Клятва

      Война не окончена, пока не похоронен последний солдат. Эти слова были знакомы Ване с детства. Они же, во многом, стали причиной его вступления в поисковый отряд. Конечно, за 3 года с того момента многое изменилось, появился определенный цинизм. Но парень до сих пор помнил - каково это поднимать из земли кости бойцов, павших на войне. Для Вани, несколько полноватого и кряжистого парня, это была уже третья поисковая экспедиция, именуемая в среде людей копающих – Вахтой Памяти. В целом, работа шла успешно, за пару недель нашли 16 бойцов, но было ощущение какой-то неудовлетворённости, усталости что ли? Порой парнем овладевала такая апатия, что плакать хотелось, но было лень. Несмотря на это каждый день Иван с друзьями: Катей и Сашей выходил на поиски. Вот и сегодня они неспешно брели по болоту, утомленные рутинной работой. Было душно и жарко – пот с ребят лил ручьем. Их как всегда было трое – двое парней и девчонка. Все трое в пятнистом зеленом камуфляже. В руках железные лопаты. Тощий долговязый парень, Саша, шедший впереди, чертил над землёй хитрые узоры черным металлоискателем. - Глухо, - бросила темноволосая девушка. Это был не вопрос, а сухая констатация факта – за последние 3 часа им повезло наткнуться на кусок колючей проволоки и маленький осколок – сущий мусор, в общем. - Да, Катя, глухо, - согласился Иван. На плече он нес лопату, сжимая в левой руке щуп. Он почесал свою голову, внеся еще больший беспорядок в свои и так уже растрепанные волосы. - Другие, наверняка, что-нибудь нашли, - с заметной завистью в голосе вздохнул Саша. - Да, ладно тебе, может и нам повезёт, - сказала Катя. Серые глаза девушки скользнули по горизонту – вокруг были лишь слабые чахлые деревца. Впереди торчали редкие столбики, обмотанные ржавой колючей проволокой. Местами она была разорвана, обрывки её терялись в болоте. Подобно плющу-паразиту, она, порой, опутывала некоторые низенькие деревья. Позади осталась ещё одна такая линия колючки. Где-то там же, за спиной, возвышался холм, поросший крепкими соснами, резко выделявшимися на фоне жалкой болотной растительности. Под ногами чавкало болото, словно предвкушая трапезу из незадачливых поисковиков. - Может быть, - кивнул Саня, - давайте, еще минут пять походим, а потом перекур. Ваня, у тебя сигареты с собой? Тот кивнул и хлопнул рукоятью щупа по нагрудному карману. Они миновали заграждение из колючей проволоки и двинулись дальше. Постепенно холм впереди приближался. Внезапно металлоискатель заверещал: -О-о-о, что-то крупное! – глаза Саши зажглись, - копаем! Лопаты обрушились на мягкую болотную почву. Травяное одеяло, раскинувшееся под ногами, сразу же заколыхалось, поглощая мощь ударов. Об отдыхе никто уже не думал. Надо было копать. Раз, и лопата звякнула обо что-то металлическое. Саня присел и сунул руку вглубь небольшого раскопика, нащупывая находку. - Ребята! Каска! – резко воскликнул он. – Расширяемся! С удвоенной скоростью замелькали лопаты, полетели во все стороны комья болотной няши и куски травяного покрывала. Освобожденное пространство быстро заполнялось тёмной водой. Но что может остановить охваченного лихорадкой человека? Сердце бешено колотилось в груди, отстукивая ритм жизни. Вот, внизу показались кости – оскалившийся неприятной ухмылкой череп, мрачно смотревший на тех, кто потревожил его покой. На костях туловища изодранная шинель, истлевшая в болоте. Каска, лежавшая на отвале, местами ещё сохранила свою окраску. С неё грустно взирала побитая