Мадам Бык и Мсье Краб

Как это важно – быть любимой. По-настоящему, всерьез. Единственной, необходимой До сумасшествия, до слез. Любимой быть без опасений, Без подозрений и тревог, Без страха и пустых сомнений, Без упрека и подколок.

Быть на вторых ролях для собственных родителей – мерзко. Ты хочешь услышать похвалу, пусть и незначительную, но видишь блестящие чуть ли не гордостью глаза и улыбки родных, которые устремлены на другого ребенка. Появляются сомнения в себе, в любви родителей по отношению к себе, и много чего противного, что заполняет голову лишними и глупыми мыслями. Паника и неуверенность бесцеремонно заходят – даже заваливаются – своими ледяными ножами в огромную душу маленького ребенка, заставляя того думать, что родные могут разлюбить. – Мама, я хорошо сыграла? – подбежала к женщине в строгой юбке маленькая девочка в голубом костюме, на голове которой была милая белая шляпка с атласной синей лентой. – Да, милая, ты была очень хороша, – улыбнулась губами с черной помадой женщина с темно-пепельными локонами. – Но ты слышала игру Адриана? Насколько она восхитительна. Он младше тебя на 3 года, а так виртуозно играет на рояле! – Да, он хорош, но как я сыграла? – улыбается шатенка, как бы намекая матери, что ей мало простого «очень хороша», ей хотелось большего. Она же так старалась, волновалась, но не соскочила с ритма! – Я же сказала, ты была потрясающая, – серые глаза смотрят со скрытым непониманием. Чего еще нужно услышать ее дочери? Девочка заметно светлеет, ей очень нравится слышать о себе столько приятного. Но хочется еще. – Но Адриан так мал, а уже показывает мастерство. Он далеко пойдет, – женщина смотрела на блондина в костюме. – Я прям поражена его игрой! Надо было тебя отдать на клавиши, а не на виолончель. – это как удар ниже пояса. «Но рояль – это тоже струнно-ударный инструмент.» - подумала тогда юная труженица, но промолчала. Ей было обидно, что мама не видела в ней человека, который тоже играет на струнном инструменте. Она так старалась, так учила, чтобы мама ее похвалила и возгордилась…и молча продолжала несколько дней слушать ее кудахтанье о прекрасной игре Агреста. Это была трещина номер...пять? Что должен испытывать малыш, когда его сравнивают с другим, причем в лучшую сторону последнего? Конечно боль, обиду, а затем и праведный гнев. Ребенок просто перехочет делать что-то для них и себя. Желание высыпается песком сквозь кривые изломы души, и через них любой яркий свет будет становится черным и ядовитым. – Я не понимаю, почему ты не хочешь меня слушать?! – спросила мадам Сисар, смотря на дочь, которая упорно не хотела куда-либо идти, игнорируя недовольный взгляд мамы. – Это же просто группа иностранного языка. Там нет ничего страшного. Она так говорит уже минут 15, пытается уговорить своего непреступного, нервного и упорно молчаливого ребенка. Все ее попытки полетели в трубу. – Я не хочу, мама! – грозно рявкнула девочка, скрестив руки на груди. Ей не хотелось полностью изливать душу холодной женщине, все равно та останется на своем. – Не хочу туда ходить! – ребенок не скажет истинной причины, никогда не расскажет. Не расскажет, что даже репетитор сравнивал ее с маленьким Агрестом, с его «вундеркиндскими» талантами. От того, что ее мама не видит очевидного, становится больно и горько. Девочка злится сильней, слезы хотят выйти наружу, но им не позволено. – Там как раз Адриан, вам не будет так страшно. Вы же друзья. – без задней мысли взмахнула руками женщина, смотря на гневно-плаксивое дитя. Она искренне не понимает «очевидного». Именно эта фраза больше всего разозлила девочку, которая хотела заплакать из-за разбитого ноющего сердца. Она не говорила всего того, что на ее израненной душе, поскольку желала инициативы от матери, в упор не видящей детской обиды и, возможно, травмы. – Я не хочу, что непонятного?! – кричала шатенка, чувствуя укол ненавистной обиды при этом имени. Она должна ненавидеть его, но презирает себя за глупость и моральную слабость. – Почему я должна туда идти?! Может, я не хочу этого?! – Какая же ты неблагодарная, – недовольно процедила длинноволосая, покачав головой. Ее нервы тоже не выдержали. – Вот Адриан никогда не перечил своей маме, которая вкладывает в него душу, время и деньги! – подняла голос женщина, в глазах виднелся плещущийся гнев. Ее тоже обижали слова любимой дочери, которая из-за пубертатного периода совершенно изменилась. Внутри девочки что-то треснуло, просто безжалостно оторвалось с корнем. Упало тяжелой и холодной вазой куда-то на дно души, но не разбилось. Было ужасно больно, будто малышку подстрелили под легкие. Если бы она тогда не сидела на стуле, то свалилась от сильного притяжения, будто в нее залили осмий. «Опять, опять этот чертов Агрест! Что б ему пусто было! Эту женщину волнует только обертка, а не время, затраченное на результат!» - мысли гневно кричали, выбивая из хмурых глаз ненавистные слезы. – «Ну, раз он у тебя такой золотой, то будь его матерью!» - хотелось сделать больно самому родному, чтобы тот понял, что делает с ней, с той, которая готова была свернуть горы ради него. Кареглазая молчит, сжимает кулаки, смотря куда-то на носки туфель, и убегает в ванную, хлопнув дверь и закрывшись на замок. Она прячет катящиеся слезы, которые стала презирать до коликов в желудке. Пусть с ними уйдет вся жгучая, кипящая ненависть к этому ребенку с серебряной ложкой в зубах. – Господи, когда этот пубертат у нее закончится? – слышать эти слова за спиной через дверь было невыносимо. Ребенок старался не обращать на них внимание, игнорировать, но ее мама нарочито громче стала обсуждать недочеты дочери с супругом, прекрасно зная больные места малышки. Мама жалуется своему мужу. Внутри Сисар-младшей родилось травящее ощущение какого-то непростительного предательства. Оно душит, тиски сковывают глотку до проколотой кожи, почти ломая кадык. Девочка не выходит целый день из туалета, чувствуя себя каким-то козлом отпущения. Она не чувствовала любви от своих родителей, которые сейчас громко обсуждают ее, в тот момент вера в человечество умерло. Малыш, который оброс комплексами, закроется в себе ото всех, даже от самых близких и от самого себя. Он перестанет выходить из своей плотной скорлупы ненависти к миру. Ребенок превратится в ежика – с ядовитыми иглами снаружи и слишком мягким нутром, которое из-за боязни быть ранеными полностью покроется коркой лонсдейлита. – Привет, милая, приедешь завтра? – с улыбкой спросила сероглазая женщина, держа трубку у уха. У нее очень приподнятое настроение, она будто второе солнце. – Мы классно оторвемся, будет твоя любимая японская кухня. – Прости, мам, я не смогу, – с виной в голосе отказалась девушка. Ее брови болезненно хмурятся от молчания с другого абонента. Она нутром чувствует удивление человека по ту сторону трубки. – Я не смогу приехать, нужно готовиться к зачету. – Как…не можешь? – немного оторопела женщина. Девушка только незримо улыбается, возможно, она добилась заветной грусти матери. Ей почти нравится слышать этот надломанный голос. – Ну, зачет – это, конечно, вещь важная, но…у меня же День рождение… – Да, помню, подарок вышлю, – кратко кивает шатенка. Она слышит еще какой-то вопрос матери, но игнорирует его. – Зато Адриан обещал приехать, – мерзко улыбается кареглазая, чувствуя нарастающее негодование при упоминании друга детства. Ей приятно было отомстить матери той же монетой. Хотелось сделать еще больней, скинув звонок, но были бы проблемы потом из-за такого опрометчивого поступка. – Не волнуйся, я потом приеду, после сдачи. Ладно, пока, мне пора, я сейчас занята. – и все, конец звонка, а на душе танцует пламя мести. «Все мои истерики закончились еще в пубертате.» - подумала длинноволосая, задумчиво ткнув сглаженный угол телефона в подбородок. – «Я перестала комплексовать по поводу своей неидеальности, но и ты свою дочь-праведницу потеряла.» То же самое случилось с ней, внучкой нефтяного магната, которая испытала всю палитру плохих эмоций от недостаточного невнимания родителей, сравнивавших собственную дочь с сыном какого-то богатого модельера города. Она помнит ту слепую ненависть к невинному мальчишке, который постоянно околачивался хвостиком около нее, смотря с такой искренностью и детской любовью, что пробивало на умилительную слезу. Он вызывал лишь позитивные эмоции вначале отношений, потом – только смешанные и неоднозначные. Адриан всегда был добр с ней, вежлив с самого первого дня знакомства. О таком верном, коммуникабельном и понимающем друге можно было только мечтать. Сисар-младшая гордилась тем, что Агрест-младший ее лучший друг. Ребенок всегда смотрел на нее с благоговением, как на божество, поднимая лишь этим простым действием самооценку девочки. Он порой напоминал ей щенка, которых так обожает Сириль, с преданностью в глазах-звездах, смотрящих исключительно на тебя. Адриан всегда хотел ее внимания, что и давала приятному мальчику Сисар. Только вот этого преданного пса с зеленими глазами ее мать полюбила больше, чем свою дочь…как считала тогда маленькая шатенка. Ей было до слез обидно и больно. Сейчас же со временем она понимает, что ее мама просто обожает, но…страдания из прошлого от этого не исчезли. Господи, сколько она вспомнила плохого и противного, только увидев эту белобрысую скотину, которая травит душу без яда своими горящими зелеными звездами, устремленными только на нее. Из них двоих изменилась только Сириль, скрывая клокочущее негодование внутри. Ей хотелось выть, закатывать глаза от раздражения и некой беспомощности. Каждый раз одно и тоже, каждый раз девушка пытается сбежать от его взгляда сокола-сапсана, от которого просто нельзя скрыться. И теперь повзрослевшая кареглазая наблюдает за ним из кабинета, стараясь самой не попасться ему на глаза. Все прямо как в далеком детстве. Агрест, одетый весь с иголочки, стоял у стены и постоянно косился на дверь, ожидая только одного человека, у которого от него была трясучка. Девушка всем телом чувствовала напряжение, ища в голове каких-то решений, но ничего особо путного не шло. Опять он в чем-то модном, красивом, обязательно дорогом и классическом. Этот стиль в одежде делает блондина невинным, но сасным, как бы это не отрицала сама себе студентка. «Боже, за что мне эта прилипала?» - зажмурилась в бессилии Сисар, уже чувствуя, как нервные окончания остро дергаются, словно струны виолончели под неумелым смычком новичка. – «Я же не долбанный кит!» Хотелось прошмыгнуть как-то по-партизански, чтобы этот светящийся блондинистый планктон не увидел ее и ни в коем случае к ней не подошел. По идеи, план был самый прекрасный, только его исполнение…было не особо рабочим, но длинноволосая решила попробовать. Девушка спряталась за толпой студентов, которые группой шумных цикад вышли из кабинета. Почти каждый день он «радует» ее своим присутствием, и каждый чертов раз Сириль пытается придумать или отмазку, или незаметный побег – а бывает и то, и другое – чтобы поскорей избавиться от его невинной улыбки. От которой скребется жесткой кисточкой где-то в глотке. Такую выигрышную махинацию кареглазая проворачивает не в первый раз, но постоянно ее сердце стучит, как у взволнованного зайца. Жаль, что у нее нет такой же скорости для побега. Проходя мимо ничего незамечающего Адриана, внутри нее росла непередаваемая радость, вкус долгожданной победы уже образовался на корне языка. Хотелось громко хохотать от щепетильной ситуации, но вместо этого она поняла, что компания идет в совершенно другую сторону от нужной. Поэтому студентка прилипла к стене, спрятавшись за распахнутой широкой дверью и, быстро передвигаясь по прохладной стенке, молилась, чтобы эти ведьминские глаза не заметили ее. Но Штирлиц снова испытал сокрушительный провал, когда девушку, прилипшую к стенке и направляющуюся к спасительной шлюпке в виде лестничного проема, громко окликнул учитель. – Мадам Сисар, Вы забыли забрать конспект! – седовласый очкарик в болотно-зеленой вязанной жилетке помахал распечаткой, смотря на ту, которая потерпела сокрушительное фиаско. Думаю, не стоит говорить, что сердце шатенки от неожиданности сжалось до размеров атома, а после бухнуло к пяткам, пробив ребра и таз. Сириль, услышав такой неожиданный крик, чуть не упала на коленки от испуга, положив руку на сердце и стиснув челюсть, чтобы не вскрикнуть. «Твою! Глистовидный, мог бы и не палить меня!» - взвыла про себя шатенка, жалостливо посмотрев в полоток, представляя, чего будет ей стоить такой провал. Она отлипла от стены, чувствуя почти детскую обиду от проигрыша, полной грудью вдохнула воздуха, мило натянула улыбку и прошла обратно в класс, дабы забрать уже ненавистную до глубины души домашку с отметкой 20. Студенке пришлось идти в кабинет, опустив голову. Чувство полного поражения добивало, ведь Адриан точно услышал этот крик, он точно придет по ее душу. Даже ученики, которые были рядом с кабинетом, тоже обернулись на возглас учителя. Шатенка уже спиной чувствовала, что к ней незаметно надвигается белая акула. Забрав листы и выйдя из кабинета, девушка споткнулась об такие знакомо-ненавистные зеленые глаза, от которых чесались собственные, будто какое-то едкое вещество парило в воздухе, словно частицы лука или перца, вызывавшие слезотечение и покраснение в белках. Пришлось немного прищуриться, чтобы ее глаза меньше страдали. Этот Агрест уже был рядом с ней, мило улыбаясь и держась за ремень своей красной сумки через плечо. Он смотрит на нее, почти светясь от счастья. Эта нежная и безобидная улыбка раздражала своим сиянием. Вот только Сисар хочется закатить глаза от очевидных и монотонных моментов в ее жизни, которые можно записать в «повседневные». Зеленоглазый почти всегда встречает ее на больших переменах. Это закон, априори, а-кси-о-ма, пос-ту-лат. Эта привычка хуже морального кодекса, поскольку его знают все, и карают также все, если его не соблюдать. Этот ритуал, существование которого уходит в дебри их обоюдного прошлого, раздражал до ноющих костей, до немого крика и фосфенов в глазах. Девушка отошла на шаг, задержав дыхание, чтобы не чувствовать яркий и сильный запах блондинистой зализанной шевелюры парня. Аромат не был неприятным или отвратительным, наоборот, у него была нежная гамма с легкой терпкостью. В аккордах парфюма Сириль проигрывала по всем фронтам. Она никогда не могла точно разобрать по составляющим состав запаха, ее максимум – понять цитрус это, цветок или что-то сладко, да и некоторые отдельные представители этих групп были под силу, остальное – дремучий лес с топографической дезориентацией. Но стоит заметить, что Агрест часто меняет свои, несомненно, дорогие ароматы то ли ради самого себя, то ли из-за реакции Сисар. Ее слизистую постоянно раздражает любой из одеколонов единственного сына модельера, даже не важен запах. Любая тонкая нотка вкупе с запахом блондинистых волос вызывает страшный спазм в горле, заставляя задыхаться и чихать. Да, ее носоглотку раздражал не сам запах одеколона или чистых зубов, а именно запах его волос. И не важно какой они свежести, хотя Адри всегда опрятен и следит за собой, так что обычно этот неописуемый и не сравненный запах ощущался с кондиционером. Агрест пытается скрыть его под литрами одеколонов и шампуней, Сириль это четко знает. Знает, потому что блондин постоянно останавливает дыхание, когда аккуратно подходит к ней, внимательно наблюдая за реакцией. У него почти получается, но рецепторы все равно ловят нотки этой невидимой пыльцы аллергика, которая оседает на крыльях носа. Сириль иногда не сдерживается и начинает то чихать, то кашлять, что беспокоит Адриана, который все думает, что это связано с его ароматами. Бедный, столько денег угрохал на «идеальный запах», чтобы подруга не чихала, жаль, что зеленоглазый даже не догадывается, что дело не в парфюме. Но, черт, этот запах белокурых волос ни с чем не сравним! Девушка даже не могла описать его, потому что он ни на что не похож. Это смесь чего-то с чем-то, или что-то полностью оригинальное, но точно необъяснимое. Причем такая реакция у нее исключительно на всех натуральных блондинов, а как известно, их не так много, поэтому студентка не так часто страдала по поводу странной аллергии. Но один из тех немногих объектов, на которых ее организм имеет сильнейшую непереносимость, постоянно преследует ее лишь с добрыми намереньями. Сильней всего судорожно сжимались легкие, желая выкашлять себя из соответствующих мест, именно на этого блондина с миндалевидным разрезом глаз, милым носом, выразительными бровями и такими губами, о которых она бы мечтала в свободное время, был отек глотки. Мечтала бы, если бы не неприязнь к этому идеальному человеку, который подпортил ее отношения с матерью в детстве, вызвав чуть ли не комплексы, граничащие с ненавистью ко всему живому. Он раздражает до стирания эмали своей скрипучей отполированностью движений и красноречивых фраз, начитанный милый ублюдок. Хочется вырвать ему волосы, связать руки до оттока крови и посинения кожи, разбить губу и…сделать много чего, что не положено делать врагу. Из-за последнего хотелось проклинать саму себя и выть от непотребства и собственной глупости. Девушка ненавидела признавать в себе извращенность, но полностью избавиться просто не могла. Возможно, не хотела. Похоть думает слишком громко, отдаваясь гулом в сознании и возбуждением ниже пупка. Каждый чертов раз Сириль пытается контролировать себя, заставляя думать себя о чем-то плохом – о ее аллергической реакции – из-за чего состояние становиться в разы хуже. – Привет. – произнес юноша, излучая чистое счастье. Можно даже ослепнуть (или начать чихать). Порой Сисар кажется, что можно сделать из этой поступающей «энергии» какое-нибудь топливо. И этим топливом можно обогатить Чунцин на несколько лет вперед. Он рассматривает девушку, ловит каждый жест на хмуром лице. Агрест привык видеть ее постоянно недовольной чем-то в последнее время, хотя понимает, что на деле Сисар очень добрая, такая добрая язва. Правда, было больно понимать, что такое выражение лица присутствует только при нем, ведь в остальных случаях Сириль безэмоциональна и даже может улыбнуться одноклассникам! Адриан так расстраивается из-за того, что он не входит в эту касту избранных, хотя делает буквально все для этого. – Я просила не беспокоить меня во время занятий. – Сириль старается говорить маленькими фразами, чтобы блондин не услышал свистящий голос и хрип в легких, которые что-то царапало изнутри. Она почти не дышит, сложив руки на груди и сильно прижав их к ребрам, дабы держать себя в руках. Он не должен знать ее слабостей, он не должен ими воспользоваться. Иначе девушка не соберет свои осколки. – Да, но сейчас большая перемена, поэтому я решил… – на взволнованных, почти повышенных, нотах, заговорил Адриан, но стихает, набирая быстро испарившегося из легких воздуха, будто решается на что-то. Девушка уже почти знает, что он хочет предложить. – Что мы можем пообедать вместе. – улыбка немного дрожит, парниша слишком заметно волнуется, смотря на реакцию старой знакомой. Она смотрит недовольным и раздраженным взглядом через слезную пленку на эту люминисцентную рожу. Как же хочется проехаться по ней теми участками, которые скоро начнут ужасно зудеть, если Сисар проведет в его обществе еще 20 минут. Благодаря такой пунктуальности ее организм может заменить секундомер или песочные часы. Голос Адриана всегда волновался, когда разговаривал со старой подругой, с которой знаком еще с 6 лет. Он помнит ее как свою старшу сестру, учителя и прекрасного товарища по любому делу. Она была готова помочь в любую минуту, дать дельный совет и поднять настроение отменным юмором. Сисар – самый прекрасный собеседник из возможных, лучшего Агрест просто не видел. Правда, с возрастом, Сириль прекратила получать удовольствие от учения кого-либо, разочаровавшись в людях, поэтому просто перестала этим заниматься. А ведь зеленоглазому было одиноко, он привык к объяснениям подруги, другие были какими-то нетерпеливыми, дерганными и…просто не такими, как должны. Никто не мог заметить шатенку, и это бесило блондина. Сириль помнит те теплые чувства к шестилетнему Агресту, когда их познакомили мамы. Они начали ходить в музыкалку вместе, порой он оставался на вечеринки у нее и по праздникам часто гостил. Они за то время очень сблизились, еще не знали зависти, еще не имели аллергии. Адриан реально нравился девочке своей солнечностью, прелестным и покладистым характером. С ним всегда хотелось общаться, время будто улетало при их разговорах. Именно тогда Сисар поняла, что любит зеленый цвет глаз, блондинов и робких мальчиков, с ними было очень комфортно. Сейчас же все изменилось, у нее на них стала просто аллергия. Как жаль, что девушка не перестала из-за этого любить эти черты внешности у парней. – Мне нужно купить кое-что в буфете. – устало выдохнула старшекурсница, подавив свист, который выходил из глотки с легким жжением. Голос почти соскочил, резко осипнув. Девушка замолчала, незаметно сглотнув першащее чувство, из-за чего горло стало сильней ссадить. Оно будто опухло изнутри. Кареглазая почти задыхается. Ей хотелось потеряться в толпе, сбежать от главного аллергена, нещадно душившего студентку. И шатенка искала любые способы реализовать это, прибегая к любому вранью. – Ты про ролл с курицей? – наклонил голову блондин, невинно моргнув. От того, как заблестели волосы на свету, защекотало под кадыком, вызывая рефлекс и легкую асфиксию. Хотелось громко откашляться - возможно, даже расцарапать горло – но Сириль прекрасно понимает, что ничего ее не спасет. Никакие таблетки не спасают. – Я его взял тебе. – зеленоглазый достает из сумки 2 лаваша, внутри которого был любимый салат, курица в панировке, овощи и вкусный соус. Мечта голодного человека. Это ее любимое блюдо в лицейском кафетерии, и этот блондин прекрасно знал и пользовался этими знаниями. Кажется, у Сириль дергается глаз от его идеальности, еще один аллерген в копилку. Как он умудряется запомнить любые мелочи, связанные не только с Сисар, но и любыми другими людьми? У него охрененная память? Когда этот блондин успевает все делать?! Он же хуже подлизы!

