В объятиях своих иллюзий

      Алека каждый шаг бесил, наизнанку выворачивал, при этом пугал до дрожи в коленях. Нежить приходила и уходила, испуганная, но он заверял, что проблема совсем скоро решится, что они разберутся, что больше никто не умрет. Но убийца словно знала каждый их шаг, словно в насмешку убивая уже не по одному представителю Нежити, а по двое, иногда и троих за раз. Ее прозвали Белой дьяволицей за светлые волосы. Но никто не знал, кто она такая. — Алек Лайтвуд! — На пороге его кабинета показался взбешенный Рафаэль. — Эта мразь снова убила! Троих моих людей, вашу мать! — Я говорил тебе не выпускать их из отеля! — Нефилим поднял на него взгляд. Его бесило, что приказы никто не исполнял, а вину за последствия складывали на него. — Я и не выпускал. — Рафаэль оскалился. — Она убила их прямо в отеле. Выстрелила с соседнего здания, пробив стекло. Аккурат между ребер попала. — Он бросил на стол три стрелы с зеленым оперением. — Я разберусь, Рафаэль. — Алек сжал кулаки, прикрывая глаза. — Уже две недели обещаешь. — Лидер вампиров презрительно фыркнул. — Не найдешь эту блондинку сам, я выведу клан на улицы. Мы ее отыщем и убьем. Лично отверну ее белобрысую башку. — Рафаэль оскалился. — Молись, чтобы она не оказалась нефилимкой, Лайтвуд. Потом что тогда мы придем в Институт и отомстим за своих братьев. — Не угрожай мне, Рафаэль. — Лайтвуд поднялся. — Это всего лишь предупреждение. — Вампир не отводил от него взгляд. — Я ценю своих людей также, как ты ценишь своих. Я еще вернусь.       Он молнией исчез из кабинета, не оставив за собой и следа присутствия. Алек потер шею, рассматривая стопку бумаг. Каждый лист — нападение девушки — Белой дьяволицы, что уничтожала Нежить целыми пачками. Никто и никогда такого не проворачивал. Но она словно хотела очистить город. — Джейс, Иззи! Мы идем на задание!       Парабатай появился на пороге кабинета, усталый, словно выпотрошенный. За последний два месяца он сильно сдал позиции. Казалось, из него что-то вытащили, не заменив ничем другим. Он прислонился плечом к косяку: — Все еще хочешь найти убийцу? — Мы должны. — Алек впился ногтями в столешницу. — Ты и сам знаешь, что она делает нам одолжение. — Джейс усмехнулся. — Она убивает тех, кого мы не смогли бы отправить в Гард даже если бы поймали за руку при убийстве Примитивных. — Мы только наладили отношения с Нежитью. Я не хочу все портить. — Алек потер лицо ладонью. — Я думал все закончилось со смертью Моргенштерна.       Джейс лишь снова усмехнулся, не удостаивая его ответом. По коридору эхом разнесся стук каблуков, показалась Изабель, осматривая обоих братьев: — Снова блондинка? — Она села на край стола, подняв одну стрелу и покрутила в пальцах. — Устроишь с ней турнир, большой брат? Кажется, у тебя появился достойной противник в стрельбе. — Ходит слушок, что она застрелила оборотня с крыши здания. Прямо в сердце. — Эрондейл чуть оживился, но Алек видел, что глаз это оживление не затронуло. — Найдем ее с помощью руны. Это единственный раз, когда она забыла свои стрелы. — Дождавшись согласного кивка, он подхватил другую стрелу, осторожно рисуя руну на оперении.       Она тут же вспыхнула, прорисовав едва заметную линию куда-то вон из Института. Алек взял лук и колчан со стрелами, кивком позвав брата и сестру за собой. В городе было необычайно тих для ночи. Вся Нежить попряталась, опасаясь за свою жизнь. Алек шел молча, вслушиваясь в эту тишину, словно мог что-то узнать. Стрела вела их в заброшенную высотку с панорамными окнами, освещенную лунным светом, почти светящуюся, словно адамант.       