красная звезда. Катя ведёрком отчёрпывала всё подступавшую воду, не давая болоту вновь поглотить поверженного воина. Из могилы Ваня вытащил проржавевшую сапёрку, небольшую солдатскую лопатку. - Хм… царская, - с видом знатока хмыкнул он. - Да? Серьёзно? – Катя с любопытством посмотрела на неё. - Видишь буквы – Е. И. В. и год – 1913-й. Его Императорское Величество, - пояснил Иван. - Она здесь с Первой мировой что ли? – удивилась девушка. - Да не…. На складах просто завалялась, всякое бывает. Вон, дисбатовцы вообще, говорят, в форме Великой Отечественной служат, и ничего. – Ответил ей Саня. - Смотрите, инициалы! – действительно на рукояти сапёрки, которая удивительно хорошо сохранилась в болоте, отчетливо виднелись 2 буквы: Е.М., процарапанные ножом. Саня воткнул щуп в раскоп. - Там еще бойцы, - с довольной улыбкой сообщил он. Иван склонился над черепом, заглянув в пустые холодные глазницы: - Интересно, как же ты умер, приятель, - шепнул он. Это был далеко не первый солдат, останки которого довелось ему поднимать. На мгновение он вспомнил, как тогда, в бытность его первокурсником, он нашёл захоронение. Чёрные кости, черепа с пожелтевшими крепкими зубами. Их тёмные глазницы холодно смотрели ему прямо в душу. Какая-то тоскливая песня крутилась в голове, повторяясь снова и снова. Слов её он не помнил, да и если честно, то даже тогда не знал. Изнутри его просто распирало от переполнявших душу эмоций: восторг, смешанный с суеверным ужасом, азарт и грусть. Адреналин в крови. Но… это было так давно. Сегодняшние его эмоции и чувства были лишь слабой тенью от тех минувших. Вечером ребята сидели в лагере, разбитом в лесу – они нашли захоронение примерно на 20 бойцов, точнее сказать никто не мог, нужно было расширять и расчищать раскоп. Понятно было только то, что оно большое. С собой Саня, Катя и Иван принесли только одного – того самого Е.М., остальных же только предстояло поднять. Его кости лежали в черном полиэтиленовом пакете, который они бережно спрятали от дождя под импровизированным брезентовым навесом. Это был обычный шумный вечер, липкая мгла спустилась на лагерь. Трещали сухие ветки деревьев, на которых радостно плясали огоньки пламени. Чей-то сильный голос затянул какую-то красивую песню, слова которой тонули в окружающей тьме. Иван тяжело шёл в сторону своей палатки, голова кружилась и сильно болела, будто пронзённая раскаленной спицей. Почти на ощупь парень пробирался к своему скромному жилищу. Наконец он зацепил невидимую в ночной мгле растяжку от палатки, которая наискось шла от каркаса. С большим трудом Иван открыл молнию, заполз внутрь, дрожащей от напряжения рукой закрыл. Упал на спальник и слабо пробормотал: - Все, больше не могу… - С тобой всё в порядке? – механически проскрипел сосед, читающий какую-то книжку при тусклом свете налобного фонарика. Проснулся он от жуткого холода и головной боли. Открыл глаза и чуть не подпрыгнул от увиденного. Снег! Кругом был снег, заметенные деревья. Ваня попытался плотнее закутаться в шинель. Какого дьявола на нём шинель?! Мысли путались – должно быть слишком много выпил. Шинель? Снег? Да что за?! Рядом с ним сидели и лежали люди – в таких же серых шинелях, некоторые в касках с красной звездой. На других были буденовки. - Серёга, ты чего? – ткнул его кто-то в бок. - Что? Как я здесь оказался? - Нда. Тебе всё с начала рассказать? Призывной пункт, учебка, - улыбнулся ему сосед – смуглокожий парень лет 20-ти. - А ты кто? – спросил Иван (или Сергей?). - О-о-о, я