Кролики на луне

– Кажется, я нашёл того, кто сможет тебе помочь, – заговорщическим тоном сообщил Чимин. Глаза его блестели весело и слегка нетрезво, почти закрытые ярко-розовой чёлкой – та, казалось, даже сияла в темноте. Пальцами он поглаживал вверх-вниз полупустую бутылку пива, отчего Чонгуку было слегка неуютно: пока Хосок разглядывал Чимина с видимым удовольствием и порой щурился, как сытно накормленный кот, Намджун смотрел недвижимо и тяжело, забывая моргать. Чонгук поёрзал, стараясь незаметно отодвинуться подальше с линии огня. – Помочь? – переспросил он, встряхивая свою банку. Пива там осталось на донышке, и это был хороший повод сбежать. Даже компания догнавшегося вином Юнги, который расположился на Сокджине и тихим медленным тоном рассказывал, как ревнует того к белой плюшевой альпаке – "Не смей с ним спать, когда можешь спать со мной!" – была предпочтительнее. Как-то раз он так зашёл не вовремя на кухню, и ему месяц снились кошмары, в которых Чимин, улыбаясь своей исключительно милой улыбкой старшеклассника, который любит цветочки, ванильные пудинги и переводить бабушек через дорогу, жрал несчастные заблудшие души, забредшие на его участок в аду. Как он сказал там, во сне: – Мешают грешить, Чонгукки, можешь в это поверить? – и его рука, обхватывающая член Хосока не сбилась с ритма, даже когда Намджун опустился перед ним на колени. – Помочь, – повторил Чимин в настоящем и прикрыл глаза, жмурясь от радости. – С твоей маленькой деликатной проблемой. Чонгук вспыхнул. Дело было, конечно, в алкоголе и душной комнате, а не в том, что он чего-то там стеснялся. С хёнами он познакомился в свои нежные, невинные пятнадцать. С тех пор стесняться было уже поздновато. Чимин хихикнул. Отвлёкшийся было Чонгук моргнул, потом ещё раз, замечая и Намджуна, опустившегося на диван за спиной Чимина, и Хосока на ковре у его ног. Их руки синхронно проникли под футболку, тут же, как по заказу, задравшуюся на животе и одновременно сползшую с плеча. Чимин залпом допил своё пиво и с трудом выудил что-то из переднего кармана джинсов – расстёгнутая ширинка ожидаемо очень мешала. – Лови. На колени Чонгуку спланировала пожёванная бумажка: чьим-то небрежным почерком было выведено место встречи, донельзя странное, сегодняшняя дата и время. Время, которое, судя по стрелке часов на стене, уже начинало поджимать. Ниже, рукой Чимина, было нацарапано: "Следуй за белым кроликом и ничего не бойся". Когда Чонгук поднял взгляд, Чимин ему подмигнул. – Я бы на твоём месте поспешил. Подводка отчасти стёрлась – наверняка не без помощи неосторожной руки Намджуна, – а на щеке мерцал смазанный поцелуем блеск. Чонгук вздохнул – очень укоризненно. Хоть и знал, что бесполезно. Это ведь был Чимин. Улица встретила проливным дождём – и шарфом, забытым на тумбочке в прихожей. Чонгук, подпихнув воротник куртки под подбородок, запрыгнул в автобус, чтобы сойти через пару остановок. Дождь за это время пошёл только сильнее. И наушники, оказалось, Чонгук тоже забыл. Адрес на записке Чимина привёл его в мрачную темноту под мостом. Даже стены казались покрытыми вязкой слизью. Ветер гулял в проёме и доносил брызги грязной воды. Когда у ног мелькнуло что-то белое, Чонгук сперва не обратил внимания, а потом вспомнил странную приписку. "Следуй за белым кроликом". – Очень смешно, – пробормотал он, глядя на кролика, бодро скакавшего прямо через глубокую лужу. Белый мех призрачно сиял, и на нём не оставалось ни одной тёмной капли. – Кто-то из нас сходит с ума. Кролик остановился у стены воды, стекавшей с проезжей части, и пошевелил ушами. – Иду я, иду. Идти, к счастью, пришлось недолго. Через пару улиц и пустых узких проулков перед Чонгуком вырос аккуратный маленький домик с вывеской "Кролики на луне": фон пергаментного цвета, травянистый светло-зелёный шрифт, кролик, набросанный линиями и маленькое фиолетовое сердечко в углу. От всего этого начинала кружиться голова – или, быть может, догоняло похмелье. Дверь под вывеской открылась, и наружу высунулась взъерошенная