***
— В смысле, ты не будешь расставаться с Кариной? После всего, что между нами было?! — Слава спрятал улыбку. Он старательно изображал эмоции, которые, наверное, должен был испытывать, а сам был бесконечно счастлив от того, как Ванечка на него теперь смотрит. А ведь раньше не хватало чего-то такого. И как они держались… — Ну, Слава, всё же хорошо было, нахуя ты эти расставания придумываешь. Мы с тобой мальчики и у нас по девочке есть. А то, что мы иногда друг друга будем за пиписьки дёргать, ну так, это вполне естественно! Слава разразился очередным потоком ругательств, а Андрей заткнул уши руками и отправился на поиски наушников. Ему было непонятно, почему эта семейная сцена должна разворачиваться в его квартире. Неохотно побрёл на кухню, где вероятнее всего их и оставил. Постучал — это в своём то доме! Руки вверх поднял, ещё белого флага из задницы не хватало. Но и без него хорошо сработало. Смутились, притихли. Слава принялся размешивать чай в полупустой стеклянной кружке. Он так внимательно смотрел за этими круговыми движениями, что захотелось подойти поближе и тоже посмотреть, но Замай сдержался. Фаллен гордо восседал на подоконнике и притворялся, что его не смущает тот факт, что Андрей Андреевич расхаживает тут с полным пониманием ситуации на лице. Всё слышал, вмешиваться не намерен. Может быть молча осуждает. Замай подобрал со стола голубые наушники, которые частично лежали в луже, обтёр их об футболку и уже почти вышел из опасной зоны, но тут же был пойман за хвост. — Андрей, — Слава стал мешать против часовой стрелки, как будто отматывал время назад. — Вот скажи, если бы ты мужика выбирал, ты бы того который тебе изменять со своей девушкой взял или с тентаклями. Замай повернулся и серьёзно посмотрел на Славу, стараясь не выдать своего изумления. Он был уверен, что Карелин ничегошеньки из случившегося не помнит. Или это его обычный бред… — Откуда бы у тебя мужику с тентаклями.? Есть кто-то на примете? Слава загадочно пожал плечами, а Ванечка скрестил руки на груди. Ему бы сейчас в них Гришу или ещё чем-нибудь занять. Не знает куда деть. — Ну так что? — Я — это другое дело. За себя решай, Слава. — Просто скажи Ване, что он не прав, — Слава заржал и отставил чашку на подоконник, поближе к Фаллену. — Я в этом не участвую. Вот если бы тебя посторонние мужики какие-нибудь обижали, тогда другое дело, а с этим, — Андрей развёл руками. — Сами ебитесь. — Всё-равно ты не прав, — сказал Слава, когда Замай вышел.***
Фаллен проснулся от того, что кто-то шарудил в дальнем углу комнаты. Спросонья решил, что Гриша, но довольно быстро сообразил, где находится. Слава спал, уткнувшись лицом в подушку, значит Андрей Андреевич буянит. — Андрей, ты чего там? — Ммм, — ответил Замай, не прекращая бурной деятельности. — Андрей! На этот раз Хан совсем промолчал. Ваня встал. Пятки от пола не отрывал, боялся на что-нибудь наткнуться. Осторожно к темноте приглядывался, в том месте, где Андрей чудился. Жутко стало. Показалось, если включить свет, то прояснится не только в комнате, но и у Замая в голове. Шабуршение не прекращалось. Равномерное, деловое. И от Андрея Андреевича сосредоточенностью так и прёт. Как будто он там рэпчик сочиняет. Это как раз и пугает. — Андрей, ты там норм? — ещё раз спросил Фаллен перед тем, как щёлкнуть выключателем. От света Слава проснулся и сел. Проморгался, а потом спросил, что происходит. Замай ответил, как ни в чём не бывало: — Магия прохудилась. А за мной один негодяйский волшебник охотится. Надо защиту восстанавливать, — взгляд у него был совершенно осознанный. От этого Фаллен только больше напрягся. — Ну восстанавливай, — Слава зевнул и уткнулся лицом в подушку. Фаллен остался у выключателя. Андрей посмотрел немного молча и продолжил. Он выдвигал книги из шкафа, засовывал руку в освободившиеся ниши, отбивал по стене несколько ударов и возвращал всё на свои места. — Тебе свет оставить? — Ваня хмуро посмотрел на Андрея. Слава окончательно и бесповоротно принял реальность Хана Замая, хоть и решил не вмешиваться. Фаллену теперь либо спорить с ними со всеми, либо тоже притвориться, что его всё устраивает и пойти спать. А может они и правы. Это же Замай. С ним что угодно может происходить. Ванечка зевнул. — Можешь выключить, — Андрей улыбнулся улыбкой категории «мне некогда» и продолжил рыться в шкафу. Фаллен в темноте добрался до кровати и влез под одеяло. Некоторое время он одиноко и неспокойно глядел в потолок, а потом подкатился ближе к Славе и уложил руку на него. Тело вдруг зашевелилось под одеялом и через несколько секунд Ванечка был схвачен в жаркие объятия. Даже сонный поцелуй в висок ему достался. Да за такое можно не одного, а нескольких Замаев в комнате простить! Но на счёт «понять» Ванечка всё-таки был не уверен.***
— О чём думаешь? — Охра плюхнулся рядом с Мироном на диван. Подумал и завалился в сторону. Ноги закинул на колени Окси. Приготовился слушать. Или не слушать, если в этот раз рассказывать нечего. Газа закрыл. Надо будет долго ждать — подремать успеет, а нет, так выслушивать интересней будет. — О сексе с классовым врагом. — Мощно, — Ваня одним глазом посмотрел на Мирона. С бородой профиль уже не казался таким потусторонним. — Это у тебя благодарность за освобождение или просто дурь какая-то? Он не помнит, так что благодарить не обязательно. — Сечёшь. Даже слишком. Мирон сначала собирался в защитный жест руки переплести, но вместо этого уложил их поверх Ваниных задних лап. — Ты мне много рассказываешь вот и секу. — Могу не рассказывать. — Это уж тебе решать. — Знаешь чего… — Чего? — Ваня зевнул и вытянул руки вверх, вообразив себя котом. Мирон погладил его ноги. Хорошо значит отыграл. Даже со стороны видно. — У меня нет такой магии, которая могла бы мне в этом деле помочь, а вот у конкурентов цветёт и пахнет. — Воу-воу-воу, — Евстигнеев замахал лапами. — Осторожнее, ты сам толком не разобрался, как оно работает, а уже лезешь воротить чего-то. — Ну как работает… Один носок мне, другой ему. Мир да любовь. — До гроба? — Ну это я не знаю. — Нет, ты подумай, что, если реально до гроба. Мирон легкомысленно отмахнулся. Сказал, что давно хотел попробовать что-нибудь новое и очень может быть, что и любовь до гроба. Рудбой настолько от всего этого прихуел, что даже возражения высказывать не стал, хотя их было много. Повыскакивали из глубин подсознания, к поверхности собрались и давай мельтешить. Мирон ловко у него из-под ног выскользнул и под каким-то предлогом, который почти загорелся у него на лбу красной лампочкой, удалился на кухню.