Комета

Очнулась я в госпитале, где, оказывается, провела около суток. Рядом сидел Шикамару с каменным лицом, очищая яблоко и разрезая его на дольки, видимо, от скуки поровну распределяя его по двум тарелкам — мне и Наруто. И совсем недалеко во всю храпел брат, видя уже двадцатый сон. — Шика? — вяло спрашиваю его, переворачиваясь со спины на бок, чтобы лучше видеть друга и тут же оказываюсь заткнута долькой сладкого фрукта, — Ты чего здесь? — Во-первых, привет. — кивает мне Нара, и кладет одну дольку на тарелку и кровати Наруто, — Во-вторых, я так-то пришёл к Чоджи, он обожрался мясом после боя и заработал несварение. Я принёс ему фруктов, но у него теперь строгая диета, а от Сакуры и Ино я узнал, что ты сюда на огромной жабе притащила бессознательного Наруто. И решил отдать всё вам. Кстати, след этой жабьей лапы до сих пор во дворе госпиталя. Откуда вы ее взяли? — Сыграем в сёги? За этой игрой, которую я оставила здесь еще при первом попадании из-за сломанной ноги, я рассказала Шикамару о наших тренировках и об этой жабе, которую призвал Наруто. Нара, конечно, пришёл в шок, ибо это существо чуть не раздавило его, но быстро оклемался, когда я спросила о его времяпровождении. Ответ был очевиден — он спит и, пустив корни, прорастает ими в кровать. — Мы так давно не виделись, Шика. — откинувшись на кровати, сказала я. — Это да, — кивает друг, вальяжно разложившись у меня на койке, заставив подогнуть ноги, — Признаю, я даже соскучился. — Конечно соскучился. Больше недели мое обаятельное лицо не видел. — Бесишь. — Стараюсь. Когда содержимое корзинки закончилось, в палату заглянула врач, осуществляющий утренний обход, быстро посмотрела показатели и ушла, сказав, что завтра моего брата можно выписывать, если он, конечно, проснется. А проснулся он в скором времени, крича на всех и заставив Шикамару полюбить его в коме (во сне), бросив в него подушку, тем самым свалив с кровати, я успокоила его, смеясь. Как же я люблю его. Мой драгоценный братик. — О, раз уж мы в больнице, может сходим к Ли? — спрашиваю я, дожидаясь ответов друзей. — Ты сдружилась с Толстобровым? — пытаясь найти свою одежду, спрашивает брат. — Нет, но Гай-сенсей пару раз ловил меня, чтобы узнать, кто быстрее. Потом я пару раз сбегала от Ли по всей деревне… Ну, лишним не будет. Помнится, Сакура говорила, что, когда проведывала его, то Ли, несмотря на сломанную руку и ногу, во всю тренировался. По дороге забежали к Чоджи, встретили Сакуру, уходящую от Ли на пост, и Ино. Проблема посещения Ли оказалась в Гааре, который медленно обволакивал его песком со сбивчивым дыханием. Не знаю, что повело за собой такое его поведение, но мне еле удалось перехватить его руки, пока Шикамару бежал сюда, чтобы использовать свою технику для удержания красноволосого. — Скажи, зачем тебе убивать Ли? В чём проблема? — спрашиваю я, сохраняя ежедневную улыбку. — Просто хочу. — без единой эмоции отвечает мне Собаку но. — Гаара, ты не имеешь права распоряжаться чужими жизнями. — что-то тут похолодело, — Ли тебе ничего не сделал. Да, вы сразились, но более ты к нему приближаться не должен. Убьешь кого-то из Конохи — за этим последует серьезной конфликт двух деревень. Тебе это нужно? — Не путайтесь у меня под ногами, или мне придется вас всех убить. — Тебе нельзя убивать. — чувствую адреналин и серьезный пинок в стену от Курамы, не сладко мне придется, — Пожалуйста, уходи отсюда, Гаара, тебе здесь делать нечего. Думаю, твои брат и сестра заждались тебя. —…Не указывай, что мне делать. Послушай, с самого рождения я рос в условиях, которые люди не назовут счастливыми. — с чего это он неожиданно начал рассказ о свое жизни? Гаара не похож на тех людей, которым нужно понимание и сочувствие, — Чтобы я стал сильнейшим из шиноби, мой отец передал мне своё ниндзюцу и вплел в мое не рожденное «Я» Дух Песка. Я разрушил жизнь женщины, родившей меня. Я родился чудовищем… Его зовут Шукаку, и он — живое воплощение старого монаха деревни Песка, запечатанного в сосуде. — Да… Это демонической дзюцу, использовать его на ребенке, тем более не рожденном… Это сумасшествие. — шепчет себе под нос Нара. — Обычно родители так не поступают. Весьма странное проявление отеческой любви. — «Любви»? — переспрашивает песчаный, — Причем тут любовь? Не стоит подходить ко мне с вашими мерками… Любовь, семья. Единственный эмоциональные узы, которые связывают нас с семьей я хотел бы затянуть у них на шее — это узы ненависти. Из-за меня