голова. – Псс, и долго будешь там стоять? Чонгук только передёрнул плечами. Он уже прилично продрог и промок насквозь, но что-то во всём этом его неуловимо напрягало. – У меня есть печеньки, – поделилась голова. Тон был в один в один как у Чимина, когда тот сообщал, что знает, как помочь. Чонгук опасливо сделал шаг назад. – И чай. Соджу. Банановое молоко. Толстовка, Чимин забыл, но она чистая и очень тёплая! Кролик, допрыгавший до сухого пятачка на крыльце, обвиняюще подвигал ушами, и Чонгук вдруг устыдился порыва сбежать. – Значит, толстовка. Меня зовут Тэхён. А ты Чонгукки. Чонгукки же? Чонгук даже согласиться не успел: его бесцеремонно втянули внутрь за мокрый рукав. – Чонгук, – сказал он, когда мир перестал кружиться от резкого движения. – Чонгукки, – согласился Тэхён, улыбаясь, и хлопнул в ладоши, а потом накинул на голову Чонгука большое мягкое полотенце. – Разденешься прямо здесь. – Что сделаю? – голос недостойно сорвался на ультразвук. Было бы проще думать, что он всё ещё в квартире Чимина, лежит где-нибудь на полу, неудачно подскользнувшись или перепив, а всё это – просто галлюцинация. Край полотенца медленно приподнялся, приоткрывая половину лица и один глаз – большой, красивый, в обрамлении пушистых ресниц. – С тебя уже лужа натекла, – тихим-тихим шёпотом поделился Тэхён. Говорил он бережно, будто Чонгук был нездоров – и скорее всего на голову. – Простынешь, и хёны будут ругаться. Чонгук моргнул. Тэхён, помолчав – очевидно, для нагнетания ужаса, – добавил: – Или лечить. Даже звучало жутко. Чонгук приоткрыл рот, закрыл, приоткрыл снова и наконец выдавил из себя насущный вопрос: – А штаны тут Чимин случайно не оставлял? Тэхён прыснул. – Ты же всё равно в них не влезешь. Могу одолжить мои. Нет, даже одолжу! Стой тут. Ему редкостно шло воодушевление. Чонгук проводил его взглядом, отмечая и слишком длинные штанины, загибавшиеся под пятки, и рукава, свисавшие ниже кончиков пальцев. В таком наряде Тэхён был похож на укутанную пироженку и вызывал странные смутные желания. – Держи! – Тэхён протянул ему и штаны, и футболку, и даже ту самую обещанную толстовку Чимина, которая изначально была толстовкой Намджуна, которую пару лет гордо носил Хосок. Чонгук быстро переоделся, стараясь не поднимать глаз. – Ты что-то говорил про чай, – напомнил он, ероша волосы полотенцем. Тэхён, окинув его внимательным взглядом и довольно кивнув, тут же схватил за руку и потащил за собой. – Стул – Чонгукки, Чонгукки – стул, – бодро сказал он. Остановился, будто натолкнувшись на невидимую стену, развернулся на пятках и метнулся куда-то в угол. – Тапочки! В руках у него были домашние тапки в виде хитрых розовых кроликов, с вызовом приподнимавших бровь. Чонгук на мгновение прикрыл глаза – сдаваясь. – Привет, тапочки? Тэхён просиял, и это было одновременно ослепительно и тревожно. Никто не может быть таким красивым в три часа утра. Тэхён тем временем суетился, выставляя чашки, вазочки с обещанными печеньками, миленькие глиняные чайнички. Шумела, закипая, вода. Потом Тэхён отключил верхний свет, оставляя гореть глиттеры, разбросанные по комнате, золотистые и болотно-зелёные: цвета, смешиваясь, стирали грани реальности. Лицо Тэхёна в полумраке и бликах было ещё совершеннее, и от этого болезненно ныло под рёбрами. Но Чонгук пришёл сюда совсем не за этим. Призрачный кролик, протиснувшись между прикрытой дверью и косяком, втянул носом воздух и в один прыжок заскочил на кресло, мягкое и уютное даже на вид. Тэхён разлил по чашкам заварку и кипяток, а, придвигая вазочку с печеньем поближе, бережно и невесомо коснулся пальцев. – Чиминни рассказал мне о твоей проблеме. Его голос звучал спокойно и очень серьёзно, без давления. Чонгук молча пожал плечами. У поверхности кружилась потерявшаяся чаинка, и было в этом что-то пророческое и честное. – Тогда ты знаешь. Тэхён медленно кивнул и облизнул губы – явно привычным, неосознанным движением. – Я могу помочь. – Мне уже пытались... помочь, – медленно ответил Чонгук, обдумывая каждое