Тимур, забыл? Вместе же призывались с Днепропетровска. - Холодно, - пожаловался ошеломлённый Иван. К ним подполз ещё один боец – рослый сильный парень – голову от морозца он защищал подшлемником, похожим на шапочку, оставлявшим незакрытым только лицо. Его каска висела на боку. - Парни, махра есть? – улыбаясь, спросил он. - Держи, Емеля, - Тимур протянул ему небольшой расшитый кисет, возможно, то немногое, что он взял с собой из дома. - Спасибо! – Емеля насыпал немного махорки на клочок газетного листа, закатал и послюнявил его. От резкого запаха простого солдатского курева Ивану стало не по себе. - Смотрите, товарищи, - ткнул его в плечо Тимур и кивнул в сторону двух офицеров, одетых в тёплые тулупы. Приземистый и толстый со знаками различия полковника и широкоплечий майор. - Комбат, слушай, эту высоту ты должен взять, несмотря ни на что. Понял? Чтобы к вечеру этих проклятых белофиннов там не было. – Голос полковника был хриплым. - Есть, - с холодным видом козырнул майор. - Ну всё, скоро атака значит, - шепнул Тимур. - Атака… - мёртвым голосом повторил Иван. Во рту сразу пересохло, а руки задрожали в удвоенном ритме. - Ничего, прорвёмся, товарищи! – улыбнулся Емеля. От этой улыбки Ивану легче не стало. Он смог лишь тихо спросить: - Емеля, а как твоя фамилия? - Молохов, а что? - Е. М… Ясно. Иван подполз к дереву и посмотрел вниз, на равнину. Оказалось, что они находились на высотке. Он глянул на поле впереди. Два ряда наполовину занесённой снегом колючей проволоки, которая зловеще вилась между столбами. Там же, как знал Иван, были финские траншеи. А за ними возвышалась высота, утыканная могучими деревьями. Там тоже траншеи, присыпанные снегом. ДЗОТы, амбразуры которых ощетинились холодными дулами пулемётов, готовыми снести атакующего врага. И блиндажи, где грелись финны. Ваня поёжился – валенки и будёновка не особенно, как ему казалось, помогали. Что же будет дальше? Он нервно сглотнул – вспомнил дом, оставшийся так далеко… во времени. Вспомнил мать, которую он порой доводил до белого каления своим упрямством. Вспомнил Лену и то, сколь многое осталось между ними недосказанным. Вспомнил даже обэжешника с его советом, стреляя из калаша, повторять «22» - теперь, это был, пожалуй, совершенно неуместный совет, хотя бы потому, что на плече висела винтовка Мосина. Неуверенными движениями парень взял её в руки и передернул затвор – патроны были заряжены. Глубокий вдох, выдох. Не-е-ет. Сегодня он не умрёт! От размышлений его оторвал солдат с термосом за спиной: - Ну что, товарищи, получай харчи! - Живём! – заулыбался Тимур. Немного горячего супа, налитого в котелок, чуть-чуть разогнали холод из рук и ног. - Что я здесь вообще делаю? – шепнул себе под нос Иван, через пару минут он зашёлся истерическим хохотом: - Да я вообще ещё даже не родился! Парни, поймите, мне нельзя в бой! Солдаты хмуро и холодно посмотрели в его сторону. Кто-то усмехнулся, кто-то что-то тихонько буркнул себе под нос. - О чём это он там балакает? - Да нас же там всех убьют, вы, что, не догоняете? Вы все трупы!!! Его речь прервал крепкий удар под дых, полученный от Емели. Тот приобнял его и усадил в снег. - Всё нормально, истерика у парнишки, - спокойным и уверенным голосом сказал Емеля. Ваня же ничего сказать ни за, ни против этого утверждения не мог. Он вообще не мог дышать. В глазах всё потемнело, он не мог сделать ни одного, даже самого маленького вдоха. Котелок лежал в стороне, суп разлился, плавя снег. По спине понимающе