***
flashback
***
Мы двигались по какой то неизвестной пустыне. От каждого шага песок оставался между пальцев ног, а после чего впивался в мягкую плоть. — Да черт возьми! — Дейдара вновь остановился и принялся вытряхивать песок из босоножек. — Сколько уже можно? Мне начинает казаться, что это какое-то гендзюцу, и идти мы будем вечно! В ответ еле слышная усмешка. — К тому же уже голова трещит от этой жары, как же Вы в своем ходячем орудии убийств еще не расплавились? — Тсукури вопросительно бросил взгляд на оболочку Сасори, явно понимая, что внутри нее точно такой же человек. Вновь ехидный смешок. — Может хватит надо мной прикалываться? — вздохнув, Дейдара вновь надел обувь, и сделав первый шаг, почувствовал еще большее количество песка. — Я сейчас все здесь подорву, я вам клянусь! — А не проще ли идти босиком? — хрипло заговорила кукла. — Не проще! Вы бы попробовали высунуться из своей конуры и встать ногами на песок. Уверен, ощущения будут жаркими. — гордо вскинул голову от своей подколки блондин. — В каком смысле? — В таком, что ходишь словно не по песку — а по растекающейся лаве, сами попробуйте! — Это бесмысленно. — Да ладно Вам, Вы такой стесняшка, Данна, — блондин дразнился, ожидая хоть какой то реакции, но его напарник продолжал быть холоден, что заставило младшего приуныть. — К тому же, я еще ни разу не видел, кто на самом деле говорит со мной, — В голове всплывают догадки. — Судя по голосу, брутальный мужик, который сразу меня с прогиба уломает… — Это правда не имеет смысла. — также холодно ответил Сасори. — Какой же Вы упертый… Прошло какое то время. Близилось к ночи, и жара постепенно спадала, но пустыня все также расстилалась перед глазами, и не было ни намека на что-то, похожее на родную траву или родник. — Я устал. Хочу спать. — подрывник обессиленно рухнул на песок. — Мы не прошли даже половины пути. — Слушайте, Вы может и просто сидите и управляете своей деревяшкой, но я то весь день на ногах! Нам нужно отдохнуть, гм! Тут Сасори был вынужден согласиться. Ночью передвигаться было бесполезно, да и нытьё напарника бы излишне мешало дальнейшей дороге. — Хорошо. — Что? — У тебя песок что-ли в ушах забился? — кукольника начала порядком надоедать рассеяность напарника, и его голос нервно подрагивал — Я сказал ладно, нужно отдохнуть. Дейдара радостно вскочил, но тут же осознал: — А на чем спать то… Из Хируко послышался раздражённый вздох. Сасори был готов продолжить путь, поскольку абсолютно не чувствовал усталости, хоть и бесконечные жалобы напарника знатно его выматывали. Однако, лидер Акацуки заставил его предусмотреть этот момент. Острым кончиком хвоста он зацепил какой то свиток, и, проделав некоторые махинации, из него необычным образом вышла просторная палатка. — О! — воскликнул мальчишка, и абсолютно не задумываясь, активно пополз внутрь, скидывая по пути с себя черный плащ, который должен носить каждый член группировки. — Неужели его совсем не заботит, что я может его убить там собрался. — прошипел Данна. Поскольку Хируко, за счет своих размеров, попросту не пролез бы в отверстие палатки, Сасори остался на месте. — Эй, а Вы? — неожиданно выглянул блондин, поправляя залезшую на лицо прядь волос. — Не пролезу. — Дак может все-таки стоит выбраться оттуда, а? — Я посижу здесь. — Слушайте, я полностью доверился Вам, без опаски залезая в Вашу палатку, так почему Вы не доверитесь мне? Тут Сасори замялся. И в правду, доверие, как бы глупо это не звучало, самая неотъемлемая часть в работе напарников. Услышав от парня впервые что-то умное, тот даже растерялся и не нашел что ответить. Тем временем Дейдара начал долбить руками Хируко. — Ало, вылезай! Я не буду смеяться, честно! — уже обиженно мычал он, понимая, что господин не доверяет ему, несмотря на полное доверие со стороны подрывника. Как бы он не хотел этого, но Сасори уже не видел смысла скрываться, учитывая то, сколько времени с его напарником они уже работают вместе. Спать в Хируко явно дело не из самых приятных, ведь места там, дабы действительно комфортно разлечься, крайне мало, поэтому сегодня он делает исключение. Он понимал, что спать с неугомонным мальчишкой в одной палатке будет также затруднительно, но этот вариант был явно лучше тесноты в жаркой марионетке. Внезапно заработали какие-то механизмы, и кукла начала раздвигаться. Дейдара быстро отпрянул, и чуть ли не вскакивал с места от интриги. Хируко полностью завершило процесс, однако, никто изнутри не показался. — Сасори? Вы застряли? Ответа не последовало. — Давайте-ка я Вам помогу..... — Не подходи! — быстро отрезал кукольник. — Я сам. Прошла минута. Любитель взрывов уже сам был готов взорваться от долгого ожидания. На цыпочках он начал подходить к кукле, дабы самим заглянуть в содержимое Хируко, но остановился. Из массивной марионетки начал вылезать парень, осторожно перешагивая через ее конечности, и, не решаясь повернуться, смотрел в пол. — Зайди в палатку, мне нужно кое-что сделать. — голос Сасори был гораздо мягче прежнего, и, судя по очертаниям его фигуры, сам он явно не соответствовал ожиданиям брутального мужика Дейдары. — Ничего себе… — Я сказал тебе зайти, не вынуждай меня повторяться дважды, — зашипел