слово. Он не любил об этом вспоминать и не очень верил в возможность решения – но доверял мнению Чимина и его демоническому чутью. – Тогда мы попробуем нестандартные способы, – сказал Тэхён так, будто это было простейшей задачей на свете. Он, подтянув рукав локтю и придерживая его другой рукой, придирчиво выбирал печенье в виде фигурок животных. Потом радостно пробормотав "О, овечка!", зарылся пальцами в самую середину, подцепляя овечку ногтями. Чонгук отпил чай, и его омыло волной тепла, даже в голове прояснилось. Тэхён радостно щурясь, работал челюстями. На него сложно было не смотреть, но Чонгук всё равно пропустил момент, когда тот вновь начал говорить. Только заметил, что к щеке прилипла крошка, и под столом покрепче сжал кулаки. – Но мне тоже нужна помощь, – сообщил Тэхён. – С чем? Тэхён невесело улыбнулся и дёрнул плечом. Потом произнёс: – За мной кто-то следит. Чонгук почему-то совсем не удивился. С таким лицом, с тёмными волнистыми прядями, падающими на совершенные глаза, с тонкими пальцами и ключицами, с этой родинкой на кончике носа – было бы удивительнее, если бы у Тэхёна не нашлось сумасшедших поклонников. – И ты хочешь?.. Тэхён напрягся, сложил вместе ладони и зажал их между коленями, разом становясь меньше. – Чтобы ты здесь пожил. Со мной иногда ночевал Чимин, но... Можно было не договаривать: Чимина ждали дома два бойфренда, которые любили занимать всё его время, а у Чонгука не было никого. Даже притащенный Хосоком кактус – и тот умер. К тому же, Чонгуку требовалась услуга, даже если он и не верил в то, что из всей этой затеи выйдет хоть какой-нибудь толк. – Без проблем, – сказал он, не раздумывая. – Покажешь мне, где я буду спать? Когда Тэхён поднял на него глаза, в них воистину сияли звёзды. Утро началось с негромкого пения. Слова, правда, были странные: "Я упал с луны, здесь танцуют слоны"*. Воспоминания о прошедшей ночи: Чимин, его розовая чёлка и сплетённые руки под футболкой, склизкие камни в своде моста, стены грязной воды, кролик, которого не касались брызги из лужи, растрёпанные волосы, пальцы, выуживающие печеньку-овечку, сплетённый воедино зелёный и золотой свет. – Необычная песенка, – сказал Чонгук, входя на кухню, и Тэхён улыбнулся ему вполоборота. – Мне нравится эта строчка. Чонгук сел за стол, опёрся щекой на руку. На Тэхёне был фартук в весёленьких померанцах, наряженных в разные свитера. При свете дня он казался реальнее – и словно бы дальше. – Такое интересное место – твоя луна, – пробормотал Чонгук первое, что пришло на ум. Тэхён рассмеялся. – В кратерах жили бы крабики, на случай, если Намджун-хён решит заглянуть. Картинка получалась что надо: Намджун, всегда разрушительный, но такой бережный, когда дело касалось чего-то живого и хрупкого, его огромные ладони и крабики, деловито пощёлкивающие клешнями. – Как так вышло, что я ни разу тебя не встречал? Тэхён оглянулся, неловко дёрнул плечом. – Не сложилось? – Но ты со всеми знаком. Тэхён помолчал, потом вздохнул и снял кастрюлю с огня. – Я не знаю, что тебе ответить, – сказал он честно. – Как... – начал было Чонгук, но потом перебил сам себя. – Будет выглядеть наше... Тэхён споро расставлял перед ним исходящие паром плошки. – Взаимодействие? – подсказал, подмигнув из-под растрёпанной чёлки. – Не знаю. Хочешь, приходи к вечеру. Хочешь – переезжай, у меня полно места. Чонгук представил себе разом всё: утро, залитую солнцем кухню – не как сегодня, когда за окном висит серая хмарь, обещающая снова разразиться дождём – смешные фартуки, очень серьёзного кролика, снующего под ногами, странные песни Тэхёна и его низкий голос, хриплый со сна. Такие же ленивые дни, вечера у телевизора, документалки про диких животных, фильмы про супергероев и какое-то старое, концептуальное кино, бормотание чужих голосов с выверенными интонациями, дрожание картинки. И почему-то – тёплую руку в своих волосах, и длинный рукав, то и дело задевающий щёку. – Хорошо, – тихо ответил Чонгук. Так, конечно, не будет, но ему всё равно хотелось попробовать. Тэхён