параллели

Серёжа на Ваню смотрит и не понимает, на какой ступени собственной жизни он успел так облажаться. В какой период его жизнь пошла под откос настолько, что он просто-напросто взял и влюбился в этого глупого компьютерщика? Сергей вспомнить пытается первые задатки данного чувства, которое ему слишком сложно «любовью» назвать. Он не мог, нет, не мог просто взять и… Но всё вокруг само за себя говорит – капитан влюблён. Нет, даже не так – он любит. Глупо совершенно, но любит, с нотками колкостей и сарказма, в адрес Вани отпущенных. В конце концов, оно настолько в духе Белозёрова, что тому аж тошно становится. Тихонов дурак, каких только поискать надо и Белозёров это знает прекрасно, не первый год с ним работает. Отпустит опять какую-нибудь глупую шутку или фразочку про то, какой он молодец и сидит самый довольный, как будто нобелевскую премию получил. Катастрофа на двух ножках, с «бурей» на голове и в сердце, неугомонный, как подросток во время полового созревания, идиот, идиот с ужасным чувством юмора. Дурак, но, о боже, такой притягательный. Белозёров частенько вспомнить пытается, когда влюбился, и всё мутнеет в голове – не в первый же раз, когда увидел? Нет, точно нет, это было бы далеко не в стиле эксперта, он не из тех, кто в любовь с первого взгляда верит (в отличие от самого Ивана). Даже наоборот – он когда впервые этого придурка увидел раздражение почувствовал, а когда узнал, что он начальник компьютерного отдела, так вообще в ступор впал. Этот и начальник? Совсем парнишка, совсем юный, с ветром в голове, недавно из тюрьмы вышедший – и он его начальник? А дальше ведь всё и правда, как в тумане – Сергей не помнил, как влюбился. Не помнил, как из лохматого паренька, которого он клоуном считает, тот стал для него тем, кого хочется забыть до сих пор. Кого хочется любить, но в то же время и не хочется вовсе. Кого хочется поцеловать, дать пощёчину, обнять, накричать, сказать, что любит… Капитан думает, что он постепенно с ума сходит. И оно не удивительно – с Тихоновым любой с ума сойдёт. Ваню легко от других людей отличить и далеко не по внешнему виду даже: не по этим лохматым и временами вьющимся волосам, не по этой одежде растрёпанной, не по его ехидной ухмылке. Совсем нет. Белозёров явно это не с самым явным удовольствием признаёт, но Тихонов гений, каких только поискать надо. Он умён, ведь недаром он всё-таки его начальник, недаром Галина Николаевна его главным по лаборатории сделала, недаром в большинстве дел последнюю точку ставит именно он. Сергей уверен почти на все сто процентов – он под маской ребёнка и главного шутника прячется специально, чтобы никто лишних вопросов не задавал. Чтобы все смотрели на него и думали – Ванечка такой дурной, ну, что с него взять? А Ванечка не дурной. Ванечка умный очень и проницательный, он каждого и каждую из коллег насквозь видит, но никому ничего об этом не говорит. И Белозёров очень надеется, что Тихонов не видит насквозь его. Сергей помнит, как он осознавал свои чувства. Помнил, когда признал их. Сделал он это, к собственной глупости, только когда из ФЭС перевёлся, но в конце концов признался самому себе, что был влюблён в Тихонова. Да, и что греха таить – до сих пор, когда уже от ФЭС осталась парочка воспоминаний. Признаёт нехотя, запивая три таблетки успокоительного водой, хотя будь его воля он бы запил это всё коньяком, но нельзя, нельзя. В своих собственных думах и размышлениях он пришёл к этому выводу. Он также понял, что всё это время врал. Врал всем – коллегам, Тихонову, Рогозиной, жене, сыну, самому себе. Он себе ещё со старших классов привык врать, что он нормальный, что с ним всё в порядке, что он такой же, как и все. Даже когда одноклассники задирали, а отчим в пьяном угаре кричал Серёже «Если окажешься гомиком – я тебя убью!». Даже тогда он продолжал внушать самому себе, что он нормальный. Он врал себе, даже когда в мальчика из параллели влюбился. Он уверял, что это лишь привязанность, ничего серьёзного. Даже когда