Она любила дождь

Ну вот, сегодня дождь. Алейна любила дождь, а Санса нет. Санса любила солнце, щебет птиц, голубое безоблачное небо, любила этот жаркий пыльный и шумный город. Любила Королевскую Гавань. Санса любила это всё, когда была глупой маленькой девчонкой. Но её больше нет, как и нет тяги к этому мерзкому месту, но есть Алейна и серый дождь. Она прекрасно помнила тот момент, когда кончилась Санса Старк и началась Алейна Стоун… Мизинец обещал помочь ей, но только толкнул на новые страдания. Он клялся увезти её из Красного замка… и он увёл её оттуда. Забрал из Красного замка, но не из Королевской Гавани. Бордель. Его дорогой публичный дом. Он привёл её сюда. Он сказал, что так надо, что так безопасно, что это необходимо для её спасения и для возвращения домой. Но как? Она не понимала. Позже Мизинец велел одной из своих шлюх отрезать ей волосы и перекрасить в чёрный цвет. Так надо. Для защищённости. Отрезать волосы было мало, он велел обрить наголо в том месте, о котором и подумать то стыдно. Так надо. Для безопасности. Шлюха сделала всё, что ей велели. Больше Алейна её не видела никогда. Она должна была учиться с другими девочками урокам любви, чтобы не было лишних вопросов, почему это обычная, пусть и довольно симпатичная, будущая шлюха ничего не делает, не учится, не работает. Санса Старк не смогла бы, она бы умерла от стыда, а Алейна Стоун смогла. Так надо. Для спасения. Мираж избавления разрушился, как песчаный замок от дождя, когда он привел к ней её первого клиента. Первого мужчину. "Это самая малая плата за твоё спасение," — вроде бы эти слова он сказал перед тем, как она лишилась последнего, что у неё было. Она сломалась, разбилась. Стала тряпичной куклой без металлической основы. Помнится, она даже не плакала. Куклы не плачут. Нет спасения. Никто никого не освободит. Дальше было легче, если это можно так назвать. Её больше не сломать. Разбитые вещи невозможно разрушить дважды. Он продавал её исключительно приезжим, никому из местных. Для безопасности. Не было боли, слез и страха. Было лишь чувство отвращения и злости, даже не на этих мужчин, которые имели её за очень дорогую плату, а на саму себя. Как она позволила всему этому произойти с ней. Старк бы не позволила. Но она не Старк. Она шлюха Алейна Стоун. Дождь. Когда идёт дождь Мизинца нет в борделе, но сюда приходит он, последний человек который держит её в этом мире, это Пёс. Когда он пришёл первый раз, шёл дождь, Мизинца в борделе не было. Доверенная Бейлиша боясь этого страшного человека и гнева своего хозяина за упущенную монету, толкнула его в единственную незанятую комнату. Алейна помнит растерянный взгляд Клигана, помнит как сердце остановилось и забилось снова, всё время сбиваясь с ритма. "Пашка," — всё, что он тогда ей сказал, но и этого хватило, чтобы слёзы, которых так долго у неё не было, полились из глаз, как водопады Долины. Запах вина, кожи, пота, вопросы, ответы, рыдания — все смешалось в то время, которое он купил для себя золотом. — Вы расскажите королю. Её слова не были вопросом, это было утверждение. — Нет, — прорычал он ей в ответ. Он не взял её тогда, хотя желал этого. Не взял и в последующие разы, она сама ему отдалась. Отдалась, когда он пришёл в очередной дождь. То ли по привычке, что клиенту надо угодить, то ли из-за желания отблагодарить за молчание. Лишь спустя много времени, она поняла, что сама этого хотела. Первый раз в своей жизни хотела мужчину, и не надушенного купца или знатного лорда, а его, уродливого королевского Пса. Он ничего ей не обещал, кроме того, что придёт со следующим дождем. Он приходил, платил… и нет, они не трахались, они любили друг друга, хотя слов о любви ни разу никто не сказал. Это было нежно, страстно, горячо и безумно сладко. Осень приближалась, дожди лили чаще. Алейна помнит, как в один из таких дождей, молодая шлюшка из их борделя родила очередного бастарда. Клиган пришёл в тот день уже после этих родовых криков. Она рассказала ему про шлюху и её новорождённого бастарда. — Пей лунный чай, пей после каждого клиента, пей. Не забывай! — в его словах не было злобы лишь какая-то печаль. — Даже после тебя? Её слова застали его врасплох. Он молчал, то ли от злости, то ли ещё от чего-то. Она не знала. — Пока да, — с хрипом выдавил он из себя ответ. В тот вечер у них не было любви. Он просто сгреб её в объятия. И пролежал с ней до конца своего времени. Молча. "Пока да" . Она держала эти слова в себе, как маленькую свечку среди кромешной тьмы. Слова имели какой-то давно забытый привкус. Привкус потерянной надежды.