Лепестки жёлтой магнолии

Тина заходит в свой дом, небрежно кидая ключи на тумбочку. Смахивает снег с капюшона и закрывает дверь. Декабрь выдался снежным. Покрыл льдом улочки Киева, иногда метелью загоняя людей по домам. Третья неделя зимы нагнетала на Кароль тоску. Слишком не любила это время года, стараясь как можно меньше находиться на улице, содрогаясь от холода и неприятно щурясь от снежинок, что летели в лицо. Где-то в голове эхом отдаётся её внутренний голос: «Дан превратил бы декабрь в маленькую сказку. Он грел бы тебя по вечерам, защищал бы от снежинок, держал бы под руку, когда ты, неуклюжее создание, поскользнулась бы на дороге, покрытой льдом. Ты глупа, Кароль, а не Дан. Ты поступила низко, а не он» Хмурится и вертит головой из стороны в сторону. Нет, всё правильно. Всё так, как и было уготовлено судьбой. Только, дурочка, мы сами и создаём свою судьбу. А ты её профукала. Родной и любимый дом встречает её холодом. Проблемы с отоплением так и не решились сами собой, а у Тины не было ни желания, ни времени их решить. Кутается в тёплый огромный свитер. Смотрит на камин, который прошлой зимой разжигал Дан, снова хмурится. Хочется расплакаться от обиды на жизнь, но, определённо, не на себя. До сих пор считает, что она права, и Дан поступил эгоистично. Заваривает зелёный чай с имбирём и пытается впихнуть в себя салат, потому что за весь день ничего не ела. Обращает внимание на букет в вазе, который Дан прислал в первую неделю декабря.

Белые астры. Не могу думать ни о чем кроме тебя.

Где-то в мусорном ведре покоится записка.

После стольких моих грязных слов в твой адрес я всё равно продолжаю жить мыслями о тебе. После того, как ты разрушила всё, что мы так трепетно создавали, я всё равно готов бороться за нас. Пусть и с тобой.

Тина любит его. Но, видимо, её любви недостаточно для него. А большего она дать пока что, увы, не может. Она давится зелёным чаем и салатом. И мечтает о бутылочке вина 0,7. Только любимое вино у них одно на двоих. А её изрядно тошнит от любого напоминания о нем. Но цветы за все это время не выкинула. Говорит Паше, мол, они не виноваты. А сама каждый вечер глазами бегает от одного букета к другому. Даже букетик кувшинок, что давно завяли, не выкидывает. Бережёт и вспоминает их жаркое лето. Она сама — большое воспоминание о нем. В зеркало посмотреть не может — вспоминает каждое местонахождение его жарких и ярких поцелуев. В комнату уходит в надежде согреться под пледом и посидеть в телефоне. А в гостиной снова его букет.

Гортензия Голубая. Вспомни обо мне.

А она помнит. Каждый день старается забыть, но получается отвратительно. И вещи все его собрала, что когда-то забирала у него тайком, отдала через Пашу. И сообщения поудаляла, как девочка маленькая, думала, что легче станет. Но не стало. И вряд ли уже станет. Уходит из гостиной в комнату, убегая от всех цветов на первом этаже. А на тумбочке букет камелии розовой.

Камелия. Тоскую по тебе.

И не сказать, что и она не тоскавала по нему. Просто, как всегда, пыталась быть сильной, как она и привыкла. По сей день старается. Но выходит намного хуже, чем раньше. И красная помада уже не спасает. Разве что осталось нанести её на все лицо, чтобы все вокруг точно уж не увидели плаксивых глаз. — Теперь ты не сильная, Кароль, а жалкая, — шепчет, утирая слезы с щёк, когда бросается телом на кровать. Судорожно встаёт с кровати после получасового рыдания и резкими движениями опрокидывает хрупкие вазы с его цветами. Камелию с полу подбирает и в руках сжимает, тянется к калине, вниз бежит и в стену кидает вазу с лилиями, которых ждёт та же участь, что и других. Астры, гортензии, кувшинки летят в большую урну. Тина оставляет у себя только жонклию красную.

Жонклия. Люби меня

Не только потому, что им несколько дней и они еще мечтают пожить неделю, но и потому, что она любит. Любит его. Только не так, как он хочет. И не так, как она умеет. И кажется, после уборки дома от цветов становится намного легче. Но сил не прибавляется, а жалость к себе растёт с каждым днем. Потому что: Из сильной в жалкую — легко. Из жалкой в сильную — надо постараться.