Веснушки

В гостиной сидят Глэм, Чес и Хэви. Из гостиной раздаются звуки гитар и весёлые разговоры о музыке и всем с ней связанным. В гостиной тёплая дружеская атмосфера. В гостиной три талантливых человека. Именно поэтому Ди сейчас в своей комнате пялится в потолок и проговаривает про себя все виды суицида, а не сидит со всеми в гостиной. У Ди стойкое желание никогда в жизни не выходить из этой комнаты, но он и так не выходит оттуда с самого завтрака, когда Чес пришёл в их дом, а сейчас уже почти три часа дня. У Ди урчит живот, напоминая хозяину, что умереть с голоду — это все же не лучший способ суицида. Ди собирает волю в кулак и идёт вниз, на кухню. И проходит мимо гостиной. Дверь, как будто специально, распахнута. Отец сидит на диване, Чес развалился в кресле, и Хеви сидит между ними, ровно на таком расстоянии, чтобы не задеть никого гитарой. Той гитарой, из-за которой Ди окончательно уверился в своём ничтожестве и бездарности. Они могли бы увидеть Ди, всего лишь повернув голову. Но они не поворачивают. Потому что Ди им не нужен. Им интереснее общество других людей. Талантливых. А Ди не такой. Подросток проходит на кухню и медитирует на окно, пока его долгожданный обед разогревается. Виктория видит его профиль, выйдя покурить на крыльцо гаража, и решает, что давно не проводила время со старшим сыном. *** — Ди, пиздуй сюда! — кричит женщина с порога дома спустя десять минут после того, как лицо Ди из окна исчезает. Она знает сына лучше, чем содержимое движка своего байка — этих десяти минут ему точно хватило, чтобы поесть и вымыть за собой посуду. — Да, мам? — абсолютно спокойно отвечает Ди, выходя к матери в коридор. Он рисует на собственном лице безразличность, и на нем не дрожит ни один мускул, когда из гостиной раздаётся взрыв смеха. Ди думает, что ему, возможно, повезёт как актёру. Виктория думает, что старший сын слишком похож на отца. Точнее, до ужаса старается быть на него похожим. Её отрезвляют и дают надежду только веснушки на лице сына, доставшиеся от неё, ведь дома Ди не замазывает их корректором. У Хэви веснушек нет. — Пойдём, поможешь мне в гараже. Барахлит, зараза, а я не понимаю, в чем дело. Ты же разбираешься, посмотришь, — Виктория лжет, но не только Глэм в этой семье умеет скрывать истинные эмоции за маской поддельных. На лице Ди мелькает выражение  «какжевывсезаебалипростодайтеумереть», но он быстро берет себя в руки и говорит: — Да, мам, только переоденусь. *** — И он едет, весь такой на пафосе, подъезжает к финишу, и решает ещё больше выебнуться, встав на переднее колесо. Ну, встать-то встаёт, да только в этот момент я проношусь на последнем дыхании движка мимо, его шатает порывом, и он со всей дури переворачивается и падает! Хорошо хоть, что байк на него не упал. Но, клянусь, его разбитая рожа была лучше всех наград за победу! — Виктория смеётся воспоминаниям, Ди смеется хорошей истории о том, что победа — это все-таки не главное. Движок давно починен, и разговоры о его устройстве как-то плавно перетекли в разговоры о самом байке, а потом и о байкерах. Конкретно об одной байкерше, которая по совместительству его мать. Кошмар какой, как давно он так чётко не ощущал, что Виктория — его мать? Да и было ли такое? — Ты же мне соврала, да? — тихо говорит Ди, когда смех сходит на нет, — ты сама прекрасно могла со всем разобраться. Ты просто хотела меня оттуда вытащить, чтобы я не мучался. — Ди, я… — Спасибо, мам, — искренне поблагодарил подросток, и поддавшись внезапному порыву, обнимает маму. Ему как-то плевать, что они оба в машинном масле. Он взрослый, ему пятнадцать, и он так давно не обнимал маму, что забыл, как это… Нет, не хорошо. Просто