Не прощаясь

В ее доме посторонний. Желудок сжимает спазмом – тягучим и тревожным. Как тогда, когда темнота вдруг выплюнула навстречу двух крепких татуированных мужчин, и Марта с пугающей ясностью поняла – не стоило. Не стоило принимать близко к сердцу слезы Мэг и лезть туда, где ей совершенно точно никак не справиться. Всех не спасти. И очередного бойфренда-неудачника Мэг, вдруг решившего, что может безнаказанно воровать у своего босса, тем более. Не стоило даже пытаться. Но Марта попыталась, и вот она, расплата – сидит в ее любимом уютном кресле так, словно не только кресло, но и дом, и сама Марта – все здесь принадлежит ему. И в какой-то мере, в какой-то безумной параллельной вселенной… …это могло бы быть так. – Рэнсом. Страх – напополам со странным, совершенно неуместным облегчением – делает ноги совершенно ватными. Марта тяжело приваливается плечом к дверному косяку – чтобы не упасть и чтобы не подходить ближе. В голове одни вопросы – почему, почему сейчас? Она давно знала, что он вышел. Ей рассказали – сейчас, когда она вдруг стала что-то из себя представлять в глазах общественности, слишком многие пытаются набиться ей в друзья. А что может быть лучше, чем новость о дальнейшей судьбе бывшего наследника Тромби, по ее вине оказавшегося за решеткой, с последующим предложением защиты? Ничего… наверное… только вот Марта давно перестала верить добрым самаритянам. Хватило уже. Хватило. Но… Она ведь и ему верила. Верила – наивно и глупо, будто специально, чтобы ему было проще ее обмануть. Вонзить нож в спину – к счастью… нет, жаль, что метафорически, а не реально. Жаль. – Ма-а-арта, – Рэнсом произносит ее имя и насмешливо, и укоризненно одновременно. – Надо же было поменять систему сигнализации. – Что ты делаешь… здесь? – слова застревают в горле, и Марта запинается, проклиная себя за слабость, за страх и за странное любопытство, которое заставляет бесстыдно вглядываться в лицо Рэнсома. Он изменился. Да, это все еще тот же красавчик-Рэнсом, по-прежнему стильно и дорого одетый, все с той же насмешливой улыбкой на губах, но… …теперь он опасен. И Марта не может не чувствовать этой опасности, кроющейся за обманчиво-спокойным поведением, за уверенными, плавными движениями, когда он поднимается на ноги, когда подходит ближе… Хочется сбежать… …но некуда. Рэнсом останавливается совсем рядом. И теперь Марта видит другие перемены – тонкие белые шрамы на подбородке, на брови. Тюрьма, очевидно, не далась ему легко. Но он будто бы совершенно не зол. Насмешлив, да. Разглядывает ее с едкой ухмылочкой и какой-то странной жадностью, как будто… ждал этого момента, ждал этой встречи. Будь Марта чуть большей фантазеркой, она сказала бы, что Рэнсом раздевает ее глазами, но… но это же нелепо. Если он и должен чего-то хотеть, то мести, то… – Поговорить, – мягко произносит он. – Зашел поговорить, раз уж ситуация располагает. – Какая… ситуация? Рэнсом выгибает бровь. – Мэг. Ах да, Мэг… Мэг, в очередной раз проигнорировавшая все тревожные знаки, что ее новый бойфренд связан с криминалом, Мэг, умолявшая Марту помочь. Деньгами, конечно… выкупить его долг… у босса… у… Глупо, как же глупо. – Хочешь сказать, что теперь я… должна… – Мне. Иронично, не находишь? – Нет, – Марта сама не знает, что это – ответ, отрицание… Или просто выдох, полный отчаяния и странной, неуместной надежды, будто у ее ночных кошмаров есть шанс стать реальными. Потому что вот он, Рэнсом, прямо перед ней, упирается рукой в стену так, что Марте никак не сбежать, даже если бы она и хотела. А она… Она должна хотеть. Должна. Она, Марта