Letters from the constellations. Письма из созвездий

Перед прочтением рекомендуется включить: James Arthur — Impossible.

      По приезду на вокзал Кингс-Кросс ребят встречает миссис Уизли и близнецы. Крепко обнявшись, они торопятся распрощаться, улыбаясь на причитания миссис Уизли о том, что Джинни и Гермиона совсем исхудали в Хогвартсе, а Гарри так и вовсе осунулся. Лишь Рона это не касается, на что парень недовольно насупившись, под тихий смех братьев, отходит к ним, утягивая Джинни за руку.       Гарри и Гермиона обещают присоединиться к ним позже. По пути на самом обычном автобусе, непривычном средстве передвижения для ребят, они доезжают до нужного места, но выходят на несколько остановок раньше. Так как штаб-квартира Ордена Феникса до сих пор остаётся секретным местом, местоположение которого должно быть неизвестно абсолютно никому, кроме самих членов ордена, им приходится скрываться, гуляя по округе. Гермиона таскает Гарри по ближайшим местам, которые она любит в городе.       Показывая то парки, то магазины, она рассказывает какие-то истории из своего детства, о школе. И даже о том, что в маггловской школе её успехи были далеко не так хороши, как в Хогвартсе. Недоверие Гарри и искреннее удивление, которые сменяются ехидной усмешкой, заставляют девушку покраснеть. В отместку, она кидает в друга снежок, собрав снег с ближайшей лавочки. Сейчас Гермионе кажется, что она попала в иной мир, где нет тайных орденов, злобных министерских фурий, разодетых в розовое, разделения по крови, оставившее своё клеймо в её душе навечно. Клеймо, которое вряд ли когда-либо удастся излечить. Никаких Пожирателей смерти, удара от которых они все ожидают со дня на день, но просто не говорят вслух. И именно в этом мире у неё есть парень, трепетно и нежно ею любимый. От которого она чувствует взаимность. С которым они не переживали пять с половиной лет странных хитросплетений судьбы, которой было угодно то разводить, то вновь сводить их двоих. Она просто любит и любима, у неё есть друзья и семья. Они все её семья, ради которой она готова пойти абсолютно на всё, даже умереть. Теперь Гермиона действительно понимает, почему она попала на Гриффиндор.       После нешуточного боя в снежки, друзья, продрогшие и промокшие, но дождавшиеся темноты, приближаются к нужному дому. Назвав адрес, они ждут, когда перед ними появится дверь и проходят внутрь, стараясь вести себя максимально тихо. Как всегда тёмный коридор освещает Гарри, достав палочку и прошептав «Люмос». Гермиона следует за ним на кухню, из-под двери которой видно яркий свет. Открыв дверь, они жмурятся, когда свет ламп больно бьёт по глазам, но только чтобы в следующий миг услышать радостные голоса.       — Гарри Поттер! — кажется, неизменное приветствие от Сириуса. Распахнув объятия, мужчина улыбается.       — Сириус!       Когда крестник кидается к Блэку, тот смеётся и, обняв Гарри, легонько хлопает его по спине.       — Здравствуй, Гермиона, — улыбается Сириус, отпустив Поттера.       Но ответ Гермионы обрывается на полуслове: ей на плечо падает рука, заставляя её обернуться. Тонкс мигом коротко обнимает гриффиндорку, а её волосы приобретают мягкий розовый оттенок.       — А мы вас уже заждались, — по-свойски проговаривает Нимфадора, улыбаясь. За её спиной, улыбаясь, стоит Люпин.       — Гарри, Гермиона, — улыбается мужчина.       С приветствиями и первыми, для кого-то дежурными, а для них действительно важными вопросами о том, как они добрались, не устали ли, как обстоят дела, им удаётся покончить только через четверть часа. Сириус зовёт Кикимера, чтобы тот показал Гермионе комнату, но Гарри убеждает крёстного, что справится сам. Отпустив прибывших, Сириус о чём-то заговаривает с Люпином, в то время как Нимфадора ставит на длинный стол чашки и палочкой зажигает огонь под чайником.       