Утром без звонка притащился Кирилл.
— Ты не знаешь, где Маришка? — он старался скрыть волнение, но оно проступало сквозь натянутую улыбку.
Над бровью у Кирилла появилась новая татуировка: число тринадцать, которое резонировало с беззаботными рыжими конопушками. Ему было семнадцать, и он успел основательно забиться, никакие родители в мире не одобрили бы такое, но родителей у Кирилла не было. Была только Маришка, старшая сестра. Ей, как и Стасу, было двадцать три.
— Понятия не имею, с Женьком, наверное, где-то шароебится, — Стас пожал плечами. От этих слов Кирилл моментально помрачнел. — Что такое? Выкладывай.
Стас пропустил Кирилла в квартиру. Он в принципе сам понимал, почему тот грузится: Маришка всегда была проблемной, а с того времени, как связалась с его напарником, все совсем по пизде пошло.
Кирилл налил кофе, сел за стол и помешал в кружке ложкой, хотя сахар не засыпал. Стас терпеливо ждал, когда тот соберется с мыслями.
— Ты в курсе, что она проебала командировку?
— Эм… нет.
У Стаса всегда было полно своей работы, и о том, что в Мертвый Город отправляется очередная экспедиция, он узнавал от Маришки, которая за несколько дней нарисовывалась на пороге с просьбой откапать. Необходимости выводить ее из загула капельницами не было, но так быстрее. Экспедиции в Сибирь — Мертвый Город был спрятан именно там — Маришка не пропускала никогда.
— Сказала, что хочет отдохнуть и поедет в следующий раз, — Кирилл многозначительно посмотрел на Стаса. — Ты же понимаешь, что это значит.
— Блять… — Стас вздохнул и прикусил губу. Он понимал.
Повисла пауза. По мрачному и напряженному лицу Кирилла словно ползли тучи. Он явно сказал не все, что хотел. Он сидел и сдирал заусенец. На пальце был выбит ноль, но Стас знал, что это означает полнолуние.
Кирилл молчал, Стас тоже, но всем видом демонстрировал, что готов слушать. Этому его научила Маришка, с ее талантом понимать людей ей даже не нужно было читать книжки по психологии, хотя она все равно читала. Она вообще много читала. Бодрийяр был ее любимым автором. Среди всех знакомых Стас знал только одного человека, кто тоже его осилил.
— Как думаешь, не станет хуже, если я попрошу ее порвать с Женей? — Кирилл наконец прервал молчание. — Я имею в виду… это же ее жизнь, какое я имею право… а если она после такого еще сильнее начнет… Может, лучше поговорить с Женей? Но ему-то с фига ли меня слушать?
Кирилл посмотрел с такой очевидной мольбой, что Стас без слов понял, зачем Кирилл на самом деле пришел. Кирилл же еще ребенок, ему тяжело тащить все это говно. Ему нужна помощь.
— Так… — Стас потер переносицу. — Давай с ним сначала я поговорю.
Кирилл облегченно вздохнул.
Женя был всего на пять лет старше Кирилла. Не такая большая разница в возрасте, тем более они даже успели вместе весьма успешно поработать. И все же Кирилл относился к нему с особым пиететом. Даже больше, он был его фанатом — это замечали абсолютно все. Маришка предполагала, что Кириллу просто известно что-то, что неизвестно другим. Она шутила, что Женя может скрывать, что он мастер косплея или гуру уличного искусства, и Кирилл поэтому так его обожает. Стас же считал, что дело в репутации. О таинственном охотнике за ведьмами со странным именем Ева ходили сказки еще до того, как этот безбаш объявился на пороге штаба.
А Кирилл просто впечатлительный.
Так или иначе, этот разговор должен был взять на себя тот, кто может вести его на равных.
Стас не исключал, что эти два утырка просто под пиво Бодрийяра обсуждают, а мнительный Кирилл себе накрутил сцены в духе «Сид и Нэнси», но вероятность такого расклада стремилась к нулю.
Маришка начала прибухивать в четырнадцать, после того, как прямо на ее глазах и на глазах восьмилетнего Кирилла оборотни разорвали родителей. Работать она начала практически сразу, нашла первое дело еще в детдоме, где обнаружила городскую мутацию болотницы. К восемнадцати ей не было равных в охоте на жутких. Она работала постоянно и в каждое дело погружалась с такой отчаянностью, будто успех мог отмотать время вспять и оживить родителей. Когда Маришка не работала, то бухала. У нее были длительные запои. Она не просыхала по две недели, но стоило начать работать, как все проходило. Ребята из ее отряда говорили, что в Мертвом Городе она могла спокойно выпить бутылку пива и никаких проблем не возникало, а стоило вернуться в Питер, ее будто бы меняли на другого человека. Это не был обычный алкоголизм, но все это легко могло в него вылиться, если бы Маришка не работала и не ездила в Мертвый Город. Для Маришки работа была пожизненной и необходимой терапией, а теперь она связалась с Евой и решила взять отпуск.
