When the world was at war, we just keep dancing

Смотреть на красотку в серебряном крайне сложно при четко направленном на её точеную фигурку свете софитов — она блестит, переливается, отражает его, как её улыбка отражает любую эмоцию; красивая маска, являющая собой воду, показывающую лишь то, что ты сам хочешь увидеть. Когда ты видишь перед собой королеву клубнички в шубке, сползающей эротично по её оголенным белым плечам, сидеть в зрительском зале становится невыносимой пыткой. А она, будто смотрящая именно на тебя, трясет копной завитых светлых волос, хищно глаза голубые прищуривает и ведёт по линии бедра незаметно — очерчивает грань вульгарности и изящества указательным пальчиком с аккуратно выполненным маникюром красного цвета. Наполеон Соло славился слабостью к красивым женщинам, но при его появлении, скорее, слабели они, чем он сам. Оборона спадала, империи рушились, а он, как искусный коллекционер, пополнял свой список побед. На пять минут с ним задержаться было себе дороже — уйти предоставлялась возможность, thank God, утром, а можно было пропасть и на весь день. Неустанный любовник, завлекающий одним тонким движением бровей — опасность куда большая, чем тот же Илья, лишь изредка кидающий взгляды на «певичку в серебряном». — Клон Мэрилин Монро, значит? Интересно. Самой звезды давно уже нет, а она всё ещё жива… Так ещё и замужем. Мэделин определённо повезло. Мэделин Скорсезе, агент, подменявший сам секс-символ 50-х годов. И блестяще подменявший — разницу между девушками никто никогда не замечал. Ни разу. После смерти кинодивы Голливуда стала действовать только на единичных операциях, раньше являя собой более крупного игрока — она передавала информацию, выуженную из связи с семейством Кеннеди, спецслужбам, чтобы те контролировали деятельность и итоговые решения президента. К сожалению, от пули Кеннеди не спасло даже это, но, учитывая статус их отношений и как он к ней относился, для второй мисс Монро его смерть не выступала трагедией. Скорее, она принимала призрачные очертания сладкой победы и праздника. — Она профессионал, ковбой. Тебе бы быть поосторожнее. В словах Ильи скрыта тонкая ирония — из них троих попасться на её крючок больше вероятности у того, кто любит красивых женщин. — Не стоит переживать, большевик, у меня все под контролем. Наполеон в этом твердо убежден — кружить голову женщинам его прерогатива, никак иначе. И всё же, когда Илья вызывает пожарную тревогу, а он предлагает мисс «Монро» проследовать с ними, что-то меняется. Правила игры изначально закладывались не им, он всего лишь вступил в неё, как очередной игрок. Пешка. — Боюсь, я могу предложить вам вместо своей руки только ногу, мистер Соло. Или обе. Все зависит от того, насколько у вас хорошая реакция. — Она улыбается очаровательно и сладко, прежде чем в лицо Соло метит каблуком. Он его задерживает. Мисс «Монро» удивлённо вскидывает бровки — особое выражение лица блондинок, выходящее у них лучше всего. — С реакцией, как видите, у меня все прекрасно. — Он перехватывает её за щиколотку, но допускает очередной просчет. Отталкиваясь от сцены свободной ногой, красота в серебряном заваливает его на пол, впечатывая в дощатую поверхность в опасной близости от своих приоткрывшихся бедер. Молочных и очень сильно сжимающих его голову. — Как жаль, что мы встретились с вами при таких обстоятельствах, мистер Соло. Я была бы рада с вами пообщаться поближе. — Дуло девятого немецкого самозарядного упирается ему в приоткрытые губы. И правда, как жаль. А перспектива, горевшая изначально её ртом, всё-таки была куда заманчивее. — Мне тоже, Мэделин. В тот раз в Будапеште она от него сбегает, накостыляв ему, как «девчонке», как выразился потом Илья. В чём-то большевик, наверно, оказался прав — Соло давно не надирали задницу в драке, агенты преимущественно женского пола — ни разу. Мэделин Скорсезе становится с ним на одну ступеньку — спасибо её острым каблучкам, помогающим ей дотянуться до одного уровня, поравняться и ещё лукаво подмигнуть ему напоследок, скаканув выше, ступени на три. Резвая блондинка его обставляет, и это происходит не один раз. В отделе уже начинают шептаться, что Соло потерял хватку. У Мэделин мягкие волосы, он уверен, и локоны легко накручиваются на пальцы — когда она прижимает к его рту пистолет во второй раз, он позволяет себе положить руки на её открытую спину. Она не выказывает никакого сопротивления, только ставит бровки домиком и качает головой. — Можно смотреть, но нельзя трогать, слышал такое? Наполеон усмехается, — ох, сколько же раз он это слышал, но всё равно делал с точностью до наоборот — он же вор, у него машинально рука тянется к тому, что ему не принадлежит, в особенности к чему-то настолько редкому и прекрасному, — и движет большими ладонями по впадинке между лопаток и ниже по позвоночнику. Мэделин давит пистолетом в упор. Он уверен, что, будь её