is it gay to kiss your bro?

Уилл всегда был его любимчиком. Сколько Майк себя помнит, это всегда было так. Он и Уилл, Лукас и Дастин — а все четверо настолько крепко повязаны друг с другом, что сделка с дьяволом покажется фарсом. Но, да, факт остается фактом. Уилл — его лучший друг с детского сада. И именно Уилл находит его на диване в гостиной Джессики Стивенсон. Майк удивлен. Немного. Их последний разговор оставил горькое послевкусие, и Майк — до этого момента — был абсолютно уверен, что Уилл зол. Он и был зол, скорее всего, ну, насколько об этом можно судить по тому факту, что он выскочил из машины в ту же секунду, как Майк затормозил у дома Джессики, а не как обычно топтался на месте, ожидая Уилера. Ну или не стал таскаться хвостом за ним. Нет, звучит неправильно, и Майк хмурится от этого. Уилл не таскается за ним. Они всегда очень классно зависают, Майк наливает ему чего-нибудь безалкогольного (ибо Байерс едва ли переносит запах алкоголя, потому что тот напоминает ему об отце, пьяном и буйном, совершенно не следящем за тем, что вылетает из его рта. Что уж лгать, Лонни придурок), дразнит Дастина, который продолжает сохнуть по десятикласснице, и совсем не против того, что Майк курит травку. Майк думал, что Байерс ушел куда-то вместе с Джейн, но сейчас Уилл стоит перед ним один. Его щеки красивого нежно-розового оттенка, а в глазах отражается фиолетовый цвет неоновой вывески, что висит на стене позади, и это заставляет Майка на мгновение зависнуть. Суть повествования вновь ускользает от него. Уилл щелкает пальцами прямо перед его лицом, чуть хмурясь. Майк медленно мигает. Травка почти выветрилась из его разума (кажется?), но вот из комнаты — точно нет, а потому его мысли порой разбегаются словно тараканы. — Что? — переспрашивает он, пропустивший мимо ушей все, что сказал ему Уилл. — Нам пора, — кивает тот на часы. — Уже одиннадцать, помнишь? Точно, их сделка. Уилл идёт с ними на вечеринку, если они уходят в одиннадцать. Не то чтобы Майку нравится проводить так своё свободное время, но конкретно эта тусовка оказалась вполне неплохой. Джессика Стивенсон всегда умела правильно отрываться. Майк кивает едва знакомым девушкам (кажется, одна из них ходит с ним в класс продвинутой физики, а её сестра когда-то делала с Нэнси проект по биологии. У нее были очень красивые кудряшки) на прощание, одна из них посылает ему воздушный поцелуй. Майк ничего им не отвечает, лишь переводит взгляд на Уилла, наблюдающего за этой ситуацией. Майк видит в чужих глазах пьяный блеск, но ему, скорее всего, мерещится. Воздух в комнате мутный, потому что Джесс вновь раскуривает бонг, и Уилл морщится от сладковатого запаха, но даже хмурым он пленяет чем-то, что Майку тяжело описать. Не красотой, чем-то более эфемерным. Майка мутит. — Где Джейн? — спрашивает он, потому что Хоппер приехала сюда с ними, а получать по голове от её отца Майк абсолютно точно не желает. Джим иногда — часто — его пугает. — Сказала, что уедет с Лукасом. — А шериф? Он знает, что она здесь? — Уилл пожимает плечами. — А мне какое дело? — Порою Майку кажется, что Уилл Джейн недолюбливает. Или… что-то здесь нечисто, но, впрочем, он всегда с ней безумно мил, так что Уилер сильно на этом не зацикливается. — Тогда пошли. Потому что Майк рад свалить отсюда, если это то, чего хочет Уилл. Холодный осенний воздух впивается в легкие, освежая. Они молча сидят на ступеньках какое-то время, проветриваясь. Находясь внутри, Майк не совсем осознавал, насколько громко включена музыка, и теперь, в ночной тишине, монотонный гул заполняет его голову. — Ты сильно накурен? — поворачивается к нему Уилл, разглядывая. Майк смотрит в ответ и тяжело выдыхает, почти на сто процентов уверенный, что его собственные зрачки сейчас расширены, а волосы потрепаны (он был зажат на диване между двух горячих тел, ради бога). Но, в остальном, он вполне в порядке. — Я вполне в порядке, — повторяет он Уиллу, но того эти слова не убеждают. Тут Майк замечает, что Байерс выглядит совсем не как обычно, а так, будто он… — Ты пьяный. — Я не пьяный! — протестует он. — Я взял один напиток. Перепутал с вишневым соком, но он оказался неплох, так что. Я не пьян! Но Майк может слышать изменения в голосе Уилла. Он не заметил всего этого раньше (как?), но теперь он читает Байерса как открытую книгу. Кончики ушей того ярко-красные, а в глазах ясно читается пьяный блеск. Но ещё Уилл явно раздражен его замечанием. И это делает его просто очаровательным. — Тебе вообще можно мешать алкоголь с таблетками? — Майк уверен, что где-то читал, что алкоголь нельзя пить, когда пьешь антидепрессанты. Это может привести к летальному исходу, внезапно загорается в голове восклицательный знак, и, да, теперь Майк действительно волнуется. — Я перестал их пить неделю назад, — качает головой он. — Вот почему я… Такой взбешенный иногда, — тихо произносит он, а потом, хмурясь, переводит тему. — Зачем нам вообще потребовалось сюда идти? — Точно все в порядке? Нэнс говорила, что должно пройти не менее двух недель, прежде чем- — Майк! — осаждает его Уилл. — Все под контролем, ладно? — Ты в книжке прочитал, что ли? — Да, — Уилл выпускает смешок. — Да, ладно?! Так что все в норме. И, все-таки, нам не стоило идти сюда. — Но меня пригласили! — Да, — фыркает Уилл, отворачиваясь. — Тебя. Но ты взял с собой всю тусовку, убеждая, что и мне обязательно нужно сюда прийти. Это… плохая идея. — Тебе не понравилось? — Уилл мрачнеет. — Я торчал на кухне, пытаясь спрятаться от лишнего внимания. Я попытался пойти и запереться в какой-нибудь из комнат, но… — Уилл чуть краснеет. — Они все были заняты. Если ты понимаешь, о чем я. Майк хихикает. Его просто прошибает. — Ты просто очарователен, Уилл. Очарователен, — Уилл резко поднимается на ноги, двигаясь к его тачке. — Заткнись, — слышит в ответ Майк, и это заставляет его рассмеяться в полный голос. Я люблю тебя, думает он, но тут же вытряхивает эту мысль из головы, слишком неподходящую для данного момента. Он сможет подумать об этом позже. Они едут в тишине, в какой-то момент Майку начинает казаться, что Уилл засыпает, но тут на кассете врубается should i stay or should i go и в это же мгновение Уилл переключает трек на следующий. Песня с Изнанки. — Меня тошнит, — говорит Уилл. Майк резко тормозит (по крайней мере, он думает, что тормозит), что является совершенно плохой идеей. Его реакция, должно быть, слишком замедлена, или, возможно, он перепутал педали (он за рулем первый месяц, все случается), и, что ж. Машина съезжает с дороги на поле, а Уилл орёт. И, возможно, Майк кричит тоже. Когда он, наконец, на самом деле тормозит, мгновение они просто сидят в тишине, переводя дух, а потом Уилл бьет его кулаком в плечо. Что совершенно не похоже на Уилла. — Ауч! — восклицает Майк, потирая ушибленное место. — Какого хрена, Майк? — Ты сказал, что тебя тошнит! — оправдывается он, отклоняясь от очередного кулака. Видимо, сегодня он окончательно вывел Уилла из себя. Что ж, такое иногда случается. — Тошнит от песни, идиот! — Кричит на него Уилл, качая головой. — А ты чуть не убил нас! — одно мгновение — и неожиданно Уилл белее бумаги. — Уилл? — хмурится Майк, наблюдая, как Байерс вылетает из машины, сгибаясь над каким-то кустом. Раздаются звуки рвоты, и Майк отстегивается, достает из-за сидений пачку салфеток и, заприметив ту под креслом, колу Джейн (та оставила её вчера вечером, но по ночам в Хоукинсе уже довольно прохладно, так что вряд ли газировка успела испортиться. Майк все равно делает глоток, чтобы точно в этом убедиться). Он выползает из машины тоже. — Уилл? Ты в порядке? На мгновение его прошибает абсолютно иррациональная мысль, что Уилл умирает, что-то внутри него кричит, взрывается, и сирена просто разрывает его уши, заставляя кинуться в сторону Байерса, схватить того за плечо и убедиться, что он здесь, в порядке и настоящий. Майк выдыхает, когда взгляд Уилла встречается с его собственным. Наконец, его отпускает, и на свободу вырывается смешок, хихиканье. Он прижимает Уилла к себе, и тот, ничего не понимающий, прижимает его к себе тоже. Потом спрашивает: — Может, ты дашь мне салфетки? — Майка опять распирает смех. Он отдает всё, что у него в руках, Уиллу, а сам садится рядом с колесом машины, прямо на землю, и смеется, закрывая лицо руками. Позже он будет спихивать этот смех на травку, но, скорее всего, это и есть её действие. Не Уилла. Хотя… Кто знает наверняка? Он поднимает взгляд на Уилла, и, внезапно, вся ебаная планета тормозит. Это будто второе пришествие — Уилл Байерс, пьющий колу: то, как двигается его кадык, как он моргает (медленно, позволяя Майку разглядеть каждую ресницу или, возможно, Майку это лишь кажется — в любом случае, Уилл прекрасен). Уилер не успевает сообразить, как он поднимается, оказывается в шаге от Уилла, рассматривая все тени на его лице, его скулы, блеск в глазах, каплю газировки на губе. Каплю… На губе… Он накурен, думает Майк, потому что это единственное здравое объяснение, что у него есть, всему тому, что творится с ним и внутри него. И тому, что творит он. Майк тянет руку, хватает Уилла за крылья его дурацкой футболки поло (которая идет ему так, что у Майка перехватывает дыхание), и тянет на себя, не позволяя вырваться. Он целует Уилла. Тот делает шаг назад, вырываясь, отталкивая его. — Какого хрена ты творишь? — кричит (шепчет, но это звучит как крик, в этом пустынном месте) он, его глаза широко распахнуты, и Майк облизывает губу, отворачиваясь. Блять. Он садится в машину, и, когда Уилл открывает пассажирскую дверь и садится рядом, тараторит, запуская руку в волосы: — Прости, я- я не знаю- — Я не гей! — говорит ему Уилл, но Майку кажется, что тот бьет его этими словами, ломает на части, разрывает, словно плюшевую игрушку. — Прости, — выдыхает он словно мантру, зацикленный на этих словах. — Я- я знаю! Я знаю, и мне жаль, — он закрывает лицо руками, набирая в легкие воздуха и пытаясь подобрать правильные слова. Уилл сидит рядом, понимает он, а, значит, он ещё не облажался по полной. — Просто, — Майк поворачивается к Уиллу и не может не чувствовать, как сердце падает в пятки. — Просто… Т-ты выглядел так красиво, — совершенно глупые слова, неправильные, неподходящие, но Майк натягивает кривоватую улыбку, надеясь перевести всё в шутку. Уилл смотрит так, будто видит его насквозь (скорее всего, так и есть). — Красиво? — приподнимает бровь Уилл, явно неубежденный. — Да ладно тебе, — трясет волосами Майк, пытаясь успокоить сердцебиение. Однако взгляд с Уилла он не переводит. — Красивый, самый лучший, мой любимый Уилл Байерс, — Майк выпускает смешок, будто это правда лишь дурная шутка. — Ты всегда был моим любимчиком, помнишь? — Ты не можешь просто взять и поцеловать человека, потому что тебе это кажется смешным, Майк! — будто ребенку, объясняет ему Уилл. — Я знаю. — Потому что это не смешно. — Прости, — повторяет он опять. — Прости. — Это сексуальное домогательство. За такое сажают в тюрьму. Майк делает вид, что задумывается, чешет лоб, а затем опять смотрит на Уилла. Его взгляд мимолетно (он надеется, что это мимолетно) падает на губы парня, трещинки и складки на них, но Уилер быстро переводит взгляд на глаза Уилла. Он читает в них непонимание, то, что Уилл запутан, озадачен всем произошедшим, а ещё он пьян, и Майк ненавидит тот факт, что, он, возможно, украл первый поцелуй Уилла, если тот вообще станет считать это своим первым поцелуем. Или, возможно, у Уилла уже был первый поцелуй с какой-то девочкой, и он просто джентльмен, не ставший трепаться Майку об этом. — У меня-, — начинает тихо Уилл, коротко выдыхая и не переставая пялиться на него. — У меня не было первого поцелуя. — Что? Уилл все ещё смотрит на него. — Я бы рассказал тебе, если бы он у меня был, — убеждает он. — Ладно, — кивает Майк, и разворачивается обратно к рулю. — Наверное, нам стоит ехать. Да? — говорит он, разглядывая деревья. — Джойс может потерять тебя. — Её нет дома, она работает, — Майк тянет руку к ключу зажигания, но Уилл перехватывает ладонь, заставляя Майка повернуть голову и вновь посмотреть на Байерса. Они сидят так, не произнеся ни слова, несколько мгновений. Когда Майк пытается вытащить руку из захвата, чтобы все-таки завести машину, Уилл тянет его к себе, с силой, больно сдавливая пальцы, его губы впиваются в губы Майка с какой-то странной злостью, агрессивный, будто Уиллу потребовалась вся его сила, чтобы решиться. Движения губ Уилла смазанные, быстрые и неловкие, Майку требуется мгновение, чтобы затормозить его и перевести поцелуй в более медленный, расслабленный темп. Уилл успокаивается, расслабляется и, наконец, отпускает его руку. Майк использует этот шанс и запускает ладонь в чужие волосы, уже прилично отросшие, устраивая на голове Байерса чистый хаос. — Я не гей, — шепчет ему в губы Уилл, его взгляд расфокусированный и блуждающий, Майк кусает его губу, желая протолкнуть язык в чужой рот, но вместо этого зализывает место укуса и отвечает: — Я знаю, — тычется носом Уиллу