Demon

***

"Не надо"       Она говорит четко и ясно. Ее тон не выдает ее, хотя слова остаются ледяными. Впервые в своей Богом забытой жизни, Джин не улыбается в ответ перед лицом опасности. Может быть, это для того, чтобы устроить сцену. Может быть, он записал их обоих в своей голове и приспособил их к конкретному представлению о том, как это произойдет, должно произойти. Она уже нарушила заведенный порядок, протянула руку и схватила его, похоронив свое намерение для страсти. Ирелия бросила бы на него свирепый взгляд, но ее несчастная реальность такова, что это не капризы и планы Джина, что он связан и обнажен для нее. Все махинации, связанные с его договорённостью, она должна разобрать сама.       Ирелия стоит над ним, обнаженная. Это самое большее, что она ему позволит в отношениях между ними. Она наблюдает за ним, сжав челюсти и держа руки по бокам, а подмышки держат бюстгальтер, которым она должна прикрыться. Их одежда давно сброшена. Она бы похоронила его тело и сожгла последнюю одежду, если бы смогла заставить себя это сделать, но он лежит на спине, а ее ноги лежат по обе стороны от его тела. Джин улыбается. Вот так - он дышит. И говорит, невзирая на то, как она на него смотрит. — Так вот как ты разговариваешь со всеми своими партнерами по постели? — Ничего не говори. — Разве я особенная?       Она быстра - Ирелия сжимает кулак, одновременно надавливая ногой ему на грудь, опрокидывая его на пол. Она упирается пяткой в его левый бок, руки Джина взлетают вверх, чтобы схватить ее за лодыжку, но она остается неподвижной, не позволяя ему ни на мгновение сдвинуть ее сильную икру. — Ты не скажешь ни одного слова, которое я не позволю, - сказала она, еще сильнее прижимаясь к нему; она слышит свист воздуха, вырывающегося из его хрупких легких и проходящего сквозь стиснутые зубы за его улыбкой, - или я раздавлю тебе горло.       Джин усмехается, и она думает, что он усомнится в ней - но все, что остается, это его дыхание, тонкое и затрудненное, так что Ирелия отступает, хотя и упирается ногой ему в грудь. Ирелия отступает назад, ее каблук скользит вниз по его обнаженной груди, к бедру, к основанию его ног, где он лежит обнаженный и наполовину твердый. Он предвкушает, что она сделает; он может сказать это по тому, как он упирается в ее пятку и свод стопы. Ирелия смотрит вниз на его тело, находя то, что ей нужно - и прижимается к нему, еще нежнее, чем она прижималась к его груди, но ей не хватает ни тепла, ни близости. Она слышит шипение его зубов, когда прижимается к нему ногой, и поднимает ее с угрозой. А потом снова встает на обе ноги. Ирелия опускается на колени рядом с ним и берет Джина за руку.       Она смотрит на него с легким презрением, затем поднимает руку, наблюдая за ним. Ирелия слегка крутит запястье и тянет его вниз, вверх, вниз одним и тем же движением, ища тень настойчивости, чтобы затуманить выражение лица Джина. Он пристально смотрит на ее руку, лежащую на нем, улыбка сползает к закрытому рту, сардонический юмор медленно улетучивается. Ирелия двигает бедрами и прижимает головку к своему клитору, и, возможно, что-то в том, как она не проявляет никаких признаков заботы об этом, заставляет Джина смотреть на нее с растущим интересом. А может, и нужно. Ирелия толкает Джина, прижимаясь к нему, и медленно садится сама.       То, как он не задерживает дыхание, может привлечь ее внимание в другой раз - но вместо этого, Ирелия на мгновение закрывает глаза, приспосабливаясь к тому, что происходит внутри нее. Выскользнув из-под себя, она тянется к обоим углам его острых бедер, притягивая его к себе. Джин держит себя скромно, но он дышит с таким удивлением, что она может сказать, что он не ожидал, как она будет двигаться. Ирелия открывает глаза и смотрит на него сверху вниз, разочарование тает, когда она поднимает его узкие бедра под тем углом, который ей нравится. Джин тянет руки назад, чтобы поддержать себя, и она говорит: — Оставайся таким. Если ты прикоснешься ко мне, я тоже сломаю тебе руки. Ты понимаешь меня, Джин? Второй раз в своей жизни Джин молчит.       