sanctuaire

Ночной клуб в одном из округов Парижа до отказа забит толпой людей, хаотично двигающихся под громкую музыку. Неоновые прожекторы освещают темноту помещения, свет которых смешивается с запахами табака и алкоголя в душном воздухе. Компания друзей сидит за дальним столиком, наблюдая за танцующей толпой. — А я тебе говорю, что та девчонка согласится с ним выпить, — произносит Базиль, указывая на кого-то в толпе. — Да нет же, она не в его вкусе, — отвечает Артур, пытаясь перекричать музыку. — Девушки вообще не в его вкусе, — спокойно говорит Ян, переводя взгляд на друга, — Лука, ты в норме? — Да, в норме, — отвечает Лука, улыбаясь другу, — Парни, прекратите искать мне девушек, вы же знаете, что они мне неинтересны. — Тогда как насчёт того парня? — спрашивает Базиль, вызывая смех друзей. Лука допивает свой виски, поднимаясь с места. От хоть и небольшого количества количества выпитого алкоголя начинала болеть голова, а глаза слезились от слишком яркого света прожекторов. — Парни, я пойду. С завтрашнего дня практика начинается, не хочу проспать, — Лалльман надевает куртку на плечи, накинув капюшон толстовки на голову. — У нас всех с завтрашнего дня практика, Лука, — весело говорит Ян, — Никуда она не денется. — И всё же проспать не хочу. Да и устал я за сегодня. — Стареешь, друг. Скоро совсем перестанешь по клубам ходить, — шутит Артур, улыбаясь. — Куда уж мне до вас, — отвечает ему с улыбкой Лука. Лука прощается друзьями, покидая наскучившее место. Ночной апрельский воздух приятно бодрит, пробираясь легким ветром под расстегнутую куртку. Лалльман легко выдыхает и направляется вперёд по улице. Квартира встречает тишиной и долгожданным теплом. Разувшись и скинув куртку в коридоре, Лука проходит в гостиную, включая светильник рядом с диваном. Сев на разложенный диван, который он так и не собрал с утра, Лука закрывает глаза, сжимая в ладони ключ на тонкой серебряной цепочке. Июньское жаркое солнце освещало двор, окутанный яркой зеленью цветущих деревьев. Маленький мальчик сидел на скамейке, смотря на своих сверстников, играющих в песочнице. Ему хотелось быть с ними, но детский страх, что с ним не захотят дружить не давал покоя ребёнку. — Ты почему один здесь сидишь? — раздаётся рядом голос, от чего Лука вздрагивает. Рядом с ним сидел высокий мальчик старше его на несколько лет. Светловолосый, с широкой улыбкой, в белой футболке и синих шортах. И невероятными глазами. Лука думал, что таких красивых глаз он не видел никогда. Серые, словно небо перед дождем. Глаза, от которых невозможно было оторваться. — Эй, ты меня слышишь? — снова раздаётся теперь уже знакомый голос. — Да, слышу, — Лука отмирает, пытаясь будто бы уменьшиться в размерах. — Ты чего так сжался весь? Замёрз? — спрашивает мальчик, не переставая улыбаться. — Нет, не замёрз, — тихо отвечает Лука. — Так, ты уже умеешь говорить и слышать, это хорошо, — смеётся он, — Теперь ответишь на мой вопрос? — На какой? — Почему ты сидишь совсем один? — У меня нет друзей, — отвечает Лука, грустно опуская голову, — Я боюсь знакомиться с кем-то, вдруг они не захотят со мной дружить. — Глупости какие, как с таким, как ты можно не захотеть дружить? — удивлённо говорит мальчик. — С каким таким? — спрашивает Лука, поднимая глаза и смотря на нового знакомого. — С таким милым, — отвечает мальчик с улыбкой, — А хочешь, я буду твоим другом? — Ты правда хочешь со мной дружить? — Хочу, правда хочу. — Правда-правда? — произносит с надеждой Лука. — Правда-правда, — отвечает мальчик. — Меня зовут Лука, а тебя? — Лалльман протягивает свою маленькую ладошку, не отрываясь от глаз нового друга. — Элиотт. Меня зовут Элиотт, — говорит с улыбкой мальчик, пожимая чужую ладошку. Дружить с Элиоттом было хорошо и весело. Элиотт было семь и он был старше Луки на два года. В самый первый день знакомства Демори рассказал, что неделю назад он переехал с родителями из Рена в Версаль из-за работы его отца. Элиотт увлекался рисованием и мечтал снять свой собственный фильм. Элиотт обещал снять фильм, где Лука будет в главной роли. Лука и Элиотт стали настоящими друзьями и никогда не ссорились. Демори защищал младшего от обидчиков в младшей школе, помогал ему с уроками и всегда дарил ему маленькие рисунки енота. — Почему ты всегда рисуешь енота? — спросил однажды Лука, когда Элиотт помогал делать ему историю. Луке было десять, а Элиотту двенадцать. Лука начал увлекаться биологией и играть на фортепиано, а Элиотту всё больше нравился кинематограф. Они стали старше, у каждого появились новые друзья, но друг о друге они никогда не забывали. — Это моё тотемное животное, — ответил Элиотт, щёлкая Луку по кончику носа, — Они же офигенные, а ещё у них есть маски. — А кем бы ты меня нарисовал? — Лука смотрит на друга, совсем отвлекаясь от задания. — Не знаю, мне надо подумать, — улыбаясь, говорит Элиотт. Луке двенадцать и ему кажется, что его маленький мир рушится. Элиотт уезжает. Уезжает не на неделю или на две, как раньше, а уезжает навсегда. Последние дни они проводят вместе, не засыпая до самого рассвета. Лука не хочет терять Элиотта. Не хочет терять своего енота. — Лулу, прошу не плачь, — Элиотт вытирает слёзы с нежной кожи, держа в своих ладонях лицо Луки. — Я не хочу, чтобы ты уезжал, — Лука держится руками за предплечья Демори, безрезультатно пытаясь успокоиться. — Я тоже не хочу от тебя уезжать, Лу. Но не могу ничего сделать, ты сам ведь