кукольник, после чего, недовольно хмыкнув, блондин юркнул в палатку. В данный момент Сасори лишь готовился к полноценному становлению куклой, и его дело подходило к завершению, но, пока что, он лишь пародировал типичную куклу своим безразличием и отсутствием каких либо эмоций. Ещё никто из Акацуки не видел кукловода вне его снаряжения, поэтому тот заметно нервничал, словно маленький мальчишка перед свиданием. Но нет, ему не свойственны такие бессмысленные чувства, ведь в дальнейшем он и вовсе потеряет какие либо ощущения, переместившись наконец в куклу. Надев маску безразличия, Сасори неспешно шагал в сторону палатки, стараясь не выдавать его беспокойство. В это время Дейдара допивал откуда то взявшуюся бутылку воды, при этом закусывая откуда то взявшийся приятно пахнущей едой. Вероятно, палатка сразу предусматривала и спальные места, и средства для утоления голода и жажды. Проще говоря, полноценный ночлег. Пейн отлично постарался, разработав это дзюцу, но Сасори все равно это несколько настораживало: — Откуда? — попытался грубо сказать Данна, но его голос уже не был настолько пугающим как прежде. Блондин дрогнул и посмотрел в лицо гостя, после чего подавился. — Мгновенная карма. — усмехнулся кукольник. Но, кажется, все было серьезнее — подрывник уже начал задыхаться и громко откашливаться, взявшись обеими руками за грудь, а из глаз проблескивали слезы. — Черт… — Красноволосый парень как можно быстрее подполз к напарнику, поскольку пространство в палатке не позволяло двигаться полноценно. Он отчаянно бил по его спине, одновременно надавливая на грудь. Все таки, беспокойство скрыть не получится. Он, рыская глазами, взял бутылку воды и начал заливать в рот Тсукури. Это казалось совершенно бессмысленным, поскольку Дейдара начал терять сознание. — Вот же придурок, придурок, придурок… — раздраженно твердил Сасори, заглядывая в глаза напарника и следя за его состоянием. Он не знал, что делать еще в такой ситуации, поэтому в голову пришел только один вариант, который обычно помогает всегда и везде. Сасори быстро коснулся губ блондина, делая искусственное дыхание. Он старался делать это упорно и твердо, ведь если он потеряет напарника по такой глупой причине — в Акацуки от плохой репутации в дальнейшем не отмыться. Впрочем, и лишних фантазий мальчишке, в случае его спасения, навевать не хотелось. Вдруг, мужчина почувствовал движение губ Дейдары, который явно не намеревался отстраняться, хоть уже и давно обрел сознание. Кукольник быстро отпрянул. — Что ты делаешь? — как можно более грозно взглянул на собственного напарника красноволосый. — Я что, по твоему, на дурака похож? — Ну, да. — переводя дыхание съехидничал Тсукури. — Еще с момента как Вы начали меня по спине бить всё уже прошло, а дальше в деле была моя актёрская игра! — он упал на подушку, которая очень вовремя оказалась под его головой. — Круто я, да? Сасори уже кипел от злости. Но он не должен, он должен быть холоден, вскоре ему и вовсе перестанут быть свойственны какие-либо чувства. Несмотря на все желание прямо сейчас подлить ему куда-нибудь яд, он сохранял равнодушное лицо. — А вот подавился я не потому что я превосходный актер, — промурчал Дейдара. — Вы меня очень удивили, господин. — В каком смысле? — Сасори сидел в другом конце палатки, стараясь не смотреть на источник раздражения, но то и дело поглядывал на крепкие мышцы ног Тсукури, да и в целом его крупное телосложение, несмотря на достаточно незрелый возраст. После чего кукольник осмотрел свои руки, еле заметные под плащом Акацуки, и убедился, что все время сидеть в Хируко и не уделять времени физическим тренировкам не идет ему на пользу. Впрочем, в народе о таких как он говорят — кожа да кости. — Ууу, Вы бы слышали Ваш грубый секси-голос в той кукле, — протянул Дейдара, и поднял голову, чтобы еще раз взглянуть на напарника. Он осмотрел того полностью, и остановив взгляд на темных карих глазах, продолжил, — Вы что, специально придуривались и делали такой голос, будто готовы любого отодрать? — Поражаюсь твоей фантазии. — цокнул Сасори. — хотя, ничего удивительного, ты же еще мальчик, на большее и не способен. — И все-таки, Вы не ответили, — Тсукури сделал уже более серьезное лицо и стучал пальцами по своим коленям, — хотя, можете не отвечать, наверное, зря я это… Сасори облегченно вздохнул, осознав, что этот глупый диалог завершился так быстро, но все еще не сдвинулся с места, забившись к стенке палатки. Эта ситуация знатно его насторожила, хоть и подобные вульгарности от Дейдары он слышал довольно часто. Что ж поделать, возраст. Хоть в его возрасте Сасори и вёл себя гораздо сдержаннее, но от подобных неприличных мыслей никуда не денешься, поэтому напарника осуждать он не считал нужным. Всё же, как бы он ни хотел показать насколько он бесчувственен и скуп на какие-либо ощущения, живот предательски заурчал. Кукловод осмотрел палатку на наличие чего-то съедобного, и, убедившись, что ему хоть что-то осталось, стал перекусывать. У Дейдары же в голове происходил полнейший хаос, он мысленно продолжал задаваться множеством вопросов, однако счёл ненужным их озвучивать. Он аккуратно провёл пальцами по своим губам, словно собирая оставшийся