охуенно. — Я, конечно, согласна, но при отце лучше не матерись, — смеётся байкерша, и Ди понимает, что сказал последнее слово вслух, — послушай, милый, — тихо говорит женщина, и подросток вздрагивает, то ли от такого необычно нежного обращения, то ли от пронзительного маминого взгляда, то ли от того, что она все ещё держит его за плечи, — я живу с Глэмом на пять лет дольше, чем ты живёшь на свете. И я как никто знаю, как с ним бывает тяжело. Он — гений, Чес — гений, и в их компании мне часто бывало и бывает тяжело, потому что чувство ничтожности пожирает изнутри. Признаться, когда я узнала, что беременна, я молилась, чтобы вы не были такими, как он. Но сначала ты начал проявлять чудеса интеллекта, а потом и у Хэви открылся талант к музыке. Я, наверное, плохая мать, раз такое говорю, но я рада, что у тебя не вышло, потому что тогда я бы не выдержала стопроцентного твоего сходства с ним. Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что в тебе нет ничего моего. И мне… Страшно, — Вики хотела успокоить сына, а в итоге распсиховалась сама. Она, наверное, и вправду плохая мать. — Не плачь, мам, — Ди снова её обнимает. — Прости меня, Ди. За то, что не досмотрела, что не поддержала, что не уберегла. Прости меня, — Виктория не в силах сдерживать слезы. — Не плачь, мам, — повторяет Ди. Они стоят так, обнявшись, ещё минут десять, а потом Ди отстраняет от себя успокоившуюся женщину и говорит: — Мам, а научи меня кататься на байке. Его веснушки особенно ярко выделяются сейчас в свете дневного солнца. Ярче только улыбка. *** Каждый раз, когда Чес захаживает в их дом, Ди уходит с матерью в гараж и копается в движке под байкерские истории и шутки. Виктория внимательно следит за тем, что делает сын, и пару раз спасает любимый байк от смерти. Чуть чаще (намного чаще) она спасает сына от потери пальцев, и каждый раз заходится громким матом, но каждый раз, когда видит опущенный взгляд и закушенную губу, сразу смягчается и терпеливо показывает, что Ди сделал не так и как было надо. У старшего получается если не с первого, то с третьего раза точно. Когда он наизусть рассказывает ей правила безопасности и с закрытыми глазами собирает и разбирает движок, Виктория везёт его на безлюдную трассу (само собой, безопасную, а не такую, на которой она сбила Глэма) и слезает с байка, предлагая попробовать ехать самому. И чуть не рыдает от счастья и гордости, когда её мальчик с первого раза едет сам. Вместо этого она орет: «да! Давай, Ди, ебашь!». Правда, с перепугу слишком парень разгоняется, и еле успевает затормозить, но успевает же! Они уезжают каждую субботу до того, как приходит Чес, и возвращаются после того, как он уходит. Частенько за ужином они обсуждают какие-то трюки и модели байков. Глэм и Хэви разве что пальцем у виска не крутят, не понимая ни слова. У Виктории пропадают все проблемы с подключением шлемов, потому что теперь все делает Ди. Однажды выдаётся слишком солнечная погода, и Глэм с Хэви и Чесом заседают на заднем дворе, куда выкатывает байк проспавшая сегодня Виктория. У Хэви загораются глаза, когда он понимает, что Ди поедет с мамой и будет ездить сам, и он начинает вопить, что тоже хочет. Старший только закусывает губу, понимая, что все кончилось, и теперь все снова отойдёт Хэви, но Виктория даже не переживает — с улыбкой отдаёт младшему сыну буклет с правилами безопасности и устройством двигателя, и говорит, что как только он выучит правила — так сразу же сядет и поедет. Хэви с ужасом взирает на книжицу, перелистывает страницы, и с тихим «ну нафиг» хватает гитару и уходит к отцу. Ди облегчённо выдыхает, не веря своему счастью, и не видит понимающей и тёплой улыбки Виктории. Когда Ди впервые