Смех раздаётся на весь первый этаж, вновь заставив портрет матери Сириуса, накрытый тяжёлым и тёмным полотном, как и её фамилия, истошно вопить. Но даже это сегодня не может помешать или испортить настроение всем присутствующим. Прибывшие почти в полном составе Уизли, Люпин и Тонкс, Рон, Гарри и Гермиона. Все они смеются, обсуждают грядущее Рождество. Грейнджер замечает, как Гарри и Сириус выходят, но не обращает внимания. Однако когда Гарри возвращается и тихонько стучит её по плечу, она оборачивается. Впервые девушке сложно прочитать эмоции на лице друга, а потому, когда он кивает ей на дверь, она послушно выходит. Внутри всё сжимается от ожидания чего-то плохого. Но когда Гарри приводит Гермиону в зал, где они с Сириусом разговаривали вдвоём, Блэк с ухмылкой смотрит на гриффиндорку. Невольно Гермиона улыбается, заметив филина на руке Сириуса.       — Тут тебе письмо, Гермиона. Мы хотели забрать и передать, но он настырный, не отдаёт. Кусается.       Гермиона подходит и вытягивает вперёд руку, однако филин взлетает, чтобы пересесть на её плечо, ощутимо впиваясь когтями в кожу, сквозь ткань водолазки. Сириус хмыкает, в то время как Поттер, к удивлению Грейнджер, беззлобно выдаёт:       — Это не Малфоя птичка?       В ответ Гермиона только бормочет что-то бессвязное о том, что ответит на письмо и вернётся ко всем, на что Гарри лишь закатывает глаза, но молчит, за что Гермиона ему благодарна.       Уже у себя в комнате Грейнджер читает письмо Драко, перечитывает вновь, не в силах оторваться. Первое письмо, которое она получает от Малфоя за столько лет. Он сдержал обещание, действительно написал. И хотя Гермиона не сомневается в словах Малфоя, за всё это время она привыкла, что единственные письма, с которыми им везёт, так это с редкими просьбами встречи. Не более. Теперь же… Филин недовольно ухает, словно поторапливая её.       — Прости, — смеётся Гермиона и уже через несколько минут открывает окно, чтобы выпустить филина обратно. На этот раз, с её ответом.       Специально не приписав поздравление с Рождеством, Гермиона с замиранием сердца отсчитывает минуты до того момента, когда Малфой в далёком Хогвартсе откроет её подарок и найдёт оставленную записку.       «Пусть он согревает тебя даже в самые холодные дни. С Рождеством, Драко!       С любовью, Гермиона».       Когда в штабе Ордена Феникса становится известно о пропаже волшебника, Гермиона вздрагивает. Она понимает, что Пожирателей обвиняют не просто так. В памяти всплывают слова Драко, сказанные им на озере. Если кто-то из его семьи узнает о них, они прикажут ему убить. Или убьют их обоих. Почему-то Гермиона уверена, что единственный из всей семьи Малфоя, кто способен на подобное, так это его тётка. Ни отец, ни, тем более, мать не подняли бы палочку на родного сына. Почему-то именно это убеждает Гермиону в причастности Пожирателей к пропаже магглорождённого волшебника. Каникулы постепенно словно теряют свои краски, а день изо дня обсуждения о том, как выследить Пожирателей и не допустить жертв становятся жарче. Детей вновь заставляют сидеть в своих комнатах наверху, совсем как полгода назад, позабыв, что не такие они уже и дети. А после сообщения об очередных жертвах, Гермиона и вовсе готова сорваться к Хогвартс на ближайшем Хогвартс-экспрессе. И дело совсем не в том, что она хочет убедиться в невиновности Драко. Грейнджер хочет знать, что он в Хогвартсе, в безопасности. Что его чокнутая тётка не добралась до племянника.       Ближе к вечеру после особенно жарких обсуждений, которые доносились даже до их комнат и вновь заставили миссис Блэк вопить, Гермиона остаётся наедине со своими мыслями и страхами. Она пытается строить свои собственные планы о том, как помочь Драко. С каждым днём, проведённым вдали от него, она понимает, что любит его всё крепче. Что бы ни думали её друзья, она не отступится от своих слов. Даже если однажды сам Малфой откажется от неё, она сделает всё, чтобы защитить любимого человека.       