отпечаток губ напарника. — Вы, наверное, круто целуетесь... Сасори остановился. Чуть не подавившись от неожиданного высказывания, он с недоумением посмотрел на напарника. — Что, прости? — Приятного аппетита, говорю. — съехидничал Дейдара, оставшись довольным, что снова озадачил партнера. — Тебе не кажется, что это уже переходит рамки? Я достаточно показал тебе сегодня, а ты добиваешься от меня еще чего-то? — А Вам не жарко сидеть в плаще? — озадачено спросил блондин, уже без явно выраженной издевки в голосе, — Поверьте, после такого я уже ничему не удивлюсь, поэтому можете снять… — скорее просяще воскликнул он. — Я нормально себя чувствую. — Вы думаете, я Вас изнасилую? — вновь довольный своей подколкой улыбнулся во все зубы Дейдара, — Хотя, внешне Вы выглядите так, как будто я насильно Вас в палатку засунул как раз для этого. Сасори фыркнул, и засунув в рот последний кусок съеденного, начал нерешительно стягивать с себя плащ. Подрывник наблюдал за процессом, впиваясь взглядом в каждый участок впервые открывшегося перед ним тела. Он не испытывал ни малейшей капли стеснения, ведь это же банальный интерес, свойственный абсолютно каждому человеку, а уж в его то возрасте этот интерес лишь обостряется. — Что смотришь? — Сасори уже не на шутку вспылил от сверлящего его взглядом подрывника. — Я Вас смутил, Сасори-но-Данна? Младшему нравилось играться на нервах и эмоциях своего невозмутимого напарника, и ему не составляло труда лишний раз провоцировать его. А уж теперь, добившись от Сасори явно выраженного стеснения, тот аж засиял от гордости. Вывести настолько сухого человека на чистую воду ещё уметь надо! Постаравшись мысленно отвлечь себя от заинтересованного взгляда парня, кукловод скинул с себя потрёпанный плащ. Однако, он тут же осознал, что оказался с нагой грудью и в каких-то старых брюках, которые, как бы смешно это не звучало, кажется еще на войне видели. Однако, в одежде он элементарно не нуждался, и уж точно не ожидал, что однажды ему придется оказаться в такой ситуации, поэтому его внешний вид - последнее, что его сейчас заботило. — Не спрашивай. — быстро ограничил себя от лишних расспросов Сасори. — А почему Вы полуголый? Как и ожидалось, от назойливости напарника простыми словами не отделаешься, поэтому этот вопрос он попросту проигнорировал. Он выкинул остатки еды за пределы палатки и принялся готовить место ко сну. — Дак вы ещё оказывается и извращенец, даже маек не носите, - протянул Дейдара, - или Вам Хидан посоветовал, чтоб соски проветривать? — Я спать. — Боже, я в одной палатке с эксгибиционистом... Сасори уже не скрывал свою раздраженность и состроил недовольную гримасу, но все равно сдержался из последних сил и улегся в другом конце от напарника. — Надеюсь вы своим стволом передо мной вертеть не будете... До мужчины так и не дошло, причем здесь его запчасть для кукол, но от Тсукури он часто слышал подобный бред, поэтому нисколько не удивился. — Не вмешивай сюда моих марионеток, гадёныш, - злобно процедил сквозь зубы кукловод. Дейдара аж отпрянул от такого тона в его сторону. Он постоянно выводил старшего на всякого рода эмоции, но адекватно воспринимать агрессию он ещё не научился. — А что я сказал про Ваших марионеток? - уже растерянно промямлил Дейдара, — Я же говорил про Ваш ств... На него бросили злобный взгляд, намекая на то, чтобы тот лучше не продолжал. — Ааа, я понял... Сасори выдохнул. — Но я говорил не про это, а про, как бы сказать поскромнее... — Мне неинтересно. — Диньдиносик, дрындалет, джинчурики... Кстати, а за джинчурики мы когда идём? Всё. Это полностью вывело кукловода из себя, и он настроился на полный игнор надоедливого напарника. Он сомкнул глаза и пытался хоть как то погрузиться в сон, но слышал как тот продолжал что-то бубнить, не отводя томного взгляда с фигуры партнера. — Мда… — Тсукури наконец пошатнулся с места, — Вы такой скучный… Никакого ответа. — Ладно, тогда я тоже ложусь спать! Сасори облегченно вздохнул, и наконец спокойно сконцентрировался на сне. Неожиданно над его телом нависло тело подрывника. Под рельефным парнем Данна казался хрупким, словно достаточно лишь ему хоть немного навалиться на Сасори, тот его несомненно раздавит. — Ты же сказал, что ложишься спать, — кукловоду явно не нравилось, что в данный момент он совершенно беспомощен, и на фоне Тсукури казался гораздо слабее, хоть его тело и имело какие то слабые очертания накаченных мышц, да и в целом он был выше партнера. — Мне места не хватает, только через Вас пролезать, Данна... Сасори явно не способен оказать должное сопротивление, поэтому продолжил просто лежать на месте, позволяя тому упасть рядом. Блондинистые волосы коснулись лица кукольника, от чего тот поморщился. — Господин Сасори, мы впервые спим вместе, Вы хотите сказать что-нибудь по этому поводу? Все еще ощущая на себе жадный взгляд, кукольник отвернулся от довольного собой лица партнера, и вновь попытался заснуть. — Зануда. Дейдара не стал возражать и лишь продолжал крутится рядом. Он стал разглядывать довольно массивную спину мужчины. Несмотря на своё хрупкое телосложение, всё таки с виду тот выглядел довольно крупно. Тсукури, словно перышко, коснулся теплой ладонью