в щеку. — Ты не гей, я знаю. — Хорошо. За свои годы Майк целовался лишь с одним человеком (Джейн, когда им было по тринадцать, и любую эмоцию можно было с легкостью перепутать с влюбленностью), но их с ней поцелуи никогда не были такими. Сейчас это анархия с первого мгновения, шторм, накрывающий с головой, их языки сталкиваются будто бы в ритуальном танце, не знающие верных и неверных движений, их зубы неловко бьются друг о друга, а носы то и дело встречаются, мешаясь, но это не останавливает их. Майк проводит языком по зубам Уилла, ощущая привкус колы, что тот выпил пару мгновений назад, и одна только мысль о том, что это Уилл, сводит его с ума. Уиллуиллуилл. Майк вновь хватает его за воротник футболки и тянет ближе, ближе, не желая тормозить, даже когда дыхания перестает хватать. Уилл пытается отвечать, и осознание этого отравляет Майка, лишает кислорода и остатка каких-либо здравых мыслей. Он никогда в жизни не желал целовать кого-либо так сильно, как он хочет целовать Уилла. Вечно. Беспрестанно. Безостановочно. Он хочет, чтобы весь остальной мир просто перестал существовать, чтобы ему не пришлось везти Уилла домой, чтобы ему не пришлось прекращать поцелуй и расставаться с Байерсом хоть на мгновение. Он хочет целовать, целовать и целовать. А ещё Майк надеется, что ткань его джинсов достаточно плотная, чтобы скрыть стояк. Ему всего шестнадцать, ладно?! Его член может встать от дуновения ветра. Уилл легонько его отталкивает, и Майк сразу же отстраняется, не желая повторять своей ошибки. Он переводит дыхание, наблюдая, как Уилл тоже пытается прийти в себя, оттягивает край футболки вниз, проводит рукой по волосам и тяжело дышит, и этот вид почти заставляет Майка вновь потянуться вперед за поцелуем. Чтобы избавиться от наваждения, он все-таки, наконец, заводит машину. И сидит, разглядывая кусты. Уилл шуршит тканью своей футболки, поправляя её, но потом, на какое-то время, их настигает тишина. — Мы едем? — спрашивает Уилл, и Майк прокашливается. — Кхм. Да, — кивает он и кладет руки на руль. Сосредоточиться выходит не сразу, и он путает передачи, двигаясь вперед, прямо на кусты, а не назад в сторону дороги. — О господи! — кричит Уилл, врезаясь лбом в лобовое стекло при торможении. — Блять! — кричит Майк, разворачиваясь. — Ты в порядке? — Я клянусь, ты хочешь меня убить, — стонет Уилл, потирая ушибленное место, и Майк тянется вперед, убирая волосы Уилла за ухо, чтобы получше разглядеть ранение. Это непросто, учитывая, что время клонится к двенадцати. — Я в порядке, — улыбается ему Уилл, однако он не отодвигается. Так что Майк позволяет себе прижать холодные пальцы к ушибленному месту и осторожно провести пальцами по чужой коже. Обычно касания отвлекают Майка от раздражающей боли, когда он врезается во что-то локтем или головой, поэтому он позволяет себе это, не думая. — Я в порядке! Правда, Майк… — Ты сможешь пройти по прямой линии, если я тебя попрошу? — Я бы не стал этого делать, даже если бы не выпил. Майк выпускает смешок, возвращаясь в комфортное положение. Ремень безопасности, конечно, давит все так же неудобно, как и раньше (и в джинсах неудобно абсолютно, особенно сейчас), но он не обращает на это внимания. Уилл переключает радиостанции, пока Майк выезжает обратно на дорогу. Они едут, не разговаривая, и Уилер пытается кидать украдкой взгляды на Уилла, но это безнадежно, потому что он тут же теряет связь с миром и начинает ехать по кривой. Когда они подъезжают к дому Байерсов, Майк видит свет, горящий в окне. Мгновение он думает о том, чтобы напроситься остаться с ночевкой, потому что сил ехать домой нет, но Уилл выползает из машины быстрее, чем Майк успевает что-либо сказать. — Увидимся в школе, — говорит Байерс, и Майк кивает. Он смотрит, как тот идёт к двери и заходит вовнутрь, а затем разворачивается, и едет домой, стараясь ничего на два раза не обдумывать. * Стараясь. Правда, но, господи, он же Майк Уилер. Уилл — это, без шуток, самое лучшее, что случалось с ним в жизни. Позже появляется Лукас, и Дастин, и Джейн с Макс, но сначала были лишь Уилл и Майк. И, когда им исполнилось по пятнадцать, и они перешли в старшую школу, оказалось, что больше половины выбранных ими классов совпадает, и в пятнадцать оказалось, что большую часть дня в школе они проводят вдвоем. Конечно, есть обед, на котором столик всё ещё (в большую часть дней) занимают все шестеро. Есть класс живописи, в который Уилл ходит вместе с Макс, и есть класс ораторского искусства, в который Майк ходит вместе с Джейн, и класс писательского мастерства, в которые он ходит вместе с Лукасом и Дастином. Но на физике все проекты Майк делает с Уиллом. В классе продвинутого английского, алгебры, истории Америки и в десятке других — тоже. И внезапно в учебные будни оказывается чертовски сложно собраться компанией из шести человек. Спустя три месяца учебы в старшей школе они перестают даже пытаться встретиться не по выходным, слишком занятые домашкой, тренировками и черт знает чем ещё. Так что, словно в те дни, когда им было по пять, они с Уиллом собираются лишь вдвоем. Обычно они играют в видеоигры, читают комиксы и книги для класса английского или просто делают домашку. Иногда они идут в зал игровых автоматов, и тогда в половине случаев Макс присоединяется к ним, что обычно ведет к тому, что Джейн присоединяется тоже. В последнее время эти двое практически неразлучны. Иногда они просто катаются по городу (раньше на велосипедах, но теперь, когда Майк наконец-то сумел выучить все правила ПДД и сдать экзамен с третьей попытки, на машине) и тормозят на людных улицах. Майк болтает о чем-нибудь, пока Уилл рисует скетчи случайных прохожих для своих картин, или, когда болтать уже не о чем, просто включает музыку в своем плеере и отдает один наушник Уиллу. Прошло уже почти четыре года, и в последнее время такое практически не происходит, но в пятнадцать Уиллу все ещё снятся кошмары. Уилл рассказывает Майку об этом, однажды забравшись к нему через окно посреди ночи (и до чертиков напугав). Уиллу снится, что его так и не находят, и он умирает в Изнанке, растерзанный, как Барб. Или что смерть Барб — это его вина, потому что он не сумел помочь, и она кричит это ему во снах. Ему снится, что он попал в Изнанку и всем плевать на пропажу тихого зомби-мальчика. Даже его маме. Майк ненавидит такие ночи, потому что слова — просто слова, и ими редко можно помочь. И это же Уилл. Майк ненавидит, что он не может помочь, но он делает все, что в его силах: — Нам не будет на тебя все равно. Никогда. Слышишь? Мне не все равно, — и Майк повторяет это, пока Уилл не успокоится, укачивая Байерса в собственных объятьях, вторя слова, словно колыбельную. И в ночи, когда выбраться из дома кажется плохой идеей, Уилл звонит ему по рации, и тогда Майку приходится прилагать двойные усилия, чтобы успокоить его. Или просто самому сбежать к Байерсам, чтобы утром проснуться с первыми лучами солнца и прокрасться в собственную спальню так, чтобы никто и не заметил его пропажи. И в пятнадцать это оказалось так просто — влюбиться в Уилла Байерса. А сейчас Майку шестнадцать, час назад он целовал своего лучшего друга, и он понятия не имеет, что с этим делать. И что это значит для них двоих — тоже. Они не обсуждают то, что произошло, не на самом деле. На следующий день никто не собирается встретиться в городе (что и очевидно, раз вчера тусовка разъехалась куда позже их с Уиллом), а в понедельник, когда они, наконец, видят друг друга на втором уроке, Уилл заводит разговор о ебаном эссе, что им задали до среды. Они не обсуждают, что произошло после вечеринки. Но теперь, когда это произошло, и они уже однажды поцеловались, Майку больше не кажется возможным остановиться. И он не понимает как, и кто благословил или проклял его таким образом, но теперь это становится тем, что они делают, когда вокруг больше никого нет. Они целуются. Когда Хоппер и мама Уилла уходят на свидание, Джейн устраивает вечер фильмов. И все вполне по-дружески, нормально, как обычно, но, как только она с Макс и Дастином (Лукас опаздывает так часто, что это практически оказывается его новой фишкой) исчезают на кухне, чтобы сделать вафли и попкорн, Майк и Уилл оказываются втиснутыми в крохотную ванную, и их зубы врезаются в друг друга с невероятной скоростью, Уилл садится на раковину (боже, лишь бы не сломать ту, у них ни за что не найдется адекватного объяснения), и Майк оказывается практически сидящим у него на коленях, запускающий руки в чужие волосы, языком изучающий чужой рот. — Уилл, — шепчет он в чужой рот, когда в голове вертится лишь «О господи, о господи, о господи», и Уилл кладет руку ему на затылок, заставляя наклониться ниже. — Уилл, что мы делаем? — дыхания на слова едва ли хватает, но эта мысль то и дело всплывает в сознании Майка горящей иконкой. Им нельзя. Или можно-можно-можно? — Целуемся, — шепчет Байерс. Майк надеется, что такой Уилл, с бардаком на голове и румяными щеками останется выгравирован в его воспоминаниях навечно, потому что, Майк уверен, он не будет способен существовать, не зная, как выглядят губы Уилла после его поцелуев. — Да, но почему? — Потому что это весело, — шепчет Уилл, улыбаясь. Его щеки красные, и Майк чувствует внезапный порыв расцеловать их. Или хотя бы коснуться языком и оставить влажный блеск, но Уилл вряд ли будет за. — Майк, Майк, Майки… Перестань болтать. И Майк затыкается, не желая обрывать себе удовольствие. Это опасно, и длится не дольше пары минут, но когда Уилл выходит из ванны, потрепанный и красный, Майк смотрит на себя в зеркало, и все, чего ему хочется — залезть в ледяной душ. Но он думает о том, как выглядит голая бабушка Уилер, морщится и выползает на кухню следом. И потом, когда Макс и Джейн засыпают на диване в обнимку к середине фильма, а Лукас и Дастин, сидящие на полу, оказываются слишком увлечены «Грязными танцами» (хоть потом и никогда в этом не признаются), требуется всего пара минут для того, чтобы Майк и Уилл оказались в объятьях друг друга, касающиеся друг друга носами, и ещё пару мгновений хватает для того, чтобы их языки сплелись друг с другом. Это всего один поцелуй, короткий и смазанный, потому что их могут поймать в любую секунду, но это то, что не выходит у Майка из головы до того момента, как он засыпает, уже после того, как развозит Уилла и Дастина по домам. Он разговаривает по телефону с Нэнси, потому что это то, что они делают каждую неделю (ну или хотя бы раз в две), и он слушает её болтовню о работе в новом журнале и перебирает волосы Уилла, читающего комиксы. Нэнси не требуется какая-либо реакция от него, ничего, кроме подтверждения, что он на линии, так что все это быстро перетекает в Уилла, целующего ещё щеки и уголки губ, дразнящегося Уилла, и Майку приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы оставаться в сознании и суметь как следует попрощаться с сестрой. — Ненавижу тебя, — бормочет Майк, кусая губы Уилла, пухлые и красные, и тот улыбается в поцелуй, впервые самостоятельно проталкивая язык в его рот. Майк заползает руками под рубашку Уилла, они исследуют тела друг друга, будто составляя карты, и бормочут что-то на выдохах, глупое и бессмысленное. — Ненавижу тебя, Уилл Байерс. — Почему тогда ты целуешь меня сейчас? — шепчет Уилл, дьявол танцует в его глазах, и Майк пожимает плечами, одурманенный. — Потому что?.. Уилл кусает его за язык, и в этот момент Майка переполняют ощущения — трение собственных брюк, руки, зарывающиеся в его волосы, тяжелое дыхание и легкое ощущение боли, смешивающееся с острым удовольствием. Ему хватает, господи иисусе. Он кончает себе в штаны, и Уилл, осознав это, утыкается ему в плечо, смеясь. — Ты ужасен, Майк Уилер, — говорит он, прежде чем уйти, напоследок попрощавшись с его мамой, и, господи, Майк стонет в подушку. Ему шестнадцать. Это нормально в его возрасте, правда ведь? Перед перерывом на обед они сначала идут в туалет, потому что у Уилла был класс искусства, и ему необходимо отмыть руки от следов карандаша, и внезапно оказывается, что туалет пуст, так что они прячутся в самой дальней кабинке, той, что с окном, и целуются на подоконнике, пока не звенит звонок (господи, неужели тридцать минут пролетели так быстро?), а потом ещё пять минут просто сидят, прижавшись друг к другу, чтобы перевести дыхание и дождаться, когда последний человек покинет туалет, и они смогут спокойно выйти. Объяснить остальным почему они вдруг исчезли с радаров и не появились за общим столиком на перерыве оказывается невероятно сложно. Им необходимо подготовиться к контрольной по продвинутой алгебре, и они собираются заниматься в комнате Уилла, но Майк заползает на бедра Уилла, и они целуются, без возможности остановиться, пока Джойс не возвращается домой и не говорит о том, что Хоппер и Джейн придут на ужин через час. На контрольной Майку едва-едва хватает баллов, чтобы получить тройку, но, что ж. Это лишь его собственная вина, и ничья больше. В пятницу днем его родители и Холли уезжают в