброуза. Зельда была заботливой по натуре и старалась сделать все, чтобы ее дом стал и их домом тоже, и все-таки... Семьдесят пять лет она присматривала за Эмброузом — приносила ему книги и разные магические безделушки, чтобы скрасить его домашний арест. Шестнадцать лет она посвятила Сабрине — воспитывала ее, старалась направить на путь Ночи. Зельда нуждалась в отдыхе, и Рим предлагал ей столько возможностей... Она заглядывала в разные лавки, покупала дорогие шелка, наслаждалась выпечкой, подобрала для Фауста новый галстук, который прекрасно дополнил бы его гардероб. Она слушала уличных музыкантов. Воспринимала все образы и запахи вокруг так, как никогда раньше, представляя, что эта новая жизнь, наконец-то, принадлежит ей — и только ей. Но стоило ей вернуться в гостиницу, как это ощущение испарилось. Что-то было не так. Фауст сбросил мантию, хотя обычно не расставался с ней до самого вечера. Графин с виски был почти пуст, хотя Зельда наполнила его только утром. — Фауст? Никакого ответа. Он продолжал разглядывать дно своего бокала, будто совсем не заметил ее присутствия. — Проблемы с погребением Антипапы? Тебя обвинили в его смерти? — поспешно предположила Зельда. По правде говоря, она была уверена, что Фауст приложил руку к его убийству. — Все хорошо, жена, — но голос его выдавал иное. Что-то в нем переменилось. Он говорил так, будто она была ему совсем чужой, будто не ее он знал с детства. — Пожалуй, тебе уже хватит, — Фауст слишком много выпил — только этим Зельда и могла объяснить его мрачность. Но она знала, как обходиться с такими людьми, — их с Хильдой отец был большим любителем налечь на спиртное. — Зельда, — и это был не вопрос — но что именно Фауст хотел этим сказать, Зельда понять не могла. — Да? Он одним глотком опрокинул в себя остаток бокала, прежде чем подойти к прикроватному столику. — У меня есть подарок для тебя. В честь нашей свадьбы. Я знаю, как сильно ты любишь музыку. Фауст преподнес ей искусно украшенную музыкальную шкатулку. Когда он открыл ее и мелодия выпорхнула наружу, Зельда почувствовала себя странно, будто ступила в зыбучий песок. — Это мило, — она взяла в руки шкатулку. Вещь была зачарованной — теперь Зельда была уверена в этом, но не могла определить природу колдовства, не выдав себя. — Ты моя супруга? — глаза Блэквуда были темнее, чем она помнила. — Конечно, Фауст, — да что за глупый вопрос? Зельда будто погружалась все глубже, уже не только мысли, но ее руки, ее тело оказались в этой ловушке. — Тебя зовут Зельда Спеллман? — Да, — сказала Зельда, как вдруг ее пронзило непреодолимым желанием ответить иначе. Она пыталась его подавить, но слова вырвались из ее рта против воли: — Нет. Нет, я леди Блэквуд. Да что с ней случилось такое? Она была леди Блэквуд только на людях, и никогда — наедине с Фаустом. — Ты предана мне? — он был так близко, что Зельда чувствовала запах виски. На мгновение это напомнило ей об отце, но и эта мысль тут же сменилась желанием — острой необходимостью — немедленно подчиниться. — Да, — голос ей больше не принадлежал, даже интонации были другими. Контроль над собой от Зельды ускользал неумолимо. — Кто твой владыка и господин? — Фауст забрал у нее шкатулку из рук и вернул обратно на столик. — Темный Владыка, — без запинки отозвалась она. — Он приходил к тебе прошлой ночью? — ослабляя узел галстука, Фауст задал следующий вопрос. — Да, — память была по-прежнему яркой: страх, боль, унижение от необходимости предложить кому-то свое тело — пусть даже и божеству — против собственной воли. Пока он расстегивал рубашку, повисла короткая пауза. — Он оказал тебе честь? Зельда хотела солгать, сказать, что именно так все и было, потому что иначе пришлось бы признать себя недостойной. Но наружу вырвалась только непрошеная правда: — Нет. — Почему? Фауст уже дошел до белья, а Зельда не могла пошевелиться с тех пор, как он забрал у нее шкатулку. — Потому что Доркас закричала, — она не была уверена, что именно это помешало Темному Владыке, однако заклятье, каким бы оно ни было, не допускало сомнений. Колдовство уцепилось за первое, что отыскало в ее голове, и вытолкнуло словами через ее губы. — Хорошо. Зельду поразило, что высший жрец мог озвучить такую кощунственную мысль. Он, к тому времени уже обнаженный, занял свое место в постели. — Раздевайся. Зельда хотела возмутиться — что? Зельда хотела возразить — нет. Она хотела спросить — зачем? Хотя прекрасно понимала, зачем. Руки сами, без ее участия, потянулись к шляпке, вытащили шпильку, и на мгновение — на долю мгновения она почувствовала брешь в заклятии Калигари. Зельда ухватилась за эту возможность, ухватилась за ощущение твердого металла в руке — но оно растворилось также легко, как и возникло, и тогда заклятие потащило ее на дно с прежней силой. — Да, мой супруг.* * *
— Тетя Зи? Это Сабрина. Пожалуйста, прошу, возвращайся к нам. Ты еще не за все меня отругала.* * *