Кабрера, правильная Марта, должна хотеть раз и навсегда избавиться от Хью Рэнсома Драйсдейла. Чтобы его не было в ее жизни, в ее доме, в ее мыслях… Но что-то в ее голове дает критический сбой. И она стоит, замерев, как лань, выхваченная светом фар на скоростном шоссе. И смерть неумолимо несется навстречу, как мужская рука тянется к ее шее, чтобы сомкнуться, обхватить горячим ошейником, сдавить. Марта закрывает глаза. Несколько долгих ударов сердца – и ничего не происходит. Она по-прежнему дышит, легко и свободно, как будто Рэнсом лишь хотел ее напугать… или коснуться, чтобы вот так вот осторожно, почти нежно очертить подушечкой большого пальца линию ее подбородка… коснуться губ. – «Нет» – не находишь? – его голос звучит глухо и хрипло. – Или «нет» – не считаешь, что должна? – Нет… В темноте за сомкнутыми веками легко представить, что это все сон. Это не по-настоящему. Понарошку. И палец, касающийся ее губ, принадлежит какому-то другому Рэнсому. Не убийце, нашедшему в тюрьме новое призвание, не криминальному боссу, а может быть, тому внуку Харлана, который иногда обыгрывал ее в го. Шутил. Прожигал жизнь, но был при этом таким невозможно-очаровательным, что Марта не могла не влюбиться. Слегка… чуть-чуть… совсем немножко. – Или «нет» – отпусти меня? Запах его парфюма щекочет ноздри. Последний раз Рэнсом был так близко, когда бутафорский нож предательски сложился в его руке, не причинив Марте вреда. Тогда тоже была эта странная близость – тела, плотно вжавшиеся друг в друга, сбившееся, медленно выравнивающееся дыхание, страх, кольнувший иглой и притихший, затаившийся внутри. Это было почти эротично. Почти чувственно. Почти как сейчас, когда мужская рука скользит по ее ноге вверх, сминая платье. А другая… давно отпустила ее горло, давно уже не удерживает ее. И Марта сама позволяет… – Нет. Его глаза совсем рядом – светлые, с темными озерами расширившихся зрачков. И губы тоже… нужно только потянуться… – Нет, – в который раз повторяет Марта, отчаянно пыталась собраться. – Да… Я… – …должна мне, – заканчивает Рэнсом. – Я в свою очередь выкупил долг, который зачем-то выкупила ты. Как будто деньгам деда нет лучшего применения. – И что ты хочешь? Его рука так недвусмысленно лежит на ее бедре – под платьем, чуть ниже границы тонких черных трусиков – и Марта уверена, что знает его ответ. И это возмутительно… неправильно… но… Они в пустом доме… никто не узнает… а она, пусть и не до конца готова себе в этом признаться, так давно фантазировала об этой… возможной… встрече. И… Рэнсом отпускает ее. – Ничего. Просто сообщаю. И если кто-то опять решит попытаться стребовать с тебя несуществующий долг, посоветуй им дважды, а лучше трижды подумать. Потому что я не такой добрый, как ты. Один долгий взгляд – Рэнсом будто ищет что-то в ее глазах, но не находит – и Хью Рэнсом Драйсдейл поворачивается к ней спиной. Марта выдыхает. Ноги все так же не держат, поэтому она не рискует. Не делает ни шага навстречу… вслед… – Рэнсом… Он замирает, не оборачиваясь. Марта отчаянно пытается подобрать слова, чтобы объяснить, что она совершенно ничего не понимает и он должен ненавидеть ее, а не спасать – это же спасение? – от проблем, в которые она влезла сама, по своей собственной воле, прекрасно понимая, что просто не будет, но… Но слов нет. Через долгие две минуты молчания Рэнсом устает ждать. – Поменяй сигнализацию, – коротко советует он, – если не хочешь, чтобы к тебе заглядывали незваные гости. И запомни – ты никому ничего не должна. Даже если тебе так не кажется. Он закрывает дверь осторожно, без хлопка. Не прощаясь.