похлопали. - Сейчас, всё пройдёт. Снова задышишь. А про «ещё не родился» лучше не повторяй, Серёга, а то в дурдом отправят. А тебе оно надо? – секунду Емеля помолчал, а потом продолжил: - Вот то-то и оно, что не надо! И да, про трупы, больше так не говори! Всё! Дыши. И Ваня задышал, задышал сквозь слёзы, выступившие на глазах. Темнота отступила. - Нервы шалят, - кивнул Тимур, - Ничего, скоро войну кончим и домой. Его речь оборвал свист над головой. - Мины! – заорал Емеля и макнул Ивана в сугроб. Несколько взрывов, и мир вокруг изменился. Снег покрылся грязью, кровью, щепой от побитых деревьев. Рядом с Ваней упал и начал кататься на спине парень лет 19-ти – он судорожно сжимал обрубок ноги. Он что-то кричал, молил, проклинал кого-то. Что он кричал, Ваня понять не мог – он бросился к раненому и попытался остановить кровь, хлеставшую на снег, зажав жуткое месиво ладонями. Варежки быстро пропитались горячей жидкостью, руки дрожали, в ушах звенело. - Врача! – попытался крикнуть он. Мир вокруг потускнел, стал каким-то серым-серым, очень медленным. Запахи стали острее. В воздухе пахло кровью, порохом и дерьмом, пахло войной и болью. Сюда пришла Смерть. - Господи, помоги! Ваня приложил к жуткой ране сорванные с рук варежки и надавил, молясь, чтобы это помогло. Господи, сколько же крови?! Она лилась из раны, несмотря на все усилия парня. «Жгут!» - мелькнула в голове одинокая мысль. Резкими движениями он стянул с раненого бойца ремень, не обращая внимания на его слабеющие завывания, и перетянул его у обрубка. Кровь остановилась. В этот момент Ивана кто-то оттолкнул в сторону. Двое солдат с носилками: - Молодец, товарищ! – они бросили раненого в носилки и поспешили прочь. А Ваня привалился спиной к берёзке и уставился невидящими глазами на свои окровавленные руки. Все резко ускорилось. Сотни мыслей путано носились по его голове, сталкивались, терялись, внезапно появлялись и так же внезапно исчезали. Вокруг суетились солдаты – несколько человек было убито или ранено. Парень уставился на них и совершенно побледнел. Вот лежит боец, юноша не старше его самого. Нет, больше не юноша – труп с торчащим из головы осколком. Рядом другой – с кишками наружу. - Ничего, мы за них ещё поквитаемся! – громыхнул кто-то рядом. Иван же продолжал сидеть, сидеть и ждать. Чего он ждал? Атаки, наверное. Деваться ему было некуда. Он определённо попал в кошмар, в этом парень был совершенно уверен. Тот кошмар, который создаёт у тебя иллюзию выбора, иллюзию свободы, иллюзию реальности. Скоро он проснётся в родимой палатке, а лучше в тёплой домашней кроватке. Дыша перегаром, пойдёт умываться. Посидит за компьютером, затянутый в сети всемирного паука. Или же снова пойдёт копать с друзьями. Сколько всего, о Боже, надо сделать. Дома осталась мать, расстроенная его завальной сессией. Ей стыдно за него, он позорит её. Подумать только – мать декан, а сын последний клоун. Эх! В родном городе осталась его девушка по имени Лена, с которой он часто ссорился, не успевая из-за этого сказать, как же сильно он её любит. Да и друзья остались там же, большие любители мелких авантюр. Как же не хочется умирать! Как же страшно и холодно! От размышлений его оторвал ужасный грохот. Парень вздрогнул. - Началась свистопляска! – ухмыльнулся Тимур. Вражеская высота покрылась грибами разрывов снарядов. Рядом с Иваном в снег плюхнулся парень с лейтенантскими петлицами: - Товарищи бойцы, через 20 минут в атаку! Артиллерия продолжала свою жуткую работу. Словно