Ноги сами ведут её в комнату, где единственным предметом является гобелен семьи Блэков. Прикрыв за собой дверь, девушка ёжится, обнимая себя за плечи. Кажется, будто вся тьма и холод дома собрались именно тут. Она вновь рассматривает семейное древо и задерживает взгляд на изображении Нарциссы Блэк, ныне Малфой. Безумная Беллатриса, её сестра, совсем рядом. От её взгляда становится не по себе. Даже её изображение передаёт то, насколько эта женщина на самом деле опасна. И вновь страх за жизнь Драко сковывает всё внутри неё.       — На каникулах ученикам положено отдыхать и веселиться. Но что-то мне подсказывает, ты всё делаешь наоборот.       Гермиона оборачивается на Сириуса, который заходит в комнату и прикрывает за собой дверь также, как сама Грейнджер до того.       — О чём задумалась, да ещё и тут?       Повернувшись вновь к портретам, Грейнджер крепче сжимает руки на груди.       — Ты когда-нибудь жалел? — она кивает в сторону чёрного пятна на том месте, где был портрет Сириуса. Некий символ его принадлежности к семье.       Сириус подходит ближе, тоже всматриваясь в гобелен.       — Нет, — признаётся он, пряча руки в карманы мантии. — Мне всегда были ближе иные идеалы, чем те, которыми жила моя семья. Возможно, если бы хоть какую-то часть своей жизни я был с ними согласен, тогда это бы трогало меня.       Гермиона кивает, поджав губы. Сама не понимая, зачем она об этом спросила, Грейнджер корит себя. Надежда, что ей станет легче, тает, не оставляя и следа.       — Принципы твоей семьи диктуют, как тебе жить, — произносит она полушёпотом.       — Редко, когда они позволяют отступиться, — кивает Сириус. — Но они не являются приговором, Гермиона. Для кого-то да, для кого-то нет.       Повернувшись к Сириусу, Гермиона задаёт вопрос, ответ на который знать не хочет.       — Семья и идеалы, которые прививали всю жизнь или что-то иное и отказ от семьи. Такой получается выбор, да?       Блэк молча смотрит на гобелен. Но когда он поворачивается к Гермионе, то просто кивает.       — В своё время я надеялся, что это когда-нибудь изменится. Теперь я надеюсь, что ваше поколение не будет повторять ошибки нас и наших предков.       Во время всей поездки до Хогвартса, Гермиона пытается гнать прочь мысли, которые вновь возродили в ней эти каникулы. Стараясь переключиться на что-то иное, она представляет себе первую встречу с Малфоем. Представляет, как устроит выговор за то, что он не ответил на одно из её писем, опять. Как после обнимет, вдыхая ставший родным аромат, утонет в его серых глазах и неизменно тёплых объятиях. Всё-таки, она дико соскучилась, из-за чего от одного предвкушения скорой встречи на глаза, кажется, вот-вот навернутся слёзы.       Однако, стоит им с Гарри и Роном сойти с кареты перед входом, как Гермиона замечает на себе косые и откровенно удивлённые взгляды. Её друзья их замечают тоже. У дверей их встречает Луна Лавгуд, которая будто их и ждала. Когтевранка быстро посвящает друзей в курс дела, немало обескураживая их.       — Они обвиняли Малфоя в том, что он убил Гермиону? — брезгливо подытоживает Рон, оглядываясь вокруг. — Даже я понимаю, что это звучит как полный бред.       Гермиона напрягается, подобно натянутой тетиве лука, готовой придать ускорения, летящей в самое яблочко, стреле. Гарри заметив это, только сжимает её руку.       И всё-таки слишком быстро Гермиона убеждается в том, что мнение Рона разделяют далеко не многие. Ужин так и вовсе оборачивается цирком.       Гермиона смотрит в серые глаза, не сдерживая улыбки, позволяя себе буквально сиять в ответ на улыбку Малфоя. Ей всё равно, что это замечает Поттер, всё равно на вопросы Уизли о том, что она нашла смешного. Она просто смотрит на Драко и её сердце трепещет от осознания, что совсем скоро она придёт к нему, даже если ей придётся ждать возвращения Малфоя под дверью его комнаты. А уже завтра она подумает, как разобраться со всеми слухами, гуляющими по школе. Но внезапный выпад Кормака всё портит.       — О, Грейнджер, как мы все счастливы, что ты жива, — почти орёт МакЛагген, заставляя Гермиону до скрипа сжимать зубы.       В один миг фокус её внимания смещён с Малфоя на раздражитель.       — Не смешно, МакЛагген, — чеканит Гарри, уставившись на Кормака.       — А кто смеётся? Мы все искренне переживали за её жизнь.       Договорить он не успевает, так как появление директора заставляет Большой зал погрузиться в относительную тишину.       После ужина Гермиона торопится в Башню старост. Ей хочется спрятаться от всего сумасшествия, которое буквально обрушилось на неё с приездом в Хогвартс. Лишь один вечер, который несёт в себе так много всего. Но её надежде не суждено исполнится. На одной из лестниц Грейнджер перехватывает Паркинсон.       — Идём, Грейнджер, надо поговорить.       Неестественно вежливо сказанные слова заставляют Гермиону ожидать худшего.       Помешкав лишь пару секунд, Грейнджер кивает и позволяет Пэнси увести её подальше от ещё людных коридоров. Пустая площадка, похожая на ту, где тренировалась Гермиона на пятом курсе, встречает девушек своей тишиной. Гермиона хочет лишь быстрее выслушать Пэнси и уйти, но её вновь заставляют окунуться в собственные переживания, которые она, как сама думала, смогла заглушить в себе.       — Ты довольна? Этого ты хотела, Грейнджер? Выставить Драко монстром, который охотится на тебя? — Пэнси буквально накидывается на Гермиону, заставив ту мгновенно выставить перед собой волшебную палочку.       И вновь кто-то извне её крохотного мира, который Грейнджер так упорно выстраивала почти вокруг них с Драко, пытается разрушить хрупкий хрусталь. Паркинсон смотрит на кончик палочки Грейнджер, направленный прямо на неё.       Криво улыбнувшись и в миг успокоившись, слизеринка склоняет голову вбок, одновременно делая шаг вперёд. Отзеркалив это движение, Грейнджер отступает, вовсе не собираясь подпускать старосту к себе.       — Все говорят, что ты умная, Грейнджер. Кто бы знал, какая ты идиотка на самом деле, — приторно-слащаво тянет Пэнси, касаясь указательным пальцем палочки Гермионы. — Ты всего лишь приз в борьбе за запретный плод. Знаешь, он сладок лишь при первом укусе.       Вновь шагнув ближе, Пэнси опускает уголки губ в притворном огорчении, чем вызывает непроизвольную волну неприятных мурашек у Гермионы. Тишину вновь нарушает слишком высокий голос.       — Когда Драко поймёт, что та, кого ему было нельзя получить, теперь достойный трофей в его списке, он выбросит тебя на обочину твоей мерзкой, грязной жизни. Где тебе самое место, гриффиндорская грязнокровка.       Гермиона бесшумно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, но улыбается в ответ. Паркинсон прокололась. За то время, что Гермиона провела непозволительно близко к Драко, прячась от посторонних глаз, она успела узнать его. Успела понять, что Малфой не тот человек, который способен так поступить с близкими людьми.       — Ты просчиталась, Пэнси. Возможно, кто-то бы так и сделал. Но не Драко.       Громкий смех Паркинсон отскакивает от каменных стен, ударяет по ушам.       — Ты правда дура. Он никогда не выберет тебя, когда осознает, ЧТО именно ему надо выбрать. Как думаешь, как он поступит, когда о его ошибках узнают его родители? Кого он выберет, тебя или свою семью?       И вновь непрошенные мысли, от которых Грейнджер бежала столько времени, вырываются из клетки, подобно разъярённым демонам. Она прекрасно понимает, о чём говорит Паркинсон. Как и понимает, что мерзавка права.       Пэнси подходит ближе, заглядывает в шоколадные глаза и опускает руку Гермионы, с зажатой в ней палочкой.       — Неужели ты поставишь Драко перед таким выбором?       И вновь слова бьют в самую цель. Разумеется, нет.       — Лучше бы он никогда не встречал тебя.       