Какой же правильный мальчик, будущий джентльмен!

Прошу, замолчи!

Да, он замечательный мальчик! Весь в свою маму!

Заткнись!

Сириль, тебе следует брать с него пример, а то ты даже имена своих одноклассников не можешь запомнить, и я даже не говорю про их внешность и дату рождения!

Закрой пасть!

Да, мадмуазель Сисар, Вы должны быть более утонченной в манерах, как мсье Агрест, он настоящий пример истинного мужчины!

Завалитесь!

Вы меня убиваете!

Слова и обрывки диалогов – или монологов, шатенка уже не помнит подробностей – из прошлого снова врезались в сознание. Как же это глупое, такое противное прошлое бесило! Она старалась! Она, черт подери всех идеалов, старалась! Сисар из кожи вон лезла, чтобы достигнуть того идеала, которого так желает общество и ее родители! Только девушка все равно так и не смогла, разбилась от привкуса разочарования. Ее старания никому не были нужны, всех интересовал только готовый результат. Да, она на не робот, чтобы сделать все с первого раза, как долбанный профессионал. Да, Сириль не может сразу эволюционировать в профессора наук и умничать. Ребенок не может сразу родиться взрослым, в конце-то концов! – Просто обычно в это время очень большая очередь, а твое любимое блюдо всегда раскупают, – начал объяснять зеленоглазый, не услышав возражений. Он даже не заметил в ее глазах мысли. – Поэтому решил купить тебе несколько штук, ведь ты их покупаешь почти каждый день, как и мини-цезарь. – блондин еще показывает черную пластиковую тару, в которой находился любимый салат шатенки. «Долбанный сын Сатаны и Иисуса!» - гневно подумала Сириль, поняв, что не получиться спокойно сбежать от этого юноши, который чуть ниже нее из-за высоких сникерсов. Эта обувь удивительно стала нравится шатенке. Он своей идеальностью напоминает какого-то инопланетянина. Устало выдохнув, пара направилась к выходу из здания. Девушка перед этим обратила внимание на огромную очередь в буфет. Все-таки Адриан был прав, ведь после такой голодной оравы мало что вообще оставалось бы на прилавке. Вроде весна, через пару месяцев конец учебы, но настроение ни разу не летнее и не солнечное. Нужно кучу тестов сдать, проектов сделать, в разных конкурсах победить…не жизнь, а беговая дорожка какая-то. Но осталось не долго мучаться, ведь это последний год учебы в лицее, а после открытое плаванье для Сириль. Она отпочкуется от родителей и, наконец, избавиться от главного аллергена в ее жизни, Агреста Идеального. Адриан еще будет учиться здесь как минимум 2 года, но Сисар уже понимала, что этот ребенок будет таскаться к ней и на работу. От него спрятаться невозможно, а в полицию не подашь заявление…не тот случай. Свежий прохладный воздух не помогает дышать, он не проветривает носоглотку и альвеолы. Он просто не спасает. Пусть ветер унес основной концентрат духов, который в совокупности с волосами давали убийственный смрад, но запах блондинистой шевелюры ничего не сможет искоренить до конца. Аромат волос продолжает входить насильственно в нос, ощущаться горечью на языке, просачивается под кожу. Кажется, этот запах везде, даже на чужой одежде. Душок от блондинистой макушки не похож ни на какой другой, его просто так не смыть. Его не сможет скрыть никакая концентрация духов. Он чем-то схож на невидимые молекулы пыльцы или пыли, которые одним непередаваемым потоком попадают в ноздри и оседают на глотке. Хочется откашляться, но девушка терпит себе же в минус. Перед слезными глазами зелень природы сливается в одно яркое месиво. Шатенка почти задыхается, голова вдруг странно закружилась. Хотелось куда-то присесть и надеть газовый баллон, выпить кислородного коктейля, надеть маску. – Смотри, там свободно! – голос Адриана немного выводит из наркотического дурмана. Он указывает рукой на круглую скамейку возле дерева. Все места у фонтана уже были заняты, хотя Сириль никогда не любила там сидеть, прямо под палящим солнцем. – Пошли туда! Отрицать не было сил. Не было сил сказать ему все, что думает Сисар, которая боялась обидеть такого ранимого паренька. Странная она, жалеет тех, на кого аллергия. Такое поведение только у полных идиотов, придурков…Сириль не такая, она чуть хуже и чуть лучше одновременно. Шатенка тихо хмыкает, чувствуя в его голосе дрожь, волнение, руки Адриана все пытались мимолетно коснутся ее рук, плеч, спины, но он каждый раз боязливо убирал свои кисти. Голова в тягучем дыме-киселе, но кареглазая четко садится подальше от Агреста, иначе просто задохнется. Продумывать план побега нереально, хочется уйти под воду. Парочка уселась по разные стороны баррикад, точней, только девушка держала дистанцию, а Адриан не настаивал на своем. Ему все равно не дают выбора. Сириль забрала предоставленную еду из рук Аргеста, который всеми силами пытался мимолетно коснуться ее пальцев. Он наивно думал, что шатенка не замечает его попыток приблизиться к ней. Девушка уже свыклась к такой привычке, существующей еще с детства. Они часто обнимались, держались за руки, даже целовались…по-детски: то в щеку, то в ладонь, то в лоб. Сейчас она просто дает себя коснуться в память о тех временах, хоть после этого место прикосновения сильно покраснеет, будет ныть, словно от ожога, и жутко чесаться. Если Сисар будет чесать красное пятно, то сдирает всю кожу и занесет инфекцию. И будет как в прошлый раз, когда она расчесала висок – который как-то в порыве благодарности поцеловал блондин – до крови, а после там образовался большой гнойник, который резал хирург. Это было что-то ужасное. После того случая кареглазая свела к минимуму прикосновения к ее лицу, остальные части тела Адриан мог трогать. Остальные части тела было не жалко ради его долбанных мягких рук. Почему длинноволосая вообще позволяет все это? Она тоже задается таким вопросом, который покажется многим глупым и детским. Многие бы просто порвали с Агрестом, и они были бы полностью правы в таком решении, но…Сириль где-то в глубине души не хотела этого. Этот человек – единственный, кто настолько боготворит ее. Конечно, шатенка любила, когда ее так восхваляют, ведь она об этом мечтала с самого юношества, грезила, желала до искр в глазах. Это привязанность, которая канатом идет прямо из глубокого детства. Многие пары, поссорившись, продолжают отношения именно из-за этого одурманивающего чувства. У них примерно тоже самое, только в другой плоскости. Пара была всегда с друг другом, своя атмосфера. И кареглазая уже не представляют жизни совершенно без такого надоедливого, противоречивого друга. Трудно отказаться от того, кто занял так много места в сердце. Агрест почти как брат, их отношения выше, чем просто лучшие друзья. Он не виноват в том, что у Сириль появилась аллергия на почве…нет, он-то как раз виноват в ее мучениях! Именно из-за этого блондина случилось все это! Уйдя в себя, шатенка жевала ролл, не чувствуя его вкуса. Он был пресным, но ощущалось это так, будто Сириль перемалывает болотную тину. Есть особо не хотелось, поскольку дома она плотно позавтракала, но мозгами Сисар понимала, что желудок ее обманывает. В это время, после большой перемены, этот приставучий орган начинает поглощать сам себя, «тонко» намекая хозяйке, что пора заправляться. Посмотрев на «второе солнце», кареглазая поняла, что ее слегка подташнивало от его улыбки, которая вызывала волны долбанного удовольствия и чертовых кульбитов внутренних органов. Это легкое безумие выводило из себя: то ее выворачивает наизнанку от раздражения и почти нескрываемой ненависти, то по торсу бегут волны возбуждения. Почему тело не может выбрать какую-то одну из сторон?! От запаха волос хочется залиться кашлем, руки покрылись невидимой сыпью, глаза слегка слезились от его долбанных феромонов. Чертово насекомое! Добрые воспоминания не дают окончательно возненавидеть этого человека, который когда-то был для Сириль эталоном ее второй половинки, начиная с возраста и заканчивая мозгами. В детстве он был стеснительным малышом, молчаливым, поэтому увидеть его персиковую улыбку на тонких угловатых губах и падающие звезды в изумрудных глазах – настоящее счастье, настоящая радость для Сисар-младшей. И ради этого она была готова терпеть многое…и готова, черт подери, до сих пор. Все-таки этот человек был идеален, как бы не отрицала это темноволосая. В детстве девушка считала его своим младшим братом, который не может дать нормальные отпор хулиганам, который всего лишь ведомый в этой игре с названием «социальная адаптация», которого нужно постоянно защищать, но с возрастом у него стал проклевываться характер. И теперь Агрест-младший может с легкостью постоять за себя, дать отпор и даже защитить тех, кто ему дорог. Она больше не нужна как сестра и защитник. Да, если сравнивать его с тем маленьким ангелком, то отличия есть, но…основа осталась все той же. Блондин остался нежным и кротко-понимающим в любой промежуток времени для любого человека. Он был шутником, мог покрыть аристократическим «матом» любого недоброжелателя. За его вежливую и милую улыбку готовы драться бабы. Но они даже не знают истинное лицо Агреста, они не знают его любимую игру, самый нелюбимый цвет. Эти полулысые швабры не смогут узнать его походку с закрытыми глазами. За это его ценила и ценит Сириль. Она не завоевывает этого человека, он сам покорно идет за ней. Они вместе не только из-за внешности или знакомства родителей. Сисар нравится то, как вырос на ее глазах этот мальчишка, он достоин уважения с ее стороны. Смотря на него, кареглазая снова испытывает почти самый ненавистно-пугающий флешбек в ее жизни. Она слишком хорошо помнит ту «почти депрессию» и пренебрежение к самой себе. Девушка заставляла себя нагло улыбаться, говоря в свое отражение, что она богиня. Это была каждодневная мантра, которая почти спасала стремительно падающую самооценку. Ей не забыть подавленности и жгучей ненависти к матери, всегда сравнивавшую ее с этим блондинистым ребенком и ставившего его в пример-пьедестал. У нее Адриан был всегда на первом месте. Сейчас же Сириль понимает, что ее мать хотела лишь того, чтобы ее малышка стремилась к идеалу, доставала до новых вершин. Но то, что происходило с ней, было хуже боли. Это не описать парочкой предложений со слезливой психологией. И довела ее родная мать. Не надо ее жалеть, лучше помогите, поддержите без сожалеющего взгляда! Он убивает не хуже, чем чувство ненужности! Походы по врачам-психологам, всякие разговоры на личные темы с родителями…почти круги Ада, поскольку Сисар почти всегда избегала таких разговоров. И не потому, что не хотела говорить, а потому, что не хотела слушать упреки и жалость со стороны родных. От того, что она просто выговориться, легче не станет. Тогда ее мама много о чем ее расспрашивала во время разговоров на личные темы, а Сисар-младшая врала. Она не рассказала, что глаза слезятся от цвета травы в чужой – но такой, блин, родной и любимой – радужке, не рассказала, что от прикосновений – робких и настолько нежных, что кареглазка таяла – Адриана на коже появляется зуд, да и все остальное шатенка почти утаила, не сказав самой причины. Сириль не сказала, что ее главный аллерген – Адриан, поскольку боялась, что ее запрут в больнице. Он стал ее мечтой, но также стал стремлением к койке и постоянному чиху. – Невроз. – сказал очередной психолог, обследовав прямую родственницу магната. Рядом сидела побледневшая мать, которая уже не могла найти себе места от ужаса и печали. Это уже пятый, восьмой врач? Тогда кареглазая ощущала себя лишней в той комнате. Взрослые говорили без участия подростка, будто его и вовсе не было. Честно, это уже не задевало. Шатенка привыкла к такому свинскому отношению к трепетному подрастающему поколению. Сириль даже благодарна, что ее не допрашивали тогда. – Какой-то необычный. Сначала я подумал, что у Вашей дочери признаки начинающегося синдрома Мюнхгаузена или Ипохондрии, но ее организм реально воспроизводит все те реакции, которые испытывает аллергик. Ее мама была в ужасе, но она не падала в обморок, продолжая допытывать врача о лечении. Женщина не из робких, поэтому хочет излечить своего единственного и самого любимого ребенка. Сириль тогда слушала, но никак не реагировала. Ей было плохо, было больно глотать, глаза постоянно слезились, а зуд и покраснения раздражали до дрожи. Хотелось сорвать кожу, лишь бы это прекратилось. Это все из-за того, что она была в одной кровати с Агрестом всю ночь. Тогда она окончательно разочаровалась в Агресте, считая его почти врагом. После того похода к психологу, родительница стала гиперопекать свою дочь, любить ее и даже перестала сравнивать. Но это мало что дало. Девушке уже не нужна была эта лжелюбовь. Аллергический невроз никуда не ушел, уверенность в себе не достигла масштабов Эвереста. Он не прошел по отношению к другим зеленоглазым блондинам. Теперь Сириль навсегда останется такой странной. Ее жизнь не пошла под откос, все оставалось на своих местах, просто родители стали больше опекать и показательно любить. Просто появилась аллергия, в этом же нет ничего страшного, чего ее родители так беспокоились? В этом действительно нет ничего страшного, если посмотреть не глубже поверхности. – Хорошая погода, да? – подает голос Агрест, посмотрев на Сисар, которая случайно куснула свой палец вместо рулета, что вызвало улыбку со стороны блондина. – Ну да, тепло. – пожала плечами Сириль, помахав «раненой» рукой, чтобы убрать ноющую боль с пальца. Она снова чувствует работу скребка с внутренней стороны глотки. Девушка сглатывает неприятные ощущения, болезненно хмуря брови. Зачем Адриан пытается вывести ее на диалог? Неужели это молчание такое неприятное? Все равно из этого ничего путного не выйдет. Адриан не придумал дельную тему для разговора, а Сисар не может нормально говорить и дышать. Это как глухой с рождения тщетно пытается заговорить со слепым. Глупо и безрезультатно. Девушка посмотрела в мобильник, офигев от того, что до звонка осталось буквально пару минут, а ей еще идти в другой корпус! Как она могла так долго есть?! Когда шатенка была одна, то могла справиться за 7 минут максимум! – Урок скоро начнется! – вскочила со своего места Сириль, собираясь ко входу в здание, но ее опередила группа студентов, которая тоже широкими шагами направлялась к дверям. И сейчас произошел самый тупой рычаг для продвижения сюжета. Вот даже в третьесортных романах такой фигни не встретишь! Девушка попала в поток торопящихся студентов, не удержала равновесие и завалилась назад, почти подвернув ногу. Теперь она точно перестанет носить сникерсы, такой херни ей больше не нужно. Сириль в целях самосохранения хватается за все то, что движется. Адриан среагировал скорей автоматически, нежели намерено. Он вскрикнул, попытался вскочить с места и схватить подругу, но та его опередила. Сисар резко приземляется на его колени, схватившись за рубашку за грудину, а другой рукой обхватила поясницу. Картина маслом: застывшие подростки, лица которых описывали шок и удивление, сидели в неоднозначной позе. Они даже проигнорировали извинения того высокого парня, который случайно задел кареглазую, явно не ожидавшую такой подставы. Затяжное молчание позволило задохнуться и оглохнуть от сердцебиения. – Прости. – честно произнесла девушка, вес которой больше 70 килограмм, понимая, что она не пушинка для этого подростка. Она нервно и извиняюще улыбнулась Агресту с глазами-блюдцами, который упорно смотрел ей в глаза. Возможно, длинноволосая даже назвала его действия пожирающими душу. Девушке было не по себе от того, что ее пальцы так сильно стискивают рубашку, задевая кожу Адриана, и что Агрест поддерживает Сириль за ребра, явно не имея под этим чего-то интимного. Он тоже испугался такой резкой смены ощущений. В нос ударил удушающий запах парфюма и блондинистых волос, глаза заслезились от его изумрудов. Виски запульсировали, а голову сжали в стальных тисках. Слишком близко, слишком большая площадь соприкосновения тел. Девушка быстро жмурится, прикрыв прохладной рукой глаза. «Невыносимо.» - подумала она, прежде чем встать. Ее легкие разрывались и сжимались со звериной яростью. Головой студентка понимала, что нужно уходить, но ее талию сдерживают дрожащие холодные пальцы парня. Хоть хватки там почти не было, но все равно по ее позвоночнику прошелся разряд дискомфорта. От неожиданности карие глаза округляются, посмотрев на побледневшего от…ужаса(?) Адриана. Француз перевел глаза на подругу, после чего его веки вздымаются почти за глазное яблоко еще сильней. Что сейчас вообще происходит? Они смотрят друг на друга не менее удивленно, как до этого, ярко чувствуют напряжение неожиданного партнера, читают шок в глазах, в холодных пальцах и раздутых ноздрях. Никто не знает, что вообще делать дальше. Агрест придерживает за нижний ряд ребер девушку, которая собиралась встать с его колен, а Сисар сжимает его рубашку где-то сбоку скорее по инерции и от самосохранения, нежели из-за трепетных чувств. Что за дурь? – Эм…ты в порядке? – блондин сглатывает, совершенно не зная, что сказать, чтобы нарушить это угнетающее молчание. В его горле резко пересохло, стало холодно. От его вопроса хотелось жестко и раздраженно усмехнуться. Абсурдная ситуация с не менее абсурдным «разбавителем». «Вот серьезно, этот девственник ничего получше придумать не мог?! Ромео фиговый.» - мелькает мысль в женской голове, когда кончики губ самостоятельно дергаются от вопроса. – Ты в курсе, что это удивительно тупой вопрос? – вопросительно-подозрительно хмурится Сириль с лучезарной, посмотрев в бегущие зеленые глаза. Девушка натягивает слишком широкую улыбку, когда понимает, что блондин не собирается смотреть ей в лицо. Теперь он на нее боится посмотреть, прелесть! Это даже мило до смеха. Зеленоглазый так невинно пожимает плечами, виновато улыбаясь, что даже раздражение куда-то пропадает. Всплывают воспоминания старых и почти детских чувств от такого вида Агреста. Паренек всегда был таким…нежным, чем постоянно подкупал людей вокруг. Если бы не аллергическая реакция с оттеком глотки и муконазальный секрет, шатенка бы даже мило улыбнулась ему. Приятно щемит в груди от чувств из прошлого, они дают о себе знать играючи дрожью-вибрацией под животом. – Вот такой уж я. – легко отвечает парень, расслабив пальцы. Он слабо – черт подери как сладко – улыбается, направив взор на девушку, которая одновременно хочет задохнуться от аллергии и утонуть с ним в объятьях. Грудь предательски скручивает узлом, тянет в разные стороны, покалывает миллионом тоненький игл для микроинъекций. Она ненавидит свое биполярное расстройство. Но, все-таки, ей удалось разбавить проблему, изменив угол неловкости. – Да это я уже давно поняла, – Сисар, собрав свой треснувший градусник милоты, все перевела в саркастичную шутку. У нее всегда это хорошо получалось. По-другому спасти положение не получилось бы. – Но спасибо, что побеспокоился. Я в норме. – она одним движением встает с его колен, оттолкнувшись от мужской груди. Девушка пытается контролировать себя, поправляя наряд, чтобы руки снова слушались хозяйку. Иначе они вцепятся или в Агреста до синяков, или глотку шатенки до самой крови. Кареглазая улыбается пареньку, который только-только расслабился. Он широко расставил ноги и опустил голову, придерживая лямку сумки. Переводит дух? Она не понимала такого жеста, не слышала его сердцебиения и дыхания, но чувствовала, что не только ей было неудобно, находясь на коленях друга. – Пошли, скоро пары начнутся. – студентка подала руку помощи, которую с радостью принял Агрест. Сисар нужно создать иллюзию того, что она не задыхается от рези в легких, что ее кожа не чешется до нервного тика, что она не хочет завалить этого блондина прямо под этим блядским деревом…