Указав Джейсу направление, Алек устремился к лестнице наверх, отправив сестру искать другой ход на крышу. Ведь стрела указывала путь на верхние этажи. Ступени тихо скрипели, но не угрожали провалиться. Алек спрятал чужую стрелу в колчан, вытащив собственную, и зарядил лук. Целясь куда-то в пространство, готовый в любой момент выстрелить, он преодолел еще несколько лестничных пролетов. Тишина и пустота встречали его на каждом этаже, но стрела указывала все выше и выше, на самых верх.       Поднявшись на последний этаж, он пошел осторожнее, тщательно выстраивая шаги, чтобы не задеть никакой хлам, что тут и там валялся на полу. Он не может так оплошать. Ни когда почти поймал ее. Второго такого шанса может не предоставиться. Алек осторожно распахнул дверь, открыв себе вид на квадратную комнату просто огромных размеров. Через панорамное окно, разбитое в нескольких местах, проходил лунный свет, освещая все пространство, не оставляя не единого темного угла. У самого стекла кто-то стоял.       Длинный зеленый плащ скрывал фигуру, издалека кажущуюся почти детской. Глубокий капюшон прятал лицо, не давая рассмотреть черты. Несколько светлых прядей выбились из под одежды, когда она качнула головой, выдавая наконец ту, что Алек искал. Она держала в руке лук, кажется, заряженный. — Опусти оружие. — Алек натянул тетиву, целясь в девушку. – Стрела войдет тебе прямо в сердце. — В сердце? — Она посмотрела на него через плечо. — У меня его нет.       Голос. Голос казался Лайтвуду знакомым. Нет, бред. Этот голос не мог принадлежать ей. — Назови свое имя. — Оно тебе не нужно, Лайтвуд. Ты и сам его знаешь. — Имя. — Кларисса Моргенштерн. — Она сдернула капюшон, встряхнув высветленными до белизны волосами. — Клэри? — Алек чуть опустил вниз наконечник стрелы, рассматривая ее. — Кларисса. — С нажимом, с утверждением. Девушка развернулась к нему лицом, удерживая такой же лук с натянутой тетивой, с опущенной в пол стрелой. — Ну так что, пристрелишь меня? — Она усмехнулась. — Зачем? — Ты же за этим сюда пришел. Убить ту, кто уничтожает Нежить. Вот я. Прямо перед тобой. — Хочешь сказать, это тебе прозвали Белой дьяволицей? — Лайтвуд изогнул бровь. — Ты же не умеешь стрелять. А она, если верить слухам, попала в оборотня, прицелившись с высотки. — Знаешь, в отличие от тебя, Себастьян не смог отказать мне в услуге. — Она склонила голову вбок. — Себастьян мертв. — Алек не верил ни единому ее слову.       Они нашли его в постели. С мазохистской, безумной улыбкой на обескровленных губах. Накрытого окровавленным покрывалом, что почти почернело от крови. Кто-то постарался, вырезая на его теле узоры. Кто-то был достаточно зол на него. — И чьими же усилиями? — Нам поступила сообщение. Мы нашли его в усадьбе… — От кого сообщение? – Она едва не засмеялась       Всего лишь клочок бумаги. Всего семь слов, от которых на уши встал весь Конклав. «Ваш главный враг в усадьбе Моргенштернов, Идрис» — Без подписи. — Браво. — Клэри криво усмехнулась. – Кому же вы приписали такой подвиг? — Никому. — Парень продолжил изучать ее взглядом. – Так ты два месяца была рядом с ним? — Как будто у меня был выбор. — Она покачала головой. — Но он многому меня научил. — Какой ценой? — Достаточной, чтобы я ненавидела себя всю оставшуюся жизнь. — Она выплюнула слова с такой яростью, словно была готова убить Себастьяна еще сотню раз, если понадобится.       Что могла быть за цена, что она возненавидела себя настолько, что начала убивать? Какова была цена, если она даже приняла фамилию убийц и монстров, стала одной из них? — Так ты теперь Моргенштерн? — Клэри Фэйрчайлд никогда бы не сделала того, что сотворила я. Поэтому да. Я Кларисса Моргенштерн. — Сотворила что? – Алек хотел понять, что сделала с ней Себастьян. Хотел понять, что стало с примитивной девчонкой, что так опрометчиво бросалась в бой, что без секунды раздумий готова была пожертвовать собой ради других — Лучше тебе не знать. Я и так нарушила образ слабой девчонки. — Она натянула капюшон на затылок, так и не закрыв лицо. — Тебя это не касается, Лайтвуд. — Стой, где стоишь. Тебе нужно в Конклав. — На суд? Сдашь меня им, да? – Она улыбнулась, убирая стрелу в колчан, вешая лук за спину. — Тебе ли не знать, что те, кого я убила, были монстрами. — Все они заслужили суда. — И мой брат тоже? — Она заглянула ему в глаза, словно с такого далекого расстояния пыталась выискать ответ. — Только не лги мне.       