холодной спины Сасори, от чего тот вздрогнул и злобно зашипел. — Да сколько можно! Кукловод повернулся к лицу виновника торжества, но тот оказался совершенно спокоен и уверен в своих действиях, несмотря на недавнюю ухмылку. — Ты можешь засунуть свой назойливый язык в жопу и лечь спать? На этих словах Сасори приподнялся, чтобы дать оплеуху неугомонному парню, но Дейдара лишь мягко обхватил его за шею, притягивая к себе и жадно впиваясь во все еще влажные от воды губы. И вновь то беспомощное состояние, когда Сасори ничего не может сделать. Не столько из-за того, что напарник физически сильнее его в несколько раз, сколько все его действия ввели его в ступор. Подрывник всё ещё притягивал напарника как можно ближе к себе, от чего вошел лишь глубже, исследуя все, что находилось внутри полости рта красноволосого, время от времени переплетая его язык со своим. Сасори же никак не реагировал на происходящее, словно все еще сохранял равнодушие, даже в такой абсурдной ситуации. Обратив внимание на нулевую реакцию партнера, блондин прикрыл нос Сасори, заставляя того самому открыться. Младший напарник вновь требовательно вошел вглубь. От недостатка воздуха кукольник горячо выдыхал, передавая вибрацию его партнеру, что лишь еще больше его удовлетворяло. Дейдара крепче прижал к себе парня, случайно потеревшись пахами, что вновь вызвало пошлый стон в рот кукловода. Парень оторвался от поцелуя, растягивая слюну, которая позже оставила след на его шее. Обжигая горячим дыханием лицо кукольника, тот еле слышно промурлыкал: — Данна, а можно... Но тут же обратил внимание на растерянный взгляд мужчины нависшего над ним. Тот явно был не в состоянии сделать хоть что-то, и уж тем более не в состоянии вести диалог. — А впрочем, неважно. Сасори все также нависал над напарником, пытаясь осознать произошедшее и недоуменно разглядывая уже раскрасневшееся от возбуждения лицо подрывника. Не заметив абсолютно никакой реакции, тот перевернул Сасори на спину, а сам стал проходиться влажными поцелуями по его животу. Он жадно облизывал и расцеловывал каждый сантиметр его тела, как будто полностью помечая. Тсукури знал, что однажды в половой жизни ему пригодятся языки на его ладошках, и даже планировал то, на какие действия благодаря им он способен, и кажется тот долгожданный для него момент настал. Он пустил руку по бледной коже Сасори, останавливая свое внимание на затвердевшей груди. Этой же рукой он нежно проходился вокруг сосков, после чего зубами начинал кусать и растягивать их. Это было безумием для Сасори, и, несмотря на все старания сохранить свое равнодушие, и лицо ака «мне все равно что ты делаешь со мной, я уже давно мёртв внутри», тот начал заметно возбуждаться. Оставляя багряные засосы и больные укусы на уже порозовевшем от жара теле кукольника, Дейдара пустил свободную ладошку в штаны партнера. В этот момент в голове уже зрелого мужчины что то щелкнуло, и он наконец начал понимать суть происходящего. Прямо сейчас он определенно совращал своего напарника, еще не достигшего даже совершеннолетия, и это заставляло его заметно напрячься. Этот мальчик, с самого его появления в зловещей организации, являлся младшим партнером Сасори, и, явно для своего возраста, ведь на тот момент ему было около 12, не соображал, что происходит и для чего он нужен был этим людям. Он хотел творить искусство, он хотел показать каждому жителю этой планеты, что для него значит искусство, доказать свою правоту и заставить людей отбросить прочие понятия о прекрасном. Но мальчик был вынужден попасть в руки взрослых дяденек, использовавших его в своих целях, словно марионетку. Дейдара попросту не осознавал этого, ведь самое главное то, что никто не мешал ему творить. Сасори, будучи уже опытным и повидавшим жизнь парнем, явно понимал положение мальчика, и, несмотря на все их разногласия об истинных шедеврах, оберегал его, словно сына. Он держал его возле себя, под своим контролем, не позволяя опасности хоть как-то достичь несносного подрывника, только лишь через труп Сасори. Он не мог называть это отцовской любовью, ведь сам он ее никогда не ощущал и не понимал, но чем же это тогда было? То, что Данна уделял бесконечное внимание подростку, было видно невооружённым глазом, не нужно даже подолгу наблюдать за деятельностью этой пары. Он хотел отдать ему ту неполученную любовь в детстве. От упоминания детства сердце Сасори изливалось кровью, так как это был наполненный болью отрывок его жизни, его абсолютная беспомощность перед миром, и горечь, что он абсолютно одинок, что даже будучи ребенком, которому нужно внимание и любовь, он не получал ничего. Но впервые он стал ощущать хоть что-то по отношению к себе лишь от подростка, так внезапно появившегося в его жизни. Он не знал как назвать такую любовь и как ее воспринимать, разумеется, поскольку никогда ее за всю осознанную жизнь не получал, но Дейдара научил его любви. Он единственный, кто продолжал оставаться рядом с абсолютно холодным кукольником, невзирая на бесхалатное к нему отношение. А Сасори продолжал терпеть его взрывной во всех смыслах характер, ведь это был единственный человек, кто оказался ему дорог, с кем он не был разделён ни на