Нет, ей этого не хочется. Не должно хотеться.

Все прекрасно, нет повода для паники. – Мне в другую сторону, – честно сказал он, виновато и грустно улыбнувшись. Адриан встает со скамейки, смотрит на Сириль и часто моргает, нервно теребя волосы на затылке. – Так что прости. – жмурится, пожимает плечами. Голос у паренька тихий, до шатенки слова доходят с некоторым опозданием. – Тогда советую двигать булками быстрей, ведь нас с тобой убьют буквально через 2 минуты. – подмигнула кареглазая, смотря на улыбчивого. Нужно убрать эту сучью неловкость. У него подрагивали уголки губ. В них так хотелось впиться…врезать. – Да, ты права. – блондин старается не выдавать волнения, но его сдают с потрохами легкие пошатывания в стороны и перетаптывание на месте. – Ну…пока, наверное. – Да, удачи. – с улыбкой кивнула кареглазая, чувствуя, как леденеет желудок. Юноша только часто кивает, и… Оба все равно остаются на своих местах, не сдвинувшись друг от друга. Они явно чего-то ждут. Реакцию другого? Или просто не хотят проигрывать эти «гляделки»? Ответа даже не знают, не думают о нем. – Ну…пока. – Агрест снова кивает, смотря в землю. Сириль хочется хлопнуть себя по лицу от глупой ситуации, но она только улыбается и кивает в ответ, как бы прощаясь. – Да, пока. – и опять молчание. Парень действительно первый уходит, но…Сисар тоже идет немного поодаль за ним. Они обучаются в одном заведении, следовательно, заходят они через одни ворота. Ситуация стала еще тупей. Пара молча идет к лестнице, чувствуя нервную обстановку и стертые легкие. Молчание губит нервные клетки, но разговаривать уже, вроде, глупо. Они же, вроде как, попрощались… Как же глупо. – Пока. – опять говорят в унисон, оказавшись на развилке в разные корпуса. Заметив взгляд друг друга, они слабо смеются абсурдной и неловкой ситуации и уходят. Какой же у нее титанический стержень, раз кареглазая смогла выдержать желание шлепнуть эту модель по округлым ягодицам. Девушка хочет громко рычать от стыда и самоненависти. О чем она вообще думала в этот момент?! Между ними было какое-то жалкое молчание. Но обоих это устраивало, не хотелось искать объяснений. Все казалось таким…уникальным, что… Шатенка так и не смогла окончательно сформировать мысль. Она начала заливаться звонкий кашлем, чувствуя, как отрываются легкие внутри. Девушка заходит вместо кабинета в уборную. Хотя бы тут сможет вдоволь отхаркать либо легкие, либо душу, либо собственное психическое расстройство. Смотря, как повезет. Кареглазая шипит злой змеей, рассматривая собственные руки, кожа которых горела как от ожога. Она сжимает челюсть, жмурясь от неприятной боли и приевшегося запаха. Голова начинает раскалываться от воспаленных нервов, хочется зарычать бешенным зверем от невыносимого вороха эмоций и чувств, которые грубо вгрызаются в сознание студентки. Шатенка старается смыть с кожи запах Агреста, пытаясь не содрать эпидермис от фантомных касаний этого слишком милого ублюдка. Из-за него – да и из-за собственной слабости – носит с собой губку, мыльный раствор, спрей-антисептик и кучу салфеток. Девушка чувствует себя просто отвратительно, когда ловит себя на этой маниакальности. Она не обладает мизофобией, не этим сраным расстройством – ежедневная мантра перед умывальником. Девушка может хоть без перчаток унитазы драить, но не может смириться с тем, что мозг создает такие сильные галлюцинации на все, что хоть как-то связано с Адрианом. Сама себя довела – сама расхлебывай…или утони в водопаде аллергии с инициалами сына французского модельера.