Последние слова Паркинсон буквально выплёвывает в лицо Гермионе, невольно помогая. Только теперь Гермиона понимает, как на самом деле всё должно было быть. Та иллюзия, которую она строила вокруг себя, вокруг Драко, рушится, словно карточный домик от лёгкого дуновения ветра. Она никогда не причинит Малфою боль, заставив выбирать. А раз вся школа гудит о том, что их двоих что-то, но связывало, значит об этом могут узнать его родители. А она не может этого допустить. Именно потому, что она понимает, что Драко не бросит её просто так, Гермиона решается. Она готова на всё ради него, даже умереть.       На ватных ногах Гермиона подходит к Башне старост, где её ждёт Лавгуд. Слова когтевранки звучат подобно смертному приговору.       — Спасибо, Луна, — кивает Грейнджер, не в силах изобразить даже подобие улыбки.       — Гермиона? С тобой всё в порядке? — в тонком голоске Лавгуд звучит неподдельная забота, но Гермиона лишь качает головой.       — Нет. Но скоро будет.       Поставив точку, Гермиона откладывает перо и складывает послание. Возможно, она не сможет ничего сказать ему. И тогда она просто отдаст письмо, прежде чем сделает это.       Дорога до Астрономической башни кажется непростительно короткой. Медленно поднявшись, Гермиона с замиранием сердца слушает столь любимый голос, по которому скучала всей душой.       Буквально каждой клеточкой своего тела, она чувствует приближение Малфоя.       Вздрагивает, когда его руки, как всегда холодные, касаются оголённой кожи.       — Символ воспоминаний, — Гермиона опускает голову и касается подушечкой пальцев подвески. Камни хранят тепло его рук. Символ воспоминаний. — Что-то не так? Почему ты молчишь?       Повернувшись к Драко, Грейнджер приподнимается на носочки.       — Я так безумно скучала по тебе, Драко. Каждый день, — она тихо шепчет. Хочет сказать всё, что у неё на душе, но слова застревают комом в горле. — Почему ты не ответил на моё письмо?       Обвив шею Малфоя, Гермиона целует его, напрочь забыв об осторожности, скромности. Она словно отдаёт Малфою всю себя, зарываясь пальцами в платиновые волосы, так напоминающие о чистом белоснежном снеге.       — Я люблю тебя, — вновь шепчет она, оторвавшись.       Гермиона улыбается Драко. Коснувшись губами щеки, она отходит на несколько шагов. Конец палочки, которую она сжимает в руке, направлен на Малфоя. Гермиона не знает, что сейчас происходит в его голове, но знает, что пути назад нет. Она должна. Она сделает.       Она смотрит в серые глаза и срывающимся голосом произносит:       — Обливиэйт.       Она буквально чувствует, как умирают воспоминания о них двоих. Их встречи в Выручай-комнате. Подготовка к балу. Встреча в Косом переулке. Отдел тайн. Танец на Святочном балу, скрытый от посторонних глаз. Гермиона забирается всё дальше, пока не добирается до того, первого, сокровенного.       » — Я Малфой. Драко Малфой.       — А я Гермиона Грейнджер.»       Слёзы катятся по её щекам, когда она шепчет так, чтобы Драко её слышал:       — Я Гермиона Грейнджер. Грязнокровка. Я просто студентка Гриффиндора, просто староста. Нас заставили готовить вместе бал на Хэллоуин. И ты был так счастлив, когда мы закончили. Я просто грязнокровка.       Голос Гермионы срывается и она отходит ещё на пару шагов, пока взгляд Малфоя не становится более осознанным. Не в силах больше находится рядом, она сбегает, стараясь как можно быстрее убраться оттуда, от него. Не видя ничего перед собой, она врезается в Теодора и почти падает.       — В чём дело? Где Драко? — в голосе Нотта слышится неподдельная тревога, а Гермиона только кивает в сторону лестницы на Астрономическую башню.       Не дав Нотту кинуться наверх, она хватает того за рукав мантии. Почти с мольбой подняв на него заплаканные глаза, она отрывисто шепчет:       — Так надо было. Ты поймёшь. Не меняй. Не сможешь.       