we can never be friends

Когда Хёнджин соглашался пойти на очередную вечеринку в честь чьего-то счастья, он вообще не задумывался ни о чём. Это одна из его вечных мудростей: живи напохую, тогда прочувствуешь эту жизнь на максимум. Вообще, это прерогатива тупых или отчаянных долбоёбов, но об этом он, безусловно, никогда не думал. Не до того. Ведь здесь столько крутых развлекух, только посмотрите: лучшие омежки, которые не прочь лечь сегодня под Хёнджина даже вдвоём, второсортная алкашка, у какого-то пацана есть пара грамм белой радости и несколько таблеток от грусти. Скучать не приходится. Кто-то из омег, наверное, Сынмин, рассказывает ему на ухо очередную тупую историю, пытаясь перекричать дикую музыку уже не только в чьей-то бедной хате, а в ушах. Хёнджин так-то бы с этим омегой отвисать не стал, просто так уж получилось, что от него не пахнет приторной ванилью или ещё какой-нибудь прошмандовской хуйнёй. Его тошнит уже от этих перетраханных клубничных парней, хочется сорвать плод попроще, но повкуснее. Тут даже легче получается: никаких цветов-конфет, никаких сцен ревности, достаточно просто подолгу посмотреть на жертву — и та растает за секунду, да так, что аж и сладкое мороженное может потечь. Чонин больше похож на глупую лесбиянку, которая всегда и везде таскается за своей подружкой и изредка залипает на таких красивых парней, как Хёнджин. Альфа никогда не против интересного опыта, может, он сегодня ночью и опробует роль продюсера. Всегда было интересно, каково это, указывать двум омегам, что и как делать в фильмах для взрослых. Ян игриво жмётся к Хёнджину, его шальные омежьи ручонки настойчиво хотят найти что-то в чужих карманах. Хван определённо не может отказать: прозрачный пакетик с экстази покорно лежит в альфьей руке. Чонини ухмыляется, Хёнджин думает, что омега давно подставил свою задницу ему в своих мыслях, и не сопротивляется душевным полетам сладких мечт. Скорее наоборот: достаёт ярко-желтую таблетку с забавным смайликом и передаёт Чонину. Через рот. Ян под градусом даже не охуевает, когда Хёнджин так напористо раздвигает его губы своим языком, даже пытается ответить на непоцелуй, глупыш. Звуки заливистого смеха приятны ушам: видимо, трип уже начался. Хёнджин даже не переживает за него: допитая банка соджу в руках омеги говорит сама за себя. Хван не должен быть ответственным за чьё-то распиздяйство. Чересчур оживлённый Чонин то ли пристаёт, то ли зовёт Сынмина танцевать, когда видит приближающегося Чанбина. Друзья — это хорошо. Друзья, которые подгоняют тебе порошок — ещё лучше. Хёнджин решает воспользоваться образовавшимся внезапно одиночеством и отходит туда, где ему бы никто не помешал. Дверь в ванную оказалась не заперта; он бы поставил этому толчку уже 10 из 10 за отсутствие дыма от сигарет и этого ужасного запаха, но кое-что очень портило такую благоприятную картину. Точнее кое-кто. Хёнджин не думал, что встретит здесь Феликса (хотя бы потому, что сам вроде говорил, что будет сидеть дома, так что доёб не засчитан), спокойно подводящего глаза тёмной подводкой. Они даже не здороваются, просто немного сверлят друг друга взглядами через грязное зеркало. Хвана это подзаёбывает: — Может выйдешь? Отлить охота. Феликс усмехается и поворачивается. Хёнджин не может не заметить, как этот приглушённый зелёный свет выигрышно смотрится на коже омеги. — Да что я там не видел? По фактам. Хван не хочет сейчас вспоминать и размышлять об их недоотношениях, это в какой-то степени позорно. Да и не особо волнует, потому что его вполне устраивают их поебушки на стороне. Вообще-то, Хёнджин не бабник (омежник?), просто рядом с Ли он сам не свой. Но дверь закрыть никогда не забывает. Альфа хмыкает и подходит к стиральной машине в поисках ровной поверхности. Конечно, было бы неплохо делать это на тарелке, но НЛО же не прилетит с кухни? Хёнджин не обращает никакого внимания на рядом стоящую омегу, даже тягучий запах шардоне не отравляет его лёгкие. При виде порошочка на холодном пластике и карты в красивых руках Хёнджина, Феликс сглатывает: — Здесь на две. Поделишься? Хван не отвечает, продолжает разделять на дорожки. Ему самому давно уже хочется либо секса, либо