руки развязаны, они бы не играли во врагов так долго. Мэделин на убийцу ведь даже не похожа — наивные голубые глазки, блестящие звёздочками с американского флага, её выдают. Она не выстрелит, Наполеон знает точно. Однако предохранитель предупредительным щелчком сдвигается под давлением большого пальца вниз. — Мне казалось, что к вам, миссис Скорсезе, это не относится. Вы же не тот тип девушек, на которых нужно смотреть. Вас нужно слушать. Его лесть направлена на расположение, и она ею наслаждается, правда, как хорошей игрой в театре или бокалом игристого после сольного выступления. — Вы такой льстец, мистер Соло. Такой льстец… Наполеон может ощутить дыхание Мэделин у себя на губах, и притянуть её к себе сейчас ближе не стоит ничего. Но он ждёт. Выжидает, пока она сама сдастся, сама накроет его губы в поцелуе. Только при таком исходе он мог посчитать себя победителем, позволить ей взойти на свое подготовленное место «списка побед». Мэделин опускает пистолет, отступает назад и, вывернувшись, в захвате прижимает Наполеона к стенке. — Увидимся с вами, когда вы научитесь слушать, а не слышать, мистер Соло. — Он ощущает затылком её улыбку, слышит её в тихом урчащем шёпоте, касающимся его уха. Она наверняка прищуривает свои глаза. Свои невозможные голубые глазки. И Наполеон, в очередной раз, упускает её. Ни для кого не секрет, что жизнь любого агента, так или иначе, коротка. Любое задание, какой бы сложности оно ни было, ставит под вопрос, вернёшься ли ты живым — Наполеон статистику не берет в расчёт, в жизни работника ЦРУ она не даёт никаких гарантий. Что до него, то ему практически всегда везло. Хотя везение тоже было понятием растяжимым. Говорят, голод к жизни просыпается именно тогда, как смерть подбирается слишком близко. Перед её лицом все мы становимся ничтожны, и наше исчезновение превращается в вопрос всего нескольких часов. И он понимает это, когда она стучится в двери его номера в Амстердаме. Напуганная до смерти, со стоящими слезами в глазах. — Я войду? — Вопрос с захваченным пухлыми губами воздухом, скользнувшими всё-таки по щекам бусинами слёз, которые ему немедленно хочется стереть. Это неправильная красота, и как бы кинематограф ни пытался привить восхищение мужчинам к плачущим женщинам, это, по меньшей мере, странная, деловитая форма садизма. Он пропускает её галантно вперёд. Мэделин приспускает отточенным движением шубку на локотки, трёт зябко плечи и мечется между кроватью и креслом. Выбирает для начала всё-таки последнее. — Вы всегда проводите время вне миссий один, мистер Соло? — Голос, полный отрешённости и некой жалости, хрипит от попыток сдержать слезы. Наполеону редко доводилось слышать подобные вопросы. — Чаще всего, компанию мне составляют милые девушки. Однако и одиночество нельзя сказать что не может идти на пользу. Он хитро улыбается, опускаясь напротив неё, но натыкается на водянистую стену стеклянных голубых глаз. Мэделин нервно роется в своей крохотной блестящей сумочке. Наполеон удивлен, что в ней вообще можно так долго было искать. — У вас не найдется сигареты, мистер Соло? — спрашивает она, шмыгая носом.— Я знаю, в номере курить нельзя, но мы же с вами привыкли нарушать правила. Верно? Она поднимает на него глаза, и Наполеон, завороженный нервозностью, охватившей облаченные в белый шелк руки, кивает. — Иной раз правилами можно и пренебречь. Тем более, когда леди хочет сигарету. Он достает зажигалку, — подарок от Габи на второй год совместной работы, — протягивает из нагрудного потрсигара сигарету и дает Мэделин прикурить. Она отстранёно смотрит на стену, медленно затягиваясь и с долгожданным спокойствием выдыхая. — Я всегда боялась, что уйду так же, как она. По неизвестным причинам. Только с одним отличием — меня не будут оплакивать миллионы, ведь всю сознательную жизнь меня словно никогда не существовало. Я была лишь её тенью, подобранной в нужный момент заменой, чтобы закрыть дыру в расписании и стать проверенным каналом информации для спецслужб. Вы знаете, сколько бы лет ни прошло, а спокойно смотреть на чью-либо смерть я до сих пор не могу. И думать о своей — тоже. — Мэделин нервно выпускает несколько облаков дыма сразу и жмурит глаза, изо всех сил показательно стараясь не плакать. Её учили сдерживать свои эмоции и как агента, и как актрису. Но она не преуспела ни в том, ни в другом. — Миссис Скорсезе, я могу вам помочь. — Он аккуратно касается её локтя пальцами, успокаивающе ведёт от него к плечу и там и останавливается. Мэделин резко поворачивает голову, от этого движения её волнистые светлые волосы пружинят, словно маленькое облачко сахарной ваты, только вытащенное и любезно протянутое продавцом прямо в руки, а глаза превращаются в две устало поджатые щелки. Наполеон с детства любил эту сладость и не любил, когда женщины плачут. — Мне осталось совсем недолго, мистер Соло. Они знают, что я знаю. И я не хочу