Отчаяние

      — Пугна! — отчаянный голос Клинкза был безнадёжно брошен в пустоту.       Пугна не мог слышать его умоляющего возгласа, а только чудище, в чьих ветвистых костлявых длинных, словно веревки, руках лежало неподвижное хрупкое фосфорное тельце. Глаза его были закрыты, и казалось, он спал безмятежным сном, но только Клинкз знал, это было не так, и разум чудовища повелевал над его сознанием.       Живые извивающиеся щупальца сдавливали кости, не давая Клинкзу шевельнуться, как бы он ни старался, они были сильнее него, оплетая руки, ноги и туловище. Не было возможности даже дотянуться до лука, что лежал на земле в нескольких метрах от него. Но Клинкз не переставал бороться каждую секунду, не оставляя надежды выпутаться.       Мрачные мысли отравляли разум. Что будет с Пугной? Что сотворит с ним этот монстр? От одной мысли, что он касается его хрупких костей, сердце сжималось, а на глазах выступали раскалённые слезы.       Клинкз ощущал себя беспомощным, бесполезным, никчемным, ведь он не мог спасти любимого из лап чудовища.       Оно приблизило к нему свое омерзительное, отвратительное лицо. Нет, у него не было лица — бесформенная субстанция, где вместо глаз зияли две темные впадины. Черная слизкая жижа стекала с его смолистого туловища, заляпав фосфорное тело грязными пятнами. Пугна не шелохнулся, он не ощущал опасности, его лицо было все так же безмятежно, как несколько минут назад. Вторая уродливая конечность нависла над крошечным тельцем в гигантских корявых ручищах. Сердце Клинкза дрогнуло. Он в который раз заерзал, в попытке высвободиться. Но его силы были на исходе, от каждого сопротивления щупальца плотнее сдавливали узлы, причиняя боль его костям, но это не волновало его сейчас, он даже не ощущал ее.       Клинкз не верил своим глазам, он хотел очнуться и осознать, что все это дурной сон, увидеть любимого рядом в своих объятьях, нежных, оберегающих… Теперь он сомневался в том, что был ему защитой и опорой, что мог отгородить от любых бед. Он подвел его. Клинкз проклинал и ненавидел себя за то, что так слаб и беспомощен. — Какое славное создание, — раздался неестественный, искаженный, дребезжащий голос где-то в недрах этого чудища, когда пустые глазницы с интересом рассматривали маленький, светящийся фосфором комочек в своей ветвистой руке, скользнув длинными тонкими пальцами по его костлявому тельцу, заляпанному черными кляксами.       Клинкз сглотнул ком, застрявший в горле. Что это значит? Как же мучительно больно смотреть, как омерзительные ручищи лапают его любимые кости, и гадкое чудище разглядывает своим похотливым взглядом.       Сердце разрывалось на части, хотелось кричать, чтобы разбудить Пугну, но все тщетно. — Пугна, очнись же! — взмолился Клинкз, но лишь отчаяние стало отголоском в его расколотом сердце, и душе, что металась над пропастью, готовая разбиться.       Неведение окутало его колючими нитями, и огненные слезы скатились из глаз, обжигая лицо. — Оставлю его себе, — прогремел монстр, и Клинкзу почудилось, будто его бесформенное безличие исказилось в коварной гримасе, будто оно насмехалось над его беспомощностью, его бесполезностью, будто ликовало о своей победе. Он лишил его самого ценного, что у него только было, лишил жизни.       Одним движением разорвав на нем одежду, чудище с изумлением и похотью рассматривало обнажённые кости.       Острая боль пронзила его грудь. Клинкз всем телом ощущал нервный ритм теребящегося сердца, оно бешено трепыхалось, и каждый вздох давался с трудом.       Он уже давно не уповал на милость богов, их снисходительность, ничто не могло сейчас спасти его бесценное сокровище. В лапах чудища он оставался непорочным и чистым, невинным, но абсолютно беспомощным.       Слизнув обнаженные кости черным скользким языком, чудище облизнулось, испытав наслаждение и приятный привкус, что определенно вызвало гамму положительных эмоций. — М-м-м, сладенький, — пророкотало чудище, растягивая момент удовольствия.       С молчаливым ужасом Клинкз лишь мог наблюдать за происходящим, с содроганием ожидая, что же будет дальше. Пугна больше не был чист, обмазанный его черной, склизкой слюной. Клинкз испытал отвращение и сильную горечь, что выжигала изнутри.       Почему он так слаб? Он отказывался воспринимать происходящее, все это казалось нереальным кошмаром, с той лишь разницей, что все было наяву. И каждым дрожащим нервом он ощущал свинцовую пустоту, она сдавливала тяжёлой, непроницаемой рукой, заглушая все прочие чувства.       На миг путы ослабли, но только для того, чтобы швырнуть его ослабшие, никчёмные кости в сторону, ударив о твердую почву.       Клинкз не почувствовал боли, она была глубоко внутри. Его покалеченная душа стонала и ныла. Он был готов преодолеть что угодно, если есть хотя бы призрачная, едва теплящаяся надежда освободить Пугну из лап монстра.       Он приподнялся; его тело била дрожь, сильная слабость одолевала кости. Но и это не остановило костяного лучника. Мысли о любимом придавали сил, мысли о любимом открывали новое дыхание. Мысли, что извращенное его похотью тело уже не будет принадлежать только ему.       Чудище обернулось; скрывая в своей широкой большой ладони фосфорное тельце, оно уже стояло возле открывшегося портала.       Плоский сверкающий диск издавал непрерывный волновой звон.       Нет. Он не мог позволить ему уйти… Было так мало времени, чтобы взять себя в руки, не поддаваясь глупой панике и отчаянию, он должен был сосредоточиться… Было так мало времени… Его лук лежал слишком далеко. Проклятые слезы катились по щекам, накатывая из глаз, из-за чего он с трудом мог что-то разглядеть.       Он должен сделать хоть что-то. Но немощные кости дребезжали от слабости, отказываясь подчиняться.       Чудище, не оборачиваясь и не глядя на освобождённого из его пут костяного лучника, шагнуло к порталу…