psycho

      Утром Глеб пишет Алесе короткое сообщение о том, что они расстаются, особо не стараясь над содержанием и не расставляя знаки препинания. Она истерит, звонит ему множество раз, но он блокирует номер, глядит на то, как во всевозможных соц сетях Каф закидывает его сотнями сообщений. Ставит режим «не беспокоить» и собирается к Артёму.       Отчего-то коленки дрожат, а сердце странно бьется о грудную клетку. Неужели он действительно чувствует к Артёму что-то… такое. В наушниках Лил Пип, и он в распахнутой куртке летит к нему. Может, на крыльях любви, а может просто на своих двоих.       Шато уже с восьми утра на ногах, судорожно убирается дома, хотя знает, что Глебу абсолютно плевать, что Глебу он нужен, а не его навыки по хозяйству. Но всё же пускать его в срач не хочет.       Наверное, это последняя их встреча. Артём слышал, что его хотят перевести на новый препарат, и тогда он не сможет видеться с Глебом. Никогда. От этого становилось тошно, но он предпочитал не думать об этом вовсе.       Стук в дверь обрывает неприятные мысли, Тёма бежит к двери, бросая тряпку куда-то на полку — уже без разницы. Распахивает дверь, случайно бьёт себя ею по лбу, и глядит на раскрасневшегося Глеба с его растрепанными волосами. Такой красивый… Хочется запомнить каждую деталь его внешности, чтобы потом лелеять этот образ в голове.       Голубин набрасывается на него с порога. Целует так, будто они не виделись вечность, обнимает, жадно прижимая к себе. От неожиданности у Шатохина слишком быстро сбивается дыхание, он почти задыхается, когда закрывает входную дверь, не отрываясь при этом от Глеба, а затем направляет их в свою комнату.       Падает спиной на заправленную кровать и оказывается придавленным к ней. Пальцы зарываются в светлые волосы и в порыве страсти оттягивают их назад, заставляя Голубина шипеть ему в губы и прикусывать их в отместку, а затем поцелуями-укусами спускается ниже: подбородок, линия челюсти, шея и ключицы.       Артём мгновение пребывает в небольшом шоке от такой настойчивости Глеба, но чужие губы и горячее дыхание заставляют забыть обо всем. Он тонет в этих ощущениях, тихо постанывая и прижимаясь к парню еще ближе, что уже физически невозможно. Голубин смело стягивает с него футболку, холодными руками проводит по груди и животу, спускаясь к резинке спортивных штанов.       Шатохин ловит его неуверенный взгляд, поэтому слегка улыбается и кивает. Глеб прикусывает и без того припухшие от поцелуев губы и запускает руку в штаны и белье Артёма, приспуская их вниз. Сжимает чужой стояк, собственным прижимаясь к артёмову бедру, и начинает медленно водить по всей длине, наблюдая за тем, как трепещут ресницы парня под ним, как красиво приоткрыты его губы, слушая его тихие несмелые стоны.       Движения руки становятся увереннее, немного даже грубее и быстрее. Артём губы кусает, беспрестанно повторяя имя Глеба, вскидывая бёдра вверх навстречу движениям руки. Сердца заходятся в бешеном ритме, вот-вот выскочат из грудных клеток, разрывая все на своем пути и сливаясь в единое целое. Ни с кем не было так хорошо, как друг с другом; ни от чьих больше прикосновений башню не срывало на раз-два. Никто вообще в этом мире еще не желали друг друга настолько сильно, практически бесконечно, как эти двое.       Перед глазами цветные пятна, в голове пусто, мир будто переворачивается с ног на голову или наоборот — встает, наконец, так, как надо. Артём смотрит на Глеба, но с трудом видит его, зато прекрасно чувствует. Слышит учащенное дыхание в районе шеи; теплую ладонь, размазывающую сперму по его животу, и стояк, всё ещё упирающийся в его бедро. Шато не успевает даже успокоиться, отдышаться, как меняет их с Глебом местами и бесцеремонно запускает руку в чужие скинни джинсы настолько быстро, насколько они позволяют, и с касанием его холодной руки из чужой груди выскальзывает нуждающийся стон.       Артём не торопится, мучает Глеба, двигая рукой до боли медленно. Хочется сделать запись экрана глазами, чтобы потом пересматривать то, как трепещут ресницы глебовы, как он руками сминает простыни, как безобразно толкается бёдрами вверх, как краснеет от звука собственных стонов. Как прикусывает нижнюю губу до крови, когда рука начинает более интенсивные движения; как позволяет Тёме зализать укус, как мокро целуется. Шатохину кажется, что он сейчас расплачется от передозировки Глеба и от того, что скоро его критически будет не хватать.       