улыбнулся одними глазами. На костяшках у него осталось пятнышко соуса, и Чонгук, недолго думая, его стёр. Они оба вздрогнули и тут же посмотрели в разные стороны. В окно ударили первые капли. Тэхён, прикусив палочки, пробормотал: – У меня есть ещё запасная одежда. Если ты не хочешь сегодня ходить под дождём. Чонгук притворно удивился: – Сколько толстовок оставил у тебя Чимин? Неудивительно было, что Тэхён вновь рассмеялся. Он вообще много смеялся, это Чонгук выучил быстро. Охотно и часто, выражая всем собой восторг, радость или любопытство. Его мир, мир вокруг него, они казались призрачным пряничным домиком, волшебным лесом, золотящимся от пыльцы фей, и кроличьего меха. Чонгук смотрел на него порой и то не мог сдержать вздоха, то наоборот – вдохнуть. Всё происходящее очаровывало, хотя Чонгук совсем ничего не понимал. Дом Тэхёна напоминал бедлам: пол оккупировал не только кролик с отчего-то подозрительным именем Куки, но и пушистый, очень важный померанец, которого Тэхён степенно представил как Ёнтана – прежде чем подхватить на руки и закружить, спрашивая, кто тут хороший мальчик. Чонгук тогда едва не покраснел, и спасла его только практика общения с хёнами. Со стола периодически сбегали сахарницы, отращивающие маленькие разноцветные ножки – и ловить их приходилось Чонгуку, Тэхён-то хохотал, норовя свалиться со стула. Однажды, день на третий, с Чонгука ночью сполз плед и устроился в углу, всем видом выражая негодование. – Обиделся, что Куки не пришёл, – шёпотом пояснил Тэхён, свернувшийся в кресле, как кот. При взгляде на него у Чонгука фантомно ныла половина суставов. – Они с пледиком дружат, и по вечерам Куки прячется в него как в нору. Чонгук потёр бровь, пытаясь сопоставить “пледик”, “как” и “в нору”, потом шумно выдохнул и сполз с дивана на пол, подбираясь поближе. – Эй, пледик, – начал он. Уши горели. Он поверить не мог, что это и в самом деле происходит. – Хочешь, я тоже буду твоим другом? С тех пор пледик ползал за ним по пятам даже днём, пока Чонгук, вконец притомившись от такого сопровождения, не додумался помирить его с кроликом. Тэхён, конечно же, снова смеялся – Чонгук едва успел поймать его, прежде чем тот шлёпнулся на пол. С полочек тянули ветви растения, цветы подрагивали и мелодично звенели, привлекая внимание. Тэхён слушал старую попсу в виниловом проигрывателе и разбирал сухие травы, очень забавно чихая. Чонгук ходил за ним следом, охраняя, но за все дни они не встретили никого – и не увидели ни намёка на сталкера, из-за которого у Тэхёна образовалась бессонница. – Как думаешь, – спросил Чонгук как-то. – Кто он? Они с Тэхёном неторопливо фасовали порции травяного сбора по мешочкам. Рутинная работа успокаивала, как и Тэхён: его бережные ловкие пальцы, закушенная губа, тень ресниц на скулах, мягкий свитер и ворот, сползший ниже ключиц. У этого восхищения, желания мимолётно коснуться, отвести за ухо прядь отросших волос, завернуть рукава повыше, поймать, держать и беречь, наверняка было название – и не одно, – но Чонгук не был готов к словам. К действиям, в общем-то, тоже. Тэхён зябко дёрнул плечом. – Не уверен, что хочу знать. – Но если не знать, то... – Чонгук замялся, – это ведь не закончится. – Тебе уже надоело жить на моей Луне? – в голосе его не звучало ни обиды, ни подозрения, но отчего-то всё равно стало не по себе. Чонгук нахмурился. – Ты же знаешь, что нет. И никогда не надоест, – добавил он мысленно. Тэхён поднял взгляд и рассеянно улыбнулся. Вопрос собственной проблемы Чонгук не поднимал: неверие, закалённое множеством прошлых попыток, въелось в кости и плоть, закрепилось клеймом в разуме. К тому же, ему не хотелось добавлять Тэхёну работы, когда тот едва начал нормально спать. Пусть даже и с некоторыми поправками. Это случилось к концу первой недели. По поводу документалок про животных и странного микса кино Чонгук оказался прав, и вечерние просмотры быстро вошли в привычку. Тэхён обычно приносил с собой две миски: пустую и с ссыпанными вместе частями для амулетов. Чонгук