Нью-Йорк, чтобы проведать Нэнси, даже если та абсолютно против этой идеи. И Майк не может не устроить вечеринку, поэтому в вечер пятницы его дом забит подростками. Он уверен, что говорил Уиллу об этом. Но время клонится к девяти, за все время тусовки он обнаружил Лукаса и Макс в своей спальне (но не на своей кровати, за что, конечно же, спасибо, но он не хотел видеть того, как они обжимаются, даже в страшном сне), наткнулся на Дастина с травкой в кухне (и заставил открыть того все окна, потому что мама убьет его, если учует), а ещё к нему подкатила какая-то девушка. И что ж, это редкость. И Майк знает, что ему нравятся девушки, и что, исключая все поцелуи, что он и Уилл крадут друг у друга тайком, они с ним лишь друзья. Год назад, когда Хоппер был на ночной смене, Майк приехал к Джейн на велосипеде, прямо посреди ночи, и они болтали за бутылкой вина, захлебываясь словами. После совершенно неловкого расставания в тринадцать они два года едва ли смотрели в сторону друг друга, но тогда они напились и разболтались, и Джейн поцеловала его, смеющаяся и раскрасневшаяся, и, да. Это то, о чем Майк думал потом в душе на протяжении долгих месяцев. Но сейчас, когда к нему подходит блондинка, очаровательная, миниатюрная, от которой ещё пару месяцев назад он бы потерял челюсть, Майку хочется лишь избавиться от этой компании. Потому что его мозг разъедает лишь одна мысль («Уилл, Уилл, Уилл»), постоянно, бесконечно, и хоть они это не обсуждают- Это то, о чем Майк думает, не переставая. * Когда на часах девять пятнадцать, он видит в коридоре Уилла. — Хэй! — кричит он, ощущая легкость от выпитого пива. Майк читает беспокойство на чужом лице, но здесь слишком людно и слишком громко, чтобы пытаться выяснить, что не так, так что он шагает вперед, касается плеча Уилла и тянет того в свою комнату. — Кхм, ребят, валите! — говорит Майк, выталкивая компашку из трех человек за дверь. Едва ли он знаком с кем-то из них, понимает он, и хмурится. Сколько тут вообще народу? — Ничего личного, ребята. Пока он закрывает дверь на щеколду, Уилл падает на его кровать, зарываясь лицом в его подушку. Майк садится рядом, у него в руке всё ещё недопитая бутылка пива (третья за этот час), так что он делает глоток, просто ожидая, когда Уилл подберет подходящие слова. — Джейн и Хоппер были у нас на ужине сегодня, — разбирает Майк бормотание сквозь подушку далеко не с первого раза. Это не прибавляет ясности, потому что- — И? Разве такое не случается, не знаю, раза три в неделю минимум? — Каждый день, кроме пятницы, — поворачивается Уилл на бок, и Майк дарит ему ободряющую улыбку. Мгновение они просто смотрят друг на друга, мир будто бы замирает, и больше не существует ничего: ни Джесс Стивенсон и её лучшей подружки, раскуривающих бонг у него в гостиной, ни музыки, жужжащей в голове, ни расстояние между ними. Внезапно Майк сжимает бутылку в своей руке слишком крепко, и та едва не выскальзывает из ладони. Уилл выпускает смешок, закатывает глаза и, наконец, продолжает: — Но суть не в этом. Уилл вновь выдерживает паузу, Майк делает последний глоток и ставит бутылку под кровать (главное не забыть её выкинуть после, иначе мама, обнаружив алкоголь в его спальне, устроит скандал, и отец, одарив его тяжелым взглядом, заберет ключи от машины. Майк просто знает это), а после ложится рядом с Уиллом, лицом к нему, и их дыхания смешиваются в одно, настолько близко они находятся. Байерс пахнет мятными пастилками, и Майк так сильно, так безумно сильно хочет его поцеловать, но он не знает, позволено ли ему это сделать. — После ужина мама сказала, что, если я не против, Джим и Джейн переедут к нам на следующей неделе, — Уилл сжимает ладонь в кулак, закусывает губу, нервный и виноватый одновременно. — И я немного… перенервничал? Уилл рассказывает о том, что это не было для него сюрпризом, конечно же нет, он же не идиот. Он думал об этом, потому что Джойс и Хоп вместе уже, кажется, около двух лет, и он ожидал, что это произойдет даже раньше. Съехаться кажется правильным решением, потому что его мама счастлива, и её глаза сияют любовью. Но мысль о том, что, стоит Джейн переехать и занять единственную свободную комнату, Джонатану будет некуда вернуться домой, внезапно пронзила его сознание острой стрелой, иррациональная, но пугающая. — Что, если он больше не приедет в Хоукинс? Я имею в виду, даже сейчас, когда он дома, он постоянно где-то вне, но если у него не будет комнаты… Захочет ли он летом покинуть Нью-Йорк? Я знаю, что это глупо, знаю, но- — Хэй, — Майк заправляет волосы Уилла за ухо. Те отрасли уже ниже мочек ушей на дюйма два точно, Байерс жалуется на то, как они мешают, как минимум пару раз в неделю, челка все время лезет ему в лицо, но сейчас, в этот момент, когда щеки Майка горят от близости Уилла, а жар в его желудке от алкоголя распространяется по всему телу, он не способен думать ни о чем, кроме того факта, насколько же Уилл красивый. Уилл внимательно следит за его движениями. — Хоукинс всегда будет домом, да? И даже если у него не будет комнаты, у вас все ещё есть довольно удобный диван в гостиной, — Уилл фыркает, вспоминая, как они вырубались перед ним еще совсем в детстве. Или, по крайней мере, именно это воспоминание пронзает мозг Уилера. — Спать все лето перед телевизором! О чем еще можно мечтать? Уилл задумывается, закусывает губу, и Майк, не сдержав порыв, подается вперед, оставляя поцелуй на лбу. Уилл морщит его, и Майк опускается ниже, целует щеки, нос и, наконец, губы, запуская язык в чужой, такой знакомый, пьянящий не хуже алкоголя, рот. — Фу, — стонет Уилл, отдаляясь на миллиметры. — От тебя несет пивом! — Но, серьезно. Джонатан любит тебя. И Хоукинс. Тебе не о чем волноваться. Майк поднимается, потягиваясь, и думает, что раз с Уиллом все в порядке, то и с ним самим все хорошо тоже. Весь следующий день у него занимает уборка (господи, почему он вообще подумал, что вечеринка — это хорошая идея?), и, когда Уилл приходит к нему вновь, на улице уже темно. Неудивительно, учитывая, что до зимы остается всего ничего. Они разваливаются на диване в гостиной, пересматривая «Охотников за привидениями» и кидаясь друг в друга попкорном. И все нормально, по-дружески. Но когда начинаются титры, и в комнате невозможно разглядеть ничего, кроме очертаний предметов, один миг, — и они уже целуются, жадные, ненасытные, и Уилл издает настолько прекрасные звуки, что Майк практически готов кончить себе в штаны. Он ощущает, внезапно, прямо сквозь тонкую ткань чужих брюк, что член Уилла стоит тоже, и Майк стопроцентно отдает себе отчет во всех действиях, он не пьян и не укурен, он абсолютно трезв в момент, когда тянется губами к уху Уилла и шепчет тому жарко, осторожно: — Тебе помочь с этим, м? Уилл ничего не говорит, но Майк ощущает, как он кивает, касаясь челкой чужого плеча, и улыбка растекается по лицу Уилера, потому что он с легкостью примет такое «да». Любое «да». В комнате очень жарко, их тела соприкасаются, Уилл целует его, тяжело дыша, он токсичен, он отравляет Майка, он как наркотик, но так было всегда, так что- Так что Майк запускает руку в штаны Уилла и медленно дрочит тому, ощущая, как Байерс сползает вниз, безвольный, кусает его в плечо и стонет, тихо, но так-так-так сладко, не сумев сдержать безумный порыв. И это самый прекрасный звук на свете, что Майк слышал когда-либо. Когда Уилл пытается отдышаться, Майк, наконец, запускает руку в собственные шорты, и ему хватает пары движений рукой, он кончает, шепча имя Уилла. И позже, когда они выкидывают грязные салфетки, убирают пустую чашку из-под попкорна и идут в комнату Майка, чтобы завалиться спать, они ничего не обсуждают. Но Майк уже в этот самый момент знает, что это повторится опять, и опять, и опять. * Они никогда не говорят о том, что происходит за закрытыми дверями, но Майк думает об этом так часто, что порой — постоянно — это просто сводит его с ума. Иногда ему кажется, что его голова вот-вот взорвется, потому что мысли кружат там двадцать четыре на семь, не позволяющие сосредоточиться на новой теме по математике, словах отца и просьбах Холли. Ни на чём. Иногда за ужином он смотрит на своих родителей и думает, что нет ничего легче, чем произнести Хэй, мам, я думаю, мне нравится Уилл. Но так же мне нравилась Джейн. Это нормально? Такое вообще возможно? Я могу любить девочек и мальчиков? Но когда мама спрашивает у него, все ли в порядке, Майк набивает рот картошкой и смазано кивает, впиваясь взглядом в стол, потому что он лучше удавится, чем поднимет эту тему. Карен и Тед могут казаться прекрасными родителями, но Майк знает, что рисковать стоит не всегда. Иногда он задумывается, будут ли Нэнси и Холли ненавидеть его, если узнают всю правду, и эта мысль заставляет его голову болеть, так что часто он старается запихнуть её куда-нибудь подальше. * Они должны прийти поддержать Лукаса на соревнованиях. Это стало чем-то вроде их традиции, когда в прошлом году тот присоединился к баскетбольной команде. Майк абсолютно точно не заинтересован в спорте, а наблюдать с трибун кажется меньшим из двух зол, так что он выползает из дома в три часа и заезжает — как обычно — за Уиллом. Когда он заходит к Байерсам, чтобы помочь вынести плакаты, Майк заглядывает на кухню, желая поздороваться с Джойс и — точно. Хоппер и Джойс сидят за столом, смеясь и болтая, и теперь-то Уилер припоминает, что Уилл говорил что-то об переезде. Видимо, он уже случился, Уилл редко упоминает то, что происходит дома. Привычка, наверное. — Майк! — улыбается ему Джойс, замечая, и он машет ей в приветствии. — Ты голодный? — Нет, спасибо, миссис Байерс, — качает головой он. — Я за Уиллом. Здравствуйте, Хоп. — Ты подвозишь Джейн тоже? — значит, они и правда переехали, раз Джейн здесь. Не то, чтобы она с Уиллом не общаются, нет, они вполне милы друг с другом, но Майк знает их обоих до каждой запятой. И, что ж, между ними всегда было какое-то напряжение. Будто- будто они делят территорию, или типа того. — Наверное?.. — хмурится Майк. Он ничего об этом не слышал. — Води аккуратно. Если я узнаю, что ты превышал- — Мне конец! — ухмыляется Майк, подносит руку к горлу и делает вид, что душит сам себя. Джойс выпускает смешок. Майк знает, что Хоппер видит его насквозь. — Конечно, Хоп! Как только ты мог об этом подумать?! Майк закатывает глаза и скрывается с кухни, избегая хмурого взгляда Хоппера и, кажется, выскользнувшее в его адрес «засранец». Джойс смеется. Уилер по привычке вламывается в комнату Уилла без стука и находит его там вместе с Джейн. Они смеются над чем-то, дорисовывая последний знак в «Лукас, ты наш #1!» Майк оглядывается, замечая ещё один плакат «Буйволы, вперед!», подсыхающий в углу. — Мне надо чем-то помочь? — спрашивает он. — Не, всё супер. Ещё пара минут, все высохнет, и тогда можем ехать. Игра… Ну, игра оказывается неплохой. Майк честно пытался разобраться в правилах. Первые игр пять, на которых они бывали. Это что-то вроде традиции — посещать каждую домашнюю игру, и Майка устраивает кричать «Лукас, давай уже, сукин сын!», не понимая, от чего зависит количество очков. Макс жутко бесится каждый раз, когда он возмущенно кричит «Почему, черт возьми, им дали ТРИ ОЧКА???», но Уилл всегда пихает его в плечо и говорит: «Просто молчи и смотри. Молчи. И смотри». Буйволы идут с Орлами ноздря в ноздрю, но в последний момент Синклер забивает победный мяч, и Майк вскакивает со своего места с победным криком. Он разворачивается, счастливый, опьяненный триумфом, к Уиллу, тот тоже сияет, счастливый и довольный, и на мгновение Майк думает о том, чтобы поцеловать Уилла, поцеловать его, такого красивого, сияющего, просто его прямо здесь, на глазах у всех. Он хочет этого. Так сильно хочет. Но он никогда так не сделает. Они спускаются вниз с трибун, и Майк дарит Лукасу (вспотевшему и мокрому, но это же его лучший друг) крепкое объятье, к которому всего секундой позже присоединяются все. Майк ощущает, как Уилл прижимается к нему с правой стороны, ощущает дыхание того, как он говорит «Чувак, ты жжешь!» Макс целует Лукаса прямо в зале (баскетбольная команда улюлюкает, и Дастин с Джейн следуют их примеру), а Майк смотрит на Уилла, способный мыслить лишь о том, как сильно он желает, чтобы это были они. Уилер выходит из школы, и закуривает возле машины, дожидаясь остальных. Пока они были внутри, небо затянули облака, и снег успел улечься тонким слоем. Прохладненько. — Ты куришь? — он оборачивается, натыкаясь на взгляд Уилла. Его карие глаза сейчас близки к черным, и Майку кажется, что он может в них заблудиться. Он стряхивает пепел и улыбается Уиллу. Треплет того по волосам. — Хэй! Иногда, — он пожимает плечами. — Хочешь попробовать? У меня есть пачка в бардачке. — Ты гробишь свое здоровье. Ворчание под нос, но больше Уилл ничего не говорит. Опускает взгляд, кажется, раздраженный, но не пытается отобрать сигарету — только молчит. Майк тянется, желая если и не поцеловать, так оставить влажный, совершенно шутливый поцелуй на щеке Байерса, но