вас подставлять, я…я не хотела давать вам знать, что я в Амстердаме. — Она стряхивает пепел в рядом стоящую пепельницу и шмыгает носом, успокаивая перескакивающий на глубокое икание голос. — Но неужели за всю свою сотканную из лжи жизнь я не заслужила провести свою, быть может, последнюю ночь с тем, кто действительно мне нравится? — Мэделин замолкает, а после добавляет тихим, упавшим голосом. — Наверно, это очень эгоистичное желание, но всё-таки… Осознание этого не является для него чем-то новым, — он нравится почти всем женщинам, с которыми общается, это истина в последней её инстанции и признак его непоколебимой пробивной харизмы, — но отчего-то горько и душно ему становится от её признания. Хотя он ждал его с самой их первой встречи. Она всю жизнь прожила в тени великого человека, а потом этой тенью обернулась после её смерти. Её завербовали, использовали как разменную монету и куклу для соблазнений, выпытывания информации. И Наполеону, пожалуй, впервые за годы его профессиональной деятельности непрофессионального агента становится жаль человека, которого он видит перед собой. Он осторожно касается ладонью её щёк, стирая потекшие дорожки туши, но Мэделин останавливает его, приложив пальцы к изящным тонким губам, и Соло вопросительно, в невинном удивлении поднимает брови. — Скажите, мистер Соло, вы…любите меня? Потому что я знаю, что я вас не люблю. Но когда вы меня поцелуете, это обязательно изменится. Потому что… — она растягивает пухлые губы в трогательной улыбке, которую он когда-то смел лицезрел в черно-белых кинолентах вместе с большей половиной американцев и восхищаться, — Я всегда потом влюбляюсь.* Но Наполеон считывает её улыбку как искреннюю и настоящую. И это поражает его — запоздало в голову и прямо в сердце. Он прижимает Мэделин к своей груди, прикрывает глаза и впервые за свою жизнь понимает, что сознательно откажется от самого сладкого, что можно будет получить от женщины после её искреннего признания. По сути, это было платонически и непорочно. Даже, в какой-то мере, божественно и свято с его стороны. — Но ведь это не ваши слова, Мэделин. Вы не обязаны их повторять. Мы ведь не на съёмочной площадке. — Она слышит теплоту и улыбку в его голосе. Мэделин прижимается к его груди головой, трогательно роняя её, старается скрыться и раствориться в его объятиях, словно они способны укрыть и защитить её от правды этого страшного мира. Той правды, что будет ждать её, когда она передаст мистеру Соло информацию о дате запуска ядерных боеголовок и их расположение в сообщении, а потом сляжет с пойманной пулей промеж глаз прямо на балконе своей любимой квартиры, выходящей к солнечной стороне, узкой косе песчаного пляжа и морю. Мэделин прикрывает глаза, и по её щеке скатывается слеза. Она прижимается любовно, трепетно губами к губам Соло, прежде чем укладывает его на кровать. Она не избавляется от платья, не избавляется от полушубка, только сумочку ставит аккуратно возле резной ножки и припадает снова к его груди. С намёком на уют он накрывает их одеялом, не избавляясь даже от галстука. Он вытворял непозволимые раньше для себя вещи — засыпал в одежде с женщиной, с которой и вовсе не спал. — Я говорю их не потому, что обязана, а потому что хочу. Мэделин уверена, что теперь ей есть чем гордиться — она испытала за всю свою жизнь хотя бы один раз настоящее чувство, переполняющее её до краёв своей всеобъемлемостью. И если ей предстоит заплатить за это жизнью, что ж, пускай так оно и будет. В конце концов, из них двоих существовала реально только Мэрилин. А её самой никогда и не было. Наполеон получает её сообщение в три часа дня по полудню на пейджер. Его руки холодеют, а язык чётко и точно сообщает координаты Илье с Габи по рации. Теперь у них появился шанс предотвратить бомбардировку белого дома. Но Наполеон не чувствует прилив радости, который должен испытывать каждый высоко уважающий себя американец, получивший шанс вернуть долг стране, в которой он живёт. Он ощущает, как апатия охватывает всё его естество, стискивая в своих железных объятиях. И он уже знает, почему. Позже Илья передаёт ему заключение, что её нашли с простреленной головой на балконе её дома. В представлении Наполеона там было много алмазов, разбросанные белые нитки лопнувшего жемчуга и она, как маленькая королева, среди всего этого красивого беспорядка павшая. С чёрной дырой во лбу, наполненной свинцом винтового патрона, выпущенного в упор. — Мне…жаль. — Илья сухо хлопает его по плечу, не зная, что и ещё добавить. Их в КГБ учили потери эмпатии, а не её проявлению, но Илья успел отличиться и в этом. Наверно, уже за эту скупую попытку поддержки Наполеон ему должен быть благодарен. Он смотрит долгим невидящим взглядом на полученные фотографии из её дома, а потом в свой пейджер, где осталось последнее сообщение от женщины, которую он, вполне может быть, любил. «with love from M.S».