Ирелия наклоняет бедра, экспериментально поворачивая их в одну сторону, наклоняясь вперед, чтобы поддержать свое тело. Она сложена так, что может соперничать с солдатскими формами своих соотечественников - ее бедра большие и толстые. Напротив него, его узкие, нечеловеческие черты лица и пропорции становятся примером, его бедра сжимаются в ее сильных руках и подтягиваются вверх, чтобы доставить единственное, что она хочет от него. Ирелия хмыкает, отталкиваясь назад и увлекая его за собой, упираясь обеими руками в землю рядом с его бедрами для правильного угла. Когда она наклоняется вперед, ее волосы рассыпаются по телу Джина - единственная нежность в их отношениях.       Ее вес, ее хватка вокруг него, то, как она сжимается, когда толкает его дальше на пол, - это вытягивает из Джина больше звуков, чем это делает Ирелия, чье ворчание от усилий соответствует медленному крещендо дыхания Джина, поднимаясь и скручиваясь во вздохи растущего удовольствия. Даже когда она врезается в него, даже когда она протягивает свои руки дальше по дереву, пока она не прижимает одну к плечу Джина, а другую кладет ближе к его грудной клетке - Ирелия никогда не позволяет своему голосу подняться выше теплого объема, чувствуя нарастающее давление в позвоночнике через ее сдержанность. Ей не нужны ни смирение, ни застенчивость - она не хочет, чтобы он слышал, что он делает с ней.       Она заставляет себя открыть глаза, наблюдая, как он ломается под ней со стиснутыми зубами и нахмуренными бровями, заставляя ее выражение лица выражать нечто божественное, а не опустошающее блаженство, которое пожирает ее, пока она трахает его. Он этого не замечает, а если и замечает, то не получает от этого никакого удовольствия - ее тело, все мускулы и сила, давит на его таз, и если это не муки наслаждения, то давление на его кости. — Я разорву тебя пополам, - говорит она, когда прерывает свое неуверенное молчание, чтобы повернуть голову и выпятить грудь, один единственный момент сломленного самообладания, когда ее тело теряет себя в прессе. Ее глаза закрываются, затем открываются, и она смотрит в потолок, прижимаясь к нему всем телом, таким же твердым и непоколебимым, как и прежде.       Требуется больше, чем это, чтобы сломить ее адреналин, когда Ирелия снова наклонилась вперед и нависла над Джином, ее решимость снова нашла свой путь в выражении его лица. Глаза Джина тоже открываются, и он смотрит на нее с таким благоговением и страхом в глазах, что она чувствует себя удовлетворенной. Рука на его плече, когда-то поддерживающая его, толкает его вниз, царапая о дерево и вызывая ворчание с прерывистым дыханием. Джин двигает бедрами так сильно, как только может, и неважно, как Ирелия удерживает его, и это создает вторую волну удовольствия внутри нее, которая разбивается, как низкая волна, независимо от того, как он может толкаться вверх с растущей, более сильной потребностью. Ему хочется прикоснуться к ней, но он ведет себя так, что как-будто не может сдвинуть их с места.       Голова Джина откидывается назад, волосы рассыпаются по бокам. Он тоже очень близко. Одним движением Ирелия отстраняется, убирает руку с его плеча и приподнимается. Джин бросает голову вперед с внезапным шоком, когда Ирелия затем берет его в свою руку, достаточно крепко, чтобы привлечь его внимание, когда она дает ему несколько ударов, направляя его голову к животу Джина. Его правое колено сгибается, когда высвобождение истощает его, тело выгибается дугой, голова снова откидывается назад, ужасный стон срывается с языка. Ирелия, короткая и молчаливая - когда он кончает,она отпускает его. Сделав паузу для размышления, она вытирает небольшое количество крови, запятнавшее ее руку, о его согнутую ногу. Затем она толкает его коленом в сторону, наполовину перекатывая его на бок. Это немного больше потакает своим желаниям, чем вытаскивает его, хотя и так же эгоистично.       Тишина настигает их, как ночь. В это время ее взгляд падает на пол, но она снова поднимает его, когда слышит улыбку в его затрудненном дыхании, и видит, что он смотрит на нее. Змеиные глаза в лунном свете. Ирелия Синь остается бесстрастной. — Убирайся из моего дома.