тот уворачивается, заползая на заднее сиденье, и на него не смотрит: отворачивается, не комментируя перемену своего настроения. Майк хмурится, желая узнать, что, черт возьми, не так, и почему Уилл не садится на такое привычное, его место спереди, но не успевает произнести и слова — Дастин подлетает к машине, начиная болтать о своей новой подружке. Майк ухмыляется и заползает в тачку. — Вы добрались с ней до четвертой базы? — спрашивает он, поворачивая ключ зажигания. — До третьей? — Это засекреченная информация, — улыбается Дастин. В пятнадцать он наконец отрастил последние коренные зубы, выбросил кепку (ходили слухи, что он отправил её какой-то красотке из летнего лагеря, но Майк никогда не интересовался, правда ли это) и внезапно каждая вторая девушка в школе стала строить Хендерсону глазки. — Засекреченная? — спрашивает Уилл, и Дастин поворачивается к нему назад. — Ага, — с серьезным видом кивает он. — Но если бы я мог рассказать- — О нет, — Майк не видит этого, но может представить, насколько Байерс жалеет о том, что задал вопрос. — -я бы сказал, что на выходных её родители уезжают из города, и я наконец-то покину вторую базу! — Красавчик! — дает ему пять Майк. Где-то за спиной слышится, как Уилл сползает по креслу и бормочет «вы отвратительны». Майк подкидывает Дастина до дома (Уилл наконец-то пересаживается вперед) и останавливается у видеопроката. Теперь, когда они чаще проводят время вдвоем, они часто сидят в гостиной у Байерсов или — реже, потому что его отец занимает это место в девяноста процентов случаев — у Уилеров. Майк поворачивается к Уиллу и думает, что больше не способен сдерживаться, потому что, ну, это Уилл, и он не позволяет тому выбраться из машины, хватает его за плечо, заставляя повернуться, и льнет ближе, ощущая острую нужду укусить Уилла, а потом зализать укусы языком. Майку просто нужно это, поэтому именно так он и поступает, запускает руку в волосы, кусает и пускает в ход свой язык, иногда слишком болтливый в попытке выразить свои мысли, — только чтобы коснуться им холодного воздуха и ощутить, как ледяные руки Уилла отталкивают его. — Ты сдурел? — щеки Байерса красные, румяные, слишком яркие на его бледной коже, будто бы он чертова Белоснежка. — Майк, ты на вкус словно пепельница, и ты сдурел, — в этот раз это уже не вопрос, а утверждение, и Майк выползает из машины следом, молчаливый и с вихрем мыслей в голове, потому что, да. Он ощущает себя безумцем. — Я зайду следом, — кивает он Уиллу. — Перекурю только. — Тебе серьезно лучше бросить, — Майк пожимает плечами. Когда его сердечный ритм восстанавливается, Майк шагает внутрь магазина, потирая руки. Приближающаяся зима захватывает природу в свою власть, и в Индиане никогда не было так тепло, как в Калифорнии. В прошлом феврале, когда Дастин и Уилл свалились с простудой, он часто зависал вместе с Джейн, и однажды Макс влетела к Хопперу, свирепая и раскрасневшаяся. Пока Джейн заваривала ей чай с вафлями, та кричала о том, что парни отвратительны и ужасны (Майк пытался сказать что-то про то, что «не все парни», но Джейн заткнула его таким красноречивым взглядом, что продолжать он не стал — в конце концов, она убивала людей в двенадцать, проверять, что может она сейчас, Майк не желал). Но потом, когда Мэйфилд успокоилась, она рассказывала про теплые зимы Калифорнии, про серфинг и пляжи. Майк надеется, что однажды они все вместе окажутся на побережье. Он находит Уилла возле стойки с ужастиками. На секунду Майк стоит, не решаясь подойти, замерший словно статуя. Но он оживает, улыбается и закидывает руку Уиллу через плечо. — Ты уже выбрал, что мы сегодня смотрим? — Если бы я выбрал, — говорит Уилл, сосредоточенно переводя взгляд с одного фильма на другой. — Я бы тут сейчас не стоял. Майк закатывает глаза, шумно фыркая. Он осматривает стеллаж на протяжении пары секунд, прежде чем схватить то, что и искал: «Восставший из ада». Это нельзя в полной мере назвать слэшером или ужастиком, у фильма не самый блестящий сценарий и сюжет, но спецэффекты… Они ничего, вполне признает Майк, и, все-таки, есть что-то в этом фильме, раз Уилл настолько им одержим. Они видели его уже раз пять. Майк не понимает, как Уилл может спокойно смотреть фильмы ужасов, потому что Уилер лично сам никогда не был на Изнанке, однако первые пару лет после возвращения Уилла он буквально леденел от страха, когда отказывался идти в кино на очередной хоррор. Однако, если Уиллу нравится такое кино, Майк не имеет ничего против этого. Уилл пихает его в плечо. — Да ладно тебе, — улыбается Майк. — Ты всегда стоишь здесь на протяжении десяти минут минимум, а потом все равно берешь «Восставшего из ада», — Майк не хочешь задумываться, предсказуем ли это Уилл, или он просто знает Байерса слишком хорошо. Скорее всего, и то, и другое. — Я просто облегчаю тебе поиск. Уилл одаривает его осторожной улыбкой. — Смотрите! — слышится улюлюканье за спиной у них, и Майк оборачивается. Он видел этих парней где-то в коридорах школы, кто-то из дружков Троя, ещё не встречавшие Джейн. — Зомбёнок и его бойфренд выбирают, какой фильм посмотреть на их свидании! — заливается один из парней, тот, что выше Майка на полторы головы, и его дружки ржут следом, изображая сцену милования: — Ах, Майки, Майки, можно я отсосу тебе сегодня? Уилл выворачивается из его полуобъятия, опускает взгляд в пол и шагает к кассе, его спина прямая и твердая, как камень. Майк тянется к Байерсу, желая коснуться чужого плеча и окликнуть, но Уилл, не оглядываясь, шарахается от касания и говорит ему: — Не надо, — с какой-то совершенно несвойственной ему степенью агрессии. За спиной раздаётся очередная волна смешков и «кажется, голубки повздорили» — Майк поворачивается, хмурясь, показывает им средние пальцы, а затем шагает за Уиллом. Они едут к дому в напряженном молчании. Прежде чем зайти внутрь, Майк на мгновение тормозит, думая выкурить ещё одну сигаретку, но он лишь стряхивает эту мысль и делает шаг в дом. Уиллу не нравится запах сигарет, а Майк не хочет, чтобы Уилл ненавидел его ещё сильней, чем сейчас. Перед телевизором сидит Джейн, смотрящая «Jeopardy». Майк думает, действительно ли они задержались настолько, что она уже успела вернуться домой. — Хэй, — говорит Уилл, все ещё не оглядываясь на Майка, и он чувствует себя лишним. Они усаживаются на диван, бок о бок, и Майк на мгновение думает о том, что Уилл все-таки сбежит на пол, на кресло, на другой конец комнаты, да куда угодно, лишь бы не касаться Майка. Не видеть его. Но он сидит рядом. И, может, он даже не смотрит на Майка, но он сидит тут, и это уже что-то. Они досматривают выпуск, и Джейн, конечно же, побеждает их всех, потому что, Майк уверен, она уже видела этот выпуск, и, нет! Его не обмануть! Когда они включают свой фильм вместо очередного выпуска викторины, Джейн дует губы, но они же живут в Америке, стране свободы и демократии, поэтому два против одного легко выигрывают видеопроигрыватель в свои руки. Легко, как перышко. И Майк видел этот фильм уже раз пять точно, так что он позволяет себе шептать Уиллу на ухо строчки за секунды до того, как они будут произнесены на экране, болтать глупые шутки (в начале фильма он делает это вслух, но Джейн обещает запихнуть ему в рот грязный носок, так что он замолкает и переключает свое внимание лишь на Байерса) и пытается заставить Уилла рассмеяться. Или хотя бы улыбнуться. Расслабиться. Но он не касается Уилла. Следит за тем, чтобы руки были там, где им положено быть, потому что ещё во время панических атак Байерса усвоил, что даже самые осторожные касания могут ранить. Даже свой шепот он старается удерживать в миллиметрах от чужого уха, и его пустая болтовня срабатывает где-то ближе к середине фильма — Уилл расслабляется, хихикает себе в колени и, наконец, поворачивает свой взгляд на Майка, шепча тому «дурак». И что ж, наблюдая за растаявшим взглядом Уилла, Майк думает, что, да. Уилл всегда был его любимчиком. * — Я нашла работу! — говорит ему Джейн, когда они с ней едят мороженое в пиццерии «у Тони» и делают домашку по ораторскому искусству. После Майк обещал помочь Джейн разобраться с тригонометрией, но это, скорее всего, было ошибкой. Дастин куда лучше него разбирается в тождествах и методах решения, честное слово, но они давно не зависали только вдвоем, так что. Вот он тут. — Серьёзно? Зачем тебе? — Деньги никогда не бывают лишними, Майк, — коротко улыбается она ему. — А ещё па сказал, что, когда я буду зарабатывать сама, я могу сама решать, во сколько мне возвращаться домой. — Я уверен, что он не это имел в виду. — Знаю, — подмигивает ему Джейн, записывая что-то в тетради и забавно вытаскивая язык. — Но с этим мы разберемся позже. Майк кивает, и они молчат некоторое время. Мозг начинает закипать, потому что в прошлый раз ему сделали замечание насчет сложности понимания, и учитель посоветовал написать речь, уместившись в две сотни слов. Просто чтобы потренироваться. Он думает над тем, какая грамматическая конструкция будет звучать мощней и весомей, когда Хоппер начинает: — Знаешь, — говорит ему Джейн. — Уилл тоже устроился на работу. И что ж, это не является для Майка сюрпризом. Уилл говорил о том, что хочет это сделать, ещё некоторое время назад. Однако вчера, когда Майк сбежал из дома на своем старом велосипеде, чтобы встретиться с Байерсом у того в комнате, под одеялом, за закрытой на щеколду дверью, тот не рассказал об этом. Скорее всего, причиной тому являлся недостаток времени. И не то, чтобы они вчера только и делали, что говорили. Скорее наоборот. На самом деле, залезать к Уиллу через окно было совсем не обязательно, потому что шериф был на ночной смене, а Джойс спала в гостиной перед телевизором. Но если и играть в запретную игру, о которой никто не должен знать, то на полную катушку, так ведь? — Теперь он торчит в кинотеатре четыре раза в неделю. Но, — она добродушно ухмыляется, стаскивая у него ложку вишневого мороженого. Хоппер повезло, что Майк её любит, иначе совершить столь бессердечную кражу с такой легкостью у неё бы не получилось. — Ему не оставляют чаевые! Так что ему стоило слушать меня и идти устраиваться на работу вместе. — Вы с ним много болтаете? — не то, чтобы Джейн и Уилл ненавидели друг друга, нет. Просто у них никогда не было достаточно возможностей как следует познакомиться, а потому то, что они в последнее довольно часто тусят вместе, кажется чем-то необычным. Хотя тут есть вполне ясное объяснение — в конце концов, они же живут вместе. — Он обещал, что мы послушаем все плейлисты Джонатана вместе. А у него много плейлистов, — она опускает взгляд в тетрадь и хмурится. — Господи, ты понимаешь, почему этот корень не входит в решение? — разворачивает она тетрадь к нему. Майку требуется минута, чтобы осмыслить неравенство, но, впрочем, ему хватило бы и секунды, чтобы осознать, что он не знает ничегошеньки в математическом анализе. — Понятия не имею, — отвечает Майк, потому что это действительно так. И, что ж, именно после этого диалога Майк вспоминает, что он обещал сводить Холли в кино ещё в августе. И, нет, если быть честными, это обещала за него Нэнси, потому что тогда им требовалось срочно избавиться от сестры (они лучшие брат и сестра на свете, когда это возможно — не тогда, когда у Байерсов есть проблемы, давайте быть честными), и вот только сейчас он, наконец, выполняет своё обещание. — Лукас женится на мне? Он милый, когда не злится, — Майк ускоряется, желая оказаться в кинотеатре как можно быстрее. До мультфильма есть около получаса, но восьмилетки бывают такими невыносимыми. — Нет, Холли. У Лукаса есть девушка. — Хм, — она замолкает ровно на мгновение. Одно. Мгновение. Восьмилетки ужасны. — Кто? — Макс, — Холли дергает собственные хвостики, хмурясь и не понимая. Майк уточняет: — Такая рыжая? Со скейтом? — А! — наконец проясняется выражение её лица. Некоторое время она молчит, позволяя Майку спокойно слушать The Police и ехать в сторону кинотеатра. — А Уилл? — не сдается младшая Уилер. — Боже, Холли, почему ты так одержима тем, чтобы выйти замуж за моих друзей? — он видит в зеркало заднего вида, как она корчит рожицу в отвращении. — Но мальчики в моем классе ужасны! Дин попытался скормить мою куклу своей собаке, когда я была у него в гостях! А Томас рыгает, это отвратительно! — Майк думает о том, когда его сестра успела выучить такие длинные слова. Она все ещё такая мелкая, но всего около четырех лет отделяют её от возраста Уилла, когда тот пропал. Майк не хочет об этом думать — Ну так что? У него есть девушка? Боже, Майк любит свою сестру, но эти несколько часов обещают быть кошмарными. — Так, Холли, новое правило: тебе запрещено выходить замуж за моих друзей. — Но он любит меня, а я люблю его! — Он любит тебя как младшую сестру! И он почти на десять лет старше. Так что когда я говорю ты не можешь — ты не можешь. И точка. Холли дуется на него всю дорогу до кинотеатра. Когда они заходят вовнутрь, Уилл готовит попкорн, и Холли машет ему в приветствии, широко