гигантский молот обрушилась она на многострадальную землю. Деревья выворачивало с корнями, комья земли путешествовали по воздуху, непринужденно осваивая новое для себя пространство. - Дохните, твари! – с яростью в голосе пожелал врагу Емеля. Признаться честно, Иван был с ним согласен на все 100. Наконец всё затихло. Несколько минут ничего не происходило. И тут раздался свисток – сигнал к атаке! - Вперёд, мать вашу! Бойцы поднимались и шли вниз – с занятой высоты в неизвестность. Иван замешкался, страх прижимал его к земле, сковывая и мысли, и движения. - Чего разлёгся! – чьи-то руки схватили его за шинель и рывком бросили вперёд! – В атаку, не лежать! Впереди ждал ад. Парню было жутко страшно, руки тряслись, сердце бешено стучало в клетке из рёбер. Споткнулся обо что-то в снегу и упал. Он видел, как другие бойцы устремились вперед к кольям, обмотанным колючей проволокой. Из-за неё по ним стреляли – с высоты и из траншей, вырытых возле колючки. С трудом Иван поднялся в полный рост и неуверенными шагами двинулся вперед по колено в снегу. - Серёга! Не дури! – услышал он крик – это был Емеля. Тот, вместе с Тимуром и другими бойцами, шёл вперёд, максимально пригнувшись. Ваня последовал их примеру. Он услышал противный свист и плюхнулся в сугроб. Где-то поблизости разорвалась пара минометных мин. Чьи-то вопли оглашали окрестности. Парень видел, как тройку бойцов скосила пулемётная очередь. Еще один пропал в комьях земли, взметнувшихся вверх. Рядом с ним рухнул сержант с простреленным бедром. За локоть Ивана схватил Емеля: - Надо двигаться вперед, иначе как в тире постреляют! На ватных ногах Ваня шёл дальше. Наконец, они очутились возле столба с черной колючей проволокой. Ваня всем телом прижался к нему, одними губами нашептывая молитву. Хотелось зарыться в снег, зарыться в мерзлую землю под ним, спрятаться от безжалостных пуль. -Твою мать, - бросил Тимур, добавив затем пару крепких ругательств на татарском. - Где сапёры? – прорычал низкорослый сержант, командир отделения: - Ножницы! Кто-нибудь, перекусите эту долбанную проволоку! Один из бойцов, совсем молодой, попытался перелезть через неё. Его шинель зацепилась за колючую проволоку. Он беспомощно дёргался, пытаясь освободиться. Рядом засвистели пули. На секунду Иван встретился с бедолагой взглядом. На него смотрели безумные глаза, пропитанные ужасом. В следующий миг несколько пуль прошили тело бойца, он захрипел, бессильно повиснув на колючей проволоке. - Твою мать, твою мать, твою мать… - причитал Иван. Рядом появился солдат со здоровенными ножницами для резки колючки. Он начал раскусывать ими металлическую паутину. Раз, два, три. Он почти справился, как вдруг его голова взорвалась, забрызгав все вокруг кровью, кусочками мозга и обломками черепа. Что-то попало и на шинель Ивана. Он хотел смачно сматериться, но стоило ему открыть рот, как наружу полезла блевотина. Его рвало, на глазах были слезы, во рту – горечь. - Сергей! Режь! – сержант спрятался за соседним столбиком: - Мы прикроем! - Давай! – Тимур послал пулю в сторону финских траншей и передернул затвор, выбрасывая на снег горячую гильзу. Иван хотел было сказать нет, но вместо этого он бросился к убитому и поднял ножницы. Раз и колючка разрезана. - Вперед! – он первым скользнул в прорезанную брешь. За ним устремились сержант, Тимур и Емеля. Через десять метров они снова плюхнулись в снег под градом пуль. Впереди возвышался второй ряд колючей проволоки. Иван снова начал перекусывать её ножницами, расчищая