секунду, как был однажды разделён со своей семьей. Чувства к этому мальчику он не мог понять, и продолжал скрывать свою заботу о нем, стараясь показать к нему все свое равнодушие. Что ж, стоит признать, выходило у него это плохо, ведь каждый раз он снова и снова удерживал этого ребенка рядом, ведь не смог бы пережить расставания и с ним. Дейдара всегда был рядом с ним, и заставлял холодное сердце кукольника таять. Но прямо сейчас, его напарник не мог оторваться ни на секунду от тела Сасори, он продолжал активно помечать каждый его участок, оставляя влажные разводы. Каждое место, которое блондин одарил сладкими прикосновениями, хоть и абсолютно небрежными и глупыми, но точно уж наполненные чувствами и страстью, нещадно пульсировало. Данна продолжал лишь неосознанно разглядывать то, что этот, выросший под его надзором и опекой парень, сейчас делал с его телом. Это было чертовски неправильно, и тому было множество причин, но Сасори хоть раз подчинялся той самой правильности? Он не мог оттолкнуть парня, не потому, что ему бы не хватило физической силы, а потому, что именно сейчас он начал ясно ощущать любовь. Впервые в своей жизни он абсолютно точно осознал, что кому-то он небезразличен, что его действительно полюбили. Дейдара в последний раз неспешно провел рукой по холодному, напряжённому телу, и, делая вид что случайно, задевал все еще чувствительные места укусов, отчего Сасори содрогал еще больше. Вторая рука уже дошла до заветного места его напарника, и робко прошлась по нему полностью, словно оценивая размер. — А лицо вот делаете такое, будто вам не нравится, - Тсукури обратил внимание на уже затвердевшего мужчину, - всё таки вы и вправду тот еще извращенец... Парень, довольный своей подколкой, вновь широко заулыбался, отчего Сасори лишь оказался еще более шокированным сей ситуацией и смущенно потупился. Дейдара хотел снять напряжение, возникшее между партнерами, и не раздумывая долго, оставил хрупкое тело, усеянное жадными засосами, укусами и влажными разводами, чтобы спуститься ниже. Он резко схватил наиболее чувствительное в данный момент место напарника, после быстро поднял голову, дабы заметить желанную реакцию. Сасори старался подавить стон каким-то кряхтением, видимо задумавшийся как кашель, что сподвигло блондина поиграться с ним. Заметив, что тот одобряет его действия, ну или, по крайней мере, не отвергает их, Тсукури спустил брюки и коснулся языком желанного. Он медленно проходился по всему периметру всеми тремя ртами, обильно смазывая слюной. Кукловод зашипел, совсем не желая выдавать зловещие стоны, показывавшего бы его со слабой стороны. Осознавая, что полностью взять в себя он точно не в силах, он неспешно начал двигаться вверх-вниз, медленно облизывая изнутри. Подрывник старался добраться до конца, но каждый раз доходя до максимума откашливался. — С таким стволом я бы тоже стал эксгибиционистом... — еле слышно отшутился парень, обвивая дыханием кукольника. Кажется, тот наконец осознал, о каком стволе тогда шла речь, но в данный момент подобные шутки его мало волновали. Все это время он лежал совершенно бездвижно, облокотившись локтями об низ палатки, и лишь все еще холодными, но уже подрагивающими глазами, наблюдал за совершенно бесстыдной деятельностью Дейдары. Он будто нарочно лишь еще больше причмокивал и присасывался от удовольствия, сводя мужчину с концами с ума. Не в силах совладать со своим сознанием, Сасори небрежно схватил вьющиеся локоны Тсукури, наматывая их себе на кулак и задавая нужный ему ритм. Не ожидая такого жеста, подрывник повременил, но напор заставил его лишь глубже охватывать губами красноволосого, от чего второй издал лишь глухой стон, даже не заметив этого. Постыдился бы, что ли, будущая бесчуственная марионетка - а стоны сдержать не сумел. Закусив губу, дабы подобное не повторилось, он продолжал управлять своим напарником, задавая нужный ему ритм. Из глаз блондина выступали слезы, обильная слюна не оставляла ни единого сухого места, и тому лишь оставалось скромно постанывать, придавая дополнительной выбрации и заставляя Сасори окончательно сойти с ума. Одной рукой с набухшим языком Дейдара продолжал проходится по телу партнера, а второй спешно стягивал с себя брюки, дабы удовлетворить и самого себя тоже. Обратив на ерзанье парня внимание, Сасори оттянул его от себя, и откинул его руку, не позволяя тому начать задуманное. Удивлённо, и так по детски похлопав глазами, Дейдара обратил взгляд на напряженного мужчину, который тяжело переводил дыхание. — Ложись, — прокрехтя, призвал к действию Сасори. Парень послушно упал, заставляя кукольника оказаться сверху, который, с такого ракурса, казался даже крупнее. Он, тяжело дыша, заглядывал в небесные глаза Тсукури, после чего разглядывая каждую извилинку на его лице, словно произведение искусства. И все-таки, искусство действительно вечно, ведь этот момент растягивался ужасно долго, будто его протяженность была бесконечной. — Я хочу, чтобы Вы вошли в меня, Данна… — пискнула из-под крупного мужчины его жертва, — Пожалуйста… Даже в такой момент он продолжал сохранять рамки приличия по отношению к своему зрелому напарнику. Он умоляюще заглянул в оценивающие его тело