поплатилась своей жизнью моя мать. Меня растили и воспитывали спасителем деревни. Я был сыном Казекаге. Мой отец научил меня множеству тайн шиноби он баловал меня, разрешал всё, я считал, что это любовь. И вот тогда всё и началось… — Что началось? — собрался с силами Шикамару, чтобы спросить это у джинчуурики перед его лицом. — …С тех пор, как мне минуло шесть лет, мой отец пытался убить меня бесчисленное количество раз! — с обезумившим взглядом сообщил больную часть прошлого красноволосый. — Те, кто стал слишком сильным, внушают страх. Дзюцу, данное мне при рождении, что-то сместило у меня в сознании. Даже придурки из моей деревни поняли, что у меня эмоциональные проблемы. Мой отец создал меня в качестве абсолютного оружия, но в конце концов я становился опасным для каждый деревни, что я пытался спасти. К шести годам меня боялись все местные, для них я был пережитком прошлого, от которого они хотели избавиться. Понимаете, я не справился с тем, ради чего мне дали жизнь. Что оставалось мне в моем существовании? Зачем мне было жить? Долгое время я не мог найти ответ. Чтобы жить нужна цель, жить без цели все равно что лежать в могиле. Я понимаю о чём он. Он точно такой же как и мы с Наруто, но отличие лишь в одном. — Со временем я нашёл ответ. Цель моей жизни — убивать других. А живу я лишь для себя, и люблю себя одного. После длительной терапии на тему «Отличии в жизни джинчуурики и как найти смысл жизни», мы рассказали Гааре о своей жизни и о том, что покушения, начавшиеся с рождения, избиения коноховцев нас не сломали. Мы не стали такими же, как Гаара, обозленными на все убийцами, Наруто — добрый малый, ищущий признания от Конохи, но нашедший его небольшую часть у своих друзей, а я — лживый ребенок, пользующийся своей внешностью в личных и корыстных целях, однако все равно ценящий тех, кто находится подле меня. Прогнав Гаару из палаты Ли и получив нагоняй от медсестры, которая не нашла брата в палате, мы получили выписку и сразу же побежали к Эро-санину на тренировку, ведь до экзамена осталось два дня. У Наруто вышло призвать двух маленьких братьев-жаб — Гамакичи и Гаматацу, которые часто приходили просто так, а у меня — ящерок «семирняшек», схожих по строению и цвету с Логвеем, только по размерам они были побольше змеи-питона. Вопрос… Где ящерицы? Почему здесь нечто похожее на дракона? За весь мой призыв у меня были ящерицы, но она были весьма маленькие, что у меня в ладони место для них оставалось. Ну, не суть. По словам братьев Ки, Лонгвей прислал мне оповещение о том, что тогда он призвался по собственной воле, чтобы узреть нового призывателя и поведать обо мне главе призыва. Сами же Ки решили быть моей особо техникой, но, если я им не понравлюсь, то мне следует «катится на все четыре стороны». Спорить я не стала, слушая их способности, а после исполняя их указы. Во-первых, они могут высасывать чакру у людей или отдавать ее кому-нибудь по моему желанию, стоит их длинным клыкам впиться в кожу, по своим принципам они не убивают врагов их носителя, плюс знают технику клонирования; во-вторых, для этого они должны слиться со мной, точнее, с моими волосами. По словам Первого Ки — я буду похожа на Медузу Горгону. Не особо мне это привлекает, но я не могу отказаться от столь дельного предложения. Каждый из семерки отличался друг от друга по характеру и желаниям, но, судя по всему, им нравилось проводить время со мной, самолично призываясь ко мне в волосы, тем самым создавая мне защиту от нападений сзади. Как бонус, они были хладнокровными и сами их тела были идеальны для этой жары, так что я вела себя как Наруто — использовала призыв для охлаждения. Они были не против и я — проблем нет. Что да брата, то у него призывался только Гамакичи по-своему желанию и также проводил время на голове блондина. Его отличием от жаб было то, что он не был склизким и противным — кожа оказалась сухой, но прохладной на ощупь. По словам самой жабки, то все призывные ему подобные точно такие же по ощущениям. Гамакичи и братья Ки вместе с нами слушали объяснения Джирайи что-то дополняя или поясняя, а иногда, развалившись на плечах или голове слушали санина. Когда пришёл день битвы на арене, Джирайя не пришёл даже пожелать удачи, так что я пошла за Сакурой и Шикамару. Брат ушёл еще утром, сказав, что хочет проветриться, и больше он не возвращался, так что я думаю, что он уже на месте. У Курамы спрашивать бесполезно, ведь он уже третий день спит непробудным сном.