проход для нового броска. Откуда взялась такая сила? Он не знал. Страх никуда не девался, он был тут же, нашептывая своим вкрадчивым голоском про то, насколько это всё опасно. Но… было что-то еще. Адреналин был впрыснут в кровь, целое море эмоций пробудилось здесь, под огнем. Это море обжигало его нервы, стегало, гнало вперёд. Пара пуль впились в столб. Ваня видел, как финны начали отходить из своих траншей к высоте. Пулеметчик отстрелял обойму и нырнул в укрытие. Иван упал в паутину траншей и ходов сообщений и прильнул к стене. Рядом приземлился Тимур, передергивая затвор винтовки. Его лицо было напряжено, глаза внимательно смотрели вперед. Пол траншеи был утоптан и усеян стреляными гильзами. Десятки гильз. Здесь же, на промерзлой земле валялась пара обойм к финскому пулемету Лахти-Салоранта. Граната в чугунном корпусе лежала позабытая у стенки. Иван тяжело дышал. Повсюду стреляли – сухо щелкали винтовки, гулко раздавались взрывы гранат и мин. Траншея понемногу наполнялась советскими бойцами – все больше их прорывалось через бреши в заборе колючей проволоки. Наконец, с криком «Ура!» они устремились вперед. Сначала этот клич был тихим, заглушаемым голосом пулеметов и винтовок, но он быстро становился мощнее. Через несколько мгновений и Иван кричал изо всех сил. Вперёд! Они рвались через вражеские траншеи. Бой вспыхнул с новой силой. Парень видел, как бегущий впереди усатый сержант резко остановился и с подкошенными ногами прислонился к стене траншеи. Пальцы его правой руки вцепились в горло, из которого лилась кровь. Мир как будто остановился и резко поблек (хотя, казалось бы, куда дальше). Последние цвета стремительно убегали. Остались лишь они двое. Иван и парень в финской форме, передергивающий затвор винтовки. Преодолевая оцепенение, поисковик рванул вперёд, ощущая себя черепахой на ралли. Он резко ткнул врага, но тот оказался заметно ловчее и отбил выпад, прикрывшись винтовкой. Несколько секунд борьбы и Иван потерял своё оружие. Оно выпало из его рук. Рядом прошел штык финна. Ваня схватил его за ложе винтовки и локоть. В парне проснулась неведомая прежде злость. В голове осталось лишь одна единственная мысль: бей! Бей! БЕЙ! БЕЙ! Гнев захлёстывал его. И он начал драться так, как никогда раньше не дрался в жизни. Ненависть и злость вытеснили все остальные чувства. Больше не было страха, больше не было боли, больше не было холода. Мать, девушка, дом – всего этого тоже не было. Была лишь НЕНАВИСТЬ. Был зов крови, всесокрушающий зов. УБИВАЙ! Иван скрипел зубами в приступе ярости. Он вцепился врагу в глотку одной рукой, второй начал молотить тому по лицу. Парень почувствовал страх. Но это был не его страх. Сладковатое ощущение ужаса разливалось врагом. Это было так приятно…. Иван не помнил, как в его руках оказался нож. Он почти не соображал, когда начал вонзать его в тело врага. Удар, удар, еще один. Противник хрипел, его сопротивление становилось все слабее. В глазах напоследок мелькнул ужас и, как будто, какое-то детское удивление, вопрос «за что?». Потом всё было кончено. Иван осел рядом с ним. Внутри была жуткая пустота, но краски понемногу возвращались, снова послышались крики и выстрелы. Руки дрожали. - Вовремя ты у него финку выхватил, Серёга, - сказал присевший рядом Емеля. Ваня посмотрел на окровавленный нож, а затем на лицо убитого им финна. Обычный паренёк, с разбитым носом. Голубые глаза остекленели. Губы улыбаются неуверенной, кровавой улыбкой. Шинель изодрана, заляпана… Иван