улыбаясь. Майк оглядывает Уилла, и его форма… Честно? Сводит Майка с ума. Она так выгодно подчеркивает румянец на щеках Уилла, оттеняет блеск в его глазах и- Чёрт. Майк в полной жопе. — Хэй, — говорит он. — Хэй. Привет, Холлс, — машет Уилл девочке, и та заливается краской. Господи, она уморительна. — Привет! — кричит девчонка, повисая на Уилле в объятьях. Тут она косится на смеющегося до упаду Майка и бормочет: — Майк не разрешает мне выходить замуж за его друзей. Майк достает из кармана несколько долларов и пихает их Холли в руки. — У тебя есть пятнадцать минут на автоматы. Договорились? — в последнее время она одержима «Логовом дракона», так что после этих слов Холли исчезает из его поля зрения за сотые доли секунды. — У меня есть кое-что для тебя, — говорит ему Уилл. — Идем. — Майк снимает куртку и идет следом за Байерсом в какую-то темную кладовку. Там пыльно, из-за чего Майк чихает и жмурится, но Уилл включает свет, вытягивает что-то с полки и, боже. Это постер «Крепкого орешка»! — Вау! — улыбается он. — Чёрт, спасибо! — Уилл дарит ему короткую улыбку, и Майк не знает, что происходит, но он наклоняется вперед, целует Уилла, и это ярко, обжигающе и прекрасно. Плакат все ещё у Байерса в руках, и это немного мешает. Майк отрывается, забирает тот из чужих рук, и пару бесконечно длинных секунд они стоят в тишине, ожидая, пока Уилер скручивает бумагу и оставляет тубус в сторону. Но стоит этому бесконечно длинному мгновению кончиться, и Майк тянет Уилла за этот дурацкий, до ужаса привлекательный воротник и касается его губ своими, жадно и быстро. Они кружат друг вокруг друга как безумцы, хватает двух минут, чтобы его член встал по стойке смирно (он подросток, под-рос-ток, слышите?), и он опускает руку на бедро Уилла, аккуратно поглаживает стояк того через ткань брюк, ощущая, как горячее дыхание Уилла обжигает его щеку, а стоны (нет, даже не стоны, едва уловимые гласные, которые были бы неуловимы, находись Майк хоть в миллиметре дальше) заставляют Майка сходить с ума, но, когда Уилер тянется к молнии чужих штанов, чтобы расстегнуть её, Уилл легонько его отталкивает. — Мы не можем, — шепчет он. — Не здесь. — Я знаю, — выдыхает Майк, делая шаг назад в попытке противодействовать притяжению, действующему на него со стороны Уилла. Господи, сколько прошло времени? Что, если Холли потеряла его? — Чёрт, я знаю. Он берет в руки плакат, кивает Уиллу на прощание и выходит обратно в холл. * Он прогуливает класс английской литературы вместе с Лукасом в библиотеке. Джейн обещала присоединиться к ним, но в последний момент она ушла на урок. Предательница, но что ж. Таковы дела. — Ты думал, куда будешь поступать? — вопрос застает Майка врасплох, но, слава Богу, Лукасу не то, чтобы нужен ответ. — Макс хочет вернуться в Калифорнию, потому что там океан, её папа и университет Калифорнии, она с него просто тащится. Это сводит меня с ума. Я должен поехать туда с ней? Родители просто в бешенстве будут, если я уеду так далеко от дома! К тому же, там нет снега! Как люди вообще живут в местах, где на Рождество нет снега? Господи, помилуй грешную душу Майка Уилера.Он самый лучший друг на свете, раз способен выслушивать такие речи. Вечером ему звонит Нэнси. — Ты маленький говнюк! — кричит она ему в трубку. — Ты должен был позвонить ещё три дня назад! — Майк запускает руку в волосы, вздыхая. Облажался, упс. — Прости, — говорит он сестре. — Безумная неделька, знаешь? — Не знаю! — все ещё кричит она на него. — Потому что кто-то не удосужился рассказать мне об этом! — Я же уже извинился! — Мне все равно! — продолжает кричать она. — Я терпела четыре дня, чтобы рассказать о том, что мою статью распечатали на третьем развороте журнала! Так что я буду кричать сколько мне вздумается! Все его сестры такие чертовски раздражающие. Майк любит их. Он рассказывает ей об отвратительнейших ягодных суфле в столовой школе, и о том, как они сходили в кино с Холли. Он рассказывает про работу Уилла и Джейн («Я в курсе, я говорила с ней вчера. Потому что в отличии от некоторых, она звонит мне сама — она делает акценты на словах и просто ужасные по длине паузы, все ради драматичности — хотя бы раз в месяц!»), про очередное хобби мамы и про новый выпуск Людей Икс («Ты такой задрот»). — Какие планы на Рождество? — спрашивает Майк, мысленно отсчитывая дни. Ещё две недели, две недели — и он будет свободен от домашки, школы и подъемов в семь утра. Улёт. — Когда вы приезжаете? — Вообще-то… — говорит Нэнси, выдерживая неловкую паузу. Майк уже знает, что это значит. — Джонатан приедет один. Окей. А вот это странно. — Всё в порядке? — Не знаю, — честно отвечает сестра, а потом натягивает свой радужный голосок. Майк ненавидит, когда она так делает. — Ладно, зато мне достались билеты на Бродвей! Места, конечно, отстой, но я и мой коллега, Тимоти, будем писать статью про- — Твой коллега Тимоти, — тупо повторяет он. Джона-Джонатан и Нэнси расстались? Или- или- Нэнси на том конце фыркает. — Господи, Майк, ты так невыносим иногда! — он практически видит, как сестра закатывает глаза. — Он не по девочкам, а даже если бы был, у нас с Джонатаном всё- всё супер! — он слышит, как она рвано выдыхает, шмыгает носом. Перестает притворяться, потому знает, что, может Майк и не такой взрослый, как она — но он все понимает, эта работа младшего брата. Знать, что с твоей сестрой что-то не так, когда она пытается скрыть это сильней всего на свете. Нэнси не нужно пытаться быть сильной перед ним, а потому она делает глубокий вдох. — Мы-мы будем в порядке. Ладно? Не переживай. — Он- не по девочкам? — Майк чувствует, как его брови ползут вверх. — Ты работаешь с- с геем? — Майк, чувствует, как что-то внутри переворачивается. Он уже сожалеет о том, что спросил. — Майк, — говорит она, как отрезает. — Ладно! — отнекивается он. — Я просто спросил, — они выдерживают паузу, Майк разглядывает стены и слушает, как она ставит чашку на стол. — Нэнс? — Да? — И ты в порядке с тем, что он, ну, голубой? Нэнси молчит. Долго, монотонно, и могло бы показаться, что связь оборвалась, но Майк слышит её дыхание на том конце провода, и не может не жмуриться от ужаса, переполняющего его. Демогоргон кажется цветочками по сравнению с этим, и его пульс ускоряется, но- Но. — Майк, — говорит она, её голос такой же ровный, как и всегда. — Ты же знаешь, что я состою в «Альянсе геев и натуралов», да? Он этого не знал. Майк улыбается, облегченный. — Ясно. Потому что вот для чего созданы сестры: говорить братьям, что с ними все в порядке, на самом деле говоря о чем-то другом. Майк ночует у Лукаса в ту ночь, когда понимает, что ему очень, безумно, пиздец как нравится Уилл. Не происходит ничего необычного, они просто зависают в видеоигры, мама болтает на кухне по телефону с женщиной из её класса йоги (да, она втянулась в йогу, и, кажется, Майк сойдет с ума, если ещё хоть раз услышит, как миссис Синклер и его мама будут обсуждать их занятия), и его отец спит в спальне. Майк понятия не имеет, где находится Эрика, но если Лукас с этим в порядке, то так и быть. И, самое ужасное, ничего на самом деле в этот вечер не происходит. Лукас болтает о Макс, да, потому что эти двое вместе — периодами, конечно, но какие парочки нет? — уже бесконечное количество лет, но теперь, впервые, они говорят о будущем, и Синклер от этого в ужасе. В абсолютном, непередаваемом, безумно уморительном ужасе. Майк внимательно выслушивает слишком быструю и эмоциональную болтовню, но, честно, у Уилера нет абсолютно никакого опыта в отношениях. Это факт. Так что и этой молчаливой поддержки должно быть достаточно. Когда они идут в спальню, и Майк расстилает свой спальный мешок на полу, его взгляд натыкается на «Грозовой перевал», и он видит, что в книге лежат закладки и это заставляет его остановиться, притормозить. Удивиться. Потому что, что? Лукас не самый большой фанат чтения, Майк и сам не таков, но Лукас же ненавидит классику. — Ты ненавидишь классику, — говорит Майк, хмурясь, и кивая взглядом на книгу. Синклер смотрит, пожимает плечами и заползает под одеяло, но Майк видит, как смущенно тот ведет плечом, закусывая щеку изнутри. — Это- Макс составила для меня список книг, которые ей понравились. С цитатами. Она любит иногда пообсуждать литературу, но я в этом полный ноль, так что- Так что я, ну. Нагоняю. И вот в этот момент осознание бьет Майка, и ему кажется, что он не может дышать. — Ты… Ты правда её любишь, да? Типа… серьезно. Свадьба, дети, домик с садом и две собаки? Да? — Не знаю, — Лукас выключает свет и переворачивается на другой бок. — Наверно, чувак. Вау. Майк перебирает в голове все бессонные ночи, все моменты, когда он думал о том, как они с Уиллом уедут в Нью-Йорк, как будут жить вместе, в одной комнате общежития, как- Он понимает, что ради Уилла он пойдет на все, потому что он любит его. И эта мысль давит на него таким грузом, что Уилеру едва удается заснуть. * Это утро воскресенья, до Рождественского перерыва всего четыре дня, и Майк просыпается в десять ноль пять потому что- — К тебе пришел Уилл! Да. Он чистит зубы, пока Байерс валяется в ещё не заправленной кровати, его щеки красные от мороза (Майк надеется, что у него получится не высовывать нос на улицу до самого конца праздников, да благослови господь его надежды), и он сонный. А ещё у него в руках книга для их класса по английской литературе. Отвратительно, что кто-то такой прекрасный может так ужасать. Он досыпает последние минуты под боком у Уилла, пока тот дочитывает главу. Ему стоило бы начать свое эссе сегодня, потому что если он не сдаст его до среды, миссис Джонсон будет снижать оценку на балл за каждый просроченный день (включая дни каникул), а его средний балл и так страдает. Но он сам ещё не закончил читать эту дурацкую книжку, а потому, либо Уилл его спасет, либо ему конец. — Я ненавижу литературу, — стонет Майк. Он едва ли сумел прочитать больше десятка страниц, прежде чем вырубиться. — Как ты сумел прочитать её? Она же невыносима. Описания длиннее, чем мой член. Уилл фыркает и пожимает плечами. — Мужество и стойкость духа, — Майк дует губы в ответ, замолкая. Они лежат так пару минут, пока Майку не становится скучно. Тогда он начинает разглядывать Уилла, и после первого взгляда оторваться уже становится невозможным. Он спокойный, сосредоточенный и серьезный, его взгляд осмысленно перебегает со строчки на строчку, пока сам Уилл неосознанно болтает ногами в воздухе. Майк скользит взглядом по ногам и внезапно перед ним встают образы Уилла в домашних шортах, его ноги, болезненно-белые, как и вся кожа, тонкие и сексуальные. Майк много думает об Уилле, постоянно, он является какой-то константой, что не перестает тормошить мозг Майка двадцать четыре на семь, и Уилер ощущает острое желание стянуть брюки с Уилла, чтобы коснуться чужих бедер. И это не новая мысль, нет. Он много думал в последнее время, что он хочет не только целовать Уилла или помогать тому снять напряжение, но также он хочет касаться его, во всех приличных и неприличных смыслах, он хочет целовать родинки на чужих плечах и изучить ту дорожку волос от пупка языком и, да. Он хочет большего, он хочет всего, и он хочет этого с Уиллом. И если это делает его геем, то что ж. Так тому и быть. Майк кладет голову Уиллу на плечо, тяжело вздыхая. Потом он вздыхает опять. — Боже, ты опять все драматизируешь, — фыркает Уилл, но он не злится. Майк слышит в его голосе улыбку, а потому открывает глаза, чтобы убедиться в этом. — Мне нужно закончить эту книгу, — Майк тянется к губам Уилла, потому что он несет какую-то бессмыслицу об учебе, это невыносимо, но Байерс лишь перекатывается с живота на спину. — Дочитать, чтобы я мог пересказать сюжет тебе! Майк корчит рожицу. — К черту, — он садится на Уилла, его бедра, совершенно не беспокоясь о том, что на нем сейчас лишь тонкие домашние шорты. Он тянется за поцелуем, потому что вот что должен сейчас делать Уилл — целовать его,, но Уилл лишь отталкивает его голову руками, смеющийся. И Майк обязан высунуть язык и провести им по чужой ладони, ладно? Это же Уилл, его Уилл, Уилл, с которым он сидел на соседних горшках и которого он о-бо-жа-ет. В ответ на это действие Майк слышит стон отвращения и, удовлетворенный этим, тянется к чужому лицу, желая продолжить. Он держит запястья Байерса в собственных ладонях, смеясь и, на самом деле, ощущая внутри какую-то странную степень довольства, и ведет языком от губ к щеке и чужом уху. Когда он кусает Уилла за мочку, он слышит пронзительный шепот: — Майк, я убью тебя, убери свой чертов язык от меня или я вырву его! Так сексуально, Уилер вдохновлен. — Да? — Майк играет бровями. — То есть, если мой язык лезет в твою глотку, то все в норме, но, если я касаюсь им твоего уха, то я извращенец? Несправедливо. Уилл, наконец, вырывается, потрепанный и красный, как помада Холли в ту фазу её взросления, когда ей хотелось носить одновременно все составляющие косметички их мамы. Он скидывает Майка с себя и пихает его в бок локтем. Майк