Смерть живет 24 часа

Смерть живет 24 часа, и ты не знаешь откуда взялась эта информация Ты ходишь по холодным коридорам, вы их когда-то прогревали, но вскоре решили, что тратить энергию метеора на это бесполезно, ведь кроме тебя туда никто толком то и не ходит. А тебе плевать, ты не чувствуешь изменений — твой организм так устроен, что холод для тебя — привычная норма. Комнаты все закрыты и это до боли в висках логично — все спят уже, поздно, хоть время для вас потеряло хоть какой-либо смысл. Теперь это просто бессвязная материя, а также идиотский аспект этого придурка в красном, комнату которого ты так настойчиво, но неосознанно ищешь. Ты никогда не ставил цели прийти туда, но ноги почему-то сами вели к этому психоделическому безумию, от которого ты не очень-то и в восторге. Кому какая разница вообще где ты ходишь? Никому в этом пространстве бесконечности и пустоты. Шаркаешь ногами по полу, он на удивление довольно чистый. Вскоре слышится приглушенная стенами музыка — ты почему-то не удивлен, от бессонницы страдаешь не ты один. Подходишь ближе к двери, нажимаешь на ручку и толкаешь вперед. Ты уже давно не утруждаешь себя просить разрешения. Примерно с тех пор, как ночуешь (или правильнее будет «спишь весь день») тут большую часть времени. На тебя даже не смотрят, глаза устремлены в экран, на котором ярко мигают огоньки какой-то бессмысленной и абсолютно тупой видеоигры, от которой у тебя тут же болезненно сдавливает голову, и тошнота подступает. Как он вообще может терпеть настолько яркие цвета и громкий шум? Ах да, точно. Он человек. Дейв, мать его, Страйдер. Что ни на есть самый человеческий из всех людей человек. Его алые глаза не заточены под ночь, где яркость — это лишь нервирующая частица. Его слух не такой уж и четкий, как он выражается, и он не может слышать так же ясно как ты любые шорохи на этом куске камня. Его кожа бледная и усыпана родинками, но более никаких изъянов, ни одного темного пятнышка, и это тебя бесит. Хочется покусать, оставить меток-следов, чтобы стереть эту идеальность, исписать белый лист своей краской. Его волосы — словно белая вата, пушистые и мягкие, отличные от твоих — жестких и неприятных, но какого-то черта он продолжает из раза в раз гладить по ним. Ты шумно вздыхаешь и даже не ждешь, что он уберет из рук джойстик, а лишь нагло тянешься сам, выныривая меж рук и устраиваясь на коленях — не самых удобных, угловатых и твердых, но тебе их больше чем достаточно. Ты перекрыл ему взор на этот нескончаемый пиздец, чем вызвал недовольное мычание и возмущение, но он даже не думает убирать тебя с колен сам — не потому что не может, а потому что не хочет. И минуты не проходит, как он убирает приставку и ногой нажимает на кнопку отключения. Он знает, как тебя нервирует все это. Он чувствует, как ты практически сразу же расслабляешься и только потом прижимает тебя к себе, гладя по черному свитеру, словно желая пригладить ворс, но при этом как-то невесомо и бесконечно нежно. Он еле слышно вздыхает, и ты жмешься в ответ, закидывая руки на его шею, да и в целом разворачиваешься к нему всем телом, привстав на коленях, которыми упирался в твердый пол. В комнатах он теплее чем в коридорах и тебе это все же нравится. Прижимаешься, без напора. А словно желая получить больше. Он привык к этому, тебе просто нужно немного мягкости. И он несомненно готов дать тебе столько, сколько потребуется. Ты Дейв Страйдер, и ты обнимаешь жмущегося к тебе тролля так, словно это его последний день жизни. Ты привык к этому, но если по-честному, то тебя иногда это до-усрачки пугает. Вы сидите абсолютно молча в практически полной темноте, только слабая лампа на столе позволяет хоть что-то увидеть. Ты прилагаешь совсем немного усилий, он легкий и на самом деле тебя это так же пугает, и поднимаешься на ноги, подняв с собой маленькую тушку, которая лишь сильнее обхватила твою шею в дрожащих руках. В отличии от других троллей этот — какой-то уж слишком мелкий, неприметный, если бы не был таким громким. Но сейчас он молчит. Он практически всегда с тобой молчит. Но тебя это не волнует, как если бы молчал кто-то другой, не важно в каких вы отношениях. Так уже получилось, что на этом куске летающего пиздеца все какие-то слишком говорливые, кроме, разве что, Канаи, хотя кто знает — может с Роуз они ночами напролет обсуждают какое-то важное говно, на которое тебе на самом то деле похрен. Но с тобой этот идиот молчит как-то слишком особенно. Ему не нужно давать о себе знать постоянными криками, ему не нужно надевать маску «Лидера», хоть он и сам от нее отказался. Ты поднимаешься с ним на ноги, он обхватывает твою талию ногами. Он в шортах и сейчас особенно четко заметно какой-же он худой и угловатый, даже более тощий чем ты. Болезненно-тощий. Ведешь по его шее носом, щекоча теплым дыханием и заставляешь вздрогнуть и даже слегка напрячься. Медленно опускаешься — на этот раз на кровать, а после не-менее аккуратно и мягко, словно фарфоровую куклу, кладешь уже податливое тело на мягкую поверхность, которая тут же проминается под ним, хотя тебе кажется, что весит он как перо. А может так и есть, просто это все обман? Ты потом подумаешь об этом. Он за это время не сказал ни слова, но как ты уже говорил — тебя это не особо волнует. Ты можешь без проблем читать его как открытую книгу, а он даже не подумает о том чтобы спряться. Это слишком выше его сил, это так безнадежно бессмысленно, что он давно уже сдался. На этот раз вашу игру ведешь только ты, он пришел к тебе за отдыхом, за теплом и лаской, и ты готов поклясться на свои очки — ты обязательно дашь ему это. Зарывается в свои волосы, уложенные прежде, а теперь безбожно в хлам растрепанные, массирует кожу головы, а ты ловишь его лицо, мягко и невесомо целуя, как бы спрашивая разрешения, хоть и знаешь, словно у тебя есть этот ебаный абонемент, всецело состоящий из тебя, что он никогда не откажет. Он успевает за тобой и тянет к себе — ему мало, хочется сразу чуть больше, чем просто незаметные прикосновения. Ему всегда мало, а ты его дразнишь, в ответ получая новые укусы на теле. И вот сейчас он кусает тебя, кажется, вновь прокусив губу и морщится от железного привкуса крови, который появился на его языке, как только он решил зализать новую рану. А тебе давно не больно, даже, приятно. Ты свыкся с этим, тебе нравится наблюдать за ним, таким отдаленным ото всех и только эгоистично-твоим, каким ты его знаешь. Чуть больше чем все. Намного больше чем остальные. Нетерпеливо нахмурившись, тянется к твоим очкам, и ты только ему разрешаешь их снять, потому что иначе он их все равно снимет, только вот чуть громче чем есть сейчас, а после аккуратно кладет их на прикроватную тумбу — знает, что тебе они все же очень дороги, целует мягко и нежно, стараясь совладеть с желанием искусать тебе губы и язык в кровь, потому что ему такое на самом деле не очень-то нравится, по крайней мере не сейчас. Сейчас он хочет обычной любви. «Алой» как бы он выразился, если бы не забыл, как вообще говорить, кажется. И если бы вы не положили на эти квадранты огромный хуй, потому что ваши отношения уже давным-давно перешли через все границы известных вам видов отношений. Нетерпеливо, но как-то лениво тянет за плащ, который надо бы снять аккуратно и повесить в шкаф, но ему настолько похуй на это, что он просто подцепляет его у основания когтем и алая ткань тут же превращается в обычную тряпку, которая восстановится в ближайшие минуты. Но все равно в душе что-то отозвалось, вроде это была жалость. Ты уже давно позабыл про все эмоции, вернее их названия, потому что кого это вообще ебет? Точно не тебя, Дейва, мать его, Страйдера, для которого эмоции — это такая тупость. Ты Каркат Вантас и тебя бесит этот уебищный красный плащ, футболка, да и в целом склонившийся над тобой человек, но ты ебать как без ума от него, этого ебаного всеми богами (вернее, тобой из прошлого, будущего, да и настоящего) плаща. Но ты без раздумий, с детской радостью и удовольствием рвешь эту тряпку в который раз. Дейв за все время так и не научился сохранять его после каждой вашей стычки, возможно ему самому в кайф? Придурок. Но дальше ты лишь тянешь за край футболки, не желаешь превратить это все в ебаное безумие из разорванных тряпок. Сегодня не тот день, когда ты хочешь все уничтожить к чертям собачьим. Голую кожу пробирает легкий ветерок, почему-то заставляющий вздрогнуть, хотя ты и не мерзнешь. Просто так получилось. На твоей шее — рассада алых роз — меток, на белоснежной спине — следы от когтей, а где-то даже выступили алые капли, которые ты тут же мажешь