По крупицам, по песчинкам Собирали мы свой мир, Полуразрушенный, забытый, Никому не нужный мир. Мы шли слепыми, собирали До дрожи мысли ощутимые И немного горстки пыли.

Осталось всего 2 пары. Две пары, а после спасительный круг в виде квартиры, где можно закрыться на 7 замков и забыть на время о существовании зеленоглазого. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть, чтобы потом с легкостью задышать. Но в этой жизни у них все идет не по логике, к сожалению. Эта парочка была, походу, ментально связана, их мысли были заполнены лишь громкими чувствами и яркими ощущениями. На них одели кандалы, ребра обвязаны цепями, которые не дают продохнуть. Горло сжимают себе сами. Пара не могла чувствовать себя в порядке, когда по телу шли жесткие разряды тока, оглушая сознание проблемных недоподростков и почти-взрослых. Агрест сидел за первой партой, не зная, куда себя спрятать от нахлынувшего океана. Это цунами сносит его голову. Парень уже давно не следит за болтовней препода, ничего не записывает, только делает вид, что с ним все в порядке, пытаясь поверить в этот лживый бред. Он молился, чтобы его не вызвали к доске. Странно, он считал себя реалистом, вроде даже не верил в бога. Агрест ощущает фантомные прикосновения Сириль, чувствует очертания ее ладоней на тех местах, где она держала его. Вспоминает до мелочей то, как она прикасалась, ее движения кистей, сильный захват кулаков, выражение лица в этот момент. Особенно заводило собственное отражение в ее зрачках, не менее шокированное и даже глупое. Адриан хотел тогда провалиться на месте, когда они начали неловко прощаться. Эта ситуация настолько детская, насколько стыдная. Он жмурится, пытаясь насильно удалить этот позор из памяти, вычеркнуть на всю жизнь, но каждый раз загораются пламенем уши. Но то, что было до этого неловкого прощания…было незабываемо, так ярко, что темнит в глазах. По телу бежит дрожь, встают волоски на предплечьях и голенях – и кое-что другое, за что Адриан себя жалеет – распространяется медовая нега, разрядом током возбуждая застывшие импульсы. Вокруг кожи, к которой прикасалась Сисар, натягивались нервные окончания, прося явно большего, что можно просто друзьям. Вместо того, чтобы стереть из памяти неловкое и случайное падение подруги, юноша фантазирует о руках шатенки, дорисовывает возможные и невозможные образы. Было бы совсем неплохо, если кареглазая вцепилась в него ногтями, провела бы ладонями вверх, раззадорив миллион мурашек под кожей, зарылась бы в его волосы или бесцеремонно-аккуратно подлезла под одежду…непростительно тяжело. Парень выпрямляет спину до хруста верхних позвонков, старается не прикрыть от удовольствия глаза, не издать тихого вздоха, который явно ничего не будет значить для многих – даже для всех – но не для него. Для него это большее, чем просто усталый выдох, больше, чем чувство тягучего изнеможения. Это ощущение, когда ты так долго шел к желаемому, но получил всего малую часть. Неполное удовлетворение. А еще этот шумный вдох будет до последнего скрывать протяжно-соблазнительный стон. Но юноша никому этого не расскажет. Адриан прикусывает губу. Оно самое. Срывает с нижней половинки кожицу. Этого мало. Чувствует металлическо-солоноватый привкус на языке. Нужно больше. Ерзает на стуле, старается не улыбаться удовлетворенно, прикрывает глаза, чтобы скрыть в их зелени пошловатое желание и развратную томность. Его будто готовят в собственном соку. По времени прошла всего лишь вторая минута. Такими темпами он либо сойдет с ума, либо кончит, либо не кончить. И что из этого хуже…страшно даже представить. Парень считает каждую секунду, желая поскорей уйти из этого душного помещения с распахнутыми окнами. Любая минута иллюзорно тянется до самого десятка, сводя Адриану пальцы, заламывая руки, выкручивая до судорог икры. Юноша бегал взглядом по всему, чему мог – а мечтал так бегать глазами по Сириль – искал, за что зацепится, чтобы до конца пар забыть о собственном полустояке. Наверное, искал причину его эрекции. Время будто стало антинаучным: оно почти не движется. Зеленоглазому кажется, что он видел, как учитель стоял на этом же месте с этой же фразой десяток минут назад. Ах, нет, прошло снова всего пара минут. Кажется, Агрест сходит с ума, причем, как ему думается, делает это целенаправлено сам, по собственной больной инициативе. И ловит от этого наркотический кайф.

***

От воспоминаний по ее телу образуется волнами колющая дрожь возбуждения и гусиная кожа легкой паники. С каждым разом, когда девушка хочет снова пережить недалекое прошлое, мурашки с новой и новой силой бегут мелкими насекомыми под кожей, вызывая очередной сильный разряд тока по позвоночнику. Прихватывает дыхание, будто от мороза. В голове один шумовой эффект, кровь бежит вместо щек к органам. Это неправильно, но бесконтрольно. Ладони, задние стороны бедер и ребра покраснели из-за чесотки шатенки. Она еле-еле справлялась с желанием разодрать кожу в мясо, дабы убрать, хотя бы иллюзорно, это бесящие ощущение на какое-то время. Девушка готова грызть горящий ореол-метку на коже, вызванного необычным психозом с псевдонимом «аллергия на сына маминой подруги». Как же Сисар ненавидит свой психологический невроз! Хочется взвыть от невыносимого желания, которое въедается мерзкими голодными личинками в самое нутро. Только непонятно, что конкретно подразумевалось под этим «желанием»…да и страшно признаваться в собственных мыслях. В нос ударяет яркий запах его кожи, волос и одеколона. Этот смрад остался на ее одежде, въелся в поры кожи на руках, смыть почти нереально! А ведь она пыталась содрать его и фантомные прикосновения с тела, опоздав на занятия минут на 15. И шатенке даже стыдно не было, когда профессор устроил чуть ли не цирк, допытываясь до безразлично-злой Сириль. Сисар задыхается, чувствует сильную и острую боль в голове. Почему она должна медленно умирать, когда этот петух процветает?! Хочется его сломать, подчинить собственной испорченной воли, сковать его сознание до полной потери самообладания. Обладать Адрианом – долбанная несбыточная мечта воспаленного несчастьем и завистью мозга. Полумертвая совесть не позволит украсть его у мира, привязать послушным псом к изголовью постели и пользоваться-пользоваться-пользоваться: до потери его пульса, до белизны суставов, до самого безумия. Становится даже жутко от собственных мыслей, которые вырисовывали слишком пошлого Агреста со слишком хорошей гибкостью и слишком стонущим голосом. Он ведь не такой! Мальчишка точно не гимнаст, он даже на шпагат садиться не может, а тут мозг решил пошалить, измываясь над девушкой, которая уже не находит себе места от противоречивых чувств. Он никогда не будет выгибать спину, подставляясь под ее властно-нежные прикосновения и целясь на ответную ласку, никогда не будет желанно шептать ее имя, раздвигая ноги и цепляясь за долгожданные поцелуи… «Блядь.» - схватилась за голову Сириль, сильно вжала пальцы в череп, желая отвлечься на боль. Она хочет вдавить кость во внутрь, перестать представлять все это непотребство, но нарастающее возбуждение играет против хозяйки. Ей хочется немножечко умереть, провалиться под лед и упасть во тьму. Кареглазую несет не туда, ей не место в этом блядстве и пошлости, тем более не в извращении, связанном с бывшим другом детства. И нельзя мечтать об Адриане. Тем более о таком! «Ненавижу.» - шипит почти в слух, чувствуя долбанное возбуждение, от которого ведет куда-то в мир пошлой и голодной фантазий. Как же ужасно, что у нее слишком хорошая память на внешность и голос этого укешного ублюдка, который заполнил собой все пустое пространство, каждую блядскую щель в воспаленном сознании с психическим расстройством. Он, как не прискорбно признавать, свел ее почти окончательно с ума.

«Я…хочу тебя, мама.»