карие глаза, что заставляло слегка смутиться. Недолго думая, красноволосый спустился вниз, стягивая штаны с подопечного, и быстро подставляя член к промежности Тсукури. — Подождите! — мальчишка под ним взволнованно вскрикнул. — Что не так? — с тяжелой одышкой воскликнул Сасори. — Нужно растянуть, так сразу нельзя… Кукловод из-под распахнутых ресниц угрюмо посмотрел на Дейдару. — У меня не было опыта, — пояснил он. — Неужели вы в таком возрасте ни разу… Он почувствовал в себе резкий толчок холодных пальцев, мгновенно достигших нужной точки и заставив голубоглазого протяженно застонать. Сразу определив его слабое место, Сасори грубо двигал пальцами, набрав ускоренный темп. Он, то и дело, касался чувствительного места Тсукури, заставляя того взрываться от переизбытка ощущений. Чувствуя в себе умелые пальцы кукловода, Дейдара лишь ещё больше насаживался на них и послушно вилял бедрами. Постепенно добавив еще два пальца, он сжал ягодицы блондина и буквально вбивал его в землю, а тот уже без остановки стонал в такт всем его движениям, словно сливаясь воедино. Заметив судорожную дрожь Тсукури, Сасори понял, что нужный момент настал. Вынув пальцы из сжавшегося парня, он пропихнул их ему в рот. Не ожидав таких грубых по отношению к нему действий, Дейдара слегка опешил, но влажные пальцы продолжали касаться его языка, явно ожидая от него каких либо действий. Он обхватил губами тонкие длинные пальцы, и пошло посасывал их, словно получил сладкое лакомство. Вдоволь наигравшись, Сасори вновь прильнул к напарнику и предварительно смазал его слюной, вытекающую из только что вынутых изо рта пальцев. Он подкинул его ноги, аккуратно входя в жаркое, тугое тело. Полностью ощутив в себе господина, блондин поморщился от неприятных ощущений, но попросил его продолжить жалобным взглядом. Сасори, постепенно набирая темп, вбивался в рельефное тело, достигая той самой точки. Он крепко сжал ноги Тсукури, оставляя на них красные отпечатки. Начиная чувствовать в себе все более ускоренное движение, в глазах блондина начало мутнеть. Он без капли стеснения, с каждым толчком выкрикивал имя сжимавшего его мужчину, что заставляло его лишь быстрее двигаться. Не в состоянии держать вес тела, Сасори, продолжая безжалостно вбиваться со звонкими хлопками, прижался к мокрому и горячему Тсукури, что по началу даже обжегся жаром его тела. Он опустил голову к шее подрывника, каждый раз тяжело выдыхая ему около уха. Чувстовав теплоту и вибрацию, исходящую изо рта напарника, Дейдара терял рассудок. Его дыхание вызывало мурашки по всей коже, отчего подрывник скорее испытывал эстетическое возбуждение, нежели сексуальное. Он снова и снова вскрикивал то имя, время от времени называя его господином, что лишний раз потверждало, что кукольник полностью властвовал над беззащитным телом. Громкие шлепки, еле слышные вздохи Данны, от чего волосы вставали дыбом, звонкие стоны и крики, исходящие от Дейдары, и оба уже не могли себя сдерживать. Тсукури чувстовал грубые пальцы на своих бедрах, они ногтями впивались ему в кожу, что казалось, что вот-вот он проткнет его насквозь. — Позво… — и вновь грубый толчок в тело блондина, такой, что ему пришлось прервать начатую речь, извиваясь и громко постанывая. — Позвольте мне себя коснуться, — еле слышно прошептал себе под нос Дейдара, и кажется, что Сасори даже не обратил на него внимание, продолжая усиленно вбиваться. Он потянулся к себе руками, дабы позволить себе разрядку, но холодные руки Сасори быстро остановили его. — Нет. — грубым и дурманящим голосом рыкнул мужчина. Все тело подрывника горело, он хотел удовлетворить себя, но морозящие пальцы держали его кисти рук, грубо сжимая и не давая сделать лишних движений, отчего Тсукури начал ныть от уже переходящую в боль пульса в его паху. Сасори лишь усиливал свои движения, ускорялся так, как только ему позволяла физическая сила, ощущая сжимающего его член в себе Дейдару. Данна поднял голову, дабы вновь насладиться красотами своего напарника. Он рассматривал и старался находить каждую мелочь, его взгляда даже не обошли стороной струйки пота, он наблюдал за их движением. Тсукури не мог сдавливать в себе стоны, отчего рот был распахнут, испепеляя нависшее над ним лицо своим дыханием. От эстетики происходящего, от истинного искусства, кукольник почувствовал, что уже близок. Он начал медленно, но сильно и грубо вбиваться в Тсукури, оставляя от шлепков красные разводы, от чего парень под ним во всю глотку стонал. Ощущая, что они близятся к концу, Сасори отпустил руки напарника, позволяя тому также завершить начатое. Тот начал усиленно ублажать себя, то и дело разглядывая партнера из полуприкрытых глаз. Последний раз толкнувшись, из сомкнутых зубов Сасори послышался протяженный грубый стон. Он сжал бедолагу так, что оставлял на его бедрах кровавые метки, но тот больше не мог себя контролировать. За ним сладко простонал Тсукури, выгнувшись всем телом и встав на лопатки. Он судорожно дрожал, осознавая, что вот оно — истинное искусство. Всего лишь мгновенье, приносящее бурю эмоций, мгновенье — которое он запомнит надолго. Но больше думать он был и не в силах, ясное сознание спешно покидало его, когда Сасори излил все