Пыль в шестерёнках

      У Джин три крохотных шестеренки на ключице, — грубые, совсем неподходящие девушке, — горят огнем, когда она слышит осторожные обрывки разговора скрипящего старой дверной петлей пирата с кем-то из команды, умирающим отголоском к ней долетающего, — о грязном плане, о неслыханных богатствах и её, как оказалось, своевременно проснувшейся наивности и ненужности, разрушавшей неприспособленное ни к чему тело.       И дрожит на палубе в чужом потрепанном пальто, пропахшем небом и машинным маслом, ловит глазами слишком знакомую взгляду тень искусной механической лапищи, и старается не вспоминать, как её собственный отец улетал, не протянув ей руки, — и запрокидывает голову к сияющим многогранными оттенками синего и лавандового пышной ватой облакам, уносящимся далеко вверх, так, — что Джин даже запрокинув голову, не может твердо уцепится взглядом за отдельные звезды, но упорно смотрит только на них, не обращая внимания на режущие глаза до слез блики.       А ночью она приходит к нему: неловко в дверь каюты царапнувши, да так и замерев, — шестнадцатилетняя девочка с гордо непролитыми слезами в глазах и дрожащими губами, сжимая кулаки в страхе, но скрестив руки на груди, всем видом выражая твердость намерений, — и здесь она только чтобы вернуть пальто.       — Малышка?..       — Я все знаю. Слышала, — голос в конце срывается до жалкого писка, захлебнувшись в едва сдерживаемом плаче, и Джин отступает на крошечный шаг назад, и тихо молит, чтоб пират понял, о чем идет речь, ведь во всей её смешной выдержке не наскребается более ни одного слова, — и вторит с усталым вздохом ей упоительное молчание и освобожденный дверной проход.       Дверь тяжело смыкается за её спиной, мнимым сквозняком одаривая струящиеся по плечам волосы, и Джин вздрагивает, испуганно встречая внимательный взгляд Сильвера, и старается не оглядываться затравленно.       — Надеюсь, ты понимаешь, что все сказанное мной неправда? На твой счет.       — Так вы еще и предатель.       Пират долго молчит, лишь щурится, словно взвешивая как много сегодня она из того что услышит, принять сможет, а Джин старается не бросать на него лишнее взгляды, беглой тряпкой проскальзывающие по пространству, и вздрагивает, сжимая пальцами ткань на горящей болью ключице, молясь чтобы кровь не просочилась сквозь бинты.       — Привязанность...может серьезно мешать в этом деле. И если бы эти старые псы что-то пронюхали, — убили бы нас двоих.       Джин понимает, что не может стать по другую сторону баррикад против того, за кем украдкой подглядывала вечерами с тяжелой кружкой в руках.       У Сильвера ряд крохотных созвездий под рубашкой жжет который уже день.