Глаза округляются быстро, стремительно скручиваются органы, заставив Сисар схватиться за голову и положить лоб на прохладную парту. Шатенка мысленно кричит до сиплого горла, задыхаясь от собственного шока. Она чувствует, как искривляется от смешанных чувств лицо, как дрожат губы и морщатся брови. Все тело начинает пылать от стыда и желания. Девушка мелко дрожит от собственной фантазии. Она будто увидела перед собой этого робко-пошлого блондина, распластавшегося на псевдокровати и тянущегося к ней за чем-то горячим. Ее мозг воспроизвел такой реальный голос, что становиться страшно. Кадык начинает чесаться изнутри, побуждая на кашель. Легкие сжимаются из-за требующегося кислорода, ведь Сириль от удивления и резкой волны возбуждения перестала дышать. Она позорно сильно смыкает ноги, стараясь держать свое желание в узде, но…воспаленный мозг решил вместо помощи потешаться над ней. «Мамочки, убейте меня!» - пищит про себя девушка, стыдливо жмурясь от выступивших слез. Слишком много эмоций и переполняющих чувств, ее уносит. Желание подавить больную фантазию идет боком. Эфемерное изображение такого Адриана бьет под дых. Кареглазая жмурится, пытается прогнать наваждение, качает головой, но не помогает. Теперь она не только задыхается от кашля, ощущая раздражение на коже, но и умирает от возбуждения и горящей шеи от стыда и желания. И она вылетает из кабинета, не выдержав накала эмоций. Препод даже не спрашивает про алое лицо и руку, что со всей силы закрывала рот. Девушке нужно прогуляться по этажам, развеяться, отдышаться, успокоиться, забыться. Все равно пара будет идти, как минимум, часа 3. Ей даже не было страшно, если кто-то заметить вальяжно-аристократический прогулочный шаг. Ей полностью плевать. И пустые коридоры действительно успокаивают. Акустика и эхо собственных шагов вселяет уверенность в том, что Сириль не сгорит со стыда. Постепенно остывает тело, уходит оттек глотки, шатенка даже может спокойно вдохнуть без раздражения слизистой. Кареглазая прогоняет пошлые мысли из головы, выталкивает их из груди, вырывает из сознания. Грезы должны остаться лишь ими, без намека на осуществление. Теперь нельзя терять голову, нельзя отдаваться ложным чувствам. Если честно, Сириль уже не знала, что из двух сторон медалей является номиналом: аллергия и ненависть к Адриану или сильное сексуальное желание к нему. Шатенка запуталась, но каждый раз, когда она собирается распутать этот клубок ниток, ее ваншотит из базуки…как пушечное мясо. И это злит до стирания эмали и поднятия температуры, она не может контролировать собственное тело, собственный разум! Шатенка просто игрушка у своего психоза! Омерзительно! Все это безумие с желанием и нежеланием Агреста началось где-то чуть больше года назад. Вместо раздражения юноша приносил какой-то трепет в эмоциональном сердце. Как он так умело руководит ее сознанием…простой нежной улыбкой, шелковисто-звонким смехом и удивительно мягким сердцем. Оказывается, нужно так мало, чтобы влюбиться. Порой Сисар жалеет, что на почве зависти и обиды она подсознательно стала воспринимать доброго Адриана как соперника, как врага, хотя мальчишка никогда не хотел сделать больно намеренно. Просматривая ситуации из прошлого, девушка чувствует что-то наподобие вины – такой мелкой, но очень горькой – а еще желчь старой детской зажившей раны. Все-таки просто так отпустить ненависть к сыну маминой подруги не так просто, как хотелось бы. «Я такая сука.» - болезненно хмурится девушка, вспоминая те моменты, когда она высказывала все наболевшее зеленоглазому. Выговаривала все, кроме самого главного. Вроде так просто объяснить, почему же темноволосая хочет перестать общаться, но…каждый раз замирает душа при виде этого юнца, который до сих пор вызывает трепетные чувства, прямо как из самого детства. Шатенка знает, что слабачка и нюня, знает, что бесхребетная дура-садистка, раз вместо рационального разговора предпочитает игнорирование и конфликт. Да, ей немного стыдно за подростковый максимализм и несерьезный подход к проблеме, но, черт, как же ей тяжело заговорить о своем психозе вслух. Тем более тому, из-за кого начался этот аллергический ад. У нее большие комплексы, большие проблемы, большие чувства. И все это огромной массой навалилось на женские плечи, желая проломить душу. Она первая моральная уродка, которая доводит явно влюбленного Адриана до…до чего-то. И из-за этого ей должно быть стыдно, но нет, ее даже не трогает. Это месть, самая простая с самой обычной причиной, без каких-то фантастических поворотов. Шатенку просто тихо сжирает собственная желчь. Одна ее половина ненавидит Агреста, его чертов запах и сучью идеальность именно она хочет изничтожить в нем личность, сломать, обидеть, а другая, которая видит в этих глазах звезды и в улыбке самые трепетные чувства, хочет им владеть и получать любовь в ответ, желает слышать постоянную похвалу. Девушка мечется, теряется в собственных показаниях и желания. Она никак не может решить, как следует действовать, ведь и ненависть, и любовь одинаково сильны. «Ненавижу биполярку, которой не болею.» - сжимает кулаки студентка, почувствовав, как на затылке зашевелились волосы. Шатенка приглаживает прическу, и в нос ударяют тонкие нотки блондинистых волос. Знакомый теплый, ласковый, свежий и звучный аромат волос Адриана перепутать с чем-то другим невозможно. Неужели она по инерции дошла до его корпуса?! Она останавливается, затаив дыхание, когда видит прямо в десятке метров – или сколько там вообще? Да плевать! – причину всех бед. Но девушка не может отрицать, что у модели чертовски классная фигура-прямоугольник. Нет этих широких плеч или округло-женских бедер. Блядская идеальность. Кареглазая осматривает блондина полностью, улавливая его малейшие движения. Как только Адриан развернулась полубоком, Сириль почувствовала, как бухнуло от страха сердце, но она не стала дергаться в какое-нибудь псевдо-укрытие. Она не подросток со спермотоксикозом, не собирается падать в обморок при любом движении пассии. Зеленоглазый разминает шею, прикрыв глаза. Он явно о чем-то думает или говорит, его губы слегка двигаются. Черт, она не может перестать смотреть на покрасневшую шею и кончики ушей. Неужели что-то успел учудить? У нее так и чесались кулаки, чтобы испортить его нежное надоедливое лицо, что краснело в глазах. Сколько он строил из себя отличника и правильного мальчика – собственно, она тоже держала такую марку – сколько влюблял в себя девушек и учителей, а Сириль была в его идеальной тени. Парень умел выбешивать до скрипа в душе своей утонченностью, манерностью, да и всем другим! Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы следовать правилам и быть воспитанным, но…шатенка не была хуже, только все – весь блядский мир – ставили исключительно Агреста на пьедестал! «Адриан то, Адриан се, Сириль, смотри, какой нужно быть, учись, а то, что ты потратила кучу сил и нервов…так нам плевать!» - вечные спутники по жизни, начиная с самого детства. Разве Сисар заслужила сравнения с мальчишкой, лучшим другом? Зачем вообще сопоставлять двух совершенно разных людей? К сожалению, шатенка так и не узнала, да и не хочет больше знать. Зато она теперь знает, что ее родительница всего лишь хотела дочери лучшего, чтобы Сириль стремилась быть выше Агреста-младшего. То есть, все ее упреки и восторженные комментарии в сторону Адриана были ничем иным, как…желанием разогреть своего ребенка для преодоления ее «трудностей», чтобы она стала еще идеальней, чем есть. А мнение кареглазой кто-то спрашивал? Конечно, что нет. Всем плевать на то, сколько сил потратила на этот «несовершенный идеал» малышка, сколько стоило ей нерв, а в ответ вместо похвалы и гордости простое сухое: «ты можешь лучше». Нет, она не может лучше, она достигла своего предела. Но всем плевать. Еще этот сын сраного модельера…у него всегда все получалось лучше, чем у нее. За что не возьмется – станет талантом, писком, блять, моды. Куда не плюнет – прорастают золотые деревья, монеты сыпятся рекой из ниоткуда. И чем старше Адриан становился, тем лучше оказывались его способности. Виртуоз на музыкальных инструментах? Легко! Прекрасный собеседник, любимец всех и вся, а также круглый отличник? Запросто! Мечта любой женщины и даже некоторых парней? Исполнима, как два пальца об асфальт! Эталон модельной красоты, покладистый характер и начитанность? О чем вопрос! Получите, блять, и распишитесь! Все по Вашему запросу! Бесит до скрипа зубов, выводит из себя до красной пелены, злит до бешенства, нервирует до цыпок на руках, гневит до матерной ругани, сердит до боли в глотке, досаждает до закатывания глаз, вызывает сильнейшую агрессию до желания пытать. И все это делает лишь один человек, одно имя и фамилия, одна улыбка и честно влюбленный взгляд. Столько смешанного дерьма вызывает этот белобрысый мальчишка, который еще и народная знаменитость в черной маске! Даже тут он ее опередил! Получил магические способности, всеобщее признание, славу. А она что? А она просто заебалась. Задолбалась еще в самом детстве, когда ее труды очередной раз пошли в трубу после очередного «удивительного таланта» друга. Девушка просто перестала стараться для людей, разочаровавшись в собственных силах. Руки окончательно опустились, огонь погас не только в глазах, но и душе. Сейчас в ней пылает не огонь желания модернизироваться, а взрывы гнева к этому невиновному подростку. Все тело покрылось мелкой дрожью от старой воспалившийся раны. Этот уродливый шрам, как метка на душе, как инициалы Агреста, как…проигрыш этому ангельскому мальчику. Он разъедает кислотой. В глазах покраснело от злости и белой боли. Девушка чувствовала, как пылает от негодования все ее тело, требуя решительных действий с ее стороны. Кулаки зачесались сильнее прежнего, ее будто протыкают спицами изнутри. К горлу подступил ком предательства, обиды и…чего-то необъяснимого. Сириль будто забывает, что должна быть рассудительной, быть выше сладострастия и чувства мести за детские обиды, но…она больше не собирается идти на поводу у общества. Шатенка широкими шагами идет грозной тучей на Агреста, который пока даже не представляет, что за ним все это время наблюдали. Девушка еще не знала, что собиралась с ним делать, но ее разум будто отключился, дал сбой…и теперь ею движет ненависть…или ненавистное желание. Бестактно хватает вздрогнувшего Адриана за плечо и грубо тащит за собой. Парень особо не сопротивлялся, но его неуместные вопросы, которые полностью она игнорировала, выводили из себя. Этот противно-идеальный голос нервирует до дерганного глаза. Сисар сжимает челюсть от раздражения. Этот горланистый ублюдок хочет всех сдать или что?! Почему он так громко говорит, не умолкая? Если их заметят, то точно влетит по самое сладкое. Рука непроизвольно сжимается сильнее на плече блондина, заставив того неприятно нахмуриться. Хотелось приложить зеленоглазого об стену, но некоторые кабинеты открыты, а свидетелей быть не должно. На глаза попадается уборная. В голове шатенки что-то щелкает, и она быстро сменила свой курс. Девушка резко толкает виновника ее безумия в дамскую комнату…«припудрить носик». Быстро заходит следом, захлопывая дверь за собой. Кареглазая быстро прошлась между комнатами-кабинками, проверяя замок. Убедившись, что они одни, француженка гневной хваткой вцепилась в плечи знакомого, прижав того к плитке. Блондин болезненно жмурится, стиснув зубы от ноющей и тупой боли в лопатках. Наверное, она бешенными глазами рассматривает недовольное лицо