Алек отвел взгляд. Нет, Себастьян Моргенштерн не заслужил суда. Только смерти. Той страшной смерти, что обеспечила ему собственная сестра. Кровавой, грязной, страшной, как легенды о демонах из Эдома. Смерть для демона, которая поистине соответствовала ему. — Нет. Вот и ответ. — Она сильнее натянула капюшон, скрыв от него лицо. На мгновение Алеку показалось, что на ее щеках мелькнули слезы. — Знаешь, я все-таки расскажу тебе кое-что. — Она преодолела расстояние слишком быстро даже для нефилима, оказавшись прямо перед ним. Высокая подошва ботинок, позволяла ей доставать носом до его челюсти. — Не говори никому об этом. — Она подалась к нему ближе, нашептывая куда-то в область шеи, потому что до уха все равно не доставала. — Когда приходилось платить за помощь.. — Она шумно вдохнула, прижавшись виском к его щеке. — Я всегда представляла на его месте тебя. Так было проще дать ему то, чего он хотел. То, что я всегда хотела отдать тебе. – Она придвинулась ближе, пока не прижалась к его груди, игнорируя оперение стрелы, что щекотало кожу живота под задравшейся футболкой, продолжая нашептывать ему слова. — В последний раз… Я простонала твое имя. Выдохнула «Алек», вместо привычного сипения сквозь зубы. Он меня ударил. Черт с ним, с ударом. — Она попыталась заглянуть в его прикрытые глаза. — Он ругался. Ругался на тебя, знаешь? Я не могла этого так оставить. И я его убила. Давно хотела, но никак не могла решиться, а это стало последней каплей.       Она развернулась на пятках, вновь слишком быстро преодолев расстояние до окна, замерев у особенно большого проема на мгновение. Вновь обернулась через плечо, взглянув на парня: — Опрометчив было рассказывать тебе все это. Но, знаешь, на секунду на душе стало легче. Словно самой себе что-то простила. — Алек, стреляй! — По коридору мчался Джейс.       Девушка усмехнулась и спрыгнула вниз, скрывшись за карнизом. Словно и не было ее вовсе. — Алек, какого черта?! Это же была она? Дьяволица? — Мы не будем больше ее искать, Джейс. — Лайтвуд едва совладал с собственным голосом. — Ты же сам все это затеял. — Пусть делает, что делает. — Алек развернулся к нему, выбросив на пол обломки стрелы, что слишком сильно сжал в ладони. — Мы не будем ей мешать. — Ты знаешь, кто она? — Вряд ли хоть кто-то в этом мире действительно знает.       Но он этого так не оставит. Она сама дала ему в руки козырь. Алек Лайтвуд — ее самая большая слабость, ее самое странное желание. Если из-за него она тонет в ненависти к себе, он заставит ее выплыть. Даже если сам когда-нибудь утонет. — Алек, ты говоришь во сне. — Иззи тормошила его за плечо. — Мне приснилось? — Алек сел, почти невидяще уставившись на сестру. — Видимо да. — Девушка осторожно прижалась к нему. — Я скучаю по Клэри, большой брат. Я так по ней скучаю… — Я знаю. — Он осторожно поцеловал ее в висок. — Пора спать, Иззи.       Девушка послушно ушла. Алек поднялся, подошел к окну, рассматривая бледную луну. Он не сразу понял, что окно приоткрыто, пропуская холодный воздух. Словно преграда между частями рамы лежала стрела. Стрела с зеленым оперением. У Алека таких не было. На наконечник была нацеплена небольшая записка.       «Пришлось использовать на тебе новую руну. Но все что ты услышал — не было ложью и сном. Это реальность, которая нас окружает. Тебе ли не знать.»