знал, чем именно она испачкана. - Бойцы! За Советскую власть, - начал капитан, закончить он не успел, сражённый вражеским пулеметчиком. Стрекотали пулемёты и автоматы, щелкали винтовки, свистели мины. Бойцы не могли подняться из траншей навстречу верной смерти. Они вжимались в пол, стены, стрелковые ячейки. Худощавый долговязый лейтенантик, дрожа, поднял над головой ТТ. Играя скулами, он встал в полный рост: - 4-я рота, сл… слушай мою команду, – говорил он тихо, сбиваясь. Но вдруг в нём проснулась неведомая мощь: - Вперед! Бей финских ублюдков! Пули свистели вокруг, пара прошла совсем рядом. Но молодой командир пошел вперёд! - Ура! – раздалось над траншеей, над полем, над этим проклятым, занесённым снегом местом. В этом «ура» сливалась вся их, человеческая, боль, страх, ненависть, жажда мщения. Бойцы поднимались и шли в атаку. Кто-то падал, некоторые больше не двигались. Иван бежал изо всех сил. Краем глаза он увидел, как мчавшийся (по зимним меркам) Емеля упал в снег, обнимая руками живот. - Чёрт! – Иван развернулся и подскочил к нему. - Твою ж мать, как же больно, - на глазах Емели выступили слезы. - Держись, - Иван потащил его назад, к траншее. - Серёга, не надо, не трать время, в этом чёртовом поле убьют наверняка. Емеля был тяжелым, он, конечно, помогал ногами, из последних слабеющих сил отталкиваясь ими, но этого было мало. Матерясь, Ваня волок раненого товарища в укрытие. Почему? Наверное, потому, что этот человек был одним из двух людей во всём этом мире, которых он вообще знал. Остальные просто даже не родились. Наконец, он подтащил его к траншее, оставив позади окровавленную борозду в снегу. Через мгновение они оба упали на покрытый утоптанным снегом пол. Ваня посмотрел на товарища. Шинель была пропитана кровью в районе живота. Вокруг быстро начала образовываться горячая красная лужица, от которой таял снег. - Как же больно, братишка, - Емеля посмотрел полными слёз глазами на Ивана. Окровавленной ладонью правой руки он вцепился в плечо юноши: - Не мой день, видать. Он закашлялся, с его губ тоже выступила кровь: - Передай домой, Серёга! Умоляю, - он полез внутрь шинели и протянул окровавленную измятую бумажку: - Если вернешься, передай моей дочери, моей лапушке, что я люблю ее. Жена умерла… - он снова закашлялся. Слёзы бежали по грубым щекам, падали в снег. Дрожащей рукой Емеля взял листок и положил его в карман: - Передам, я клянусь тебе! - Чего сидишь, вперёд! – услышал он приказ командира. Поднялся из траншеи. В лицо что-то ударило. В глазах померкло. Он упал назад, выбив воздух из лёгких. Кровь. Она была повсюду, всё лицо в крови. Он это чувствовал. Как же холодно, до чего же холодно и страшно… А бойцы снова пошли вперед, навстречу врагу, поливавшему их свинцом из пулемётов. Рвались гранаты, мины, снаряды. А над всем этим царством боли и ненависти висело солнце, равнодушно, почти с презрением взиравшее на муравьиную возню внизу. Как же холодно… С раскалывающейся головой он проснулся в палатке, дрожа всем телом. Что? Кто он? Серёга? Или нет, Иван? Да, он Иван. Ком поднялся из желудка, и парня вывернуло наизнанку. Сосед что-то пробурчал насчёт того, что он предупреждал, а ещё что-то по поводу пакета у изголовья. Дрожа всем телом, Ваня выполз из палатки. Было темно и холодно. Слышался смех у костра, где-то трещали сверчки. Иван посмотрел на ночное небо, на белую луну, на мрачные силуэты деревьев вокруг. Господи, как хорошо. Через несколько дней останки всех бойцов были подняты. В двух