записывал в своём личном дневнике (и прятал тот от любопытного отчима, который действительно мог бы его убить) о том какой он (его же вроде Пашей звали, да?) красивый, добрый, и что он единственный, кто с Серёжей нормально здоровается. Он надеялся, надеялся, что это просто минутная слабость, что оно пройдёт в ВУЗе, пройдёт, когда он счастливо женится, пройдёт, когда у него родится ребёнок, и он больше никогда к этому не вернётся. Не вернётся к этим неправильным чувствам. И не вернулся бы, если бы в его обыденной жизни Ванечка Тихонов не произошёл. Он появился и всё прахом пошло, Белозёров будто заново себя юношей ощутил. Юношей с неправильными чувствами к собственному другу. И его от этого только ещё больше тошнило. Белозёров после увольнения из ФЭС пытается другую работу найти, и в следственный комитет переводится – а что, вариант ведь тоже хорош. Ему кажется, что если он будет от Тихонова на расстоянии, то ему будет проще с собственными чувствами справиться. Но внутри всё равно что-то гложет и скребётся, как кошка о закрытую дверь, он думает, глупости, пройдёт, как рана на коленке от падения с горки в детстве. Но обычная «ранка» оказывается шрамом, который очень долго проходить не хочет. Он ненавидит Ваню, ненавидит, но в то же время любит до сих пор, любит преданно и слепо, желая забыть его навсегда, вычеркнуть из жизни. Проснуться, как ото сна кошмарного. Тихонов – кровь из раны на его теле, которая останавливаться не хочет, сколько бинты вокруг не перематывай. Он даже роман закрутил там, в Следкоме, думал, забудет Ваню как кошмарный сон. Так и было, первое время – Рома заботливый и доброжелательный, а Белозёрову главное, чтобы он ему не напоминал о горьком опыте со взбалмошной шевелюрой. Но всё равно это продлилось недолго – Серёжа сам того не понимая осознал, что чувств-то и не было. Нет, он не пользовался чужой добротой и любовью, он сам того не осознавая принял свои влюблённые чувства к коллеге за чистую монету, когда они на самом деле таковыми не были. И сказать страшно, и врать тошно. Решил не врать, но поступить по собственному же мнению некрасиво – расстаться по смс-ке. Глупо, по-детски, но Сергей сам знал, что не сможет сказать ему это в лицо. Сил не хватит. Как и во всём в его жизни. Проще пройти мимо или глаза закрыть на проблему, чем попытаться найти её решение. И так с детства до сегодняшнего дня. Он также не смог долго врать жене – рассказал правду сразу после увольнения из Следкома. Ну, как правду – из правды в его словах было только то, что он её разлюбил. А у неё даже удивления на лице не было – будто сама знала, что к этому всё идёт. А может и сама давно разлюбила? Ведь за что его любить-то? За постоянные молчки или задержки на работе? Он ей «внимание» последний раз уделял, ну, лет пять так назад, если начать вспоминать. Так что программист женщину прекрасно понимает – на её месте он бы тоже разлюбил. Любить-то не за что. Белозёров иногда задумывается, а любил ли он её вообще? Был привязан – да, в конце концов, они вместе (вместе?) были с конца ВУЗа и до момента развода, Сергей Светлану всегда близким человеком для себя считал, но насколько близким в действительности, а не на словах его лживых? Он не мог ответить на собственный вопрос. Не может и сейчас. Белозёров не знает, что на него вновь находит, когда он, спустя несколько лет после увольнения из ФЭС и после нескольких лет работы в Следственном комитете, решает, что позвонить Рогозиной и предложить свою кандидатуру обратно – это хорошая идея. Женщина естественно соглашается, эксперты ей не лишни. А Сергей, уверен в том, что за шесть-то лет (шесть!) уж точно начальника компьютерного отдела разлюбил. Уверен, до того момента пока вновь его не видит. Таким похорошевшим, вытянувшимся. От былого глупого лохматого мальчишки и следа не осталось, лишь статный мужчина, всё также глупые шутки отпускающий. Он заново влюбляется, как и тогда, восемь лет назад. Он снова считает, что облажался, облажался во всём. Белозёров