Едва ли не плачет и сам Глеб от всего спектра ощущений, от того, как он разомлел, и что он на самом пике. От пристального зрительного контакта ноет сердце, и без того уже давно готовое вырваться наружу, так и ждёт команды «марш». Он кончает со сдавленным протяжным стоном, слёзы наслаждения скатываются по вискам, и Артём сцеловывает их, также покрывает легкими, почти невесомыми поцелуями всё лицо. Глеб ловит его губы своими, втягивая в долгий и до одури медлительный поцелуй. Будто бы на прощание, будто бы чувствует.       Шато с трудом от него отрывается, чтобы ухватиться за одеяло со спинки стула и вернуться. Вытирает свой живот, а затем и глебов, параллельно с тем целует его в шею, получая чужие пальцы в своих волосах. Чуть ли не мурлычет в кожу, проводит руками по бокам, задирая футболку выше, чтобы снять. Коротко целует в губы и прижимается к нему своим телом. Кожа к коже, так горячо и приятно. Обнимает, хватается за кости, кожей обтянутые, за мягкие волосы, за всего Глеба. Вот бы вжать его всего в себя, слиться в единое целое, чтобы он всегда был рядом.       Они весь день проводят в кровати, Артём притаскивает еду и ноутбук. Смотрят парочку фильмов, кучу глупых видосов и целуются под плейлист, специально составленный Голубиным, теряются в музыке и друг в друге.       Тёма смотрит на время — пять часов. Еще немного и больше он Глеба не увидит. Может, будет кто-то новый, а может никого больше и не будет. Он не хочет. Хочет остаться здесь, с ним.       — А помнишь, с чего это всё началось?       — Ты о чём? — лениво спрашивает Глеб.       — О нас, — звучит так красиво и так больно.       — С того, что ты пялился на меня постоянно, — с деланным недовольством произносит Голубин.       — Ты замечал?       — Естественно, ты во мне черные дыры прожигал.       — А потом? — тихо смеясь, целует в подбородок, ближе к груди прижимается.       — А потом ты прикурить попросил.       — Когда ты меня банановой принцессой назвал?       — Ну, — хмыкает. — Я тогда выпал.       — Я знаю, — довольно улыбается, вспоминая потерянное выражение лица Голубина. — Я люблю тебя.       Почти неслышно. Если бы он не был сейчас так близко, вряд ли бы Глеб услышал. Артём чувствует, как тот напрягается, дыхание задерживает. Он знает, что это взаимно, но всё равно как-то волнительно.       — Я тоже тебя, — сглатывая ком в горле, отвечает, а после добавляет: — Люблю.       На глазах артёмовых слёзы, которые сдерживать более нет сил. Он приподнимается, чтобы приникнуть к губам напротив. Целует так отчаянно, плачет в поцелуй, хватаясь за Глеба как за последнее, что у него осталось. Так и есть по большому счёту. Хочется остаться навсегда в этом дне, проживать его снова и снова, наслаждаться каждым моментом, выучить всё наизусть.       Но реальность жестока. Реальность так и норовит утянуть Артёма к себе. С каждым новым препаратом галлюцинаций всё меньше, силы держаться рядом с Глебом уходят. Коварное альтер-эго шепчет ему не переживать, что оно никуда не уйдёт, что оно поможет. Только после каждого приёма лекарств, после каждой капельницы оно всё слабее и слабее. У них обоих больше нет ресурсов, чтобы приходить к их ненаглядному.       Шатохин Артём Сергеевич вот уже полгода находится в психиатрической больнице, где его лечат от шизофрении. Только вот это всем окружающим нужно куда больше, чем ему самому. Он не хочет эту реальность, это окружение, эту страну. Он хочет быть счастливым, хочет быть рядом с тем, кто его любит, и кого он любит в ответ.       Чувствует, как прикосновения Глеба становятся совсем фантомными, как тепло губ растворяется, как санитары держат его под руки, ведут в палату, чтобы положить под капельницу до утра. Чтобы наутро его начали пичкать новыми таблетками, чтобы видений и галлюцинаций стало меньше, чтобы альтер-эго, его верный друг, исчезло. Чтобы Артём вернулся к нормальной жизни, которая ему совсем не нужна.       Глеб остаётся один. Тёма может наблюдать со стороны за его недоумением, непониманием. Смотрит, как он подскакивает с кровати и носится повсюду, крича его имя. Нет сил связаться, не знает, как подать знак своему мальчику, что он здесь. Он вернется, он найдет способ. Игла входит в руку, а из глаз выходит очередная порция слёз.       Тихий плач, по венам растекается жидкость, перед глазами сверхбыстрый фильм из всех моментов с Глебом. Сигареты, дерзкие шутки, внезапные поцелуи и разбитый нос; щенячьи взгляды, мерзкая Леся, дрочка в туалете. Последняя их встреча.       Я вернусь, Глебушек.       Темнота.