***

      Клэри сидела на крыше Института, прокручивая в пальцах стрелу, опирая в пол то оперение, то наконечник. Слезы катились по щекам, скатывались к высветленным до белизны волосам. Лишь у самой кожи сейчас проглядывал ее рыжий, пламенный цвет. Но она от него избавится на днях. Не будет больше ни Клэри Фрэй, ни Клэри Фейрчайлд. Останется только Кларисса Моргенштерн. Точная копия своего отца и брата.       Запрокинув голову, она прижала ее к высокому бордюру, окружающему крышу и прикрыла глаза. Зря она это провернула. Зря пришла в комнату Алека, зря нарисовала на его коже новую руну. Зря она рассказала ему то, о чем никто не должен был знать.       Образ брата стальным когтем впился в сердце, вырезая кровавые лоскуты, вновь выпуская целые реки крови и боли. Если бы из этих ран вытекала и ненависть к себе. Если бы только порезами и убийствами можно было очистить себя от грязи, что растеклась по внутренностям.       Она сама не понимала, в какой момент все изменилось настолько, что она задалась целью доказать Алеку, что она вовсе не примитивная. Что она нефилимка, чистокровная, сильная. Что она сможет достичь всего, что смог достичь он. Она так хотела доказать ему, что стоит его времени, что он не зря проводил те тренировки.       Слезы скатились на шею, оставляя остывающие дорожки, которые покалывало, когда ветер обдувал лицо. Клэри усмехнулась, переломив древко стрелы, и выбросила обломки с крыши, представляя, как они летят вниз и разбиваются об асфальт.       Она должна была уйти, как только брат предложил ей сделку. Должна была уйти, как только увидела торжество в его глазах, когда она пришла к нему за помощью. Клэри знала, что брат — великий воин, достаточно сильный, чтобы вымуштровать ее настолько, чтобы она дала фору Лайтвуду.       Но она осталась. Почти кричала от боли, когда Себастьян заставлял ее отрабатывать приемы. Плакала, когда он оставлял ее на полу в подобии тренировочного зала, напоследок говоря, что в этот день у нее получилось лучше. Что не зря она дочь Валентина. Он говорил, что гены возьмут свое. Что она встанет рядом с ним, и вместе они сотрут Конклав с лица земли.       Она давала брату в это верить, хотя и не собиралась принимать участие в его планах. Она лишь хотела получить свое, стать сильной, стать воительницей, стать истинной нефилимкой. — Ты помнишь условие, верно, сестра? — Себастьян заглядывал ей в глаза, позволяя разглядеть странный, почти пугающий огонь. Клэри не боялась тогда.       Она испугалась, когда огонь стал действительно ужасным. Когда он вырвался, обугливая все вокруг. Когда брат схватил ее в охапку, когда поцелуем впился в губы. Клэри думала, что ей было страшно во время первого нападения демона. Если страшно было тогда, значит сейчас она умирала от ужаса.       Она пробовала плакать, пробовала надавить на жалость. Но брата не было ни чувств, ни сердца, ни души. Она пробовала кричать, хотя и знала, что никого в этом доме нет, что никто ей не поможет. Она даже пробовала его ударить, хотя с самого начала знала бессмысленность такой попытки освободиться.       Она сдалась, когда он опустил ее на постель. Сдалась, когда чужие губы сместились с лица на шею, сдалась, закрыв глаза, пытаясь отдалиться куда-нибудь. В какой-то момент, ощутив его руки на своем теле, чувствуя его ласки, она снова была готова бороться. — Не противься мне сестра. Я ведь могу прекратить тренировки. — Его дыхание обжигало кожу, как и пальцы, что кажется сдирали ее слой за слоем, собираясь обнажить мышцы, а следом и кости, пока не доберутся до пульсирующего сердца.       Она зажмурила веки, взвизгнула, ощутив первый толчок, когда кажется, она умерла на секунду. Себастьян продолжал целовать, вырисовывать укусами и поцелуями узоры, оставляя метки, который она никогда никому не покажет. — Ну же, Кларисса. — Он задел ее губы своими, ожидая реакции.       