в нем содержимое, придавая тепло внутри телу напарника. Они оба ощущали вибрацию их тел, не сдвигаясь с места. Сасори, с дрожью в пальцах, зарылся в волосах Тсукури, наматывая их и переплетая. Он приподнялся и вышел из тела Дейдары, давая жидкости также покинуть его тело. Наблюдая за этим, он все же перевел обессиленный взгляд на своего напарника, на что тот лишь слабо улыбнулся. Сасори продолжал молча смотреть в его полуприкрытые голубые глаза, не в силах произнести ни слова, да даже звука, но, впрочем, тут ничего говорить и не требовалось. Он никогда не был особо разговорчив, но занятый таким важным делом, как наблюдение за изгибами лица и тела Тсукури, он вовсе потерял дар речи. — Все таки я был прав, когда сказал, что судя по голосу, Вы готовы отодрать любого, — тяжело дыша, нашел что сказать подрывник. В данный момент Сасори мало заботили усмешки в его сторону, он пытался связать мысли и восстановить рассудок, продолжая также сверлить глазами партнера и переплетать его локоны пальцами. Дейдара откинул нависшего над собой мужчину в сторону, давая ему прилечь и ясно осознать произошедшее. Они лежали друг напротив друга, мысленно прокручивая моменты, наиболее отложившиеся в памяти. Сасори приподнялся и тряхнул головой, постепенно начав работать с мыслями, приходящими в его голову. Его взгляд был направлен в прорезь палатки, из которой сочился свет от ночных звёзд, освещая влажные тела членов Акацуки. — Черт, зачем… — кукольник ухватился за голову. — Я кажется понял, что значит истинное искусство. Эта фраза заставила Сасори откинуть свои мысли, и услышать, наконец, заветный сказ Дейдары о том, что искусство — это вечность. Он молча смотрел на него, ожидая продолжения тирады, но тот явно не собирался этого делать. — Ну? — прошипел Данна, понимая, что тот снова выводит его из себя. — Неужели Вы сами этого не поняли? Разумеется, он все понял. Искусство — это то, что будет отражаться перед твоими глазами бесконечно, что-то, что можно созерцать вечно, любуясь им каждую секунду. — Понял. — И что поняли? — усмехнулся Дейдара. Но Сасори явно было не до смеха. Вновь вспомнив те небесные глаза, те подрагивающие ресницы, то испепеляющее и обволакивающее дыхание, он прокручивал снова и снова оставшийся в памяти момент, который он наверняка зациклит в своей голове надолго. — Что ж, видимо ничего Вы не поняли, Данна… — хмыкнул подрывник, — А я вот понял, исходя из нашего горячего секса, что истинное искусство — мгновенье, его конечный результат. В такой момент ощущаешь самые сильные ощущения, неужели Вы не согласны со мной, господин? — Глупо. — Сасори старался не поддаваться провокациям блондина, хоть отчасти и был согласен с его мнением. Понурив голову, он продолжил, — Искусство — сам процесс, моменты, которые ты запомнишь навсегда и будешь помнить о них вечно. Искусство хочется рассматривать, оценивать подолгу, но никак искусство нельзя рассмотреть за мгновение. — Поэтому Вы все это время так смотрели на меня? — с усмешкой спросил Дейдара, — Вы бы знали, как это пугает, когда на тебя смотрят, как будто заживо сожрать хотят… Сасори смутился. Он не мог себя контролировать, отчего действительно излишне много наблюдал за телом, подчинившемуся ему. — Зачем ты это сделал? — обернулся красноволосый и с упреком спросил. — Что сделал? — Для чего ты всё это начал? — Вы были слишком угрюмый… — ехидно протянул Дейдара. Сасори выдохнул. Ему не хотелось вновь срываться на своего напарника, зная, что это будет бесполезным. — А вообще, захотелось. Знаете, у меня ведь трагичная такая история, а Вы ей даже ни разу не интересовались. Никакого ответа не последовало, поэтому тот продолжил. — Я никогда не чувстовал чьей-то заботы, я родился одиноким, и также продолжал расти одиноким. Мое искусство никто не оценивал, всем было просто безразлично на мое искусство, Данна… Впрочем, так было до встречи с Вами. Кукольник узнавал в его словах себя, и заинтересованно ждал продолжения. — А потом меня затащили в эту дурацкую группировку! Маленького ребенка, который просто хотел заниматься своими творениями, заставили заниматься всякими непристойностями, короче говоря, просто использовать. — Но ведь ты все ещё ребенок… — Я не договорил! И никто, никто никогда не хотел поговорить со мной, обсудить мое искусство. Понимаете, Сасори, меня никто никогда всерьез не воспринимал, до того как я Вас встретил. Вы первый, кто выслушал меня, кто помог и поставил на ноги, кто оберегал меня, словно своего ребёнка. Вы думаете, я этого не понимал, но это было очевидно, обманывать вы точно не умеете! — Тс… — Сасори цокнул, ведь все это время он и впрямь считал, что Дейдара глуп и не замечает излишнего внимания с его стороны. — Как я уже говорил, обо мне никто никогда не заботился, только Вы, Данна… Вы единственный, кто говорил со мной об искусстве, кто не просто прерывал меня на полуслове, говоря, что ему это не интересно, а правда меня слушал… Знаете, мне кажется, это и есть любовь. Я не уверен, у меня никогда не было любви, но почему-то я уверен, что к вам я ее ощущаю, Сасори. Все мысли кукольника только что были выражены в словах Дейдары. Их история настолько была идентична, настолько похожа, что