мефедрона, возможно, всего сразу. Когда две белые линии выстроились в ряд на желтой и местами грязной машинке, альфа сворачивает купюру из своих карманов джинсов и протягивает её облокотившемуся на раковину Феликсу. Тот берёт так, будто вовсе не он просил буквально минуту назад, а какой-то другой омега. Наверное, поэтому Хёнджину он так понравился. Ванная довольно просторная, но местами поменяться им всё-таки приходится. Феликс наклоняется, прогибаясь в пояснице специально для любопытных глаз, и принимает первую дорожку. Хван всегда умиляется с того, как тяжело омеге даётся через нос. Ликс жмурится и почёсывает носик, а потом грубо отпихивает Хёнджина от раковины, ища обычной воды. У бедняжки, видимо, слишком пересохло в горле. Хван почти хочет порофлить над этим, но останавливается, когда видит, как маняще выглядят пухлые влажные губы омеги. Он мог бы сделать их красивее своими, но только если тот сам захочет. Хван наконец приступает за свою долю. В прошлый раз в кровати Феликса было определённо лучше, чем здесь, в ванной. — Мне больше нравилось с твоего тела. Ли на это ничего не говорит, только продолжает прямо смотреть в глаза альфе, часто дыша открытым ртом. Горящие глаза выдают, что ему-то тоже. Хёнджин не совсем понимает, кто делает первый шаг первым, но ему это никогда и не было интересно: в этом и суть — какая разница, когда всем хорошо? Единственный, кто заслуживает его внимания — это Феликс, старающийся высосать из него душу прямо сейчас. Признаться, Хёнджин начал любить шардоне после первой встречи с этой омегой. Иногда нотки лимона в этом вине заставляют чувствовать себя намного лучше из-за приятных воспоминаний. Губы Феликса на вкус всё такие же; иронично или нет, но Хёнджин никогда не может понять, почему конкретно чувствуется алкоголь: из-за естественного запаха или Ли всегда пьяный? Потому что оба варианты одинаково возможны. Альфа, не размыкая их ртов, сажает Феликса на стиралку; всем абсолютно похуй на чьё-то смахнутое имущество на полу. Хёнджина сводит с ума его узкая талия, выглядывающие из-под ворота ключицы; начинают бесить острые зубы, которые так и норовят прикусить собственный язык или оттянуть губу, как бы намекая. Ликс никогда не был любителем долгих прелюдий, но Хван не может удержаться и зализывает первый за сегодня укус на шее. Омега сам снимает с себя и с Хёнджина верхнюю одежду постепенно, не переставая изучать рот альфы. Пожалуй, холодные феликсовы пальцы на собственном лице — одно из его любимых удовольствий этого вечера. Перетянутая через голову футболка Хвана летит на грязный пол, но это не имеет значения, если вместо какого-то куска ткани теперь ледяные касания и еле-заметные царапины. Хёнджин просовывает свои руки сквозь расстёгнутые джинсы и нижнее белье, жадно сминает половинки и получает в ответ тихий стон и подозрительное ёрзание. Любопытствуя, хочет дотянуться до дырочки, но натыкается на что-то интересное. Красиво получается, что для секса с Хваном Феликсу особо готовиться не надо, а с кем-то другим — даже с пробкой, потому что естественной смазки недостаточно. Хах, при виде Хёнджина включается его персональный фонтанчик. — Мне льстит, — альфа отрывается от кисло-сладких губ Ли и усмехается, видя, насколько сильно потемнел взгляд омеги. Феликс толкает его к противоположной стене, сам слезает и опускается на колени, льстя только больше. Хёнджин необъяснимо счастлив в этот момент и откидывает голову назад, чувствуя, как член медленно начинают надрачивать. Лучше этого Феликс может только заглатывать. Влажный язычок обводит каждую венку, в конце концентрируясь на головке и уретре, толкаясь в неё. Альфа нетерпеливо стонет и берёт Ликса за его светлые кудри, толкаясь в полностью расслабленное горло. Омега в ответ закатывает глаза и принимается сосать без путеводителя, потому что знает, что жопе и так пиздец. Хёнджину становится жалко чужие колени, поэтому, вопреки собственному желанию кончить, даёт мазнуть языком в последний раз по уздечке и поднимает Ли обратно. Поблагодарит позже за такой альтруизм, а сейчас ставит спиной к себе и прогибает омегу в пояснице, заставляя опереться о раковину. Она менее устойчива, но зеркало над ней даёт