Клэри лишь отворачивалась, пыталась еще до него достучаться, хотя и смысла уже не было. Себастьян тогда отвесил ей оплеуху. Звонкую, такую сильную, что все посторонние мысли выбило. Выбило даже слезы, что продолжали струями катиться по щекам. Выбило крики, которые раздирали горло.       Тогда пришло видение. Тогда над ней нависал не брат, а абсолютно другой человек. Тогда она не чувствовала подушечки пальцев с грубой кожей, что кажется оставляли за собой царапины на ее теле. Тогда она ощущала длинные пальцы, покрытые мозолями от натиравшего оперения. Тогда она ощутила под своими пальцами не усеянную шрамами спину, избитую настолько, что не было живого места. Спину, на которой каждый сантиметр — очередная рана, очередной рубец. Она ощутила чей-то широкий разворот плеч, бугры мышц, что перекатывались под чужой кожей. Вместо светлых как лунный свет прядей, она перебирала пальцами черные, как ночное небо. И в глаза смотрела в совершенно другие. Смотрела не в пропасть, которая угрожала обрушить ее на самое свое дно. Она видела морскую гладь, что приглашала ее к себе, что обещала удержать ее на поверхности, не дать утонуть.       Тогда она подалась навстречу. Тогда приняла правила брата, продолжая видеть перед собой не его. Она видела даже не Джейса Эрондейла. Она видела Алека Лайтвуда, ради которого заварила эту кашу. Она видела Алека Лайтвуда, который даже сейчас умудрился спасти ее от смерти.       Она рисовала губами узоры по его коже. Она зарывалась пальцами в черные волосы, что-то неразборчиво выстанывала, словно он мог ее слышать. Она подавалась бедрами ему навстречу, выгибалась в спине, откидывая голову на подушки, подставляя себя ласкам, позволяя ему делать то, что он так хотел. Что она сама хотела.       Она прижималась к нему плотнее, царапала ногтями спину, говорила, как сильно не хочет, чтобы он сейчас останавливался. В ответ слышала неразборчивое рычание, тихий смех, слышала, как он называл ее имя. Что-то выжигало ее изнутри, поджигало, словно обволакивало лавой, огнем, что обещал спалить ее до углей.       Потом все огненным вихрем взорвалось, вырвалось, кажется, разорвало ее на части. Она выгнулась, застонала, так громко, что заглушила весь мир вокруг. Кажется, она даже забыла собственное имя в тот миг. Хотелось кричать только одно слово, одно имя, но в этот момент глаза распахнулись сами собой, открыв худший ее кошмар. Вместо чужого имени вырвалось лишь тихое сипение, словно она снова пыталась позвать своего брата, а не свою фантазию. — Кларисса, Кларисса… — Брат продолжал прижимать ее к постели собственным весом, убирал с ее лица выбившиеся, еще рыжие пряди. — Разве стоило столько времени разыгрывать ненависть, если твое тело все сделало за тебя?       В тот момент она стала грязной, грешной, ужасной. В тот момент она с головой нырнула куда-то в бездну, единственной опорой в которой служил брат. Через неделю его тренировок она наблюдала, как тело из детского меняется во взрослое, сильное, такое, каким оно должно было быть.       А брат продолжал брать свою цену, на столе, на тренировочных матах, а она раз за разом закрывала глаза, на пике впивалась в его плечо зубами, цеплялась так крепко, словно могла удержать свою иллюзию чуть дольше, словно могла заменить брата, что снова и снова стоял между ее ног, на кого-то другого. Глушила чужое имя, каждой клеткой чувствуя, что раскрой брат ее секрет, раскрой он, кому она отдает себя вместо него, он уничтожит это хрупкое равновесие.       Она потом долго смотрела на себя в зеркало. Разглядывала свое отражение, пытаясь найти в странном, затравленно-отстраненном выражении лица ту Клэри, что пришла в этот дом. Брат обнял ее за талию тогда, опустил голову на ее плечо, играя губами с пульсирующей веной на ее шее. Клэри не закрыла глаза тогда. Зарылась пальцами тогда в его светлые волосы, еще раз оглядела себя. — Знаю, тебя это тоже раздражает. — Что именно? — Себастьян усмехнулся, заинтересованно глядя на нее сквозь отражение. — Цвет волос. С ним я похожа на мать, да? — Что с того? — Я Моргенштерн, верно? Значит не должна быть похожа на одну из Фейрчайлдов.       