Ева, он же Евгений, он же Женя. Он с переменным успехом боролся с зависимостью, сколько Стас его знал. Тот исключительный, казуистический случай, когда злоупотребление всем, чем можно, оставалось без последствий. Ева был здоров, силен и красив, у него даже прыщей не было. Одно время Стас думал, что дело не иначе как в магии, но вынужден был признать, что это результат удачного сплетения генов и молодости.
Только Маришка и Женя сошлись, как погрузились в треш-угар в духе звезд рок-н-ролла. Как свой отпуск проводит Женя, Стасу было, в общем-то, плевать, а вот Маришку он любил. Женю в каком-то смысле тоже, все же напарник, не хухры-мухры, но за него волноваться не приходилось, в отличие от Маришки, чей зад Стас прикрывал с детства.
Женя имел сверхъестественную тягу к разным дырам, жилье менял регулярно и одно было ободраннее другого. И в этот раз он не изменил себе — сталинка под снос, чьи стены держались на крысиных экскрементах, не иначе.
Стас поднялся на этаж и положил палец на звонок, но тут дверь открылась, и на пороге нарисовался взъерошенный Женя. Взъерошенный, будто шел на панк-концерт, а не будто только проснулся, но, возможно, и то и другое сразу. На нем была косуха Маришки, которая сидела как влитая, глаза он спрятал за огромными солнечными очками. В полутемном подъезде они определенно были вещью первой необходимости.
— Привет, Маришка с тобой?
В дверном проеме Стас увидел в труху разрушенную квартиру, заваленную бутылками.
— Не-е-ет, — Женя расплылся в улыбке, по нему нельзя было точно сказать, пьяный он, обдолбанный или просто в хорошем настроении. — Через два часа мы должны встретиться на Фонтанке. Пошли с нами, потусим.
— Нет, спасибо. Я по делу. Разговор есть.
Женя в момент стал серьезным. Он приложил указательный палец к губам и кивнул на соседскую дверь, за которой скрипнула половица. Парни вышли на улицу подальше от соседских ушей. Летнее солнце светило вовсю, но Женя снял очки. Стас даже отшатнулся, увидев черные синяки под глазами.
— Что? — усмехнулся Женя. — Я могу зомби играть без грима… Так что за разговор? Нашел что-то интересное?
— Нет. Дело не в работе.
— А в чем тогда? — Женя напрягся и спрятал за спину дрожащие руки.
Стас несколько секунд молчал, подбирая слова:
— Тебе надо расстаться с Маришкой.
— Почему?!
— Скажи, ты ее любишь? — Стас был уверен, что нет. Более того, он всерьез полагал, что Женя вообще никого не способен полюбить. Он посмотрел, как Женя растерянно облизывает губы, и продолжил: — Вот именно. Вам надо расстаться, пока не успели привязаться друг к другу. Вам весело вместе, но вы так убьете друг друга. То есть с тобой-то все будет нормально как всегда, но Маришку ты уничтожишь. У Маришки серьезная травма, она бухает не потому, что ей весело.
— Да ладно! — губы искривились в усмешке, но глаза выражали отчаянье. — Она бухает больше меня!
— Да. Но раньше это были загулы между экспедициями, а сейчас она связалась с тобой и никуда не поехала. Она решила отдохнуть! Ты понимаешь, во что выльется такой отдых? Ты опять сядешь на иглу или на чем ты там сидел, а она сопьется. Потом вы друг другу надоедите, но ты как всегда отожмешь печень и вернешься в строй, а Маришка — не факт.
Женя стоял ошарашенный, бледный и молча кусал губу, на которой уже выступила кровь. Стас продолжил:
— Ты и она — взрослые люди. Ни я, ни кто-либо еще не вправе лезть в вашу жизнь, но я тебя прошу как друга очень серьезно подумать, чем и кем ты жертвуешь ради короткого романа.
***
Ева стоял у маленького тихого мостика через Фонтанку и смотрел на колебания водной глади. Руки дрожали, в грудь словно вворачивали штопор. Маришку он увидел издали и улыбнулся. Она была совсем не в его вкусе, спортивная и жилистая как пацан, длинные волосы не делали ее женственнее, и все же Женя находил ее очень красивой. И умной. Он восхищался ее характером: боевая, отчаянная, совершенно не виктимная и не склонная к манипуляциям.
— Привет-привет! — Маришка улыбнулась и встала рядом, смачно плюнув в воду.
На скуле у нее был здоровенный синяк. Это Женя случайно поставил ей утром, когда они в шутку боролись. Еще у нее была ссадина на подбородке, потому что она пьяная упала на лестнице два дня назад. И лицо немного отекло.