Агреста с гневным взглядом, видя на дне его радужки непонимание. Желание приложить его об сизую стену увеличилось. Он, наглец, решил показать зубы. Еще такая выходка – и ему прямая дорога к стоматологу. Шатенка чувствовала собственный мандраж, легкие нервно дергались, царапая глотку. Хотелось выхаркать собственный желудок. В этих хмурых зеленых глазах она видела собственное отражение. У темного силуэта в зрачках особо нельзя прочитать мысли, но ее психоз виден даже в этом маленьком пятне в чужом зрачке. Раздражение ощущается под кожей мелкими нервными узлами…скручивает, скручивает, скручивает до крика. Они оголенными проводами обвиваются вокруг всего тела узорами Лихтенберга, проникают в капилляры, становятся ее кровью. Пальцы, челюсть и ноги сводит легкой судорогой. Дрожь и аллергия не собирались униматься, выводя кареглазую из шаткого положения. Гневная не знала, за что ей браться, а хотелось многого: приложить затылком к стене, врезать в челюсть, в солнечное сплетение, ногами ударить в живот… Сознание рисовало очень горячие картины, продумывая каждую мелочь: жалостливое нытье от ноющей боли, вздутие на лице от удара, брызги слюны от синяков на животе. Все было настолько желанным, что сводило сладкой судорогой. Шатенка ненавидит себя. Ненавидит ебучее возбуждение от собственной фантазии, от псевдомазохизма и псевдосадизма, от полной зависимости перед аллергическим расстройством. Она не может контролировать собственное сознание…куда уже хуже?! Оказывается, дно еще не было пробито. Шатенка может упасть еще ниже, чем сейчас. Губами мажет по шее, в нос ударяет терпкий запах одеколона с блондинистыми волосами. Раздражает не только Сисар, но и ее сетчатку глаз. Она заранее крепко вцепилась пальцами в его плечи, чтобы не получить в лицо кулаком или не быть отброшенной в сторону. Сейчас за ее своеволие девушка может огрести за все содеянное. Адриан способен на это? Поцелуями ставит точки по всей шее, зубами легонько обхватывает кадык. Делает все как-то рвано, быстро, будто боится, что их заметят или Агрест решит мстить. «Почему ты не останавливаешь? Почему? Почему? Почему?» - лихорадочно думает больная, которая уже готова была отстраниться, если он попросит. Забирается холодными от волнения пальцами под его рубашку и жилетку без рукавов. Ее коробит, когда Адриан вжимает от холода живот, как на его коже образуются мурашки. Сириль понимает, что ее пьянит его реакция, постепенно возникает яркое желание, что нужно большего. «Почему ты молчишь? Почему? Почему? Почему?» - от размышлений у Сисар образуется колотый спазм. Ей страшно услышать твердый отказ, грубость или оскорбление. Зигзагами пробирается к юношеской груди, на которой совсем нет растительности. Теперь руки Адриана свободы, он может спокойно выбраться, но…они послушно сжимаются в кулаки. Блондин терпеливо ждет, пока чужой язык не прошелся по подбородку, почти вырывая тихий полустон. – Что ты делаешь? – громко шепчет Агрест, потянув к знакомой руки. Это простое действие и вопрос настолько испугали студентку, что та сразу отстранилась, но окончательный ее побег сдержали цепкие пальцы Адриана. Сириль смотрит пугливой жертвой на непонимающе-хмурого, но спокойного Агреста. Она проглотила от страха язык. Понимает, что сейчас точно что-то будет. И это «что-то» не шибко хорошее. Страх отрезвил, привел в нормальное чувство, холод сковал мышцы и все тело. Отвратительное чувство. – Отпусти. – тихо приказывает побледневшая, которая уже хочет позорно сбежать и утопиться где-нибудь в своей ванной от собственного стыда. Что на нее вообще нашло?! Безумие! – Сир… – вместо ответа выдыхает зеленоглазый. Девушка видит, как он нервно сглатывает, опускает как-то виновато-задумчиво взгляд. Шатенке постепенно плохеет от ужаса, дурнеет от запаха. – Что ты делаешь? – поднимает теплый зеленый взгляд, нежно улыбается. Его губы еще что-то произносят, но у кареглазой слади тормоза, когда Адриан вытягивает свою руку, гладит ее щеку и плавно опускается к шее, разрешающе-зазывающе обводя пальцами место, где должен быть кадык. Сисар слишком многое поняла в этом жесте. Это лучше разрешения? Определенно. – Величайшую ошибку в своей жизни. – тотально и с какой-то тяжестью заговорчески шепчет Сисар, качнув головой. Студентка понимает, до какого безумия дошла. Теперь тут простой психолог не поможет. Вот реально, что она делает? Ладно она, почему Агрест позволяет ей это делать с собой? Она забывает, как дышать, когда парень слабо притягивает ее за талию. Он слишком близко, можно рассмотреть узор в пьянеющем-зеленом. Сириль просто задыхается, она будто распадается на атомы, теряет связь с телом. Этот запах блондинистых волосы сделал свое. Он свел девушку с ума. Неожиданно шатенке захотелось окончательно заткнуть этого «мистера идеальность», слишком много тот себе позволяет. Опять проснулась неведомая сущность-садистка. Поцелуи требовательные, рваные, впивающиеся. Адриан явно не успевает за таким темпом. От недовольства он прикусывает губу подруги детства. От неожиданной боли студентка чуть ли не ойкнула. Она гневно стиснула зубы, прожигая парня взглядом. Агрест мелко задрожал от ее взгляда…удовольствие? Резко захотелось его ударить, но бить его не хотелось, слишком милая и желанная мордашка, даже такая вздутая от негодования. Поэтому вместо очевидного удара в челюсть Сириль резко приложила Адриана об плитку, снова впиваясь в губы. Безумие ею овладело. Сириль не помнит, как заставила Агреста сесть на выступ около окна. Она не знает, почему он не сопротивлялся, ведь девушка не слишком нежна в данный момент. Точнее, ей плевать на причины такого поведения, ей важен результат. Она удобно устраивается между его ног. Оба человека сильно желают друг друга, накал эмоций не позволял трезво мыслить и не спешить. Сириль хватает концы жилета, обрывает поцелуй, смотрит выжидающе на Агреста. Тот совсем изменился: раскраснелся, приятно заулыбался, как-то открылся. Когда блондин послушно поднимает руки, жилет быстро летит в угол выступа у окна. Но ведь нужно сгореть от стыда, да? Адриан застревает, пока снимает рубашку, нервно смеется, желая снять напряжение и стыд. Вроде уже не девственники, но такие тупицы! Сисар удивленно-пугливо вздрогнула, когда поняла, что пуговица зацепилась за волосы. Она начала аккуратно, но быстро выпутывать волосы, пока Агрест нервно хихикает, извиняется и вызывает такую приятную негу…прямо как в детстве. Когда получается распутать култук, то пара как-то стеснительно взглянули друг другу в глаза. Эта минутная заминка немного привела их в чувства. Они же не могут переспать прямо здесь! – Ладно, я…поспешила, – сжимает от нервов кулаки Сириль. Она мнется, когда замечает на себе добрый взгляд юноши, в котором так и читался вопрос о продолжении. Невольно приходиться сглотнуть, чтобы как-то успокоить колотящееся сердце и безумную волну стыда. Такого желания Сисар уже давно не видела в его глазах. Это было как-то…удивительно. – Я, пожалуй, пойду. – шатенка не смогла посмотреть на Адриана с открытой грудью, когда подавала ему жилетку, которую сама недавно выкинула. Агрест стал таким поникшим, как брошенный. Теперь студентку точно замучит совесть: если не из-за несовершенного секса, то точно из-за разбитого сердца блондина. Неужели зеленоглазый действительно все это хотел? Только она хочет уйти через двери, как ее хватают и притягивают к себе. Студентка замирает, когда видит Адриана так близко. Он утыкается ей куда-то на уровень ключицы. – Ты нужна мне. – горячим шепотом проговорил юноша, удивительно нежно, но устойчиво прижав девушку к себе. Руки блондина аккуратно и плавно прошлись по женской спине и талии. Сириль чувствовала плечом, как дернулось его горло в судорожном глотке. По коже промчались мурашки, втаптывая последние крупицы ясности. От его фразы и нуждающегося придыхания свело живот, изменилось лицо гримасой…неуверенности. По его странной мимике нельзя разобрать: шок ли на нем, счастье, или простое омерзение. – Вся ты, – немного собравшись, продолжил Агрест, опаляя надплечье, щеку и ухо. Сисар мелко задрожала. – Без остатка. Он умеет подкупать девушек. Знает, что они хотят услышать? Его слова распалили кареглазую, но не окончательно. – Но не здесь же. – заглядывает ему в просящие глаза, видит припухшие из-за ее чувств губы. Лицо начинает гореть от смущения. Хочется себя ударить, что за слова?! Шатенка должна говорить не двояко, не давать возможности на второе безумие…ей еще хочется остаться в рассудке. – Но я не могу, – сглатывает парень, стараясь улыбнуться. – Я так долго желал всего этого. – оглядывает помещение, задерживает взгляд на молчаливой девушке. – Не могу все это потерять. – А если увидят? – Сириль ненавидела секс в публичном месте, ее коробит от нервов и страха только об этой мысли, не то, что воплотить это в жизнь! – А что будет, если нас увидят? – более распаленно спрашивает Агрест, заговорчески заглядывая в карие глаза. – Только выговор сделают, – касается ее ладоней, перемещает их к губам, целует, будто они какие-то святые, а после кладет их на пуговицы рубашки. – Ну же…я умоляю. Сириль проигрывает войну, да? Такой распаленный, желающий Адриан – мечта ее воспаленных грез. Сейчас ее мечта стала неожиданной явью, но…нужно ли ей воспользоваться, или лучше послушать разум? «Черт, я свихнулась.» - ругает себя Сисар, пока расстегивает рубашку блондина. Она чувствует внутри странную горечь и жуткое ответное желание. Запахи смешались, снося крышу окончательно. Уже нельзя было разобрать в этом аромате какие-то отдельные нотки. Закружилась голова, заныло ниже живота. Мысли о том, что ее кто-то так, до болезненного стояка, хочет…опьяняли. Кареглазая чувствовала какую-то гордость, какую-то особенность в том, что Агрест, местная звезда и секс-символ, нуждается только в ней, старой подруге. Пуговица за пуговицей расстегивалась неспеша. Сириль поглощала каждый открывшийся отрезок столь ненавистного и ужасно желанного тела. Она никогда не думала, что будет строить дорожку поцелуев по дрожащему животу Агреста, стремясь к груди, и что это безумие будет происходить в женском туалете универа. В общественном, черт их дери, месте. Адриан притягивает ее ногами к себе, крепко и размашисто обнимает, проводит носом по боку шеи, целует. – Что ты делаешь? – спрашивает шатенка, как-то безумно улыбаясь в полуприкрытые зеленые глаза. Она слегка отстраняется от его проявлений любви, пытается достать до нормального сознания, но вместо него видит голодного юношу, который начинает в нетерпении подбадривать девушку бедрами зазывающими движениями. – Что делаю я? – опять спрашивает вслух Сириль, зарываясь пальцами в блондинистую макушку и вдыхая этот едкий и исключительный запах. Ответ для себя студентка так и не нашла, поскольку очередной стон – наигранный или нет? Все смешалось – срывает крышу. – Что делам мы? – громко спрашивает шатенка, посмотрев на розовое лицо Агреста. Ее рука прошлась от овального пупка к паху, накрыла его через брюки. Агрест в это время в очередной раз радостно застонал, накрыв ее руку собственной. – Безумие! – наконец-то за последние минуты горячо отвечает на все вопросы Адриан, выгибая спину и затягивая хмурую девушку в череду поцелуев. «Я долбанная фетишистка-извращенка!» - ненавистно-визгливо подумала совратительница, ругая себя за…неправильное поведение. Но после соблазнительного, сдерженного и протяжного стона зеленоглазого, от которого стрелой пронзило низ живота, девушка крупно задрожала. – «И, блядь, горжусь этим!»