меж пальцев, морщась. Тебя до сих пор пробирает от одного только цвета и запаха человеческой крови, да и на самом деле любой, просто человеческая еще и до ужаса схожа с твоей. Твоя кожа — жесткая, к тому же ты как скелет ей обтянут, даже удивляешься как этот придурок-Страйдер умудряется укусить тебя лишний раз или еще что, а главное сделать это настолько чувствительно, что ты сам ужасаешься от того насколько податливым и уязвимым ты становишься в такие моменты. А еще молчаливым, потому что молчать для тебя так непривычно. Он спускается все ниже с каждой минутой, тянет и выжидает чего-то, вновь мучает тебя, хотя знает, что потом поплатится за этот произвол. Ты недовольно тянешь и выгибаешься дугой, подставляя ему живот, от чего он тут же незамедлительно касается его губами, мягко целуя, вызывая новую волну мурашек по серой коже. Ухмыляется нагло, самодовольно, потому что знает, что ты только с ним такой покладистый. Хотя у тебя ни с кем другим никогда и не было, но дело не только этого касается. Это вообще последнее, о чем ты думаешь. Ты уже мерзнешь под его алым взглядом, чувствуешь себя жалко и тупо, а его глаза светятся ярко — ты только заметил это. Вздыхаешь, утопая в них, и он замечает это, вопросительно и удивленно смотрит, в ответ на что ты можешь разве что только отвернуться, и он все понимает. Умный мальчик, Дейв Страйдер. Тягуче хнычешь, сам ужасаясь от своей мягкой в миг натуры. Сжимаешь в руках белые простыни с, кажется, голубым оттенком, слышится легкий треск — ты порвал ткань своими когтями. Но кого ебет, вернее, ебет ли тебя что-то кроме беловолосого придурка? Определенно нет. И первое время он даже не знал куда деться, ведь красноватые слезы — это не то что он ожидал увидеть в ваш первый раз, но с каждым месяцем на этом метеоре он понял, что для тебя это абсолютная и стопроцентная норма. Тебе душно внутри, холодно снаружи и хочется спрятаться от этих ощущений куда-то подальше, но они настолько ахуенные, что ты просто не можешь справиться с эмоциями и рыдаешь тихо, скуля как раненая собака, прежде чем обхватить шею Страйдера одной рукой вновь, второй упираясь в кровать, прижимая его к себе, не скрывая уже ничего. Все что тебе надо — ты уже получил, жизнь очевидно удалась. Он умудряется целовать тебя, он везде и его все равно как-то эгоистично-мало. Ты даже однажды задумался упросить его создать петлю с прошлым-будущим Дейвом, но тут же захотел уебать самому же себе за это, потому что это — уже не твой Дейв. Не твой придурок, хоть и точная его копия. Его рука на твоем роге, гладит его, ласкает, а ты уже не знаешь куда деться от ощущений, которые тебе переполняют. Ноги сводит за его спиной и прижимают все плотнее к себе, хотя и вы и так уже как одно целое. Вам обоим мало этого и вы это знаете. Ты будешь еще долго ворчать на себя прошлого и Дейва, мать его, Страйдера за испорченные вещи, особенно простынь, которая увы не богоуровневая тряпка и больше никогда не восстановится, особенно не убрать с нее запах вишни и ваших тел, не смыть алого материала, так что она без раздумий отправляется в топку — что бы никто никогда о ней не узнал. Ты мажешь после душа спину Рыцаря какой-то мазью, которую вы сперли у, кажется, Джейд, чтобы следы на бледной коже, укусы и синяки быстрее прошли, тебе она не поможет, но Страйдер все равно умудряется размазать полупрозрачную холодную субстанцию по тебе, хотя скорее просто дразнит тебя, проверяет все ли в порядке, проверяет насколько далеко ты разрешишь ему зайти в этих играх, хотя и зашел уже намного дальше. На утро хуй кто из вас об этом заговорит, потому что у Карката будет болеть голова и желудок скрутится от голода, ведь потеря генматериала, особенно в пустую, тратит ебать как много жизненно необходимых чего-то-там, что тролль устал уже объяснять, поэтому ты весь день будешь таскать к нему-себе в комнату какие-то продукты, дабы он не сожрал тебя, а он может, наверное. Под вечер он наконец-то выползет в общую комнату, уже даже не такой мертвенно-худой, и забьётся в угол дивана, замотавшись в плед, как в кокон и вновь уснет под какой-то идиотский ромком. Он почему-то любит так делать всякий раз, да и в целом почему-то редко пребывает в своей комнате. Но ты, Дейв, мать его, Страйдер, прекрасно знаешь зачем он так делает.