думает, что причинять себе боль – для него дело привычки. Как и тогда, во время своего алкоголизма он пил, думал и снова пил, причиняя себе и окружающим его людям боль. Боль видеть его таким разбитым, сломанным. Но сейчас рядом с ним никого и он не пьёт от слова совсем после этого, лишь отшучивается по поводу Оксаны рядом с Ваней, заставляя того краснеть как ребёнка и понимает, что тот всё ещё в старшего лейтенанта по уши влюблён. Как и Сергей в него. И это причиняет гораздо больше боли, чем какой- то спирт. Серёжа себя глупым считает — влюбиться в коллегу, с которым никаких шансов нет. Влюбиться в него снова. Снова украдкой смотреть и странные взгляды получать в ответ, с вопросом «ты чего?» и как ни в чём не бывало отвечать, что всё нормально. Нормально. Нормально настолько, что выть просто-напросто хочется, как волку на Луну. И ведь вся шутка жестокая в том, что Тихонову-то наплевать совсем. Хакер ведь только на Амелину так смотрит, как Белозёров на него – преданно и нелепо, влюблённо. Эксперт знает — для Оксаны Ваня просто очередной поклонник, мальчик на побегушках: «принеси мне кофе», «напиши за меня отчёт», «замени меня сегодня», не более того. Старшему лейтенанту Тихонов никогда интересен не был, у неё своя жизнь и совсем другой любимый человек. Знает, и всё равно каждый раз, подкалывая своего коллегу по поводу блондинки, какое-то жжение в области груди чувствует. Он знает, что это такое не понаслышке – грёбанная ревность. Ревность, откуда взявшаяся непонятно, но такая горькая и скользкая, мерзкая до жути, заставляющая Сергея завидовать Амелиной с неистовой силой и задаваться вопросами глупыми: почему она? Почему не я? Ответов он всё равно не узнает. Но Ванечка-то будто до сих пор на что-то с программисткой надеется. Как будто ему не тридцать пять, а всё ещё пятнадцать. Глупый мальчик. А Белозёров ни на что не надеется, не маленький уже, своя голова на плечах есть. Знает – Тихонову он нужен, как рыбе велосипед или Галине Николаевне отпуск. То есть, не нужен совершенно, от начала и до конца. Но всё равно каждый раз, где-то в глубине души, думает «а что если…?», «а вдруг…?», «а может быть…». И все думы заканчиваются тогда, когда Тихонов опять начинает об Оксане говорить. Сергей смеётся горько над самим собой – глупости, ну какое ещё «если»? Нельзя в сорок лет быть настолько наивным, нельзя. Они оба ждут чего-то, и им обоим совершенно не по пути. Параллельные прямые. – Белозёров, ты чего домой-то не идёшь? Тихонов даже как-то его фамилию по-другому произносит и Сергею кажется, что он окончательно с ума сошёл. – Не хочется. – Жена не ждёт? Тихонов старые швы на ранах будто специально распарывает, и Белозёров в стол упорно смотрит. Не шевелится. Лишь слышит скрип колёс стула с левой стороны. Всё также Ваня. – Тебя это уж точно в последнюю очередь касается, – тот непроизвольно огрызается и думает, что зря, для хакера оно как знак, что что-то явно не так. Но Сергею плевать – пусть тот думает, что хочет, в конце концов, Тихонова в самую последнюю очередь волнует состояние коллеги. Просто коллеги. – Ты чего? Я просто спросил, не надо мне грубить. Белозёрову кажется, что всё повторяется. Опять и опять, как в дне сурка. Он сейчас извинится, Ваня скажет «да ладно, я всё понимаю» и через полчаса они разъедутся. Разъедутся кто куда, а может быть и тут ночевать останутся. Разницы Сергей не видит, ему уже плевать, где быть – в промёрзшей лаборатории или однушке, от которой веет одиночеством. Что то, что это одинаково паршиво. – Вань? – Белозёров окликает коллегу через пару минут, не справившись с чувством совести. Программист голову поворачивает и на брюнета смотрит. – Ты это… Прости меня, не знаю, что на меня нашло. Не в настроении сегодня. – Ого, - Тихонов усмехается. Но что для Сергея необычно в этой усмешке так это то, что в ней нет ни грамма издёвки, лишь… Теплота? Да нет, не может быть. – Ну, если передо мной извинился сам Белозёров, то видимо сегодня должен либо снег выпасть, либо