Нотт срывается с места, как и Гермиона. Нотт поможет Малфою, не бросит. Теперь никто не поверит в слухи, даже если они дойдут до Малфой-мэнора. Теперь Малфой в безопасности. Всю ночь Гермиона сидит на ступенях той площадки, где её всегда мог найти Драко. Всю ночь она не позволяет больше себе плакать. Но когда рядом с ней опускается Поттер, Гермиона даже не поворачивает головы.       — Тебя не было на завтраке. И Падма сказала, что твоя комната заперта, — помолчав некоторое время, Гарри проговаривает слишком жёстким, несвойственным ему голосом. — Если ты сейчас же не скажешь, в чём дело, я…       Вместо ответа Гермиона протягивает ему свёрнутый пергамент. Развернув его, Гарри вчитывается в строки, а его лицо приобретает потерянное выражение лица.       «Помоги мне. Невозможно испытывать столько одновременно. И даже если ты способен разрываться между страхами за себя, за кого-то, любовью к кому-то, удивлением по поводу найденной монетки, ты всё равно испытываешь не то.       Я помню наше первое лето, когда мы только встретились. Кто-то более наивный, кому точно понравились бы уроки Прорицания, наверняка сказал бы, что это судьба. Красная нить, которая связывает нас с самого нашего появления в этом мире.       Я не верю в судьбу. А ты?       Две разные стороны. Два разных человека с целой историей поколений, убеждений и собственных стереотипов, которым мы позволили вырасти в нас, превратиться не в яркие розы с шипами, а в ядовитый плющ, который и сейчас пытается окутать каждую клетку своими тугими лозами. Разве это честно?       Каждая наша встреча под каменными сводами единственного места, где мы могли быть самими собой, заканчивалась новыми терзаниями. Именно из-за этого места, где мы провели вот уже шесть лет, нам нельзя было быть нами. Нам нельзя было испытывать то, что зарождалось в наших сердцах, заставляло трепетать и каждый час искать друг друга взглядами в переполненных коридорах. Какая ирония, да?       Я знаю, что не просто так ловила твой взгляд на себе. Я знаю, что не просто так именно ты находил меня тогда, когда в очередной раз происходило что-то плохое. Именно тогда, на четвёртом курсе, я поняла это совершенно точно. В конце концов, Выручай-комнату может найти далеко не каждый. И ты нашёл её тогда не просто так, не по счастливой случайности. Да, я знаю это. Но как долго я не позволяла себе поверить в это.       Глупо? Кто бы говорил, Малфой.       Но мы на двух разных сторонах. Как могут быть связаны чистокровный волшебник и маглорождённая? Так же, как студент Слизерина и студентка Гриффиндора. И если факультет — не приговор, то твои взгляды — да. Принципы, в соответствии с которыми ты рос имеют право на жизнь. Возможно, для кого-то действительно да. Но я никогда не приму этого, никогда не признаю, что маглорождённые или полукровки хуже вас. И пусть я готова посылать в тебя заклинания каждый раз, стоит тебе заикнуться о чистоте твоей или чьей-либо ещё крови, я всё равно не могу перестать испытывать к тебе то, что живёт в моём сердце уже столько лет.       Я знаю твою семью. Да, смелое утверждение, но мы все помним встречу с Беллатрисой в Министерстве. Я помню встречи с твоим отцом. И я понимаю, что даже если ты решишься продолжать то, что мы скрываем даже от собственных друзей сейчас, тебя не простят. Я знаю какого это — врать самым близким, прятать взгляд и оглядываться. Я не хочу, чтобы ты оглядывался всю жизнь. Чтобы ты избегал своих друзей и родных. Я помню глаза Сириуса, когда он говорил о своей семье, которая вычеркнула его из своей жизни. Я не хочу видеть даже отголоски тех чувств в твоих глазах. Я хочу, чтобы ты был счастлив, даже если мне придётся пожертвовать своим счастьем. Я пойду на это. Знаешь, гриффиндорцы готовы умереть за своих друзей.       Наша первая встреча направила наши жизни не по той тропе. Возможно, в ином мире у нас и было бы будущее. Но в нашем…       Я люблю тебя, Драко. Даже если ты этого не помнишь.»       — Я сделала это, Гарри, — из груди Гермионы вырываются рыдания, которые она больше не в силах сдерживать. — Он больше не вспомнит меня.