смеется. — Что, любишь пожестче, малыш? — Я тебя ненавижу, — бурчит Уилл, но это (сто процентов) несерьезно. — Я удаляю тебя из этой вселенной, где кнопка? — Ты очарователен. Они молчат пару минут. Но, конечно же, не дольше, потому что Майку шестнадцать, у него (возможно) СДВГ (школьный консультант очень хотела поболтать с его мамой на эту тему, но все, слава богу, обошлось), и он просто, в принципе, абсолютно, не умеет молчать. Если бы от этого зависела его жизнь, Уилер бы умер через пятьдесят три секунды. Максимум. — Ну так что? — спрашивает он, поворачиваясь к Уиллу. Тот уткнулся в книгу, но Майк знает, что он не читает, потому что его взгляд не бегает со строчки на строчку, застрявший где-то посередине страницы. — Тебе не нравится, когда мой язык касается твоего лица или ушей, — он делает (короткую) паузу, его ладонь тянется к ремню брюк Уилла, поглаживая кожу над ним. — Что на счет члена? Уилл кашляет, споткнувшись на середине предложения. Его лицо замирает. — Хочешь, я- я заглажу свою вину? — спрашивает Майк, не особо уверенный, как правильно выразить свою мысль. Он просто абсолютно убежден, что член Байерса должен оказаться у него на языке в ближайшие пару минут. Точка. — Ты- ты же это не серьезно? — Уилл, — говорит он глаза в глаза. — Я хочу этого. Правда хочу. — Т-ты хочешь- — Отсосать тебе? Ага. Хочу, чтобы ты уже оказался без штанов. Не смотри на меня так. Я сделаю это. Я хочу, чтобы- чтобы твой член оказалс- — Перестань, — выдыхает Уилл. Он фыркает, отворачиваясь, и что-то- что-то в этом всем тревожно кричит «ОПАСНОСТЬ», заставляя все чувства обостриться. — Ты-ты же знаешь, да? — спрашивает Байерс, его голос дрожит. — Ч-что я не гей? Что все это- все это… Игра. Шутка. И-и то, что ты г-говоришь… Это пиздец как по-гейски. Т-ты- замолчи, — он качает головой, отрицая, будто надеясь, что это поможет ему забыть обо всем, что сказал Майк. Будто надеется, что ему просто послышалось, и это заставляет Майка захлебнуться от резкой боли где-то в груди. Уилер садится на кровати. Байерс встает с нее, шагает к стене, отворачивается от него, но Майк все ещё видит, как быстро он дышит и с какой силой он сжимает и разжимает свои кулаки, судорожно, почти отчаянно. — Прости, — шепчет Майк, потому что это единственное, что он может выдавить из себя. Он знает, что Уилл его слышит, прекрасно слышит. — Я- прости. — Нам- нам надо все это прекратить, — рвано выдыхает Байерс, он вновь трясет головой. Нет-нет-нет. Нет. Нет. Нет. — Это- это конечно, слышишь? Эт-это неправильно, и- я не гей! Понятно? Майк тупо кивает. — Какого хрена? — все так же шепотом спрашивает он. Поднимает абсолютно озадаченный, забитый взгляд на Уилла, смотрит в его глаза в поиске ответов. — Что-то не так? Я-я думал- — Значит, ты не думал! — практически кричит Уилл, и это уже чересчур, потому что если мама это услышит — крики Уилла, которые ей не случалось слышать годами, — она определенно заглянет, а это последнее, что им необходимо в данный момент. — Я не чертов гомик, слышишь? Я г-говорил тебе об этом! — Майк моргает, отказываясь верить в то, что существует в той реальности, в той части вселенной, где слышит это все от Уилла. — Ага. Ясно. Хорошо, — он сглатывает. Выдыхает, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. — Ду-думаю, тебе лучше закончить читать книгу у себя дома. Ладно? — Это было так тупо, нам, нам не стоило- — Не важно, — внезапно Майка переполняет усталость. Чувства, эмоции, захватывающие его миль за милью, переполняющие его до этого, как ураганные ветра, внезапно кончаются, выливаются из него, и на место им приходит пустота. Безразличие. — Не важно, ладно? Я понял. Я-я… ладно, — он берет книгу в руки, отдает ту Уиллу и не может заставить себя посмотреть на того. — Дочитаешь дома, хорошо? Не хочу тебя отвлекать. И вот как это происходит. Вот как это кончается. Майк запирается в ванной, пока не слышит, как его мама прощается с Уиллом («Пока, дорогой! Передавай Джойс привет от меня!») и за тем не закрывается дверь. Затем он стоит ещё несколько минут, наблюдая за своим отражением, замерший. Майк ощущает, как дрожат его руки, ноги, всё его чертово существо, и пытается игнорировать это. Что, блять, сейчас произошло? Он медленно открывает кран с холодной водой, умывается. Холод кусается, отрезвляет, возвращает в реальность (нет-нет-нет). Майк вытирает лицо полотенцем, смотрится в свое собственное отражение ещё один раз, но от одного-единственного взгляда на себя его тошнит, так что Уилер идет на кухню в поиске завтрака. Не находит в себе сил запихнуть внутрь даже чашку чая — его мутит так сильно, что он запирается в ванной вновь и его рвет, рвет, и рвет, пока желудок не опустошается до конца. Он запирается в комнате, уткнувшись взглядом в потолок. Этим днем он приканчивает пачку сигарет из бардачка машины, и, если даже за обедом его одежда и пахнет отвратительно дешевым табаком, никто из родителей ничего на этот счет не говорит. Майку почти жаль. * Он порывается поговорить с Уиллом, потому что Уиллер так облажался с их дружбой. Майк- Майк был уверен, что постепенно они бы все равно пришли ко всему этому, он лишь позволил себе ускорить этот процесс, но теперь он понимает, что, возможно, он и Уилл находились на разных страницах одной книги. Ха. Он крутит в своей голове слова извинения снова и снова, пытаясь придумать что-то, что в конечном итоге заставит Уилла простить его, он собирается сказать, что был слишком настойчив, но больше он такой ошибки не совершит, так что Уилл может быть спокоен. Майк впредь не пересечет границы, который тот выстроил между ними. Он думает, и думает, и думает, но каждая из новых фраз оказывается не той, неправильной, нелепой. Это бессмысленно, в конечном итоге понимает Майк. Возможно, Уиллу нравится целоваться с ним по углам, но на этом все. Все. Однажды ему надоест и это, Майк наскучит ему, возможно, уже наскучил, поэтому, в конечном счете, нет никакого смысла в возвращении к тому, что будет являться для Байерса лишь временным развлечением. Лучше порвать с этим сейчас, надеясь, что будет не так больно. * В конечном счете, Майк понимает, что он устал притворяться, будто он не влюблен Уилла. Потому что он влюблен, был влюблен на протяжении, возможно, долгих лет, влюбился раньше, чем смог понять это. Но если Уилл не желает быть с Майком, то Майк не желает Уилла себе. Потому что притворяться, будто то, что между ними происходит — это «странно и отвратительно», утомляет Майка. Уилер заебался считать, что любить, целовать, обнимать Уилла — это неправильно, что за желание отсосать тому, или поступить с ним в один университет, чтобы находиться рядом, возможно, всю жизнь, он должен находиться в психушке, подальше от «нормальных» людей. Майк устал. Он устал. Он. Устал. * Майк жалеет, что он не может избегать Уилла абсолютно, так что, вместо этого, он максимально игнорирует его. Он больше не сидит рядом с ним в столовой, не приходит делать совместный проект и пересаживается в классе английского рядом к Джессике Стивенсон. Он ходит по школе совершенно странными маршрутами, которые, на самом деле, не имеют никакого смысла, прячется в толпе, когда видит идущего на встречу Уилла и гонит все мысли о Байерсе к черту. Он покупает травку и курит её в полнейшем одиночестве, припарковавшись на пустыре, пока в голове не остается ничего, кроме сладковатого дыма, а потом запирается в собственной комнате и курит всю оставшуюся неделю там, едва ли вспоминая о том, что окно следовало бы оставлять открытым. Если его родители что и замечают, они ничего не говорят. Отец лишь смотрит на него чуть менее дружелюбным взглядом, чем обычно, мама смешно хмурит нос, и Майк ненавидит эту «дружелюбную тишину» всем своим сердцем. Мама мило улыбается, предлагая ему добавку пюре, и Майк впервые понимает, насколько идеальные американские семьи на самом деле дисфункциональны. Сло-ма-ны. Он дарит ей сладкую, абсолютно фальшивую улыбку, отказываясь, недоедает даже первую порцию картошки и уходит к себе, не дождавшись и середины ужина, из-за чего отец дарит ему очередной тяжелый взгляд. Холли просит помочь ей с математикой, но Майк не может заставить себя разговаривать хоть с кем-то, поэтому, когда отец, наконец не сдержавшись, кричит на него, Уилер лишь улыбается и кивает. К чёрту. к чёрту. к чёрту. * — Привет. Когда Майк выруливает к шкафчику Лукаса из-за поворота, Уилл стоит там. Майк вводит код Лукаса на замке — дата его рождения, ха, — совершенно не обращая на Байерса внимания, чтобы убрать учебник Синклера туда, а затем запирает замок, разворачивается и уходит, не произнося ни слова. Уилл тяжело выдыхает и следует за ним. — Ты серьезно собираешься игнорировать меня вечность? Майк не может сдержать злость, пожирающую его. Он натягивает ядовитую улыбку, резко оборачиваясь, и Уилл врезается в него. — Извини меня, Уилл, — льется из него медом/ядом, лицо говорит обо всем. — Думаю, нам не стоит общаться, считай, что я оказываю тебе услугу, ладно? Он уже готов развернуться, чтобы уйти, но Уилл хватает его за руку, не позволяя сделать это. — Майк, какого- Уилер стряхивает его руку со своей и спрашивает: — Не боишься заразиться? — когда непонимание проявляется на лице Байерса — Майк ненавидит себя за эту способность без малейшей капли труда считывать его эмоции, — он поясняет: — Ну, от такого грязного гомика, как я? — Майк, — это оглушающий шепот. Майк беспрепятственно разворачивается — и видит Лукаса. — Какого черта? — спрашивает тот. — Майк, что- — Лукас утаскивает Уилера за собой, но он и не то, чтобы сопротивляется. У сейчас совместное занятие, а находиться в компании Уилла ему невыносимо. — Я слышал, о чем вы с Уиллом разговаривали, — произносит Лукас. — Он правда сказал тебе это? Майк не может встретить взгляд Лукаса, потому что обида и злость кипят в нем бездонным океаном, который ещё чуть-чуть — и перельется через край. — Ага. Именно, — пожимает плечами Майк, горько хмыкая. Звенит звонок на урок, и Майк думает, что разговор на этом закончен, но — нет, конечно же нет. Это является только началом дерьма, в которое превращается его жизнь, потому что, когда он пытается спокойно выпить апельсиновый сок в столовой, слушая, какое платье Джейн купила себе недавно (в красный горошек) — Лукас рассказывает обо всем услышанном тусовке. Уилл бледнеет, едва способный сказать хоть слово. — Он- ты правда сказал Майку такое? — Джейн поворачивается к Байерсу, и что-то недоброе сияет в её глазах, настолько, что Майку кажется, что она размажет Уилла по стенке прямо тут, на глазах у всей школы и совершенно не думая о том, как достанется ей дома за его убийство. — Нет, — говорит Уилл. — Я не- я не говорил такого! — Вы двое не разговариваете уже который день! — Джейн подскакивает на ноги. — Майк бы не стал врать. Друзья не лгут, — демон пляшут в её глазах. — Так какого хрена произошло? — Мы поссорились- да, мы- но- я не говорил что- Я не говорил такого! Майк, скажи ей! Уилер вымотан. Он так, блять вымотан. — Ладно. Ладно, ты не говорил этого, — он дарит Уиллу еще одну ядовитую улыбку. — Но это то, что ты имел в виду. Разве нет? — хмыкает он. — Или, лучше, может, мне рассказать, что на самом деле произошло? А? Мне рассказать? Потому что я уверен, что ты не хочешь, чтобы они услышали, что произошло на самом деле. Уилл молчит, и Майк просто трясет головой, запуская ладонь в волосы. — Я так и думал. Так что, просто- будь добр — просто отъебись от меня, ладно? — Майк, — произносит Уилл, потому что, что ж, Майк никогда не говорит с Уиллом в таком тоне (с Лукасом — бывает. С Дастином? Реже, но случается, а Макс вообще отдельная история, но с Уиллом или Джейн — никогда), но Майк не хочет его слышать. Он выходит из столовой и разворачивается к черному выходу, понимая, что у него даже сигарет с собой нет, чтобы покурить. Блять. Джейн приходит минуту спустя, и его портфель у нее в руках. Майк кивает, благодаря, а затем лезет во внутренний карман за зажигалкой. — Скажи, что случилось, — требует она. Майк пожимает плечами, выискивая сигарету. Наконец, накидывает рюкзак на одно плечо, облокачивается на стену, делает первую затяжку и выдыхает. — Он не говорил, что я чёртов гомик, — Майк пинает снег носком ботинка. — Я не хотел врать, ладно? Прости, — он делает ещё одну затяжку, пока Джейн наблюдает за ним. — Просто… Он сказал, что он не такой. Когда мы целовались, и я сказал, что хочу ему отсосать, потому что он нравится мне, и мне нравится целовать его, и трогать его, и- Чёрт, — он резко выдыхает, пиная носком землю, паника внезапно захватывает его, потому что, черт, вдруг он сказал чересчур много? Он боится реакции Джейн. Но — зря. Джейн ловит его за плечо, прижимая к себе, и Майк ощущает, как слезы обжигают его щеки. — Прогуляем следующий урок? У меня физра, — Джейн корчит недовольную рожицу, и Майк смеется, прочищая горло. Джейн вытирает мокрые дорожки на его щеках, и берет его руку в свою, и они медленно идут к парковке. Джейн никогда не