знаешь, — говорит Элиотт, едва сдерживая слёзы. — Знаю, Элиотт, — Лука обнимает друга, утыкаясь носом в его плечо. — Я никогда тебя не забуду, слышишь? Енот и ёжик вместе во всех вселенных, — шепчет Элиотт, прижимая Луку крепче к себе. — Во всех вселенных, — вторит ему Лука, сжимая толстовку на спине Демори. — Мы с тобой обязательно встретимся, я обещаю, — Элиотт немного отстраняется, доставая из кармана ключ и протягивая его Луке. — Это ключ от маленького домика в Провансе, мне его мой дедушка подарил. Когда мы с тобой встретимся, то уедем туда вместе жить. Вдвоём, ты и я. — А если об этом узнают? — говорит Лука, смотря заплаканными глазами на Элиотта. — Не узнают. О нём знаем только мой дедушка, я и ты. Он будет нашим. — Нашим убежищем? — Нашим убежищем, — произносит Элиотт, вкладывая ключ в ладонь Луки. — Обещаешь сохранить его? — Обещаю, — отвечает Лука, обнимая Элиотта в последний раз. Будильник звенит у самого уха, заставляя резко подняться с кровати. Голова, как и ожидалось, болела, но времени на решение этой проблемы особо не было. Лука быстро умывается, надевает чёрную толстовку и темные джинсы, на ходу закрывая квартиру. По дороге до университета Лалльман выпивает капучино, купленный в небольшой кофейне рядом со своим домом, и окончательно приходит в себя. У здания их группу уже ждёт автобус, который должен отвести их на место, где на протяжении двух месяцев они будут проходить практику. Когда уже по пути куратор говорит им, что практика будет проходить в психиатрической клинике, Лука немного напрягается, представляя себе не самые лучшие картины. Но представления Луки оказываются ошибочными, когда перед ним открывается вид на современное здание с собственным небольшим парком вокруг территории клиники. Единственное, что подтверждало факт того, что это психиатрическая клиника, был высокий забор, который скорее всего был под напряжением. У входа их встретил главный врач клиники с доброй улыбкой на лице. Мужчина желает студентам доброго утра и просит следовать за ним в здание. Уже внутри они смогли оставить верхнюю одежду в гардеробе, надеть бахилы и отправить вслед за врачом и куратором на экскурсию по их будущему месту практики. Месье Нильсен, как представился врач, объясняет студентам чем и как они будут заняты в стенах клиники на протяжении всей практики. — Вас разделят и каждому будет дана определённая работа, которую вы будете выполнять. Всё будет само собой связано с нашей основной деятельностью в клинике, — мужчина улыбается, смотря на студентов, — Если будет нужна помощь, наш медперсонал всегда поможет Вам. После объяснения плана их работы, ребят отпустили на небольшой перерыв. После него начался ввод в курс дела индивидуально для каждого в соответствии с его обязанностями. Лука, как Дафна, Базиль, Хлоя и Ян попадают в ряды того самого медперсонала. Студентам предстояло большое количество работы, в том числе и помощь с разносом лекарств для пациентов, проведением осмотров больных и присмотром за ними во время прогулок. Уже утром следующего дня началась их практика. Лука немного нервничал, хотя понимал, что у некоторых есть работа и потруднее. Алексия и Артур, например, попали в число тех, кто должны были следить за определенными пациентами, а это уж точно было труднее. Надев, поверх синей рубашки светло-голубой халат, Лука вместе с ребятами и Давидом, доктором, который их курировал, пошёл на утренний обход после завтрака, чтобы раздать пациентам лекарства. Давид был замечательным врачом и человеком. Мужчина попросил обращаться к нему по имени, чтобы ребятам было комфортнее с ним общаться, и « Ребят, мне всего лишь тридцать семь, какой я вам месье Буи? » — Лука, ты уже закончил? — Давид поправляет свои очки, как всегда улыбаясь. — Да, только что, — отвечает Лука, поправляя полы халата. — Мне сейчас нужно сходить принять партию медикаментов, а остался один пациент. Сможешь отнести лекарства и завтрак в палату 452? — Конечно, но разве в нашем отделении пациенты не сами ходят на завтрак? Тем более после завтрака уже прошло полчаса, — спрашивает Лалльман, взяв поднос с завтраком и лекарствами. — У этого парня сейчас депрессивный эпизод, он почти не проявляет никакой активности, — Давид тяжело вздыхает, отдавая ему ключ-карту от палаты, — Постарайся, чтобы он поел хотя бы немного, он толком не ест неделю. — Хорошо. Давид, предупредишь тогда ребят, чтобы они шли на завтрак без меня? — Хорошо, Лука. Палата 452. Лука идёт вдоль по коридору в поисках нужной палаты. Та находится в самом конце западной части корпуса. Глубоко вдохнув, Лука открывает дверь и заходит внутрь. Дверь автоматически закрывается за ним, и Лалльман останавливается, не делая ни шага. Светлая палата окутана полумраком из-за плотно закрытых тёмных штор. Сама палата ничем не отличалась от других — кровать, рядом с ней прикроватная тумба с небольшим светильником, параллельно кровати стол со стулом, а перпендикулярно ему небольшой комод. Лука поставил поднос на стол, подходя к кровати. Из-под двух одеял не было даже видно головы пациента, поэтому Лалльман осторожно коснулся спящего кокона. — Доброе утро. Я понимаю, что ты плохо себя чувствуешь, но давай попробуем позавтракать, — шепчет Лука. Лука понимает какого человеку с депрессивным эпизодом. Когда у твоей матери дистимическое расстройство, приходится изучать историю болезни и все исходные от неё. Тряхнув головой, Лука избавляется от