Женя протянул руку и погладил ее по щеке — на месте, где его пальцы прикоснулись к коже, осталась язва. Маришка, конечно, это не чувствовала. Язва быстро затягивалась, но незаметный рубец остался.
— Что у тебя со зрачками? Ты вмазался, что ли? И мне не предложил? Я бы отказалась, но из вежливости мог бы, — Маришка улыбнулась и просканировала Женю взглядом. — Так, лицо придурковатое и трагичное. Дай догадаюсь, приходил Егор, убеждал, что нам с тобой надо расстаться?
— Почти. Стас. А как ты угадала?!
— Все просто, — Маришка вытащила из рюкзака бутылку пива и ловко открыла о перила. — Меня выцепил Кирилл и час нудел, что мы друг на друга плохо влияем и нам надо расстаться. А так как Кирилл не может ничего сделать в одиночку и ему нужна компания, чтобы разделить ответственность, то он сто процентов попросил помощи. А попросить помощи он может только у Егора и у Стаса, потому что остальных он боится.
— И что ты думаешь? — каждый звук давался с трудом.
— Пусть нахуй идут, — Маришка поджала губы.
— Но они правы.
— Бля. Женек! Только не говори, что ты впечатлился этими нотациями! — Маришка стукнула по перилам. Глаза заблестели. Она посмотрела, как закованная в бетон река уходит вдаль, и Женя понял, что сейчас они расстанутся. — Все это хуйня. Кирилл просто мнительный пиздюк, но кроме этого пиздюка у меня никого нет, — голос дрогнул. — И не будет… Он никогда ни о чем меня не просил, принимал любое мое решение, и если он попросил о таком сейчас, то значит, это для него действительно важно…
Женя обнял Маришку, и она уткнулась ему в шею. Они стояли, и Женя ловил ее дыхание у себя на коже и вдыхал запах крепких сигарет, пропитавший волосы.
— Ладно, — Маришка отстранилась и вытерла глаза рукавом. — Нам было хорошо вместе…
Женя кивнул, снял косуху и протянул Маришке.
— Посмотри в кармане.
Маришка нахмурилась и достала смятый авиабилет Санкт-Петербург — Новосибирск.
— Вылет завтра. Успеешь встретить остальных с поезда.
***
Маришка нагнала экспедицию в Новосибирске, Кирилл был счастлив, а Стас не мог найти себе места. Женя пропал с радаров. Стас решил, что тот ушел в загул и ему надо дать время прийти в себя, но напарник не объявился и через неделю. На звонки Женя не отвечал, и Стас забеспокоился. Когда тревога за товарища достигла пика, Стас пошел к нему домой. Он битый час звонил, и стучал, и уже хотел уходить, как Женя открыл дверь.
— Прости, я в наушниках не слышал.
— Ты куда пропал? Тебя все обыскались?
— Работаю… проходи.
Бардак в квартире достиг апогея, но бутылки и весь хлам были сдвинуты в угол, а на стене во всю высоту трехметровых потолков была растянута огромная схема из распечаток, фотографий, газетных вырезок и карт. Поверх нее была плотная сетка разноцветных ниток. Стас даже дар речи потерял.
— Саморазрушаться в одиночку неинтересно, так что я решил немного поработать.
— Нихуясе немного…
— Я еще не закончил, но, походу, я нашел нам дело.
***
Ева рассказывал Стасу про свои наработки несколько часов, все говорило о том, что дело будет крупным. Под утро замученного и ошалевшего от объема информации напарника пришлось отпустить, и Ева остался в квартире один.
Тишина звучала невыносимо, грудь сводило от распирающей боли. Ему словно вворачивали штопор в грудину и выдергивали, когда она отрастала обратно, снова вворачивали и снова дергали, и не существовало в мире таких наркотиков, которые могли бы это заглушить. Можно было надеяться, что это пройдет само, когда-нибудь.
Но пока не проходило.
Ева посмотрел на стену: обои скрылись под черной вязкой слизью, сочащейся с потолка. Тоска, съедавшая Еву, притягивала эту дрянь, и она плодилась в десять раз быстрее обычного. Ева раздраженно махнул рукой, и слизь сгорела. В противоположном углу сгущалось темное облако мелкодисперсной пыли.
— Иди нахуй!
Облако вспыхнуло голубым пламенем и исчезло. Оно появлялось и раньше и всегда пугало Еву, но сейчас он был слишком раздражен и расстроен для этого.
Ему было слишком хреново.
Ева подошел к зеркалу, снял с него простынь и посмотрел на себя через тени. Он мало чем отличался от себя обычного, только в груди были вырваны ребра вместе с грудиной, а на месте сердца темной загустевшей кровью сочилась черная дыра.