метеорит упасть на Землю. Не знаю, что лучше. – Ой, да иди к чёрту, Вань, – значит всё-таки не обижается. – Ты и так со мной рядом сидишь, зачем мне куда-то ходить? «Ха-ха, пять баллов, Тихонов» В лаборатории опять воцаряется тишина. Лишь стук пальцев по клавиатуре хоть как-то разбавляют это полное отсутствие звуков, да и то не шибко. Сегодня в ФЭС объявили день ухода с работы пораньше все, даже Галина Николаевна (экспертов это, конечно, знатно удивило), но двое программистов остались. Хоть дело и раскрыто (почти), но у Вани остались отчёты недоделанные (плюсом ещё те, которые он Оксане пообещал сделать за неё), а вот Серёжа… Тихонов действительно не понимал, почему коллега домой не идёт. – Серёг, тебе не обязательно ждать меня, нам же всё равно в разные стороны, – в разные стороны… Как и в жизни. Белозёров сжимает ткань халата, пытаясь вида не подавать, что слова его хоть как-то задели. Хотя, что такого Ваня сказал? Правду. – Ты можешь домой ехать, уверен, что тебя уже заждались, в два часа ночи-то. Стук пальцев по клавишам. Стук ручки о бумагу. Тиканье часов где-то в пределах буфета. У Сергея сдают нервы. – Да никто меня не ждёт! Н-и-к-т-о! Никому я нахрен не нужен, Тихонов, понимаешь? Да и мне никто кроме… – он вовремя прикусывает язык, чтобы лишнего не ляпнуть, тем более учитывая, что эти крики почти как эхо в полупустом здании. На Тихонова чужие громкие слова подействовали как выстрел сигнального пистолета – он резко обернулся, выронив ручку, которая упала прямо под стол. Но ему было не до неё совершенно. – Белозёров, ты чего? Тот ничего не отвечает, просто быстрым шагом выходит из лаборатории, несильно дверью хлопнув. Идея спрятаться где-то (до утра или от любопытных тихоновских глазёнок, которые потом будут со смешком припоминать программисту его же поведение) кажется крайне заманчивой, и взгляд падает на уборную. Всё равно нужно себя в порядок привести. Холодная вода освежает, и только в тот момент Белозёров понимает, что он ляпнул там, в лаборатории. При Тихонове. Конечно, благо он успел себя сдержать вовремя, но легче от этого не становится. Да и на самого себя смотреть в зеркало тошно. Капилляры в глазах полопались от извечного отсутствия нормального сна и вечных непроизвольных слёз, которые Сергей ненавидел. У него с детства в голове установка, что слёзы – это слабость. Их нельзя проявлять, иначе какой тогда смысл из себя сильного строить? Просто так и скажи: «я тряпка», а Серёжа себя тряпкой не считал. Но иногда слёзы не спрашивали разрешение у хозяина, и сами текли из глаз. У капитана ни вздоха, ни всхлипа, а слёзы текут. Он их смахивает рукавом, но они продолжают. И так на протяжении, как повезёт, минут 10-20. Ещё и чёртово давление. Мало того, что душно до жути становится, так ещё и кровь из носа идёт. И сейчас, видимо, организм решил, что это хорошая идея ещё больше подпортить сегодняшнюю ночь в конторе программисту, потому что почувствовав тёплую жидкость на верхней губе, у Сергея была лишь одна мысль: «только бы не на халат». Пришлось ограничиться одной лишь водой, потому что салфетки с собой взять в уборную он не додумался. Да и на эмоциях вряд ли бы в любом случае сделал. – Белозёров, ты такой идиот. Скажи мне, чего ты добился этим? Только у тебя получилось не вызывать подозрений, как тебе нужно было ещё раз сорваться, – разговаривать с собственным отражением странно. Странно, но почему-то становилось легче. – А Тихонов… А что Тихонов? Плевать ведь ему на меня с высокой колокольни. Кто я ему? Да никто, коллега, напарник, даже не друг. Я ведь не Амелина в конце концов, чтобы испытывать ко мне хоть что-то большее чем… А я ведь всё ещё люблю его. Это ведь так глупо, мне казалось я это перерос, но вновь его увидев, спустя почти… Я такой жалкий, я такой слабак. От обвинений себя же Белозёров почувствовал себя даже лучше, чем от непроизвольного выпуска эмоций. Кровь остановилась также неожиданно, как и началась. Внезапно стало душно, из-за чего программист