***
Поначалу я сомневалась, что подготовка к выпускному меня увлечёт. Но вот середина учебного года, а меня вместо ЕГЭ ебала мысль о том, какое платье лучше надеть на выпускной — и в какой цвет лучше покрасить волосы. У моей подруги таких вопросов не возникало. Во-первых, она отказалась от выпускного. Во-вторых, волосы она обстригла в традиционный мальчишечий ёжик, а там с краской не размахнёшься. Я думала, от выпускного она отказалась из-за презрения ко всему девчачьему — а радоваться праздникам вроде как девчачья штука. Да у неё много неженских штучек появилось тогда: она и пастельные цвета перестала носить, и на макияж забила. И помню ещё, как ей замечание завуч сделала, мол, не по-девичьи быстро ходишь. Много всего, короче. От всех этих изменений я отговаривать и не пыталась. Да мне, честно говоря, нравилось — она прикольная как парень. А вот на выпускном я её увидеть хотела. — Я не хочу, — бурчала она, читая свои бесконечные конспекты. — Не хочу, без охуеть интересных причин, просто не хочется. — Пожалуйста-пожалуйста? — спрашивала я, опять отвлекая от, безусловно, важного сотого повторения материала. Если б мы не стали общаться ближе за прошедшие месяцы, меня бы уже и нахуй послали, и в пизду. — Даже с пожалуйста-пожалуйста не хочу, — отвечала она, зарываясь в свои записи, и я даже не начинала говорить, что на выпускном будет весело. Ей похуй, она в учёбе. Я её не из природного желания доебаться переубеждала, не подумайте; я боялась, что мы не увидимся после школы. Тип, я говорила, что мы ближе общались, но... Это не то школьное общение, после которого вы остаётесь не разлей вода, ок? Выпускной мог бы быть прощанием, ну, или пародией на прощание. Называйте как хотите — суть в том, что мы бы не увиделись в последний раз возле кабинетика ЕГЭ, когда бы она зубрила свои, блять, конспекты. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста? — спросила я во время прогулки, уже не надеясь уговорить, так, по инерции. Но она подняла на меня свои улыбающиеся глаза, и усмехнулась так, что в животе завелась чешуекрылая гадость, и сказала: — Ну, раз пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста... Я притворилась, что злобно и торжествующе смеюсь, ну, знаете, как злодейка из детских мультиков. — Скажешь, что наденешь? — спросила я. Говорила ж уже, что она по мальчишечим штукам боле — ну, поэтому захотелось мне услышать, в каком она платье пойдёт. Я её в юбке-то ни разу не видела, кажется, не то что в праздничном наряде. — Обойдёшься, — ответила она. Поблизости конспектов не наблюдалось, но взгляд её всё равно уплыл — будто она сейчас собирается вчитываться в «хуй» на заборе. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста... Заканчивалась непривычно тёплая зима. Казалось, она уже была в курсе чувств, в которые я только сильнее вляпалась.***
Поначалу нам двоим казалось, что она нормально сдаст экзамены и съебёт из нашего Мухоёбска — ну, а я останусь жить здесь. Но экзамены пришли, и я (по ощущениям, резов ещё не было) сдала лучше, чем ожидала, а она... Она страдальчески лежала на моём кресле, болтая ногой в своих извечных джинсах. Я наблюдала за этим и с грустью (сколько она готовилась!), и с радостью (она не свалит!). Из-под джинсов выглядывал шестицветный партак. Тогда я думала, что он во имя буквы «т» в аббревиатурке, но спросить боялась. Её жалующийся голос был низким, а её движения — резкими и злыми. Или его? Считает она себя парнем или нет? Я не знала, как подступиться к теме. Оставались только невнятные намёки, которые, как я тогда думала, она мне оставляла, чтобы я наконец спросила. — Жень, да всё нормально будет, — сочувствовала я, — зря загоняешься. — Не будет, — отвечала она, и с яростью смотрела на потолок, будто с него упадут нужные баллы. Да нужна ей эта Москва с Питером? В следующем году поступит, и нечего страдать. — Зато мы ещё с год будем вместе, — сказала я, уже не пытаясь успокоить. Я хотела проверить её реакцию. Женя повернулась ко мне. Кажется, она немного удивилась, но я не на это обратила внимание; она так улыбалась, что внутренности гаденько крутило. — Это радует, — сказала она, и я не уловила в её ответе сарказма. Заканчивалась — ну, уже закончилась — весна. Наши полуотношения, казалось, только начинались.***