нежелательных воспоминаний, слегка поглаживая кокон из одеял. — Давай, совсем немного нужно поесть, — Лалльман повторяет таким же тихим голосом, вновь проводя по одеялу. — Что? — Что? — повторяет удивлённо Лука, отступая на полшага назад. — Кто ты? Ты не работаешь в клинике, — раздаётся тихий хриплый голос. — Я прохожу практику здесь, помогаю персоналу, — отвечает Лука, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Ты боишься меня? — снова раздаётся голос. — Не боюсь. Почему я должен тебя бояться? — говорит Лука, смотря на небольшое движение под одеялом. — Потому что я психически больной, сумасшедший, неуравновешенный, чокнутый. Называй это как хочешь. — И что в этом такого? Разве твоё заболевание делает из тебя плохого человека? Ты всего лишь имеешь небольшие трудности, которые нужно преодолеть, — говорит Лука, удивляясь собственной уверенности. — Окно. — Что прости? — Лалльман хмурит брови, не понимая сказанного. — Открой окно, не могу есть в темноте. Лука спокойно выдыхает и улыбается, раздвинув шторы и впустив в палату утренний свет. — Тебе принести на кровать завтрак или поешь за столом? — спрашивает Лука, поправляя шторы. — Почему ты спрашиваешь? — Потому что тебе должно быть комфортно. — Если можно, то на кровать. Лука улыбается и идёт к столу за подносом. Обернувшись, он видит парня, ненамного старше себя. У того полнейший беспорядок тёмных волос на голове, острые скулы, и по мнению Луки, идеальные черты лица. На нём была белая футболка и синие спортивные штаны, обтягивающие длинные стройные ноги. Но одно не давало покоя — глаза пациента казались ему до боли знакомыми, но Лука не мог вспомнить, почему. Поставив поднос на тумбу и стул рядом с кроватью, Лука передал парню тарелку с овсяной кашей и ложку. Тот спокойно начал есть, иногда стуча ложкой по краям тарелки. — Почему ты со мной возишься? — спрашивает парень, смотря на Лалльмана. — Во-первых, я с тобой не вожусь, а во-вторых, как я по твоему должен с тобой обходиться? — спрашивает Лука, проверяя все ли таблетки на месте. — Ты другой. Не как остальные, — парень продолжает медленно ест, выпив лекарства, которые дал ему Лука, — Откуда такие познания? — Я учусь в медицинском на психотерапевта, — спокойно отвечает Лука, — Плюс ко всему, когда у твоей мамы хроническая депрессия, многое узнаёшь. — Ты удивляешь. Мне нравится люди, которые умеют удивлять, — говорит пациент. После завтрака и всех выпитых лекарств, Лука напоминает пациенту о его осмотре у врача и уходит из палаты. У самого выхода, когда он открывает дверь, его спрашивают: — Как тебя зовут? — Лука, — обернувшись, говорит Лалльман. — Приятно было познакомиться, Лука. — Мне тоже… — Элиотт, меня зовут Элиотт. Лука впервые видит улыбку на лице парня и улыбается ему в ответ, выходя из палаты. Лука заносит поднос в столовую, глазами ища своих друзей. Те находятся за столиком окна, позвав его к себе. Лалльман берёт только капучино в кафетерии и направляется к ним. За завтраком Лука узнаёт, как у всех начался первый день практики, чувствуя себя комфортно в компании друзей. Оставшийся день все, в том числе и Лука, проводят за исполнением своих обязанностей. На вечернюю прогулку выводят всех пациентов из их отделения, чутко наблюдая за каждым. К Луке подходит Давид, когда он отдает маленькой девочке венок из одуванчиков. — Что с ней, Давид? — спрашивает Лука, когда девочка дарит ему букет одуванчиков и убегает со своим веночком к медбрату. — Паническое расстройство. Но она уже идёт на поправку, может в следующем месяце будем выписывать, — отвечает Давид, улыбнувшись, — Я хотел тебя кое о чём спросить, Лука. — Да, конечно, — Лалльман поправляет все цветы в ровный букетик, смотря на своего куратора. — Как тебе удалость его заставить съесть весь завтрак? — Да никак, Элиотт сам всё спокойно съел и выпил свои таблетки. — Элиотт? — Да, Элиотт. Он же ведь лежит в 452 палате? — спрашивает Лука, напрягаясь. — Да, он. Не беспокойся, просто он никому своему имя не говорил кроме лечащего врача, — отвечает Давид, улыбаясь. — Я даже не знаю, что и сказать, — после недолгого молчания произносит Лука. — Лука, я вижу ты серьёзный парень и могу ли я тебя попросить присматривать за Элиоттом? — То есть? Я не очень понимаю, Давид. — Твоя практика будет проходит так же, как и сейчас, только помимо всего ты будешь присматривать за Элиоттом, — Давид снял очки, продолжая, — Парню очень тяжело, он никогда не сможет поправиться. От него все отвернулись, родители привезли его к нам, потому что не могли справится с этим. — Да, хорошо. Я понял, Давид, — быстро говорит Лука, осмысливая сказанное куратором, — Я постараюсь помочь, чем смогу. — Спасибо, Лука. Ты очень многое для него сделаешь, даже сам того не зная. Лука улыбается Давиду, переведя взгляд на Элиотта, который сидел на траве с той самой маленькой девочкой, которой Лалльман сплёл венок. Внутри снова что-то тянуло. Элиотт поднял глаза, и встретившись взглядом с Лукой, слабо улыбнулся ему. Лалльман сжал букет одуванчиков в своей руке и улыбнулся в ответ, вновь всматриваясь в глаза пациента. Практика в клинике проходила, даже лучше, чем себе представлял Лука. Некоторые ребята из его группы даже временно переехали и жили в одном корпусе с врачами, которые работали там круглосуточно. С Элиоттом было на удивление легко. Его состояние постепенно приходило в норму, что несказанно радовало. Он по прежнему мало ел и много