***

И в голове смешались мысли, И босиком с бутылкой виски Мы изучаем этот берег, Волна бежит и что-то бредит.

То, что было там, в уборной, останется только между ними. Если честно, то ничего особо ужасного…простая мастурбация. После того, как Адриан кончил, он…стал таким счастливым и довольным…прям дух захватывает от его расслабленного состояния. Парень сразу успокоился и более ничего не просил, но благодарно зацеловал все ее лицо. Вернувшись в аудиторию, ее никто ни о чем не спрашивал, но оно и понятно. Остаток пары Сириль пыталась не умереть от волнения. Воспоминания ярким потоком замыливали глаза, оставались эхом в ушах и ощущениями – на пальцах и в душе. Они приносят какую-то бурю неописуемого эмоционального коктейля в сознание, затмевая собой буквально все: от прошлого до будущего. Она не может забыть реакцию податливого Адриана, его умоляющий и радостный шепот, пьянящую улыбку. Кажется, он даже в какой-то мере плакал от счастья? Или это был просто отблеск лампочки в глазах? Она не может вспомнить всех его слов, большинство из них просто обжигали ушную раковину дыханием, не более. А так хотелось вновь ощутить, что ты кому-то так необходим. Хоть воспоминания были до безумия яркими, Сириль не могла полностью и подробно рассмотреть картину происходящего в уборной, которая теперь была лишь острым воспоминанием. Все было как в молочном тумане: что-то помнилось ярко, а что-то совсем вылетело из головы. От собственных мыслей по телу бежит волнами колющая дрожь, мурашки волнения. С каждым разом, когда девушка хочет снова забыть недалекое прошлое, ощущения становятся ярче и почти осязаемей. Лошадиный табун мурашки с новой и новой силой бегут волнами по коже, создавая электричество.

Как она не превратилась в кипящий чайник?

Бредит без какого-либо толку, Бредит с фанатизмом кротким, Шепчет в сознание фантазию легкую. Этот бред с ума их сводит.