На выпускном никакого «поначалу» не было. Я сразу поняла, что проебалась. О, как я проебалась. Хз, почему я думала, что она придёт в платье. Конечно, Женя оделась под парня. Немного отросший ёжик хорошо сочетался с костюмом; грудь, казалось, не было видно. Утяжка, что ли? На неё косились некоторые учителя и одноклассники, но она явно плевать на них хотела. Мне было не плевать. В смысле, на окружающих, конечно, похуй; пусть думают, что хотят. Я не хотела видеть её как парня. Хотела, конечно, но не сейчас, не на выпускном. Передо мной ходило живое напоминание, что несколько лет перехода — и мы сможем встречаться как нормальная пара, как парень и девушка. Не хотелось постоянно думать на выпускном, что она всё ещё не того пола. Но я сделала вид, что всё ок, пошутила по поводу костюма и попыталась веселиться на выпускном. Веселиться было трудновато. Признаю победу за Женей: выпускной оказался именно настолько скучный, насколько она предполагала. Над душой стояли преподы и родители. А ещё параллель из двух классов объединили, чтобы было подешевле, а мы между собой не дружили. Даже у меня, воплощения доброжелательности и дружелюбия, было всего три хороших знакомых оттуда. Из-за этого в воздухе витало напряжение — хотя больше в воздухе ощущались, конечно, скука и тлен. Ещё и Женя маячила в своём мужском костюме. Хотелось набухаться как можно скорее. И похуй, как и на что отреагируют препараты, главное — забыться хоть на час. Музыка, кстати, играла охуеть громко, и на качество уповать не приходилось. «Как думаешь, от чего из ушей быстрее пойдёт кровь: от безвкусицы или от громкости этой безвкусицы?» — спросила Женя. Я не знала, что ответить. Зато я знала, что танцевать мы под это не будем. Стояли мы одиноко у столов и поедали всё поедаемое — хорошо хоть еда норм была. Не то чтобы это было невесело — с Женей всегда весело. Но сложные темы обсуждать было решительно невозможно, а безопасные заканчивались. Разговор провисал. Настолько провисал, что я даже решилась спросить. Не о чувствах, конечно, нет... другое. Я наклонилась к ней, чтобы она лучше расслышала (спасибо блядской попсе!), но мой взгляд зацепился за танцующую пару. Моя знакомая из другого класса танцевала со взрослым мужчиной, некрасивым и неуклюжим, и её это занятие не прельщало. Она озиралась по сторонам, ища поддержки, но другие парочки были заняты, ну, собой. Да и похуй всем на девочку с мужиком, понятное дело. — Что ты спрашивала? — Посмотри, — вместо ответа прошептала я и кивнула на эту пару. Женя повернулась и скривилась. — Исправим, — вдруг сказала она, — не зря же я так вырядилась. Женя подошла к паре. Её движения были слишком решительными для девушки, мужскими. Я была уверена, что раньше она бы так не поступила. Раньше она бы промолчала или, максимум, попросила бы о помощи кого-то другого. — Я украду вашу партнёршу на один танец, — попросила, нет, заявила Женя и протянула руку той девушке. — Нет, — покачал головой мужчина, — не украдёшь. — Почему это? — преувеличенно вежливо спросила Женя. — Потому что гомики с девушками не танцуют. Пьяный, что ли? Несколько людей повернулись, наверное, с той же мыслью. Я с отвращением подумала, что это чей-то отец. Почему он назвал Женю «гомиком»? Разве она выглядела недостаточно по-мужски? Впрочем, может быть. Мне хотелось видеть в Жене больше мужских черт, и на другие я не обращала внимания. — Я предложил потанцевать тебе, а не девушке, — терпеливо, но одновременно и грубо ответила Женя. Или