Утренний кофе

Дом был напоен теплом и светом. Ник любил такие дни — дни, когда казалось, что он обычный человек, как и все, отдыхающий в воскресный полдень за кружкой пива и просмотром телепередач. На экране какая-то блондинка лила слезы по своей неудавшейся судьбе. Ник поморщился и нажал на кнопку в поисках спортивного канала. Словно по щелчку пульта, в гостиную вошла Джульетта, свежая и ясная, как весна за окном. Подол воздушного зеленого платья пролился на диван водопадом, когда она присела рядом и потянула пульт из его рук. Ее глаза сияли мягким светом, как в те времена, когда они еще ничего не знали о Гриммах, существах, королевских семьях, изменах и предательстве. — Я вернулась, Ник, — сказала она. Ее ладонь была нежной и чуточку влажной от волнения. — Я вернулась, я люблю тебя. Мы можем снова быть счастливы. Ты можешь быть счастлив, Ник. — Но… как? — выговорил Ник, чуя подвох. — Мы живем в странном мире. Все возможно, если не стоять на месте. Вот, возьми. — Холодный металл скользнул из ее руки в ладонь Ника. — Ты знаешь, что нужно сделать. Ты будешь счастлив, Ник, обещаю. Острие кинжала кольнуло его ладонь, и морок рассеялся. Ник бросил кинжал на низенький стол. Тот зазвенел. Он не был иллюзией. Возможно, он был билетом в иной Портленд, более радостный, более подходящий для беспечной жизни. Звон стекла заставил Ника вскочить. Тяжесть рукоятки глока привычно легла в руку. Осторожно ступая, он прошел на кухню. Негромко ругаясь, Келли вытряхивала осколки из густых вьющихся волос. — Мама? — Ствол глока ушел вниз. — Мама, ты? Разве это… — …Возможно, да. — Она подошла к сыну и порывисто обняла. — Я так скучаю по тебе. — Я тоже. — Ник обнял сильные плечи, уткнулся лицом в волосы. — Я чуть с ума не сошел, когда… — Забудь. — Келли откинула голову, глядя на него немного снизу. — Это ничего не значит. Все поправимо. Ник улыбнулся от радости видеть ее. — Ты отлично знаешь, что смерть — не та ошибка, которую можно исправить, мама. — Но не здесь, — возразила Келли. — Здесь место и время предназначены именно для этого. Для исправления ошибок. Возьми, Ник. Арбалет был небольшой, удобный, болты железные, резко пахнущие. — Рута и сера — лучшие средства от ведьм. — Келли погладила сына по щеке. — Не тяни, Ник. Ты должен освободиться. Я буду ждать. — Постой! — Ник попытался удержать ее, но никому еще не удавалось остановить Келли Беркхардт, когда та хотела уйти. Вернувшись в пустую гостиную, Ник положил арбалет рядом с ножом. — Неплохая выходит коллекция, — заметил насмешливый голос. — Позволь, я тоже внесу свою лепту. Породистая рука опустила на стол пакет-саше с зеленоватым порошком. — Тебе стоит попробовать это. — Эрик Ренард был таким же, как при жизни: самоуверенным, высокомерным, признающим только собственные приоритеты. Он свободно устроился в кресле, положив ногу на ногу и покачивая красивой кистью в такт словам. — Признай, ты и сам понимаешь — тому, что между вами, недолго осталось. А что после, Гримм? Равнодушие? Молчаливая война? Или немолчаливая, в которую окажется втянут весь Портленд? Ты проиграешь, Гримм, ты не настолько силен. Но если ты примешь мою помощь, — он склонился над столом, тронув пальцем пакет, — ты станешь единственной весомой силой в городе. Только к тебе будут прислушиваться. Только тебя будут бояться. Подумай. Он исчез на глазах Ника — просто растворился в воздухе. — День живых мертвецов, — пробормотал Ник. — Странный сон. Почему? Да, их отношения с Шоном в последнее время носили натянутый характер. Конечно, это можно было предположить заранее — оба держались собственной точки зрения, ненавидели прогибаться и уступать. Но раньше им удавалось находить компромиссы, теперь же все катилось под откос, неторопливо, но и неумолимо. Они не ссорились — не так, чтоб часто, и всегда по рабочим либо по «семейным» делам. У каждого были свои представления о том, как поступить в том или ином случае, и ни один не желал поступиться ими. Примирения после этих ссор бывали бурными до изнеможения, но все чаще до примирения проходило два или три дня, а порой и неделя. Ник действительно гораздо реже чувствовал себя счастливым. Ему казалось, что его свободу ограничили гибкими, но достаточно четкими рамками, и из того, кто способен без посторонней помощи решить собственную или