возможность продолжать зрительный контакт. Хван сдергивает до конца чужие штаны, рассматривая силиконовую пробку в проходе Феликса. Кажется, он начинает хотеть его только больше. Хёнджин ненавидит безвкусицу: все эти кристаллики блять Сваровски в попках омег так осточертели. Кажется, ещё один жопный бриллиант — и у него тупо упадёт. Ликс его никогда не разочаровывает. Альфа надавливает на силикон, улыбаясь в лицо, и наблюдает, как на красивой мордашке появляется такая же улыбка. Ему нравятся эти звуки, когда он начинает пихать её глубже или вообще размеренно трахает, потому что так можно понять, насколько сильно Феликс течёт. Не медля ни секунды, Хёнджин входит в него полностью, предварительно вытащив игрушку, и зарабатывает два протяжных стона: свой и партнёра. В омеге так жарко и влажно, что Хван не может отдышаться. Ликс подаётся назад в нетерпении, но альфа сам всё понимает и вполне может контролировать ситуацию. Когда Хёнджин начинает двигаться под правильным углом, Феликс ахает и припадает к альфьей груди лопатками, заставляя обхватить себя двумя руками. Обоим очень нравится отражение: рука, держащая омегу за горло, несильно сжимает, но и не просто гладит, губы Хёнджина нашептывают на ушко что-то неразборчивое, пока сам Ли любезно скачет на хуе, похныкивая и дрожа. Хван смотрит ему в глаза, так и выпытывая признание, что с ним Феликсу лучше всего. Омега хочет услышать то же самое. Кто-то начинает ломиться в ванную и стучит, а Ликс начинает хихикать и фальшиво громко стонать. Незнакомец тихо матерится и уходит. Хёнджина это бесит, считай, как сказать, что он недостаточно хорошо трахает. Унизительно и возмутительно! Хван отрывает омегу от керамики, переворачивает и берёт на руки, приставляя к стене. Альфа достаточно сильный и достаточно под кайфом, чтобы трахать его на весу, а вот Феликс, видимо, недостаточно, судя по его удивлённому взгляду и высокому настоящему стону. Хёнджин собирается заставить его стонать громче, чем тогда целенаправленно. С каждым толчком он входит полностью и максимально глубоко благодаря физике и гравитации, не хочет быть грубым, но такой узкий Ликс заставит его кончить слишком рано. Возможно, стоило и подрастянуть пацана. Феликс руками хватается за хёнджиновы плечи и задыхается через каждую секунду, потому что альфа грёбанный олимпийский чемпион по дайвингу в Ли, и все здесь присутствующие это знают. Хван очень хочет поцеловать омегу прямо в такой не сильно удобной позе, и он не привык отказывать себе в обычной жизни, а сейчас, в трипе, хочется вдвойне и, может быть, постоянно. Феликс находит в парне кислород. Хёнджин пытается обхватить надолго чужие губы своими, но это получается супер хуёво, поэтому они тупо дышат друг другу в рот, а Хван изредка всасывает нижнюю губу омеги. Ликс в последний раз скулит, а потом громко мычит, отводя голову в сторону и заставляя губы альфы уткнуться в линию челюсти. Хёнджин просто млеет от этой грёбанной тесноты, жара и кислинки во рту, толкается сильнее, насколько позволяет физиология. У обоих ноги ватные до пизды, но Хван находит в себе силы не спуститься вслед по стене и найти бумагу, чтобы вытереть себя и Феликса от нежелательных жидкостей. Альфа любезно помогает одеться, проверяет, нет ли чего на этом милом носике, и отпускает Ликси из толчка. Сам же ждёт ещё пару минуток и выходит сам. Хотелось бы потанцевать дальше, может, ещё немного выпить, чтобы на душе не было так противно. Никто из его самых близких омежек не знает об этом. Никто из его близких альф не знает об этом. Даже Чан, который как раз идёт к нему на встречу: — О, вот ты где! Я уже заебался искать тебя, — альфа хлопает по плечу почти по-братски, но хуёвее Хёнджину становится не от этого. За Баном аккуратно пристраивается омега. — Кстати, познакомься: Феликс, — Хвану нечего особо и сказать: Ли обхватывает широкие и крепкие плечи Чана и всё так же игриво смотрит на Хёнджина. — Мы знакомы. — Да, мы друзья, Чанни, — Хван скривился на такое. Сам до конца не понял, на «друзей» или «Чанни». Хёнджина утащили его сегодняшние омеги на танцпол, а Ликс с Чаном пошли к мини-бару. У обоих в голове обосновалась мысль, что они никогда не станут друзьями.