встаёт на одно колесо, то Виктория чуть не хватает остановку сердца от страха, а потом крепко обнимает сына и как заведенная повторяет, что гордится им. Ди чувствует, как течёт подводка и решает, что перестанет краситься на тренировки. Виктория берет Ди в свой клуб, и там его все помнят совсем мелким, потому что как только он начал что-то понимать, то отказался сюда ездить. А сейчас ему нравится, потому что тут разговоры о байках и для байкеров, он чувствует себя как рыба в воде и даже выигрывает с кем-то спор о том, какая марка лучше. Виктория гордится, перебравшая Анна торжественно заявляет, что все мужики — козлы и спермобаки, но вот этот конкретный пацан — явное исключение, и в порыве чувств целует Ди в щеку. Виктория ей потом патлы повыдергает, а сейчас смеётся над ошарашенным выражением лица сына. На четырнадцатилетие Хэви достаётся крутая гитара с комбиком, который не влезает в его комнату, и его ставят на следующий день в гараж. Ди тогда срывается, закатывает настоящую истерику и орёт, что «этот рыжий еблан» (общение с мамой действует не только на байки) и так играет во всем доме, все время его бренчание отовсюду слышно, но гараж — это его, Ди, территория. Глэм в тот день уводит его в свой кабинет и они долго о чем-то говорят, и Виктория кусает губы, ногти и чуть ли не локти, а Хэви чувствует себя виноватым и тихо говорит, что гитару с комбиком можно продать. Когда байкерша не выдерживает и открывает дверь, то видит, как сын и отец обнимаются, и на сердце у неё становится теплее. Она подходит к своим мальчикам и обнимает их тоже. Хэви счастливо подбегает к ним, и Вик понимает, что это — семья. Комбик решают поставить на чердак. Вики в тот день, когда чердак чистят, работает, а возвращаясь видит умилительную картину: Глэм спит на расчищенном чердаке, откинувшись на стену, Хэви спит головой на его коленях, Ди дремлет у него на плече. Виктория понимает в полной мере слова «женское счастье». На шестнадцатилетие Ди встаёт, потягивается и готов уже идти в ванну, только вот взгляд за что-то цепляется во дворе. Он быстро подходит к окну и чуть не падает: на газоне стоит байк. Не мамин. Новенький. Той самой модели, о которой он уже очень долго мечтает и грезит. Ди кидается во двор прямо в пижаме, не веря своим глазам, но когда руки проходят по корпусу, точно подтверждая, что это не иллюзия, Ди орёт так, что поднимает пол района. Он виснет у матери на шее прямо в коридоре, где сталкивается с ней, и тараторит «спасибо» миллион раз. На годовщине их с Глэмом свадьбы (двадцать лет, с ума сойти) сидит куча друзей из прошлого и с работы. Хэви просят показательно сыграть, и он играет, и все аплодируют, и Вики апплодирует, она любит младшего сына, она горда им, но все равно с опаской косится на старшего. Но Ди спокойно все воспринимает, и хлопает брату вместе со всеми, и Вики облегчённо выдыхает. Глубокой ночью на кухне Ди делает матери лучший подарок — протягивает заявку на участие в юношеском заезде на пустяковую дистанцию*. Это ничего не значило бы для кого-нибудь другого, но для Вики значит очень много, потому что именно на этом заезде двадцать пять лет назад она впервые ощутила себя живой и свободной. Нашла себя. И теперь туда едет её сын. Вики снова плачет, Ди снова её обнимает, и Виктория думает, что стала старой и сентиментальной. Глэм, стоя на пороге кухни, думает, что это очень мило. Когда Ди возвращается спустя три дня с заезда, то его глаза горят, и он делится и делится впечатлениями и историями, а Вики не перебивает, узнавая наконец в старшем сыне себя. Веснушки, которые достались Ди от Виктории, а не от Глэма, на обветренном лице выделяются особенно ярко. Ярче только улыбка.