спрашивает, что для Майка значат его чувства к Уиллу, и Майк знает — это потому что Джейн его понимает. Они те, кто они есть, кем он были созданы — девочка с суперсилами и мальчик…мальчик без них. И значение, предназначение всего этого не должно иметь смысла. Они покупают наггетсы в макдональдсе и едят их в машине, смеясь и слушая музыку. Майк наклоняется, чтобы достать из-под сидения застрявший там пакет, и находит микстейп, который ему сделал Уилл и — и Майк не может смотреть на него без ощущения разъедающей его боли. Когда он отвозит Джейн домой, и Уилл стоит у окна в гостиной, они пересекаются взглядами, но Майк знает, что это больше не имеет никакого значения. Он выходит выкинуть стакан из-под милкшейка и пустую упаковку наггетсов — и, немного подумав, выкидывает в мусорку и микстейп тоже. * Майк скидывает вещи в дорожную сумку, которую последний раз использовал в седьмом классе, когда родители потащили его вместе с собой в загородный дом к тетушке Саманте, и он каждый день просыпался от свиста её чайника и не делал ничего, кроме чтения комиксов, потому что ни телевизора, ни других детей в радиусе нескольких миль не было точно. Его мама на самом деле отрывается от телефона, когда видит его с сумкой на одном плече и ключами от машины в другой. Её глаза распахиваются в недоумении, а рот складывается с идеально-ровную букву «О», и Майку кажется, что впервые за несколько лет видит, как его маме нечего сказать. Интересненько. — Я еду к Нэнс, — говорит он, шаркая подошвой. Стоя перед мамой он всегда ощущает себя мальчишкой. — Нет, — чётко произносит она, но Майк знает, что она понимает — это его не остановит, а потому между ними на несколько бесконечно длинных мгновений повисает тишина, лишь взгляды упираются друг в друга, не желая сдавать позиций. — Майк, это ночь дороги минимум, а завтра Рождество, и Нэнси и так не будет дома, и ты- нет. — Мам- Это отец прерывает их разговор. — Карен, он уже не маленький мальчик, — говорит Тед из-за спины, и Майк оборачивается, удивленный. — И он умеет отвечать за свои поступки. Правда, Майк? Он кивает. И вот так он доезжает до Нью-Йорка за четырнадцать часов, появляясь на пороге Нэнси пропахший сигаретами и нуждающийся хотя бы в минуте сна. — Майкл Уилер! — говорит она, прижимая его себе, но её голос облегченный, счастливый, смеющийся — ни намека на злость. — Какой же ты идиот! Когда мне позвонила мама, я была уверена, что ты убьешься где-то по дороге! — и уже шепотом, на ухо: — Я рада тебя видеть. Майк выдавливает из себя угловатую улыбку: — И я тебя, Нэнс. Она ничего не спрашивает, потому что слишком хорошо знает, что такие периоды — периоды беспокойства, повышенной тревожности и молчания — с ним лучше просто переждать. Переждать, позволить ему накопить внутри миллион непереваренных или, наоборот, переосмысленных слов, чтобы потом, когда они из него польются, перебравшись через край, этот потоп уже ничто не могло остановить. Они ужинают китайской лапшой, и Майк засыпает на плече Нэнси на двадцатой минуте «Гремлинов». И это лучший канун Рождества, который мог у него быть. Они завтракают вафлями с беконом, и, когда Нэнси делает последний глоток кофе, Майк знает, что сейчас — единственный правильный момент. А потому, не совсем уверенный в своей готовности обсуждать Уилла, он спрашивает: — Что за хрень у вас с Джонатаном? — Что за хрень у вас с Уиллом? — парирует она. Майк прячет лицо в ладонях, и его сестра вздыхает: — Я серьезно. Ты сорвался ко мне с бухты-барахты, одарив маму сердечным приступом, а затем, уже приехав, не сказал о нем ни слова. А Уилл — единственное, о чем ты говоришь постоянно. — Майк стонет, ощущая, как алеют кончики его ушей, и на мгновение его переполняет страх, что все отвернутся от него.- Майк. Майк, это не плохо. Уилл — это не- — Нэнс, — ему нужно, чтобы она заткнулась. Чтобы она замолчала и сделала вид, что эта вселенная, бескрайняя и темная, ледяная, не крутится вокруг Байерсов, потому что осознавать данный факт — невозможно. Это душит его. — Он- Я не- я не нужен ему, Нэнси. Он сделал это просто пиздец очевидным. — Майк выпускает смешок, но в горле у него ком. Но все же, ирония. — Сказал, что он не, кхм, не из «таких», — он рисует в воздухе кавычки. — Так что…мне нужно передохнуть. Отвлечься. Забыть. Притвориться, что все в порядке, и Уилла Байерса никогда не существовало в его жизни, точно не на расстоянии ближе метра. Его руки никогда не касались кожи Майка, а глаза — сердца и души. Майк вздыхает. С нажимом говорит: — Джонатан. Что за?.. Нэнси вздыхает следом за ним. — Он- я не знаю, ладно? Думаю- — она замолкает, пытаясь сформулировать мысль, и Майку становится интересно, является ли это универсальным законом вселенной: Байерсы, морочащие головы Уилерам? — Ты любишь его, — мягко говорит он. Нэнси улыбается кончиками губ, слабо, но Майк читает отражение этой улыбки и в её глазах. — Полагаю, что так? Они пересекаются взглядами. Нэнси роняет голову на ладони и выпаливает, как на духу: — Мы поссорились. Типа, серьезно поссорились и- и мы сказали друг другу не самые умные вещи. — Любить — значит прощать, помнишь? — он выпускает улыбку, одну из самых искренних за последнее время, потому что эти слова, слова их мамы, что раньше заставляли их закатывать глаза, теперь — внезапно — имеют смысл. Нэнси кивает, тоже улыбаясь. — Ты так вырос, братишка, — треплет она его по волосам. — Только, Майк. Ты ведь знаешь, что Уилл никогда не будет ненавидеть тебя. И всегда будет нуждаться в тебе. Ты и сам знаешь это, — Майк лишь безразлично (пытаясь защитить свои киловатты чувств) пожимает плечами. — А теперь, помоешь посуду? * В большинстве своем, они проводят дни за ужасными настолками, кино и миллионом историй-воспоминаний, и к двадцать восьмому числу у Майка болит живот — от смеха и, возможно, от количества съеденной пиццы. Их мама, узнав об объеме нездоровой пищи в их рационе, покачала бы головой, но это только продлевает им удовольствие. Двадцать девятого декабря они садятся в машину Майка и едут в Хоукинс. Дорога ужасна, правда. Им приходится простоять в пробке на выезде из Нью-Йорка около двух часов, и музыкальный вкус Нэнси не делает это легче от слова совсем. На шестом часу поездки Нэнси разваливается сзади, засыпая, и Майк ей немного завидует, потому что сидеть ужасно изматывает, но вместо этого он делает звук потише и открывает банку с ужасным, отвратительно сладким кофе, купленным на заправке. Они останавливаются поужинать, едва въехав в Индиану. Когда Майк, наконец, тормозит возле своего дома, ему не хочется ничего, кроме сна и, возможно, горячего душа. * Когда Майк просыпается, чистит зубы и спускается вниз, подходит время обеда и — окей, Нэнси и Холли, и их родители, и Джонатан, и Уилл сидят в гостиной, болтая, и это не то, с чем он готов иметь дело, не позавтракав. — Доброе утро, — кидает он, тормозя рядом с Холли. Та виснет на нем, обнимая, и Майк смеется, слыша ее довольный визг, и запускает ладонь в ее волосы, тормоша их. — Ты не взял меня с собой! — дует губы она, хмурясь. Майк виновато улыбается и выдыхает ей на ухо извинение, наконец, вырываясь из объятий сестренки. Уилл напряжен, но Майк не собирается делать эту ситуацию легче для него, не собирается притворяться, что все хорошо, потому что это Уилл пришел в его дом, сидит в его гостиной на диване рядом с его мамой и — нет. Нет-нет-нет. Он позволяет маме поцеловать себя в щеку, смотрит Джонатану прямо в глаза, здороваясь, и, совершенно игнорируя зудящее желание быть рядом с Уиллом, коснуться его, обнять его, Майк разворачивается и уходит на кухню, не сказав тому ни слова. Он наливает молоко в хлопья, когда слышит за спиной движение, шаги, и Майк знает, кто это, а потому не оборачивается. — Майк, — голос тихий, осторожный. Виноватый, и Майк закрывает глаза, тихо (сквозь зубы) выдыхая. Вина душит и его, но обида, злость, боль — все это разливается в нем океаном чувств, и если Уилер позволит себе чувствовать каждую эмоцию, он ими задохнется. — Майк, мне жаль. Я не должен был этого говорить. — Почему? — фыркает Майк, все ещё не оборачиваясь. Не готовый утонуть в глазах, не готовый увидеть губы, которые однажды обещали ему сходить с ума вместе, вдвоем — к губам, которые с легкостью выкинули эти слова в помойку. — Разве это не правда, Уилл? Ты не имел это в виду? — это усталый голос. Вымотанный. — Чего ты вообще хочешь? — он оборачивается, все-таки встречаясь со взглядом Байерса. — Майк. Я хочу, чтобы все- все вернулось к норме. Я ненавижу ссориться с тобой. Майк. Я-я знаю, что я проблемный, я знаю это всю свою жизнь, я знаю, что виноват, но- но я стараюсь, ладно? И мне правда, блять, жаль. Если бы я мог, я бы забрал свои слова назад, клянусь, Майк, но — но не отворачивайся от меня, Майк. — Стараешься что? Стараешься что, Уилл?! — он практически кричит — или, возможно, он кричит на самом деле, если судить по тому, как болтовня его мамы затихает и дом наполняется напряжением, готовым выстрелить в любой момент. — Знаешь, Уилл? Забудь. — он качает головой, прижимая ладони к вискам. — Я- я понимаю, ладно? Ладно. Ты хочешь, чтобы все было как раньше — но я не могу. Я не могу. Он забирает тарелку с хлопьями и идет к себе в комнату. Если мама и смотрит на него неодобрительно — она же ничего не говорит, правда? И Уилл не идет следом. Не то, чтобы Майк этого ждал. (Что ж, хотя бы у Нэнси и Джонатана все хорошо) * Он не получает свой новогодний поцелуй. Он представлял это себе так много раз, столько бесконечных минут он провел, целуя Уилла, думая, как он поцелует Уилла где-то в кладовке дома Саманты Миллер, прямо в двенадцать часов ночи, встречая год с лучшим человеком в своей жизни. Но Уилла тут нет, и нет больше Майка-и-Уилла. Есть лишь он, Лукас с Макс (сбежавшие куда-то в толпу вдвоем) и- И, что ж. Есть сама Саманта. У родителей Саманты огромный дом (она не пускает на второй этаж никого, перегородив лестницу стульями), огромный сад и бассейн. У самой Саманты арбузная жвачка, ногти, покрытые алым лаком, и пачка не самых дешевых сигарет. — У тебя есть зажигалка, Уилер? Они выходят покурить за живую изгородь, и, когда Майка накрывает её ягодным, приторно сладким парфюмом, а чужие руки с алым лаком зарываются в волосы, превращая его подобие укладки в хаос, Уилер позволяет себе просто. ни о чем. не думать. Лишь тонет в близости чужого тела, забывая обо всем. * Это пятница, два дня до начала учебной недели, и он валяется на кровати Джейн. Технически, он находится у Уилла, но Уилл сейчас у Дастина, а Майк у Джейн, и та кидает в него подушку. — Думай ТИШЕ! — кричит она. После добавляет: — Пожалуйста. — и падает рядом с ним. Майк вздыхает и поворачивается к ней. Между их лицами не так уж много пространства, и это было бы странно, лежать вот так вот с бывшей девушкой, если бы это была не Джейн. Но это Хоппер, Айвз, Элевен. — Ты знаешь, что я люблю тебя? — шепчет она, улыбаясь краешками губ. Майк улыбается ей в ответ: — Офигенно. — Офигенно. Они лежат, слушая новый микстейп Джонатана. Комиксы, которые Майк подарил Джейн — коллекционное издание Чудо-женщины — лежат на столе, а на стене у Джейн висит рисунок, созданный Уиллом, и Майка тошнит. Джейн вздыхает, хмурясь: — Я не могу соображать. Ты, типа. Громкий. Джейн уходит на кухню за какао. Это минус её суперсил — невозможность знать, о чем думают другие, невозможность читать мысли, но все ещё ловить их мозговые импульсы, словно серое шипение радио, раздражающее и сбивающее с толку. Из-за этого ей редко удается написать контрольную по тригонометрии на что-то выше тройки, но она хотя бы старается разобраться. Дверь вновь открывается, но Майку слишком комфортно, чтобы шевелиться. Он слушает the price of love, стараясь сильно не вдумываться в строки, чтобы не свести Джейн с ума, и говорит: — Надеюсь, ты сделала мне какао тоже. Иначе не знаю, сможем ли мы дальше оставаться друзьями. — Я- эм, я не сделал? Но я правда надеюсь, что мы останемся друзьями? — сердце Майка пропускает удар, и он садится на кровати под в одиночестве наши одинокие сердца и умерли бы. — Уилл — произносит он, поднимаясь, чтобы сесть. — Что ты здесь делаешь? — Слушай, я-я не хочу ругаться, ладно? Просто- просто послушай меня. Пожалуйста. Джейн не разговаривает со мной, если родителей нет рядом, но- — он резко выдыхает. — Это не причина, просто послушай, просто выслушай меня, Майк, ладно? Майк кивает, колеблясь. — Мне жаль, Майк. — У нас уже был этот разговор, — Уилл садится на кровать рядом, между ними больше метра пространства, но Майк ощущает тепло, идущее от его кожи, даже так, и он этого его бросает в жар, и это чувство — оно ему не нравится. — Ладно. Ладно, хорошо. Знаешь, о чем мы не говорили? О том, что ты целовался с Сэм из моего класса английского у нее дома. Ведь ты целовался с ней, правда? — Какое это вообще имеет значение? — Майк хмурится, потому что- потому что Уилл не имеет никакого права обвинять его в чем-либо. Никакого. — При чем тут это? Уилл тихо