Мамбо Мари никогда не видела такой лихорадки. И часа не прошло с тех пор, как она уложила Зельду в постель — ведьма проспала совсем недолго, прежде чем начала бредить. — Джейн! Джейн? Пожалуйста, Джейн, нет, — она металась в полнейшем забытьи. В окружении Зельды Мари не встречала никого с таким именем и начинала подозревать, что этот недуг не был похож ни на один из известных ей. Тогда она призвала Хильду, не желая больше терять драгоценное время. — Черт возьми! — воскликнула Хильда, материализовавшись. — Я знаю, ты в нашей семье новенькая, Мари, но мы не призываем людей, просто чтобы... — Твоя сестра серьезно больна, — оборвала ее Мари. — И я не знаю, как ей помочь. Глаза Хильды от изумления распахнулись: — Зельда?! Невидящий взгляд ведьмы блуждал по потолку, ее лоб покрывала испарина. — Джейн? — Нет, милая, это твоя сестра, — она накрыла ладонь Зельды, прежде чем снова обернуться к Мари. — Как давно это с ней? — Недавно началось, — поспешила заверить она, опасаясь, что семья Зельды до сих пор не доверяла ей. — Клянусь, пару часов назад все было в полном порядке. — Я верю тебе, — успокоила ее Хильда. Она потянулась ко лбу сестры и тут же отняла руку. — Да у нее горячка! — Да, — Мари прижала ладонь к груди: она чувствовала, как колотилось ее собственное сердце. Она и не осознавала, насколько ей дорога Зельда, пока болезнь не вцепилась в нее мертвой хваткой. — Пожалуйста... Как можно скорее найди Эмброуза и Сабрину. Мне понадобится любая помощь, — Хильда уже засучивала рукава. Мари не пришлось просить дважды.* * *
— Фауст! Фауст, не надо, — Зельда металась, как безумная, и это приводило Мари в смятение. И Эмброуз, и Сабрина перепробовали известные им заклинания. Все Спеллманы собрались вместе — и теперь это было похоже на бдение у постели умирающей ведьмы. Но Зельда не должна была умереть — в видениях Мари, в будущем она была жива. Тогда... почему сейчас ей становилось хуже и хуже? — Возможно, детям лучше уйти, — прошептала Мари на ухо Хильде. Смотреть на растерянные, скорбные лица младших Спеллманов было невыносимо. — Ты права, — признала Хильда, прежде чем обернуться к племянникам. — Ну, милые, почему бы вам не приготовить для нас чай и печенье? — Я не оставлю ее, — заупрямилась Сабрина, опустив голову на живот Зельды. — Я просто хочу, чтобы она вернулась. Я никуда не уйду. — Прошу, пожалуйста, пусти меня... Фауст! Сабрина подскочила, как ужаленная. — Это не просьба, милые, говорю вам — мне нужно, чтобы вы сейчас пошли вниз, — настаивала Хильда, и ее взгляд не сулил ничего хорошего. — Идем, кузина, — Эмброуз потянул ее за руку. — Тетя Зельда не хотела бы, чтобы мы здесь торчали. — Тебе откуда знать, чего она бы хотела?! — Сабрина негодовала, но все же позволила себя увести. И как только они ушли, комнату наполнило непереносимое затишье. — Что происходит с ma chérie? — Мари уже не видела смысла скрывать от Хильды характер своей привязанности. — Я не знаю, — призналась Хильда и прижала ладони к лицу. — В самом деле не знаю.* * *
Спустя три дня лихорадка отступила. Они сутки напролет пытались понять, в чем причина болезни, но окончательную победу над ней Зельда одержала своими силами. Когда она пришла в себя, у ее постели дежурила Мари, отправив остальных отдохнуть. — Мари? — позвала ведьма тихо и хрипло. За последние несколько дней Мари не слышала ничего приятнее. — Зельда? Ma chérie? Ты вернулась? — она тут же бросилась к ней, чтобы обнять. — Куда я уходила? — Зельда, еще не до конца проснувшись, была сбита с толку. Мари поправила прилипшую ко лбу рыжую прядь. — Никуда, mon amour. Ты дома. — Мари... — Да? — она наклонилась, чтобы легко поцеловать Зельду в щеку. — Ты была права. — Права? — Мари покачала головой, не понимая, о чем речь. — Мы не всегда... можем контролировать... то, что случается... с нашими телами, — выговорила Зельда между прерывистыми вдохами. Мари не смогла бы забыть этого ужасного человека, Фауста Блэквуда, — не после того, как он намеревался убить их всех. Хотя теперь это было, скорее, похоже на видение или сон, чем на воспоминание, она все еще без труда могла припомнить, как стояла у тела Зельды, застрявшей между жизнью и смертью, как была ее духовным защитником.* * *
— Кто вы, месье? — спросила Мари. Она подняла руки перед собой и вышла вперед, загораживая путь к операционному столу. — Вам здесь не рады. — Это моя жена, — он указал на Зельду, и Мари не заметила в мужчине ни скорби, ни беспокойства о состоянии ведьмы. — У меня есть законное право на ее тело. — Никто не может владеть телом женщины, — Мари с вызовом вскинула голову. — Я не подпущу вас к ней.* * *
— Chérie... Ты была серьезно больна, тебе нужен отдых, — Мари гладила ее по щеке. Вздохнув, Зельда прикрыла глаза — она наслаждалась прикосновением: — Ты споешь мне, Мари? — Конечно, mon amour. На этот раз вместо своей колыбельной Мари вспомнила другую — ту, которой Зельда убаюкала смертных, — и надеялась, что ее полная ласки мелодия принесет ведьме покой.Tender shepherd, tender shepherd, (Милый пастух, милый пастух,)
Let me help you count your sheep. (Позволь мне посчитать твоих овец.)
One in the meadow, two in the garden, (Одна на лугу, две в саду,)
Three in the nursery, fast asleep. (Трое крепко спят в яслях.)