После пар эти два возбужденных идиота избегают всевозможные места, где могли бы встретиться. Слишком стыдно, слишком ярко, слишком громко, слишком взросло для них. Точней, избегает только Сириль, Адриан, наоборот, преследует свою подругу детства, желая…снова почувствовать ее обжигающие прикосновения и этот будоражащий сознание блеск в карих глазах, а от ее улыбки окончательно поехала крыша. Почему-то удача всегда на стороне Агреста. Он будто ее любимчик, Фартуна исполняет каждое его небольшое желание. И сейчас его желанием было встреча с Сисар. Девушка, собирая свои вещи, знала, что ее спасительной шлюпкой должен быть автобус. Автобус, на который она умудрилась опоздать. Опоздать из-за просьбы профессора…как глупо. Они встретились на остановке. Сириль уже чувствовала спиной то, как к ней приближается блондин. Надвигался огненный торнадо, поскольку пара, только встретившись взглядами, смущенно сглотнули, стараясь как-то спрятать алеющую кожу. Атмосфера между ними была максимально неловкой, благо, людей вокруг было мало, чтобы хоть кто-то обратил на них внимание. Зеленоглазый стоял напротив, старался непринужденно улыбаться, пока Сисар его внимательно разглядывает. Весь такой прилизанный, аккуратный, по-детски смущенный…и не скажешь, что пару часов назад голодно ластился к ней, к ее рукам, телу и душе. «Черт. Перестань думать об этом!» - недовольно сказала про себя шатенка, сжав кулаки в карманах толстовки. Опять в голову невольно шли мысли, воспоминания, желания. Сжимает челюсть, не улыбается. Агрест виновато мнется, опускает взгляд. Прямо как в детстве. Она знает, что Адриан отзвонился отцу, чтобы его шофер не подвозил. Специально, чтобы побыть с ней наедине, чтобы окончательно сгубить ее от стыда. – Сириль… - Агрест рассматривал свои ноги, перебирая задумчиво пальцами. Явно ищет тему для разговора, но всем известно, для чего он пошел за ней. Блондин не хочет начинать диалог со смущения, хочет успокоить собеседника, войти к нему в доверие. «Нервничает.» - сразу заметила длинноволосая. Его привычки она знает наизусть. – Я не злюсь, если ты пришел поэтому. – перебирает пальцы, чтобы убрать мандраж. Этими руками она водила по его… – Нет, я пришел… - поднимает взгляд, но сглатывает, встретившись с чужими глазами. Несколько секунд очень неловкого молчания, Адриан так и не смог закончить предложение, будто прокусил язык. Вместо него это сделала Сириль. – Извиниться? – улыбается как-то устало студентка. Заметив, как он сглотнул и снова опустил взгляд, Сисар поняла, что права. – Все нормально. Это было обоюдно. – взъерошила ему волосы, смеется от того, как заалели юношеские уши. Сириль сейчас тоже стыдно, но не настолько, чтобы умереть на месте. Ей больше приятно нахождение с ним рядом. – Я даже благодарна тебе. – За что? – искренне удивился Адриан, хлопает круглыми глазами. Такой смешной. – Я же, практически, заставил тебя! Невольно улыбается таким глупым словам. Он всегда хотел взять всю вину на себя, такой лапушка. – Если бы я не захотела, то ты бы меня не заставил. Так что не беспокойся по этому поводу, – хлопает по спине, старается не вспоминать прошлое, когда она ласково гладила его по спине, пока он умоляюще требовал... – А благодарю за то, что я, хоть и не до конца, избавилась от невроза. Сисар заметила, как носоглотку перестал раздражать этот едкий запах блондинистых волос. Теперь его зеленые глаза не так сильно вызывают зуд кулаков. Конечно, до конца эффект от невроза не ушел, но он во стократ снизился. Теперь Сириль может практически спокойно дышать рядом с Агрестом. – Невроза? У тебя тоже? – непонимающе и удивленно шепотом спрашивает парень, из-за чего девушка округляет глаза. – Что значит «тоже»? – невольно задает вопрос, на который уже знает ответ. Эта новость настолько удивила обоих, что пара простояла с выпученными глазами почти минуту. Еще немного, и они бы пропустили нужный транспорт, но все благополучно обошлось. Переглянувшись, они решают поехать вместе, разузнать правду друг от друга. Поняли все по выражению глаз. Впервые за долгое время пара будет искренней. Не будет этих ужасных недосказанностей, которые переломали им жизнь. Сириль рассказала о своей болезни «сына маминой подруги». Конечно, она не стала вдаваться в лишние подробности о причинах его возникновения, но зато получила миллиард извинений от Агреста, который совершенно об этом не знал. Ему было ужасно жаль, что их отношения ухудшились (хотя как теперь это назвать?) из-за этой слишком громадной мелочи. Девушка также узнает много нового о своем друге детства. Оказывается, он не просто так к ней лип последние лет 6. У Адриана тоже был невроз, Синтактус. Это когда человек страдает от того, что не может прикоснуться к объекту любви. У Агреста-младшего он развился после смерти матери, когда отец слишком мало уделял ему необходимого общения. Его семьей стала добрая Сириль, которая стала важнейшим объектом, спасительный буйком, для ребенка. Поэтому ему было необходимо касаться Сисар, быть к ней максимально близко…даже если причинял ей неудобство и вызывал отвращение своим приставучим поведением. – Значит…в твоем невротическом расстройстве виновата я… – как-то печально закивала своим мыслям шатенка, которая чувствовала себя…мягко говоря, отвратно. – Что ты, нет! – пытался доказать ей сидящий рядом Адриан. Он крепко взял ее ладонь, уверенно заглядывая в грустные глаза. – Ты ни в чем не виновата! «Почему ты такой добрый ко мне?» - болезненно хмурясь, спрашивала его через свое сознание шатенка. Она действительно не понимала этого лучика света. Будь она на его месте…то стала бы винить во всем, собственно, так Сириль и поступила. – Я косвенно причастна к этому, – твердо и уверенно говорит студентка, слабо улыбнувшись тому, как Агрест снова начал ее уверять в обратном. – И ты меня не переубедишь. Зеленоглазый сглатывает, хмурится и делает какие-то свои выводы. Они смотрят друг на друга дольше обычного. Теперь их неврозы дали слабину? – Я тоже виноват, – сжимает кулаки, слабо улыбается, смотря на тучную Сириль. – И, возможно, даже не косвенно. – пожимает плечами, выгибает брови и старается суха засмеяться. Все-таки до сих пор нервничает, что не удивительно в их случае. – Да забудь ты это. – отмахивается Сириль, дружески – по-пацански – обнимает за плечи, прижимает к себе. Девушке не хочется продолжать эту болезненную тему. У каждого были свои причины и свои цели, зачем винить кого-то? Она внимательно наблюдала за его реакцией: выпрямляется по струне, напрягается и прикрывает глаза. Сисар так и не поняла причины: то ли от удовольствия, то ли от неприятных ощущений. Студентка не стала издеваться над парнишей, выпустила из крепкого захвата, слабо улыбается, хихикает своим мыслям. Все было настолько замудренно, насколько все было просто. В это безумие даже не особо-то и вериться. Пара снова встречается взглядами, но на этот раз на уме что-то теплое, даже не сильно стыдно. Улыбаются друг другу по-идиотски, понимают, до чего довело их общение…а потом и не-общение. Громкоговоритель вырывает из мыслей. Студенты посмотрели на открывающиеся двери. – Ну, моя остановка, – встает Сириль, поворачивается к сидящему Адриану. Почему-то именно эта поза напомнила ей ту, что была когда-то в детстве, когда они оба ехали в обсерваторию. Приятная нега от воспоминаний прошлась электричеством по затылку. – Тебе дальше ехать. Тогда…пока? – она не знает, что следует говорить. Ведь через несколько дней они снова встретятся в учебном заведении, ничего в их жизни сильно не изменилось…только они сами. – Да…удачи. – задумчиво смотрит на остановку через окно. Сириль невольно хмурится. Агрест стал снова таким потерянным, даже печальным. В ней снова проснулся материнский инстинкт? Как-то ненатурально все это. – Да…пока. – тихо отвечает мадмуазель, рассмотрев свои носки ботинок. На душе что-то неприятно ноет, словно чего-то не хватает. Странное ощущение неполноценности. Девушка уже развернулась и прошла к выходу, как ее снова окликает Адриан. – Встретимся в универе! – крикнул блондин напоследок, пересев на сиденье, на котором раньше была Сириль. – Непременно. – хмыкает кареглазая, видя знакомый блеск радужек. Длинноволосая смогла спокойно выдохнуть, когда автобус уехал с остановки, а она неспеша шла по тратуару, находясь где-то в своих мыслях. Вся эта неловкая ситуация, которая началась совершенно с глупой злости…вот кому рассказать, то никто не поверит! Все это похоже на какую-то сказку из слащавого паблика! Все в их истории фальшиво: начиная от невроза и заканчивая псевдосексом в уборной. А ведь изначально Сириль хотела прибить этого Агреста! – Сириль! – неожиданный отклик оказался пугающе громким. Кареглазая подпрыгивает на месте, когда ее обнимают под локоть. Шатенка открыла рот, видя рядом с собой уже знакомую блондинистую шевелюру. – Адриан, ты что тут делаешь?! – хлопает глазами студентка, смотря на счастливого до звезд сына именитого модельера. От ее реакции парень стал хохотать еще громче. – Твоя остановка минимум через 3 штуки! – Решил с тобой пройтись, как в старые и очень добрые. – завел руки назад юноша, но от подруги далеко не отошел. – Не пугай меня больше! – возмутилась Сириль, пытаясь успокоиться колотящееся сердце. Слишком она ушла в себя. – Прости, но я хотел сделать тебе сюрприз. – виновато зажмурился зеленоглазый, на что получил подзатыльник. – Чего хотел-то? – поинтересовалась дама, поправив рюкзак. Она понимала, что он точно доведет ее до дома, а потом…потом не ее проблемы. – Ну… - Адриан точно хотел соврать, но от пристального взгляда подруги не смог. – Вылечить наши неврозы окончательно. У тебя же нет никого дома сейчас? – наивно захлопал глазками, показывая свое полное безоружие. Длинноволосая фыркает через улыбку. Почему она ожидала именно это? Качает головой его идиотской улыбке и собственным мыслям. – Агрест, ты офигеть как плохо разводишь девушек на секс, – цокает языком «учительница по разврату», на что получает возмущенный вдох. По его вздутым щекам так и можно прочитать: «Какая наглость! Как Вы только могли обо мне такое подумать!». – В первый раз у тебя даже лучше получилось! – подмечает студентка. – Как так можно? Я же джентельмен. – краснея, бубнит блондин, отворачиваясь в сторону. Теперь очередь Сисар громко хохотать. – Ладно, пошли, ловелас! – обнимает за талию, прижимает к себе и чувствует, что поступает удивительно правильно. Его довольный взгляд не может уйти из виду, что полностью подтверждает мысли девушки. Наверное, со стороны кажется все слащаво и флаффно, максимально не реально. Ведь нормальные люди не могут так просто предложить секс, там просто на него согласиться, так просто…относиться к жизни. Но Сириль со временем поняла, что пофигисты – долгожители в этом нервном мире. Нужно ко всему относиться проще…это четко стало прослеживаться после того, как у нее появился этот злосчастный невроз. Если ей, как оказывается, хочется этого Адриана, а он искренне желает ее, так почему не сойтись хотя бы из-за этого? Какая еще должна быть причина? Да, они старые друзья, но...давайте честно, они оба себя уже так не рассматривают. Теперь неврозники смотрят друг на друга, общаются на какие-то темы, смеются, обнимаются…Сириль сжимает чужую ягодицу через брюки, Агрест в свою очередь играется с ее волосами в высокой прическе. Идиллия же! Это их зависимость. Маленькая, незримая для других, странная и личная. Поэтому их отношения никого более не касаются. Путь их обоюдное безумие останется для других нерешаемой загадкой.