спал, но это не мешало ему на вечерних прогулках иногда разговаривать с Лукой. Элиотт не хотел быть навязчивым, поэтому чаще они гуляли в тишине, обмениваясь короткими улыбками. Через три недели Элиотт наконец почувствовал себя лучше и теперь чаще улыбался, к нему постепенно начал возвращаться аппетит и его внешний вид стал не таким болезненным. В один из дней после вечерней прогулки, когда Лука заносил лекарства после ужина, Элиотт слабо придержал его за рукав халата. — Лука, ты можешь посидеть со мной немного? — тихо спросил Элиотт, не поднимая глаз на Луку. — Могу, что за вопросы? — Лалльман улыбается, подавая ему таблетки и стакан воды, — Сейчас только помогу с вечерним обходом и приду к тебе. — Я буду ждать тебя, Лука, — произнёс с надеждой в голосе Демори, выпив лекарства. Лука уходит из палаты, чувствуя непонятное чувство внутри, что разливалось приятным теплом по сердцу и лёгким. К Элиотту тянуло, и это было невозможно отрицать. Его черты лица мелькали в памяти, но вспомнить, где они могли видеться Лука не мог. Воспоминания были размытыми, из-за чего иногда становилось не по себе. Закончив с обходом и попрощавшись с друзьями, Лука направился в кабинет Давида. Постучавшись, он вошёл в кабинет куратора, работавшего за компьютером. — Давид, можно тебя попросить? — спрашивает Лука, подходя ближе к столу. — Конечно, Лука, — с улыбкой говорит психотерапевт, смотря на парня. — Сегодня же ты на ночном дежурстве? — после утвердительного кивка Лалльман продолжает, — Можно мне зайти к Элиотту ненадолго? — Почему бы и нет? С тобой он явно идёт на поправку. Ему пойдёт на пользу общение, — мужчина поправляет очки, не переставая улыбаться, — Только не засиживайся допоздна. Завтра с утра много работы. — Хорошо, спасибо большое, Давид, — Лука радостно улыбается и выходит из кабинета. Идя по коридору, он встречает Артура и Манон, которые решили пожить в клинике во время практики. Перекинувшись с ними парой фраз и поделившись небольшими подробностями работы каждого, они разошлись в разных направлениях. Подойдя к палате, Лука, как и в первый день, перевёл дыхание и вошёл внутрь. В палате была полная темнота за исключением света полной луны, что серебрила пол рядом с комодом. — Элиотт, ты спишь? — тихо произнёс Лука, посмотрев на кровать, — Элиотт? Лука осматривается по сторонам, но в темноте не может ничего разглядеть. Страх мгновенно окутывает тело, не давая пошевелиться. Лалльман было бросился к двери палаты на поиски, как его схватили за руку. — Элиотт! Ты меня напугал, — немного громко произносит Лука, подпрыгнув на месте. — Прости, не хотел. Но ты милый, когда боишься. Щёлкает выключатель и палату освещает мягкий свет светильника, стоящего на тумбе. Элиотт сидит на кровати, наклонив голову вбок. Он долго смотрит на Луку, не двигаясь, но через мгновение отмирая и похлопывая по кровати рядом с собой. — Хочу тебе кое-что показать, — отвечает на немой вопрос Демори, улыбнувшись. — Хорошо, — Лука садится на край кровати, повернувшись к парню. — Ты первый, кто это увидит и узнает, — Элиотт достаёт из тумбы небольшую коробочку и ставит её перед собой. Элиотт переводит дыхание и широко раскрывает глаза, отворачивается от Луки. Лалльман непонимающе смотрит на Демори, напрягаясь из-за того, что тот отвернулся. Через несколько секунд Элиотт оборачивается с закрытыми глазами и слезами на щеках. — Элиотт, что с тобой? — Лука обеспокоено приподнимается на кровати, хлопая себя по карман в поисках успокоительного. Элиотт перехватывает его руки и кладёт их на своё лицо, накрыв их своими холодными ладонями. Лука замирает, когда Элиотт открывает глаза. На него смотрят те самые глаза. Два пасмурных неба перед дождём. В этих глазах хочется тонуть, не боясь задохнуться. Два дымчатых океана сейчас смотрят на него и в них плещется что-то далёкое, но очень родное. Лука до последнего не верит, что это может быть его Элиотт, не мог же он так измениться за семь лет, что они не виделись и не общались. Но ведь больше нет таких глаз. Только у его Элиотта. Его Элиотта. — Лука? — Что? Прости, задумался, — Лука не отрывается от глаз напротив, позабыв в какой близости они сейчас с Элиоттом. — Ты не скажешь, что я чокнутый? — произносит Элиотт, опустив взгляд в пол, отпуская руки Лалльмана. — Почему я должен так сказать? — недоумевающе спрашивает Лука. — Потому что оторвал тебя от семьи, друзей, забрал часть твоего свободного времени, попросил остаться, а теперь ещё и это, — тихо говорит Элиотт. — Что это, Элиотт? — Лука садится перед Демори на колени, взяв его за руки, — Спасибо, что доверяешь мне. — Спасибо, что показал свой настоящий цвет глаз. Они у тебя невероятно красивые. И ты не от чего меня не отрываешь. Мне хорошо здесь, с тобой. — Тебе правда хорошо со мной? — неуверенно спрашивает Элиотт, посмотрев в глаза Луке. — Правда. И я надеюсь, что тебе тоже. Я буду с тобой здесь, пока ты не уснёшь, — Лука коротко улыбается Элиотту, поглаживая его руки. — Я могу поздно уснуть, у меня проблемы со сном. — Знаю, поэтому сейчас ты ляжешь в постель и мы вместе будет думать, как бороться с твоей бессонницей. Хорошо? Элиотт кивает и ложится в кровать, укрываясь одеялом до самой шеи, закутавшись в него, как в кокон. — Только сними этот халат, пожалуйста, — просит Демори, и Лука просто не может отказать. Лука снимает халат, оставаясь в чёрной футболке и синих джинсах. Он садится на противоположной