ответил? Мужчина, кажется, не понял, что имела в виду Женя. Повисла тишина, и я заметила, что к мужчине кто-то пробирается через пары. Он не обратил на это внимания. — Как тебя зовут? — спросил он. Зачем — а чёрт его знает. Она назвала чисто мужское имя, не своё. Как оно ей шло. О, как ей шло. Мужчина собрался сказать что-то едкое, даже начал тираду со «значит так...». Но Женя потянула девушку на себя, и та легко вывернулась из рук мужчины. От такой наглости он запнулся, подбирая, похоже, слова по-грубее. За это время к нему наконец подошли и что-то сказали, положив руку на плечо. Я, конечно, не могла расслышать. Женя не стала танцевать с этой девушкой. Она довела её до столика, возле которого стояли и мы, и с сочувствием спросила: — Всё ок? Девушка кивнула в ответ. — Я станцевала с ним раз, а потом неловко было отказаться, а потом он сказал, что хочет танцевать ещё, а ещё он неприятно прижимался... — девушка нервничала, и из-за этого тараторила и заговаривалась, но в целом — ей было ок. Она искренне улыбалась и искренне была благодарна Жене. — Он просто пьяный, — сказала Женя. Я ебала такое «просто», но в разговор решила не влезать. — Да, да, — девушка согласно кивнула. Она тепло улыбнулась и подняла стакан сока, будто готовясь произнести тост. — Ладно. За женскую солидарность! Серьёзно, никто из парней не подошёл. — Ну вот, — Женя деланно расстроилась, — неужели так заметно, что я не рыцарь на белом коне? Девушка только рассмеялась. Женя присоединилась к её смеху и мягко заметила: — Тебя не я спасла, — она показала на меня. — Это она тут рыцарь, я бы даже не обратила на это внимания. Девушка и поблагодарила меня, выпила сок («за пару неожиданных спасительниц!») и ушла к своей компании. Слово «пара» приятно грело душу, хотя, конечно, она ничего подобного не имела в виду. — Ты молодец, — сказала я Жене. — М, наверное, — равнодушно ответила она. И вечер продолжился так же, как и начался. Но не для меня. Я проваливалась в тревогу и страх. Ничего плохого с Женей произойти не могло: тут и взрослых много, да и она не из нежных и хрупких. Моему мозгу на это было глубоко похуй: почему бы не поволноваться, убивая последние шансы на веселье? — Так что ты спрашивала? — заговорила Женя, и я вздрогнула. Точно. У меня же был вопрос. — Да неважно, — отмахнулась я, будто от Жени можно отмахнуться. — Ну, теперь точно говори. Мы ввязались в шуточную перепалку: я говорила «это неважно», а Женя отвечала «всё равно скажи». Мне казалось, место неподходящее: музыка уже не так орала (дело шло к медляку), но всё же громкость не самая удобная, да и я себя чувствовала не очень. Но Жене плевать. Начала говорить — заканчивай, и спорить бессмысленно. — Ты, эм... — начала я, — ты считаешь себя парнем? Я готова была молить кого угодно, чтобы это оказалось правдой. Но Женя только посмотрела на меня ошарашенно и через пару секунду рассмеялась, будто я рассказала забавную шутку. — С чего ты взяла? — спросила она, улыбаясь. Она не считала этот вопрос чем-то серьёзным. — Ну... — я выразительно обвела руками её костюм. Конечно, я имела в виду не только одежду: и манеру вести себя, и случай с этим мужиком, и, ну, всё. В ней не было черт, которые я не могла бы счесть мужскими. — Всего лишь? — её улыбка стала грустной. Я попыталась оправдаться, мол, я и про другие штуки, но она меня перебила: — Как мало нужно, чтобы быть парнем. Мне стало стыдно, хотя это было не самое глупое предположение. Блять! Может, она пока этого не осознавала? Я хотела, чтобы она была парнем. Я могла бы пригласить её на белый танец; я могла бы выкладывать отвратительно слащавые фото в инсте, да хоть с этого выпускного; мы могли бы быть раздражающе милой парочкой. Ничего из этого я не сказала, а только попыталась оправдаться ещё раз. — Но почему ты так ведёшь себя, так одевашься, так открыто плюёшь на чужое мнение, так... — я запнулась. — Даже