Брат засмеялся тогда. Оглушительно, лишь усиливая хватку на ее талии. Вот тогда Клэри закрыла глаза. Тогда снова представила чужой образ, отдаваясь во власть мужских рук, что уже настойчиво стягивали с нее одежду.       С того момента она стала Клариссой Моргенштерн. Стала Белой дьяволицей, хотя еще и не начала убивать.       Ночами, оказавшись прижатой к груди брата, уставившись в стену невидящим взором, она думала, представляла, окажись она действительно в постели Лайтвуда, какими бы были его касания? Что бы он нашептывал ей на ухо, как шепчет она на ухо собственному брату, представляя иного человека? Каким бы ощущалось дыхание на ее затылке, прижмись она к нему, как сейчас прижималась к брату?       Клэри покачала головой, поднялась, села на тот же пресловутый карниз, запрокинув вверх голову. Она поняла сегодня, сидя на постели Лайтвуда, задерживая его ладонь в своих на секунду дольше, чем следовало, после нанесения руны. Его касания — омовение морской волной. Его дыхание — морской бриз, что мягко щекочет кожу. Совсем не то, что показал ей Себастьян. Но теперь это уже не для нее.       Она Кларисса Моргенштерн. Она чудовище, которым ее сделал брат. Себастьян рассчитывал, что два монстра смогут выстоять против целого мира. Но он не учел, что монстры не строят планов, не подчиняются. Он создал не союзника. Он создал свою погибель.       Себастьян смеялся, умирая. Даже истекая кровью, он успел втоптать ее в грязь, вывернуть, вытащить что-то внутри и размазать все это по стенам дома, по полу, по той связи, которой они жили. — Побежишь к Лайтвуду, Кларисса? — Он смеялся, наблюдая как она выводит кинжалом узор на его груди. — Думаешь, он тебя такую примет? Я тебя запятнал, сестра. Ты уже никуда от меня не денешься. — Тебе не стоило открывать свой рот в его сторону, брат. — Клэри на мгновение подалась ближе к его лицу, надеясь увидеть в его глазах боль. Ни черта там не было. — Здравствуй и прощай.       Кинжал вошел в его сердце так просто. Словно не было в его жилах демонической крови, словно не было перед ней лучшего воина, словно не он учил ее убивать. Только, наверное, обычные люди так не умирают. С улыбкой. С торжеством. Словно знают что-то, что для остальных осталось тайной.       Он знал, что сестра подобна ему. Ведь темное сердце при должном усилии уже никогда не сможет увидеть свет. Себастьян не мог изменить ее прошлое, чтобы она оказалась рождена чудовищем. Но любое чудовище можно сотворить.       Клэри тогда слезла с постели. Не обращая внимания на чужую кровь оделась, отошла от кровати подальше и вывела руну. Она отправит его туда, где он будет нужен Конклаву. Этот дом — единственное достойное наследство Моргенштернов, она не приведет сюда нефилимов. Клэри перебросила брата в Идрис порталом. Оставила в стенах усадьбы-пепелища, что подходило ему как никогда прежде. Ведь Себастьян сам, как и этот дом, выжжен.       Девушка вновь закрыла глаза, но не заставила всплыть очередное видение. Она слушала тишину города, наслаждаясь тихим, неслышным, пеним звезд. Они умели петь, да. Неслышно, непонятно для них, для людей. Когда-то эти звезды пели для нее. Теперь им остается петь только для Алека Лайтвуда, ведь для Клариссы Моргенштерн теперь поет тьма. Теперь для нее поют глубины ада, ожидая принять в свои объятия.       Она же играет мелодию убийства, мелодию, состоящую из бешеной пульсации крови висках, гудения натянутой тетивы и чужих криков. Но если прислушаться, если немного напрячь слух, под всем этим можно услышать и мелодию любви. Ведь Кларисса Моргенштерн когда-то была девчонкой Клэри Фрэй, что утонула в голубых глазах нефилима из одного древнего рода.       Она спрыгнула с крыши и скрылась в ночи. Ее ждет еще одно убийство. Все же, Рафаэль Сантьяго повторил ошибку ее брата. Она слышала. А за такие ошибки платят жизнью.