стороне кровати, свешивая ноги на пол. В это же мгновение рядом с ним оказывается подушка, на которой лежит Элиотт. — Хочу быть поближе, — отвечает на неозвученный вопрос Луки, — Надень мою толстовку, прохладно в одной футболке. — Всё нормально, Элиотт, не беспокойся, — Лука лишь отмахивает, потерев переносицу. — Лука, я не хочу, чтобы ты замёрз. Просто надень, — Элиотт дожидается, когда Лука надевает на себя его тёмно-зелёную толстовку, а затем укладывается поудобнее, укрывшись одеялом. — Ты можешь рассказать мне что-нибудь? — Как насчёт параллельных вселенных? — произносит Лука, несмело положив руку на голову Демори, — Можно? — Да, пожалуйста. Когда Лука начинает медленно перебирать пальцами тёмные пряди волос, Элиотт расслабляется, закрывая глаза. — Так что насчёт параллельных вселенных? — повторяет Лука. — Мне нравятся параллельные вселенные. Когда я был ребёнком, мы с моим другом всегда про них говорили. Он был таким мечтателем. Ты тоже в них веришь? — Да, никто же не может убедить в том, что они существуют, — отвечает Лука, сдерживая подступающие слёзы. — Ты можешь рассказать мне что-нибудь про эти вселенные или рассказать про что хочешь. Мне нравится слушать твой голос, — говорит Элиотт, полушёпотом. — В одной из вселенных под номером 762 мы в такой же палате, но стены не бежевые, а жёлтые. А во вселенной номер 239 Лука уже работает, а Элиотт шеф-повар в лучшем ресторане Парижа. — А у Луки и Элиотта во вселенной 239 есть своё убежище? — спрашивает Элиотт. — Наверно, это их дома, — отвечает Лука, сжимая ключ в своём кармане. — Тогда у Элиотта в нашей вселенной тоже есть убежище, — произносит сонно Элиотт. — Да? И как же оно выглядит? — спрашивает Лука, поглаживая голову Демори. — Это место под старым мостом в огромном парке. Это недалеко отсюда, может час пешком, — Элиотт укладывается на живот, положив одну руку на подушку. — Я приходил туда всегда, когда хотел побыть один или чувствовал себя одиноким. Там очень красиво. Сходи туда когда-нибудь. И если сможешь, то сделай мне фото, я скучаю по своему убежищу. — Ты пустишь меня в своё убежище? — спрашивает Лука, почти не дыша. — Да, ты будешь первым, кто его увидит, Лука, — шепчет Элиотт. — Спасибо, Элиотт. Через несколько минут в полной тишине раздаётся спокойное сопение Элиотта. Лука убавляет звук на телефоне, переписываясь с друзьями в общем чате. Спустя три с половиной часа, когда цифры на экране телефона показывают без пятнадцать минут второй час ночи, Элиотт начинает беспокойно шептать что-то во сне, хмурясь. Лука, не зная что делать, осторожно берёт его за руку, положив их руки на подушку рядом с головой Демори. Элиотт переплетает их пальцы и спокойно выдыхает во сне, продолжая дальше спать. Лука нежно улыбается, блокируя телефон и прикрывая глаза. И ничего страшного, если одну ночь он поспит сидя. После той самой ночи Лука проводит с Элиоттом почти всё своё свободное время, когда нет никаких дел в клинике. Демори много рассказывает Луке о том, чем он занимался до произошедшего, и Луке всё больше начинает верить в то, что именно его Элиотт. Он много рисует, но никому не показывает. Много говорит странностей, но не объясняет их. Но Лука понимает его. Потому что помнит все эти странные разговоры в далеком детстве, когда они засиживались допоздна в комнате Лалльмана или на балконе в квартире Элиотта. Но все эти воспоминания размыты и нечётки. Поэтому, есть страх, что Элиотт просто похож на того мальчика из детства, с которым дружил Лука. Страх, что детская привязанность, возможно, совершенно к другому человеку перешла к Элиотту. Но может это вовсе и не другой человек? Полтора месяца практики прошли совершенно незаметно, как и май вступил в свои права. Тёплый, весенний месяц зазывал лето в Париж. Всюду цветущая зелень, пение птиц и сотни приятных запахов, ощущаемых при лёгком ветерке. Лука уезжал на два дня в Версаль по случаю свадьбы отца. Как бы он не хотел присутствовать на этом мероприятии, находиться там пришлось. Свадьба отрывала его не только от практики, но и от Элиотта, который в последние дни перед его отъездом вёл себя немного странно. Это немного настораживало, но Давид заверил его, что это всего лишь весна так на него действует. « Элиотт — человек-настроение, Лука. В пасмурную погоду он может хандрить, а когда на улице тепло, то сам будто светится » , — сказал ему перед отъездом куратор, заверяя, что с Демори ничего не случится за два дня его отсутствия. Побыв после свадьбы немного у мамы, Луке становится легче. Женщина чувствует себя намного лучше, чем во время последнего его нахождения дома. Она снова устроилась на работу и завела милого шпица, которого Лука успел затискать за время, пока он был дома. Перед самым отъездом Лука заглянул в свою комнату, достав из-под кровати небольшую коробку с рисунками, которые он хранил с детства. С рисунками его Элиотта. Попрощавшись с мамой, Лалльман отправился в уже родной Париж, с желанием наконец-то узнать правду. Ранним утром в коридоре больнице его встретил Давид с широкой улыбкой на лице. — Лука, рад тебя снова видеть, — мужчина пожал протянутую руку, отдавая Луке его халат. — Готов вновь вернуться к работе? — Как никогда готов, — Лука с улыбкой надевает свой халат поверх белой футболки, — Я за эти два дня ужасно соскучился по клинике, Давид. — А клиника соскучилась по тебе, Лука, — произносит Давид, подмигнув ему. Перед утренним обходом на Луку