расстегнул халат и верхние пуговицы поло. Глянув на себя в зеркало, он точно убедился, что выглядит крайне жалко. Растрёпанные волосы, которые он с утра полчаса укладывал, дрожащие губы, глаза с лопнувшими капиллярами, засохшая кровь возле правой ноздри. Жалкое зрелище. И это один из лучших сотрудников ФЭС. – Наверное, я так никогда и не расскажу Ване правду. Грустно, но… Кому я такой нужен? Не ему-то точно. Дверь в уборную скрипит. Сергей всё понимает сразу. – Т-ты… Ты всё слышал? – за спиной молчание. Белозёров резко срывается с места, но ему преграждают путь. – Тихонов, я тебя прошу… Отойди. Но Иван по-прежнему молчит, цепкой хваткой держась за дверь, отрезав коллеге пути к отступлению. – Твою мать, Тихонов, скажи хоть что-нибудь! Прекрати молчать, я уверен, что ты всё прекрасно слышал! Хоть раз перестань вести себя как идиот! Ты ведь всё прекрасно понял, понял, что я говорил. Понял, что я… – он вдыхает побольше воздуха. – …Что я тебя люблю. Хакер усмехается. – Наконец ты это признал, – он наконец начинает говорить после минуты молчания. Значит, Белозёрову не показалось, что Ваня улыбнулся как-то с теплотой в лице, тогда, в лаборатории. – Ладно, честно говоря, я не ожидал этого, но… – Но? – Я ведь сам в тебя давно… Ну, влюблён, – он заходит и закрывает дверь в уборную. Лишних глаз, конечно, нет, но ведь камеры никто не отменял, верно? – Тогда почему ты… – Молчал? Ну, Серёж, не тупи, это просто, – он опускает глаза. – Ты же был женат, а я… В общем, не хотелось портить твою счастливую семейную жизнь. Было бы что портить, проносится в голове у Белозёрова, но он вслух не произносит. Лишь согласно кивает на чужие слова, понимая, как со стороны Вани это всё могло выглядеть. В конце концов, никто кроме Тани Белой, с которой они были в близких дружеских отношениях, больше и не знал правды. И уж тем более Тихонов. – А сейчас… – начальник компьютерного отдела продолжил. – А сейчас ты сам всё сказал. Или это было на эмоциях из-за того, что я тебя в очередной раз выбесил? Белозёров молчит, прислонившись лбом к холодной стене. Говорить совсем не хочется. Хочется лишь чтобы эта ночь наконец закончилась, хоть как-то. Он смотрит на Ваню и улыбается. – А как же… Оксана? – А что Оксана? Я ей не интересен ведь совсем. Слухи, не слухи, не знаю, но вроде бы она с Танькой встречается. Не интересовался. К чему ей я-то? Да и не люблю я её уже давно… – А мне казалось что любишь… – Это в тебе видимо ревность говорила, Серёж, – Тихонов ухмыляется и подмигивает. Белозёров фыркает. – Не дождёшься. – А кое-чего другого я дождусь? Капитан недоумённо на Ваню смотрит, из-за чего тому приходится всю инициативу на себя брать. Белозёров уже целовался с парнем, один раз по пьяни, на первом курсе. Он его имени даже не знал, то ли Володя, то ли Витя, чёрт его разберёт. А потом были отношения в Следкоме. И хоть это было приятно, но оно не сравнится с этим особенным поцелуем. Поцелуем с тем, кого он любил (любит?) очень давно. Тихонов пахнет кофе, и на губах тоже чувствуется этот горьковатый вкус. Начальник компьютерного отдела улыбается сквозь поцелуй, а Сергей пальцы в чужую лохматую и мягкую шевелюру запускает, как ему уже давно хотелось. В ФЭС лишь они одни и у них достаточно времени, чтобы насладиться друг другом. В конце концов, лучше ведь поздно, чем никогда? И ведь утром всё будет как обычно. Тихонов будет излучать энергию, впитанную им вместе с лучами солнца и четырьмя кружками кофе, Белозёров начнёт по-разному подкалывать его, улыбаясь на каждое глупейшее оправдание хакера, и невзначай положит свою ладонь на чужую руку, зная, что Ваня не отпрянет. По крайней мере, до момента пока к ним в буфет Галина Николаевна не зайдёт. А записи на камерах за сегодняшнюю ночь почему-то будут отсутствовать и Ванечка лишь плечами пожмёт, «ничего не знаю!» одним видом говоря. Всё он знает, всё. Но никому не скажет. Как и Серёжа. Параллельные прямые не пересекаются – это аксиома. Но каким-то образом они всё-таки смогли пересечься.