постороннюю проблему, он превращается в исполнителя чужой воли. Шон не пытался сломать его; но давление было, постоянное, привычное и упорное. Ник посмотрел на предметы, лежащие в ряд на столе. И вот это ему предлагают сделать с Шоном? Это невозможно… но что-то внутри шептало, что свобода, счастье или сила равно требуют жертв. Смерть в мире Гриммов не была нежеланной гостьей — скорее напарником, а порой и наставником. Ник потрогал лезвие ножа, металл арбалета, мгновенно нагревшийся под его пальцами. Яд — чисто королевский выход. Интересно, что предпочел бы Шон? Словно услышав его, тот прошел через гостиную — полуобнаженный, в забавных пижамных штанах, купленных в какой-то поездке. Ник вспомнил, что так и не расспросил об обстоятельствах покупки — они поругались сразу по приезду Шона из-за принятого им на встрече решения, имевшего отношение и к Гримму. Шон снова не посоветовался, и Ник был зол на него. Он прошел следом, остановился в дверях кухни, молча наблюдая. Движения Шона были привычны и размеренны, он всегда очень умело обращался с вещами. Ник обратил внимание, как падает солнце на широкую спину — в мире Шона, очевидно, было еще утро, часов семь, не больше. Значит, его Ник сейчас на пробежке. Ник привалился к косяку. Он очень давно не стоял вот так, без дела, без потребности заговорить, спросить, вытянуть информацию. Оба не слишком любили гостей, но сейчас Нику казалось, что и просто наедине друг с другом они не были уже очень давно. Шон выключил кофемолку, засыпал кофе в джезву, поставил нагреваться, а сам исчез — чтобы появиться через две минуты в спортивной экипировке и подхватить закипающий кофе, не дав ему убежать и потерять вкус. Шон привычным движением перелил его в чашку и поставил рядом с раскаленной джезвой, чтобы медленнее остывал. Ник не любил слишком горячий, но и теплый кофе напитком не считал, а эта чашка явно предназначалась ему. Он вдруг сообразил, что чашка свежесваренного кофе ждет его каждый раз после возвращения с пробежки. И стоило об этом подумать, как в голову полезли десятки других примелькавшихся мелочей. Фильмы, которые почти всегда выбирал Ник. Кафе, которые он любил. Сторона кровати, на которой привык спать. Дружеские вечеринки, на которые он вытаскивал Шона. Отпуск в Колорадо, о котором он мечтал. Шон умел уступать — и делал это так незаметно, что Ник действительно ничего не замечал, не задумывался. Как не задумывался о дожидавшейся его по утрам чашке на столе, принимая все как должное. — Шон! — Он загородил ему дорогу, надеясь, что Шон сможет его увидеть. — Постой. Тот действительно увидел, в глазах привычно вспыхнула тревога — за Ника, за неприятность, в которую он мог попасть — и попадал нередко, каждый раз раздражаясь излишней заботе. — Со мной все в порядке. — Ник обнял его, утыкаясь лицом в плечо, чувствуя родной запах. Помедлив, Шон обнял его в ответ, сначала легко, а потом так крепко, что стало трудно дышать. Ник видел, как начали таять стены, обнажая что-то, похожее на обглоданные ребра, как исчез потолок, открывая бездонное черное небо, как пропал пол и они остались стоять над бездной, удерживаемые неведомой силой. — Что это? — спросил он. — Если верить католикам, — чистилище. Здесь грешники несут свое наказание, прежде чем унаследовать небо. — Лучше я унаследую тебя, — сказал Ник. — Ты мое небо. Только не говори, что я неподобающе романтичен и что Гримму такое не к лицу. — Я уже давно ничего подобного не говорил. Тебя не исправить. — Тебя, знаешь ли, тоже. Может, оставим эти попытки? Пустота под ногами подозрительно треснула, небесный свод пошатнулся. — Мы все равно не перестанем раздражать друг друга. Мы слишком разные. — Я знаю. — Ник говорил в его губы, дразня, шалея от близости, как давно уже не бывало. — Но я люблю тебя — такого. Это тоже не меняется. — И не думаешь меня убить? — Иногда думаю. — Теперь слова перемежались поцелуями — словно губы натерли красным перцем. — Но я стараюсь сдерживаться. — Я тоже — везде, кроме постели. Бездна раскололась, они полетели вниз, ускоряясь каждую секунду. — Нас отправили в ад? — Почти. В Портленд. Гостиная качалась перед глазами — реальная, настоящая. И они тоже были настоящими, пусть и несовершенными. Скорее всего, рай им и не светил, но сейчас его с успехом могла заменить широкая кровать.