налетают парни, обнимая его. Они на перебой говорят, что за дни его отсутствия начали сходить с ума без их вечно серьезного друга и что они просто обязаны после отбоя вместе где-нибудь посидеть. Лука лишь смеётся, с трудом выбираясь из захвата друзей. Закончив с утренним обходом, Лука направляется к Элиотту. Во время завтрака они не смогли увидеться, потому что Лалльман принимал медикаменты и заполнял утренний отчёт о проделанной работе. Перед входом в палату, руки начали немного трястись, а сердце забилось слишком быстро, от чего казалось, что его стук можно было услышать в другом конце коридора. Открыв дверь в палату, на Луку налетел маленький ураган в лице Элиотта Демори. Элиотт обнимает его крепко, и в его объятиях Лука ощущает себя спокойно. — Я так соскучился, Лука, — Элиотт закрывает дверь палаты, не отпуская Луку, — Я нарисовал много рисунков, но все они куда-то пропали. Наверно, убежали. Ещё мне приносили лекарства, но они были не те, что ты мне приносишь. А ещё вчера на прогулке я нашёл синий-синий василёк… Элиотт говорил без остановки, рассказывая обо всем за эти два дня. Но Лука напрягся после слов о других таблетках, которые сегодня Демори принял во время завтрака, как ему сказал Ян. — Элиотт, а что за таблетки ты пил сегодня? — Лука смог усадить Элиотта на кровать, сев с ним рядом. — Не знаю, какие-то круглые, не обратил внимания, — Элиотт лишь пожал плечами, снова обнимая Луку, — Ты такой тёплый и пахнешь клубничными круассанами. Ты и сам как круассан. — Спасибо за прекрасное сравнение, месье Демори, — Элиотт лишь звонко смеётся над сказанным, утыкаясь носом в макушку Луки. Лука хмурится, узнавая о новых таблетках. Если бы Элиотту было плохо, то если бы он не сам заметил, то Давид бы точно ему об этом сказал. От мыслей, что забирались в голову, становилось не по себе. — Ты сегодня можешь остаться у меня вечером? Я хочу тебе кое-что показать, — спрашивает Элиотт, увлечённо перебирая пальцами волосы Луки. — Да, но мне нужно будет помочь Давиду с отчётом, — Лука перестает хмуриться, улыбнувшись Элиотту. — Я подожду, только когда пойдёшь ко мне, будь осторожнее. — О чём ты? — спрашивает Лука. — Не попадись на глаза заместителю Давида. — Ты о Люсиль? С ней что-то не так? — Я с ней встречался, до того, как попал в больницу. Но когда меня положили сюда, мы расстались. Потому что она вечно меня контролировала. Мне и здесь покоя не дала, Люсиль в клинику устроил её отец, поэтому она всё время следит за мной. Она может наговорить тебе глупостей и будет пытаться тебя в этом убедить. Обещаешь, что будешь осторожнее? — Обещаю, что буду осторожнее. Только когда приду к тебе, не пугай меня, как в прошлый раз. Элиотт вновь смеётся, дёргая рукава халата Лалльмана. На вечерней прогулке Лука находит Элиотта в компании маленькой Агаты, которую на следующей неделе должны были выписывать. — Что тут у вас? — спрашивает Лука, заглядывая через плечо сидевшего на траве Элиотта. — Лука, мы нашли ёжика, — радостно говорит девочка, поднимая глаза на парня, — Элиотт сказал, что это ты. — Я? — удивлённо произнёс Лука, увидев Давида, что шёл к ним. — Ты. Вы с ним похожи, у него даже глазки, как у тебя, — Агата гладит ежа по мягкому животику, держа его на руках. — Ну что, пойдём отпустим его на свободу? — говорит подошедший к ним Давид. — Да, — девочка поднимается со зверьком на руках, перед этим дав Элиоту его погладить, — Маленький Лука будет скучать по Элиотту. — Элиотт тоже будет скучать по маленькому Луке, — отвечает Демори. Давид уходит вместе с Агатой, оставляя парней вдвоём. Лука садится на траву рядом с Элиоттом, проводя руками по мягкой зелени. — Она чудесная, мне будет её не хватать, — говорит Элиотт с грустной улыбкой, — Люди всегда уходят. — Не всегда, если они любят, то останутся, — произносит Лука, смотря на Демори, — Почему ты сказал, что я ёжик? — Потому что вы с ним похожи, — Элиотт улыбается, но теперь уже искренне, — Такой же колючий внешне, но добрый внутри. Ты напоминаешь мне моего друга. — Что за друг? Ты однажды о нём сказал, но ничего толком мне и не рассказал, — как бы то не было, Лалльман решил идти до конца и узнать всё сегодня. — Мы дружили с ними очень давно, до того, как я переехал в Париж с семьей из-за моей болезни, — Элиотт вновь погрустнел, устремив свой взгляд в одну точку. — Он был самым замечательным человеком, которого я встречал. Он был не по годам умный и смышлёный, но очень стеснительный. Я пообещал ему тогда кое-что, но моё расстройство не дало мне этого сделать. — И вы смогли найти общий язык, несмотря на его стеснительность? — спросил Лука, смотря лишь на Элиотта. — Да, с ним было так легко. Когда я уезжал, он плакал. Это были не те слёзы, которые мне хотелось видеть. Я хотел видеть слёзы радости на его лице, если бы смог осуществить нашу с ним общую мечту. — Твоя мечта была снять фильм, а его сняться в этом фильме? — тихо произносит Лука, — Вы оба мечтали о вашем Полярисе? — Откуда… Откуда ты знаешь? Я никогда не говорил тебе об этом, — Элиотт замирает, смотря в глаза Лалльмана. Лука расстегивает халат и достаёт из кармана своей толстовки несколько рисунков, бережно отдавая их в руки Элиотта. — Элиотт номер 3546 чёртов счастливчик. Ты красивый, когда спишь,  — шепчет Лука. — Лулу? — на глазах Элиотта выступают слёзы, а его взгляд мечется от собственных рисунков к лицу Луки. — Енот и ёжик вместе во всех вселенных, — вместо