он будто пересказал его собственную. Но ощущал ли Сасори что-то? — А вы что-то чувствуете? — Я… — он заставил мужчину замяться и повременить с ответом. — Ладно, я же знаю, что да, иначе Вы бы не крутились возле меня как хвостик! Что ж, он снова был прав. Дейдара, на удивление, этим вечером оказался достаточно умён. Но кукольник ничего не хотел говорить, ведь за него все сказали сами, поэтому он просто продолжал тепло разглядывать голубые глаза, на которых играли оттенки звезд, просачивающихся в палатку. Да, вот оно, искусство, и оно определённо вечно — Сасори мнение свое не поменяет. Пускай с этим мальчишкой он будет спорить о нём еще бесконечно, но от своего мнения он не отречётся. — Мне так не хватало любви родителей, Данна… — снова опомнился блондин. — Но вы заменили мне их, Вы полюбили меня, спасибо вам. Дейдара продолжал рассматривать задумавшегося о бренном Сасори, но усталость явно давала о себе знать, из-за чего того клонило в сон. Не в силах более сдержаться, он медленно прикрывал глаза, продолжая рассматривать уже такие родные очертания фигуры напарника. Последнее, что он увидел, прежде чем окончательно провалиться в темноту — улыбка Сасори. Он нежно заглядывал в полуприкрытые глаза Дейдары, не сумев сдержать впервые такую искреннюю, переданную такой теплотой улыбку. И всё-таки, этот мальчишка наверное не понимал до конца, что чувства — это довольно серьёзно, и так просто разбрасываться ими не особо правильно. Но Сасори почему-то знал, что его напарник не лжёт, что тот действительно полюбил его, отчего кукольник не сумел сдержать холодное выражение лица, и так чувственно улыбнулся, что Тсукури впервые почувствовал наконец искренние тепло и любовь, исходящие от напарника. Он впервые ощутил это чувство на себе за всю его жалкую недолгую жизнь, отчего сам не сумел подавить улыбку в ответ кукольнику, и, после чего, медленно погрузился в сон. И да — это явно было искусство. Последнее мгновение, последний взгляд на улыбку кукольника — хоть и короткий, но разве не таким и должно быть искусство? Он не изменит свое мнение, уж точно, но свое мнение о Сасори он изменил навсегда.***
Я не мог оторваться. Зачем он сделал это со своим телом? Для чего он превратил себя в бесчувственную машину убийств? Неужели потеря каких либо ощущений навсегда была для него не так важна, как бесконечные убийства? Я осознавал, что эта группировка определенно лишь доламывала наши и без того разрушенные жизни. Я ненавижу каждого, кто относится к ней, кроме него. Ведь его судьба также была разрушена Акацуки, иначе для чего ему надо было так глупо лишаться всех жизненных радостей, делать из себя такое? Я продолжал смотреть на безжизненное лицо бывшего напарника, ожидая увидеть хоть какой-то реакции, как тогда, но ничего за этим не последовало. Он был морально убит, я знаю, что ему нужна была помощь, почему я не мог оказаться с ним раньше, чтобы предотвратить его превращение в это? Да, я тоже нуждался в той помощи, Акацуки тоже заставляли множество раз прогибаться меня под гнетом обязательств, но я держался. А ты? Почему ты сдался, Сасори? Почему сейчас ты безжизненно лежишь здесь, ты даже не боролся за свою жизнь? Ты так просто позволил им убить себя, неужели ты не хотел больше заботиться обо мне, оберегать, отдавать всю ту теплоту, как тогда? Хотя, думаю, это не так, ты не мог просто уйти, оставив меня совсем одного. Наверно, прямо сейчас ты смотришь на меня откуда-то сверху, и усмехаешься, что я настолько слаб, что прямо сейчас поддаюсь ледяному дождю, мучаясь от боли увечий, которые я получил в только что пережитом бою, но все еще продолжаю оставаться с тобой. Ты точно был на порядок сильнее меня, и не стал бы этого делать, но, черт, я настолько слаб, что проиграл своим чувствам, что имея еще множество возможностей в этой жизни, продолжаю мучаться и оставаться здесь, рядом с тобой. Но имеет ли теперь эта жизнь хоть какой-то смысл, когда я потерял мой первый и единственный источник любви? Как же я хотел бы сейчас коснуться тебя, Сасори. Коснуться, как коснулся твоей спины тогда, но ты кукла. Да и, впрочем, рук то у меня нет. Я продолжаю смотреть в твое лицо, стараясь запомнить все его очертания. Зачем я это делаю? Ведь искусство это лишь миг, для чего я стараюсь навсегда оставить память о тебе? Видимо, в моем искусстве ты был исключением. В моей отвратительной жизни ты был исключением. Я придвинулся ближе к тебе, все больше обмокая в холодной луже, только что возникнувшей прямо под нашими телами. Ты всегда был холоден, поэтому к такому холоду я уже давно привык. Прижавшись всем телом, я старался соединить нас вместе, накрыв моим оборванным, таким злосчастным плащом с красными облаками. Но меня это не волновало, ведь это единственное, что сейчас может нас объединить. Я положил голову на твою грудь, пачкая лицо в твоей уже подсохшей крови. Эмоции взяли надо мной верх, и слезы сами по себе выкатились из моих глазниц, хоть я и держал себя из последних сил. Все таки, действительно, я ничтожно слаб. Ты так старался оберегать меня, и вот вновь сберег, дав мне жить. Ты пожертвовал своей жизнью, позволив жить мне дальше. Но я никогда не оберегал тебя. Прости меня, Сасори.