сегодня ты... Этого не было раньше. — Ну, мне так нравится, — она пожала плечами. Её тон был настолько равнодушным, что мне захотелось заплакать. Через несколько минут молчания она спросила: — Ты в порядке? — В полном. Она опять пожала плечами и продолжила скучающе рассматривать окружающих. Тишина напрягала и давила, всё вокруг будто заволакивала пелена. А она, кажется, чувствовала себя комфортно и в тишине. И возможно, ей хотелось оказаться в тишине без меня. Мне становилось хуже. Слишком много людей, которые, казалось, смеялись не над своими шутками, а надо мной. Слишком много людей, которые, казалось, могли читать мои мысли и смеялись именно над ними — над глупыми, ужасными, отвратительными мыслями о том, что я могу встречаться с девушкой. Очнулась я уже на улице. Я не помнила, как выскочила из здания, но это и не было важно. Прохладный свежий воздух успокаивал. Я подумала: «надо напиться». Вдрызг, так, чтобы не было сил ей звонить. Не знаю, сколько я так стояла. Мои руки помёрзли, и я уже думала вернуться, как услышала знакомый голос. — Тебе лучше? «Спасибо, — думала я, — спасибо, что подождала, пока я успокоюсь». Я кивнула. Она подошла ближе и обратила внимание на руки, которые опять тряслись — только в этот раз уже от холода. Она взяла их в свои и начала растирать. Это как-то не сочеталось: после панических я не любила прикосновения, но это же она. — Можно тебя обнять? — спросила она аккуратно. Я не могла отказать. Мы стояли в объятьях долго, дольше, чем положено подругам. В горле застыл гадкий и липкий комок. Она наклонилась ко мне с вполне очевидными намерениями, а я застыла, не зная, как реагировать. Была бы она парнем, я б не сомневалась и секунды. Она, кажется, ждала от меня каких-то действий. В конце концов она спросила: — Так и собираешься ничего не делать? Я, даже не думая, произнесла первое, что пришло в голову: — Была бы ты парнем... — Что? — услышала я. Мы уже не обнималась; она изящно вывернулась из моих рук; мне стало по-неприятному холодно. Я не знала, что ответить. Разве я её задела? Я же сказала правду. — Ну-у, — протянула я, не понимая, за что оправдываюсь, — ты же девушка, понимаешь? Была бы ты парнем, мы могли бы встречаться. По-нормальному. — А, — произнесла она, и я увидела в её глазах понимание вперемешку с грустью. Она вдохнула, будто собираясь что-то произнести, но только издала сдавленный смешок. Хотя после небольшой паузы наконец добавила: — Я думала, у тебя были особые причины не признаваться... Она смотрела на меня в ожидании, наверное, что я что-то отвечу. Но что мне было сказать? И почему причина не «особая»? Что тут говорить? Она устало махнула на меня рукой и ушла обратно на выпускной. Я не хотела больше возвращаться, но пришлось зайти за верхней одеждой. Я смотрела на красивые танцующие пары: на парней в строгих костюмах и на девушек в пышных платьях. От этой картины хотелось напиться.***
Ну, я не думаю, что вы от меня чего-то другого ожидали. Что мне ещё было делать? Алкоголь успокаивал, лелеял, не мог смеяться надо мной или махать руками. Даже беспокойство на этот раз он снимал удивительно хорошо. Я всё думала, думала, думала; она упорно не выходила из головы. «Была бы ты парнем», — вертелось у меня, и я не понимала, что с этой фразой не так. Её это задело, я же её знаю неплохо (ну, за исключением этих гендерных плясок). Задело, и сильнее обычного. Но почему? Так ведь действительно было бы лучше. Проще, понятнее, удобнее — называйте как хотите. Я ведь сказала правду, то, что думала, почему это её задело? Напилась я, как и хотела, в хлам. Последнее, что помню: как засыпаю, явно не дома. Засыпаю и шепчу эту фразу, пробуя её на вкус, пытаясь понять, что с ней всё-таки не так: — Была бы ты парнем, была бы ты парнем, была бы ты парнем... Начиналось лето — ну, нормальное лето, а не бесконечное волнение перед экзаменами. Больше мы не виделись.