ответа говорит Лука, улыбаясь. Элиотт крепко сжимает ладонь Луки в своей, счастливо улыбаясь. Это его Элиотт. После того вечера прошла неделя и счастью Луки не было предела. Он смог найти своего Элиотта и теперь ни за что не готов его отпустить. Им столько предстояло рассказать друг другу за эти долгие годы разлуки, столько узнать друг о друге, столько обсудить, но всё вместе. Теперь они снова рядом и никогда теперь не расстанутся . Возвращаясь из другого корпуса, Лука замечает что-то неладное. Дверь в палату Элиотта была открыта, из-за чего внутри всё невольно сжалось от страха, и Лука устремился в конец коридора. У палаты стоял Давид, его заместитель Люсиль и несколько медсестёр находились внутри палаты. Внутри царил полнейший хаос — шторы были сорваны с карниза, светильник был разбит, стол перевернут, а по полу были разбросаны десятки рисунков. — Что здесь произошло? Что с Элиоттом? — испуганно спрашивает Лука, мотаясь взглядом по палате. — У Элиотта был маниакальный эпизод, — начинает Давид, но прерывается, отвечая на телефонный звонок, — Простите, мне нужно отойти. — Что с Элиоттом? — повторяет Лука, не понимая происходящего. — У него биполярное расстройство! Вот что с ним! У него маниакальная фаза! Он пытался покончить с собой и всё из-за тебя! — выкрикивает Люсиль, толкая Луку в грудь, — Из-за тебя он сейчас страдает! — О чём ты говоришь? Я не верю тебе, — Лука чувствует, как слёзы подступают к глазам, и кулаки рефлекторно сжимаются. — Ты думаешь он тебя любит?! Думаешь, что все эти рисунки и разговоры это всё правдиво?! Ты всего лишь его навязчивая идея, очередная прихоть, о которой он забудет! Держись от него подальше, — Люсиль проходит мимо Луки, задев его плечом. Лука не верит. Не хочет и не может верить. Его Элиотт совсем другой. Это всё не может быть просто маниакальным эпизодом. Элиотт был в порядке. — Это она! Она, Давид! Она давала Элиотту не те таблетки. Из-за них в его организме произошёл сбой! — кричит Лука, хватая Давида за руки, — Элиотт говорил, что ему дают не те таблетки! — Лука, успокойся. Маниакальный эпизод может быть вызван, чем угодно, — мужчина незаметно от Луки подзывает к себе медсестру, — Ты очень привязался к нему, но не стоит переваливать его расстройство на других. Лиса даст тебе успокоительное и ты немного отдохнёшь. — Пойдем, ангелок. Тебе нужно отдохнуть, — женщина мило ему улыбается, взяв его под руку. — Нет, мне нужно к Элиотту! Ему сейчас плохо, — кричит Лука, не сдерживая слёз. — О нём позаботятся, не волнуйся. Лука ещё долго оглядывается на дверь пустой палаты, пока она не скрывается за поворотом коридора. Засидевшись в баре с друзьями после смены, Лука прощается с ними и направляется обратно в клинику, чтобы помочь Манон и Эмме с ночным дежурством. С момента эпизода Элиотта прошла неделя, за которую они так не разу и не виделись. Демори лежал в соседнем корпусе и в их отделение его должны были вернуть только на следующей неделе, когда практика Луки закончится. Верить в произошедшее не хотелось совершенно. Элиотт не мог с ним так поступить. Возможно, он хотел бы поговорить, но Люсиль никого не пускала к нему в палату, кроме лечащего врача, что очень злило. Она не имела никакого права так поступать с Элиоттом. Но Лука был бессилен. Он ничего не мог сделать, как бы того не хотел. По всей территории ярко горят фонари, во всем здании включён свет, что начинает пугать Луку, поэтому он забегает в клинику, объясняя охранникам, что он здесь работает. Внутри творится что-то непонятное. Персонал бегает по коридорам, в коридорах куча охраны и дежурящих у каждой двери санитаров. — Что происходит? — спрашивает Лука, поймав в их корпусе Давида. — Кто-то взломал систему сигнализации. Во многих палатах открыли двери и пациенты покинуты пределы своих корпусов. Извини, — Давид отвечает на телефонный звонок, хмурясь, а затем отключается. — Систему восстановили и почти все пациенты целы и в своих палатах. — Почему почти? Кто-то ранен? — Лалльман бегает глазами по отделению, не зная как остановить внутреннее беспокойство. — У двух пациентов из нашего отделения небольшой испуг и у одного из тех, кто лежат в пятом корпусе, разбита бровь. С остальными всё в порядке, — Давиду снова звонят, и на этот раз на его лице проскальзывает испуг, — Элиотта не могут найти. Внутри Луки всё разбивается на мелкие осколки. Только не Элиотт. Лука не помнит, что сказал Давиду, перед тем как бежать со всех ног. На улице начинался дождь, молнии сверкали в небе, освещая улицы. Раскаты грома разносились на все округи Парижа, будто сотрясая здания. « Где же ты, Элиотт? », — проносится одна и та же мысль в голове Луки, когда он застывает посередине пустой дороги. — Тогда у Элиотта в нашей вселенной тоже есть убежище. — Да? И как же оно выглядит? — Это место под старым мостом в огромном парке. Это недалеко отсюда, может час пешком. Лука вспоминает. Убежище. « Я приходил туда всегда, когда хотел побыть один или чувствовал себя одиноким ». Развернувшись в обратную сторону, Лука бежал без остановки. Бежал, чтобы успеть. Он обещал. В парке была кромешная тьма, тучи сгущались на небе всё сильнее, не давая даже сверканию грозы пробиться между кронами деревьев. Через несколько минут перед Лукой виднеется мост, и из последних сил Лука кричит, подбегая к мосту. — Элиотт! Под мостом ещё темнее. Бетонные стены изрисованы граффити, местами покрыты мхом и плесенью. Фонарик