Смерть Во Чреве

Согнулись пополам, общую башку захлестнуло. На дно позвоночника, просачиваясь сквозь толстые упругие мышцы, пробирается кишечный звук. Он голодный, он кусается. Все как всегда, будто ложь опорожнит эту густую вечную ткань, которая как-то научилась пухнуть, если зуд почесать. Нет ни одного рака, который бы драл все до корней так изящно, как этот рак мозга. Мутные мутные глаза, в которых купается океан смерти, безмолвная теплая Тиамат. Ее сердце пульсирует, словно больная бомба, потерявшаяся во времени. Она крутится и вертится в оползнях хаотичных ветров убийств, не решаясь повернуть слепую широкую голову в черепной коробке ввысь, чтобы уткнуться в макушку. Тяжело. Она тонет. Открыв сырые грязные зеницы, мы увидели перед лицом белый белый свет, чье сияние всеми силами пытался закрыть дом своими красивыми пластиковыми руками и кирпичными боками, но, при всей своей полноте, не мог. Какой раз мы видим этот звон фотонов из глубин после сна? Сколько дней прошло с нашего первого пробуждения после дефекации из фантасмагорической утробы? Подушка нежно обнимает голову, пока мы считаем на ленивых сонных пальцах тысячи дней. Дует ветер, мы его не слышим, но можем наблюдать через широкие темные отверстия, сужающиеся и дрожащие благодаря клапанам глазных камер. Слышно иной шум. Это вбредает коллекторский состав Буччеллати и обгладывает кошельки нашего маленького стола. Где? Где? Где? Один и тот же вопрос на иностранных языках, которые мы понимаем. Очередной сон. Коллекторы уже забрались на полки и красуются там, будто большие статуэтки, украденные у частных криминалов с рынка на краю города. Они спихнули гармошки буклетов вниз и те плюхнулись в бокал. Теперь из кучи буклетов вышел один чудесный букет бумажных цветов, тонущий в подсохнувшей за ночь газировке. Мы смотрим на вещи с ощутимым напряжением в мочевом пузыре, прижимаемся к сухой кровати из грез и чувствуем, как в нашей крови сгустился весь сахар. Кажется, мы сейчас умрем от остановки сердца. Громкий вздох, словно выстрел. Резко взор оказывается перед потолком. Мы проснулись? Нет, потолок слишком гибок, он бродит волнами по нашей большой комнате, заплывая в шкаф и выливаясь в окно. Даже не двигая зрачками мы можем видеть ноги всех спящих сверху соседей далеко ввысь, в том числе и Господа Бога с его райской лестницы, где он ждет новосельцев и труп своего блуждающего сына. Ноги густые, они качаются и двигаются в особом ритме. Кажется, будто весь кошмар ночи с них ссыпается на нас, предвещая продолжение карнавала. И правда, тянуть начинает вглубь, будто Алису в колодец, который роется путем разрыва материального мира адской вертикалью. Я больше так не могу, я задыхаюсь от ужаса, я разобьюсь, остановите эту смерть! Но нет, в пик ужаса, я вновь будто бы очнусь и все пойдет к своей гибели тысячи и тысячи раз. Мы обречены, милый Доппио.