Плохая дочь

      Любовь — единственный смысл дышать.       Атанасия садится точно на холодный каменный пол и разглядывает маленький огонёк напротив своей темницы. Он яркий и, наверняка, тёплый, манящий. Ей кажется, стоит лишь подойти чуть ближе — спасительное тепло накроет с головой, однако принцесса лишь улыбается. Едва заметно, слегка приподнимая уголки губ.       Прямо как отец.       Так он улыбался всякий раз, как его взгляд падал на Дженнет. До того холодный, полный равнодушия и непонятной ненависти, теперь его взгляд горел теплом и лаской. Атанасия бы хотела получить хотя бы крошку, маленькую капельку всего того, что получает её сестра, едва ли осознавая всю губительность положения первой принцессы, но сидит в своей новой темнице и ждёт участи, уготованной лишь из-за подозрений, до смешного неправдоподобных доказательств её вины в попытке убить Дженнет.       Возможно, ей следует их всех ненавидеть. Возможно, она должна плакать, биться в истерике от той несправедливости, которая обрушилась на её хрупкие плечи, но… Атанасия лишь прикрывает глаза и выдыхает, ожидая прихода палача.       — Боги тебя совсем не любят, — усмехается кто-то напротив, и она в удивлении поднимает взгляд: кому могла понадобиться ненужная принцесса? — Впрочем, стоит сказать, что вообще никто.       Перед ней мужчина, хотя, скорее уж юноша не на много старше самой Атанасии, но его глаза, горящие алым пламенем, полны такой усталости и мудрости, непонятного ей всезнания, что всего на мгновение кажется, будто образ перед ней — иллюзия больного одиночеством разума. Только сердце говорит совсем другое: незнакомец реален, только руку протяни — ощутишь тепло человеческой плоти.       — Кто вы? — Она шепчет совсем тихо, настолько, что и сама начинает сомневаться в том, что задала вопрос вслух, однако странный незнакомец отвечает:       — Имеет ли это значение? — Он усмехается и садится перед ней на корточки, протягивая руку. — Вопрос в другом: хочешь ли ты жить, Одинокая принцесса?       Хочет ли она?       Атанасия не знает. Раньше, быть может, и хотела. Жаждала счастья, любви, жизни. Только что в итоге получила? Приказ Его Величества о повешенье — самом унизительном способе казни — собственной дочери, которую обвинили в попытке убить сестру. И это при том, что все доказательства так же беспочвенны, как любовь Атанасии к отцу. Так какой смысл жить в мире, где она, в общем-то, никому не нужна? Его нет, правда. Только…       Умирать все равно страшно.       Принцесса не замечает, как дрожат её руки и как чужие, тёплые-тёплые ладони сжимают её — такие холодные, полные мозолей, историю появления которых она уже и не помнит. Атанасия опускает голову совсем неосознанно, стыдясь мимолётного проявления слабости, но не пытается высвободить рук: слишком сильно соскучилась по теплу, которого никогда и не ощущала-то толком.       Незнакомец терпеливо ждёт ответ, рассматривая золотую макушку, и крепче сжимает хрупкие ладошки, когда заключённая всё же поднимает взгляд сапфировых очей. Они невольно возвращают его в прошлое, такое далёкое, что он почти и не помнит ничего, но почему-то все равно пришёл сюда, в эту темницу, куда его направляли призраки забытого.       — Зачем? — Шелест чужого голоса заставляет его вздрогнуть и озадачено нахмуриться. — В этом… нет особого смысла.       — Чтобы жить разве нужен смысл?       Атанасия не отвечает и лишь кивает, вновь улыбаясь и прикрывая глаза. Не надеется уже ни на что. Завтра её здесь не будет: ни в этой темнице, ни в этом мире. Даже в сердце хотя бы одного человека её не будет.       Впрочем, никогда и не было.       — Тогда возьми меня за руку. — Незнакомец протягивает руку вновь       

Снова убегаю прочь.       Папа, если можешь, то прости       Плохую дочь…

      Атанасия тянется к теплу и думает, что терять ей, в общем-то, нечего. Лишь надеется, что смысл дышать всё ещё существует где-то там, в глубине этого мира.