телефона бегает по опорам и переходам, когда натыкается на человеческий силуэт. Лука падает перед ним на колени, взяв в руки заплаканное лицо Элиотта. —  Ты не одинок. Я рядом, — Лука нежно стирает пальцами дорожки слёз с родного лица, неотрывно смотря в глаза Элиотта. — Ты больше не одинок. Элиотт спал уже второй день, свернувшись калачиком на кровати Луки. Лалльман почти не отходил от него, аккуратно поправляя съезжающее одеяло или поправляя его волосы. В клинике на эти два дня приостановили практику, пока Элиотт и ещё двое пациентов не найдутся. Время, что они были дома, тянулось медленно. Страх за Элиотта всегда находился в сердце Луки. Демори снова могли закрыть в клинике, но уже в отделении для особо опасных и серьезных, где твоя палата два на два метра и все твои движения сковывает смирительная рубашка. Хотелось спрятать Элиотта ото всех, чтобы их никто не нашёл. Чтобы они были только вдвоём. Они справятся с болезнью Элиотта вместе в их убежище. Убежище. Лука бесшумно поднялся с кровати, подходя к столу, на котором лежали рисунки Элиотта поверх учебников и конспектов Луки. Под ними был спрятан тот самый ключ, что хранился Лалльманом с детства. — Только бы знать, какую дверь ты откроешь… — Лука, — раздаётся тихий голос. Лука подходит к кровати, садясь на неё. Элиотт сразу же обнимает его, утыкаясь носом в футболку на животе Луки. Лалльман поправляет одеяло на его плечах, поглаживая его голову. — Я рядом, родной, — шепчет Лука. — Ты забрал мои рисунки? — спрашивает Элиотт, сжимая в руке футболку Луки. — Да, и скетчбук твой тоже забрал, — отвечает Лука, перебирая волосы на голове Элиотта. — Последняя страница склеена, разорви верх бумаги. Там внутри написан адрес дома, который мне оставил дедушка. Лука открывает прикроватную тумбочку, доставая из ящика скетчбук в кожаном переплете. В нем уже пожелтевшие от времени страницы, но хранящие на своей поверхности рисунки Элиотта. На последней странице находится адрес и ещё несколько строк с цифрами, рядом с которыми сделаны непонятные пометки. — Здесь ещё какие-то цифры, Элиотт, — произносит Лука, пытаясь разобрать написанное. — Вторая строка это расчётный счёт, на котором лежат деньги, что оставил дедушка. Третья это номер человека, который поможет с оформлением бумаг на собственность, — отвечает Элиотт, открывая глаза. — Ты думаешь, что дом ещё цел? — Я звонил ему на прошлой неделе, он сказал, что с домом всё в порядке. — Как ты позвонил? У тебя же не было телефона, — говорит Лука, хмурясь. — Стащить телефон у медсестры на несколько минут проще некуда, — отвечает Элиотт, слабо усмехнувшись. — Зачем ты меня нашёл? Таким, как я не место среди нормальных людей. — Ты тоже нормальный, Элиотт, — произносит Лука, повернувшись к Элиотту, — Я не хочу больше тебя никуда отпускать. — Нет, Лука, я не нормальный, я психически больной. Я буду убегать, кричать, делать то, что тебе не будет нравится, буду делать тебе больно, но я не хочу этого. — Эй, ты не можешь знать этого наверняка, — Лука поднимает голову Элиотта за подбородок, заглядывая в родные глаза. — Никто не идеален, но если мы любим, то принимаем человека со всеми его недостатками. Я тоже буду убегать, хлопать дверью, кричать. Но это ничего не изменит. — Это другое, Лука, — говорит Элиотт, отводя взгляд. — С чего ты взял? Мы должны жить одним днём, одним часом, одной минутой. Жить каждым мгновением. Вместе мы сможем всё преодолеть. Элиотт молчит несколько минут, тяжело дыша. Под его глазами распустились темные синяки, скулы вновь заострились и кожа стала болезненно белой. — Лука, давай сбежим? Нас там никто не найдёт. Это всеми забытое место. Там на весь городок тысячи две человек от от силы. — Ты уверен, что хочешь этого? — спрашивает Лука, закусывая губу. — Я уверен, что хочу быть рядом с тобой, Лука. Хочу просыпаться и засыпать рядом с тобой. Хочу готовить то, что ты любишь рядом с тобой. Но хочешь ли ты связать свою жизнь с психически больным человеком? — отвечает Элиотт, посмотрев в голубые глаза напротив. — Я тоже уверен, что хочу быть с тобой. Несмотря ни на что. Лука улыбается, когда видит слабую, но искреннюю улыбку на лице Элиотта. Рядом с ним чувствуется покой и всепоглощающее счастье. Они наконец-то вместе и до их мечты остался всего один шаг. Валенсоль летом прекрасна, как никогда. Аромат лавандовых полей разносится по всей деревне, сплетаясь в танце с ароматами французских специй и приправ. — Я дома! На террасе через пару минут появляется сонный Элиотт, с бегающим около его ног пушистым шпицем. — Доброе утро, любимый, — произносит сонно Элиотт, обнимая Луку за талию. — Уже день, родной. Ты так и не встал, после того, как я ушёл? — Лука водит руками по обнаженному торсу Элиотта, улыбнувшись. — Не мог подняться с кровати, когда простыни так приятно пахнут тобой, — Элиотт улыбается в ответ, облизывая губы, — Что на работе сказали, про твою прекрасную шею? — По головке не погладили. Мне пришлось полдня пробыть в свитере, я думал умру от жары, — Лука хмурится, слегка ущипнув Элиотта за бок. — Ой, ты вообще-то тоже на мне парочку оставил, — Элиотт щурится от яркого солнца с хитрой улыбкой на лице, — А мне между прочим, завтра на работу. — Да? Тогда срочно нужно исправлять твоё положение, — Лука улыбается, касаясь пальцами багровых отметин на ключицах Элиотта. Элиотт счастливо смеётся, увлекая Луку в нежный поцелуй со вкусом сладких апельсинов на губах.