хмыкает, недовольный. — Ты вышел из дома вместе с ней и больше не вернулся, а потом Макс возвращалась домой и увидела вас. Целующимися. — Это не твое дело. Ясно?! Больше — нет. И, для справки, я никогда не целовался с кем-то, когда мы- когда у меня был ты, но я тебя понял, ладно? Мы не вместе, ты не по мальчикам, так какое тебе чертово дело до того, с кем я целуюсь? Что мне нравятся и девочки, и мальчики, и- — Майк- — И мне не стыдно, ладно? И я не собираюсь извиняться- — Майк! — -за это и то, что у нас было, и я не собираюсь притворяться, что этого не было! Я не смогу! Так что просто оставь меня в покое! — Можешь ли ты перестать быть эгоистичным идиотом хотя бы на пять минут? И правда выслушать меня? Майк задыхается от возмущения, потому что он кто угодно, но не эгоист. Вот уж нет. — Знаешь, что? — Майк фыркает. — Полагаю, я не могу. Я не могу. Он выходит из комнаты и видит Джейн, сидящую в гостиной в наушниках, но складка между ее бровями говорит о том, что она слышала достаточно. Он кладет голову ей на колени, разваливается на диване и притворяется, что Уилла Байерса не существует. Но мгновение дышать становится легче, потому что Джейн улыбается ему, гладит его по волосам, но потом Уилл штормом влетает в комнату, дергая его за руку, заставляя подняться и посмотреть ему в глаза. — Майк, — он говорит тихо, настойчиво. — Мой отец- он- он приходил на Рождество, — Майк замечает, как Джейн сбоку замирает, напрягается, но ему достаточно голоса Уилла, оттенков его слов и эмоций, чтобы понять, что это не прошло хорошо. Уилл тянет его на себя, одними губами шепчет «пожалуйста», кидая взгляд Джейн. Та дарит им ободряющую улыбку, скрываясь в собственной комнате, врубая микстейп в несколько раз громче. Майк вздыхает, но выходит из дома, садится в машину, и Уилл безмолвно следует за ним. Они едут, тишина разъедает нервные клетки, но любое слово — искра, способное взорвать бомбу-Майка, и никто из них не готов рискнуть. До поры до времени. Майк тормозит у карьера и поворачивается к Уиллу. Ждет. — Помнишь- помнишь, когда нам было по пятнадцать, и ты нашел меня в замке Байерсов? И-и- я был там недавно. После того, как Лонни пришел, я сбежал туда- и- и я осознал, что он все ещё в моей голове, понимаешь? Когда я был маленьким, я всегда пытался угодить ему, заставить его гордиться мной, но этого никогда не было достаточно- — Уилл- — Нет, послушай! Мне нужно, чтобы ты меня услышал, хорошо? — его голос дрожит, и сердце Майка болезненно сжимается. — Я пришел в замок Байерсов, сбежал туда, и- и я понял, что постоянно убегаю. Убегаю, но я не могу убежать. От того, кто я есть, и от того, что он говорит. Потому что даже там, даже там я нашел чертову биту. И я понял, что- что все это время ядовитый голос в моей голове- этот голос- он ведь не мой. Его! — Уилл… — И- и я знаю, что я- что мне нравятся мальчики! Я не идиот, ладно?! Но каждый раз, когда я- в моей голове звучит его голос, говорящий, что я болен, что это болезнь, и- и я в ужасе, ладно?! Потому что я-я как бы я не старался, меня никогда не будет достаточно и- и- — Хэй, — Майк кладет ладонь ему на щеку, заставляя посмотреть в глаза, и силуэт Уилера расплывается в глазах Уилла на две неясные тени из-за слез. Он смаргивает. — Я просто не хочу, чтобы ты меня ненавидел. Я-я не знаю, что мне делать, если ты меня ненавидишь, ладно? — это едва шепот. — Уилл. Уилл. Ты не больной, ладно? Ты слышишь это? И с тобой всё в порядке. — Майк отстегивает ремень безопасности, прежде чем притянуть Уилла ближе в свои объятья, и абсолютное неудобство их положения заставляет Уилера вспомнить, как они впервые поцеловались, прямо здесь, и как Уилл шептал ему отчаянно я не гей, пока у него оставалось дыхание, и, неожиданно, пазл складывается у него в голове. Он целует Уилла в висок (едва касается сухими губами чужой ледяной кожи, боясь своим касанием ранить), а потом шепчет тому в волосы, вдыхая запах яблочного шампуня: — Я- я никогда не смогу ненавидеть тебя, ладно? Не по-настоящему. Но я должен позаботиться и о себе тоже, — он повторяет: — И о себе тоже, Уилл. Я... я не могу просто дружить с тобой, понимаешь? — Я гей, — яростно шепчет Байерс. — Я гей, и я всегда знал это. Я-я знаю, я же не идиот. И, блять, Майк, — он шмыгает носом. — Я скучаю по тебе. Я скучаю по твоему хмурому лицу, по запаху сигарет н-на моей одежде, я- И я ненавижу себя за то, что сделал тебе больно, я ранил тебя, и из-за этого потерял тебя, но- но- — Ты не потерял меня, — говорит Майк. Они молчат мгновение, восстанавливая дыхание, и Майк размышляет, является ли продолжением его слов «ещё нет». — И- и когда ты сказал, что-что хочешь отсосать мне, — последние слова произнесены едва слышным, стыдливым шепотом, и Майка обдает волной жара, буря просыпается в нем, потому что Уилл стыдится себя, ненавидит себя. — И ты произнес это так, будто это нормально, а я был в ужасе. — Всё нормально- — Я не хочу быть таким, — Уилл отрывается от его груди, чтобы посмотреть Майку в глаза, и Майк не знает, есть ли слезы в его собственных глазах, но Уилл точно плачет, и что-то будто сжимает горло Уилера. — Я не хочу быть таким! Майк на мгновение задумывается, что имеет в виду Уилл: он не хочет быть геем или не хочет считать, что это неправильно, но, в конечном итоге, Майк понимает, что ему все равно, потому что Уилл плачет, и Уилер тянет его обратно к себе в объятья, желая утешить. — Все в порядке. — Мне жаль. — И мне тоже, — шепчет Майк. — Господи, Уилл, мне так жаль. — Я-я хочу быть с тобой, и я-я хочу всего, что ты мне дашь, но мне нужно время, но я-я я обещаю, Майк, я- Майк прижимается к его рту своим, ощущая соленый вкус слез, который пропитывает его губы сразу же. Уилл сдавленно выдыхает, но потом расслабляется, и позволяет Майку любить его, губами к губам. Только два сердца, прижатые друг к другу. Еще секунда, и Майк держит лицо Уилла в своей ладони, проводит большим пальцем по его щеке, и их касания перерастают в отчаянные, необходимые. — Возможно, нам стоило разговаривать на заднем сидении, — говорит Уилл прямо ему в губы, тяжело дыша, и Майк смеется. — Возможно, — неоднозначно говорит он, кусая Уилла за язык, но тут же извиняясь поцелуем. Это его не спасает: Уилл ойкает и бьет его в плечо. — Идиот, — но злости в голосе ни капли. На заднем сидении целоваться оказывается куда удобней. Потолок в машине низкий, окна запотевают, но Уилл здесь, под его касаниями, его губы горячие и соленые от слез и, думается Майку. Лучше он себя давно не чувствовал. * Уилл приходит к нему в воскресенье, чтобы вместе дочитать домашку по литературе, но, конечно же, ничем таким они не занимаются. Они уже целуются, едва сделав шаг внутрь комнаты Майка, пока им не становится жарко, как на поверхности сверхновой. После они врезаются в кровать Майка, неловкие и неуклюжие, и Майк падает назад, желая втянуть Уилла к себе, усадить его на колени и целовать, пока легкие не начнут болеть от нехватки кислорода, а в глазах не потемнеет. Майк желает покрыть кожу Уилла поцелуями, желает стянуть с него эту дурацкую футболку поло, и- И от всех этих мыслей тесно становится не только в голове, даже в пижамных штанах, но он ничего с этим не делает. Как жаль, что Уилл не умеет читать мысли, думает Майк, потому что тот стоит, продолжает стоять между ног Майка, целуя его с таким отчаянием, будто это — их последняя минута на этой планете. Возможно, так оно и есть. Пальцы Байерса сжимаются на фланелевой домашней рубашке Майка, он расстёгивает пуговицы на ней, целуя Майка за ухом, и это заставляет Уилера издать тихий, но почти нечеловеческий стон. Майк и не знал, что способен на такое, что что-то способно заставить его потерять контроль над собственным телом. Не что-то. Кто-то. — Тише, — говорит Уилл или, возможно, это дуновение ветра, едва заметное сочетание шипящих звуков, но затем Уилл кусает Майка за мочку уха, чуть ухмыляясь, извиняясь тут же эфемерным поцелуем. Майк хмурится и, когда Уиллу не удается расстегнуть очередную пуговицу, Майк тянется к ним сам, потому что он только рад избавить себя от слоев одежды, отделяющих его от Уилла. После он тянется уже к кофте Байерса, и тянет ее вверх с такой силой, что ткань под пальцами недовольно трещит. Уилл бьет его по рукам, и Майк выпускает тихое «упс», выпуская улыбку и тихий смешок. Уилл не дает ему двигаться, пальцами изучает его кожу, нет, не только пальцами, он касается его шеи губами и медленно, медленно опускается ниже, изучая тело Майка, всего его родинки, закоулки, косточки. Когда Уилл оказывается на уровне бедер, он начинает развязывать завязки на пижамных штанах Майка. Майк ожидает увидеть, как чужая рука залезает ему в белье, но вместо этого Уилл стягивает штаны ниже, опускаясь на колени. — Подожди, Уилл- — вскакивает Майк, останавливая его. Тот в ответ кидает непонимающий взгляд. — Ты… не хочешь? — Я-конечно, хочу! Но ты не должен, хорошо? Все в порядке. Я не хочу, чтобы ты делал то, чего не хоче- — Но я хочу отсосать тебе, — Уилл прижимается своей щекой к его, взгляд глаза в глаза. — И я же могу, да? — шепчет он, и Майк кивает, сглатывая, когда пальцы Уилла касаются головки его члена. — Потому что ты мой. — Да. Блять, да. — Офигенно, — Уилл улыбается. — Но так, к слову, — он выпускает неуверенный смешок. — Я понятия не имею, что я делаю. Майк тоже смеется, вновь встречаясь взглядом с Уиллом. Он читает в глазах Байерса нежность, и это заставляет его собственное сердце сжаться. — Я тоже, — он прижимается губами к губам Уилла. — Но мы- мы разберемся, — со всем, остается несказанным, но услышанным. Майк читает понимание этого в глазах Уилла. — Прости, что- что так легко сдался. Уилл ведет носом по его щеке, будто наевшийся сметаны кот. — Все в порядке. Мне- мне нужен был толчок, — Майк зарывается в ответ носом в волосы Уилла, ощущая запах мыла и яблочного шампуня, и это сводит его с ума, он не способен скрыть этот факт. То, как Уилл сводит его с ума. — Сейчас… — Уилл тянет его вниз, чтобы поцеловать в то чувствительное местечко возле уха. — Сейчас мне просто нужен ты. — Я твой, — напоминает Майк, и Уилл, довольный, кивает. На его бледной коже румянец растекается яркими пятнами, и Майк пьянеет от этого вида. Он заправляет волосы Уиллу за ухо, и тот дарит ему мягкую, нежную улыбку, прежде чем опуститься на колени. И один только этот вид может заставить Майка кончить. Он рвано выдыхает. Ему действительно хватает всего пары минут. Майк инстинктивно зарывается ладонью в волосы Уилла, когда тот проводит по головке языком, как по леденцу, в первый раз. Он смачивает собственную ладонь слюной, а потом берет кончик члена в рот, аккуратно надрачивая всю оставшуюся длину, и это куда больше, чем Майк способен выдержать: губы Уилла на его члене, горячий язык, рисующий восьмерки и жар, абсолютный жар, сносящий его с ног. Когда Майк начинает кончать, Уилл быстро отодвигается, но его рука все ещё остается на члене, додрачивая. Майк видит звезды под собственными веками. Он пачкает простыни и попадает Уиллу на лицо, тот хмурится и выдыхает ворчливое «мог бы и предупредить», но в голосе нет ни капли злости или раздражения. Уилл лишь достает салфетки, вытирая руки. Майку требуется мгновение, чтобы прийти в себя, но после он выдавливает довольную улыбку и тянется к джинсам Уилла. — М-можешь просто… Подрочить мне? — он напряжен, будто боится, что скажет что-то не то, будто он может потерять Майка вновь, и это заставляет сердце Уилера болезненно сжаться. — Мне нужно разобраться со своими мыслями- — Хорошо, — кивает чересчур быстро Майк. — Это не потому, что я не хочу- — Я понимаю, — Майк улыбается ему. — Я понимаю, — он касается щеки Уилла большим пальцем и гладит её. — И, — Уилл на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох, будто бы собираясь с силой. — И я не хочу рассказывать о нас остальным. Хотя бы пока что. — Хорошо, — кивает Майк. — Сделано! — улыбается он. В этот раз, когда Майк тянется к чужим джинсам, желая их расстегнуть Уилл позволяет ему сделать это. * Теперь, когда они больше не в ссоре, все, кажется, приходит в норму и в тусовке. Пару недель были просто до ужаса неловкими, потому что никто не понимал, как себя вести, а Майк уж точно не пытался сделать происходящее менее неловким. В понедельник, когда после физики они заходят в столовую вместе, перекидываясь дурацкими шутками, за столом тусовки их встречает куча озадаченных взглядов. — Вы собираетесь рассказать, из-за чего была вся эта суматоха? — спрашивает Макс, стаскивая у Джейн морковку, и Майк пожимает плечами, загадочно улыбаясь. — Серьёзно?! — восклицает Дастин. Вместо ответа Майк вгрызается в яблоко, заставляя Уилла смеяться. — Вы жутко поругались, не разговаривали несколько недель, и сейчас вдруг у вас все супер и вы- вы просто ничего не скажете?! Вместо ответов Уилл закидывает в рот горсть чипсов Лукаса, следуя примеру Майка, и Дастин недовольно стонет. — Отстой. Джейн смеется, и Майк поворачивается к Уиллу, подмигивая ему. Все хорошо.