могилах лежали 36 красноармейцев. Хотя самому Ивану казалось, что их должно было быть больше, но о своих сомнениях он никому не говорил. Сны это же всего лишь сны, тем более пьяные сны. Парень больше не любил спать – каждую ночь к нему приходили тени, силуэты людей. Тимур. Емеля. Финский солдат. Усатый сержант. В основном это были страшные видения. Немые обвиняющие глаза во тьме. Последним вечером перед отъездом весь его отряд был построен на небольшой полянке. Впереди стоял рослый крепкий мужчина в песчаном камуфляже. Позади него лежали 52 черных полиэтиленовых пакета с костями бойцов. Возле каждого из них находилась небольшая дощечка с закрепленной свечой. 52 незажженных свечи. Мужчина сцепил руки за спиной и оглядел собравшихся. О чем он думал? Этого Иван не знал. Опускавшийся вечер нёс с собой холод. Парень поёжился. - Бойцы! – командир кивнул и заговорил металлическим голосом, чеканя слова: - Вы выполнили свою задачу, свой долг. За время нашей Вахты Памяти мы подняли останки 52 бойцов и командиров Красной Армии. Эти ребята погибли здесь в феврале 1940 года, во время Зимней войны. Им было примерно столько же, сколько и вам. Многие были даже моложе. И так же, как и вы, они хотели жить, хотели любить. Но они отдали свои жизни на той войне. Мы перед ними в неоплатном долгу. Головные уборы долой! Иван снял кепку. - Свечи зажечь! Катя и Саша прошлись рядом с останками, поджигая свечи. Глядя на яркое пламя свечей, Ваня понял, как вокруг стало темно. 52 огонька плясали на тающих свечах. - У нас, поисковиков, есть поверье, что пламя свечей горит столько, сколько умирал в бою воин. Гаснет пламя – приходит смерть. Наступила леденящая кровь тишина. Подул ветерок, гася несколько свечей. 47…. Вот погасла ещё одна. Ваня смотрел на свечу возле пакета с костями Е.М…. Возле костей Емели…. Пламя плясало, силясь разогнать окружающую мглу, сражаясь за свою жизнь. «Дыши» - услышал Иван и обернулся. Рядом стояли друзья и недруги, братья по оружию, поисковики. Он вновь уставился на свечи. Их становилось все меньше и меньше. 30. Оставшиеся таяли, расплавленный парафин горячими слезами сбегал по столбикам свечей и застывал у их подножия. 21. Порыв ветра, заставляющий поёжиться. Несколько человек, стараясь не шуметь, удалились к лагерному костру. 15. Уходят, уходят один за другим. Ваня вспомнил Тимура – выжил ли он? Что? Да нет, это же был всего лишь сон, разве нет? 7. Гаснут одна за другой. Наконец их осталось всего три. Истаявшие, маленькие свечки. Горячие слёзы на их парафиновых щеках. «Как же больно, братишка. Не мой день… видать». Иван дрожал всем телом, но никуда уходить не желал. Он сунул руку в нагрудный карман, ища там что-то. - Что за? – он вытащил небольшой измятый листок, с пятнами бурой крови. На одной стороне адресок. На другой…. «Милая Таня». Маленький бурый листок, исписанный неровными, неуклюжими буквами. Подпись. Твой… папа. «Господи!» Иван ошеломлённо посмотрел на свечи. Осталась лишь одна. Напротив Е. М. Напротив Емельяна Молохова. Она совсем истаяла. Она боролась, как могла, но веревка прогорела. Свеча погасла. Поляну захватила мгла. Внутри было тягостно. Внезапно свеча Емели снова вспыхнула – загорелся парафин. Огонь плясал азартно, но обреченно, словно говоря Тьме – «Нееет, меня так легко не возьмёшь!». Минуту пламя боролось, потом погасло окончательно. На глазах выступили слёзы. «Передай… домой» - шептал ветер в кронах деревьев. - Я передам… клянусь, - ответил ему боец по имени Иван Кононов.