приносил вкусняшки и колу. Пледик приползал сам, а зверьё обычно дремало в лежанке Танни, периодически с интересом пялясь в экран. В ту ночь герой развозил людей по ночному городу и неспешно сходил с ума, а Тэхёна – тоже неспешно – всё больше клонило вбок. Не выдержав, Чонгук забрал у него миски с амулетами, пока те не рассыпались по всему полу на радость животным, пледику и той подозрительной лиане, с показной невинностью свисающей с полочки под потолком до самого плинтуса. – Я так хочу спать, – пробормотал Тэхён ему в плечо, задевая губами складки на ткани. Из колонок доносились щелчки взводимого курка. Герой целился из револьвера в собственное отражение, а Чонгук, то и дело прерываясь, с трудом мог отвести взгляд от подрагивающих ресниц и нахмуренных бровей. – Я здесь, – тихо сказал он и провёл ладонью по щеке Тэхёна в попытке смахнуть все его тревоги как пыль. – И никуда не уйду. Ты можешь спать. Пледик подполз повыше, укрывая плечи; Тэхён завозился, устраиваясь удобнее, довольно вздохнул и моментально отключился. Чонгук позавидовал было, но минут через десять отключился и сам: чтобы проснуться незадолго до рассвета от вялых, но настойчивых попыток Тэхёна выбраться из-под его руки, крепко обнимавшей за плечи. – Эй, Гукки, – звал тот видимо не в первый раз, но в голосе всё равно слышалась улыбка. – Мне очень надо. – А вдруг там кто-то есть, – буркнул Чонгук, не размыкая век. – Надо проверить. Тэхён растрепал ему чёлку. – В ванной? Там даже окна нет. – Я обещал Чимину тело..., – он запнулся и нахмурился, пытаясь поймать за хвост нужное слово, – тело... хранить? Тэхён расхохотался. Лбом он вжался в выемку плеча, и оттого казалось, что они оба дрейфуют куда-то далеко на мягких волнах. – Не засыпай, – тихо попросил Тэхён и щёлкнул его по носу. – Не засыпай, пока не отпустишь. И, Гукки, я не против, чтобы ты хранил моё тело, слышишь? Но после завтрака. Чонгук молча помотал головой. Румянец, агрессивно заливающий даже шею, он надеялся, Тэхён спишет на духоту и совместное лежание под пледом. Но тот вдруг непонятно хмыкнул и склонился ближе, касаясь губами щеки. – Все вервольфы такие горячие, а, Чонгук? Чонгук зажмурился плотнее, мечтая провалиться под землю, и разжал руки. – Сразу бы так, – самодовольно сказал Тэхён, но прежде чем встать звонко чмокнул в кончик носа. – И не засыпай! Про завтрак я не шутил. А через пару дней Тэхён заговорил сам. – Так было всегда? – спросил он вдруг, нарезая овощи. – С твоей проблемой? Или появилось со временем? Чонгук вздохнул, порадовавшись только, что Тэхён стоит к нему спиной. Избавиться от расспросов, не удержи он лицо, было бы куда сложнее – не в последнюю очередь потому, что Тэхёну хотелось ответить. Он не был похож на тех, кто наводнял родительский дом всю его недолгую юность: для магов и шарлатанов, шаманов, фей и виккан он был лишь интересным случаем, загадкой, которую им не терпелось разгадать, прибыльным делом. Тэхён же не хотел от него ничего, и сначала это сбивало с толку, но потом Чонгук понял. Он ведь тоже ничего не хотел от Тэхёна, да и то, что уже получил, считал незаслуженным: и сонные неторопливые утра, и суматошные весёлые дни, и тихие уютные вечера, и редкие теперь бессонные ночи. С момента той вечеринки, что привела его в этот дом, Чонгук ни разу не говорил с Чимином, и, тем не менее, первое время его неотступно терзал один и тот же вопрос: кому из них на самом деле он хотел помочь? А затем ответ перестал его интересовать. Задумавшись, он даже не заметил, как Тэхён подошёл со спины – опомнившись, лишь когда тот повис на нём, вжимаясь подбородком в плечо. – Ты потерялся в своей голове, Чонгукки? – уточнил он, задувая в ухо струйку тёплого воздуха. Чонгук передёрнулся всем собой и посмотрел на него укоризненно. – Попросить Куки тебя найти? Чонгук фыркнул. – В тот раз мне казалось, что я сошёл с ума. Ночь, дождь, немокнущий кролик. – Может быть, и сошёл, – кивнул Тэхён с очень серьёзным видом и скользнул ладонями по груди Чонгука, прежде чем сцепить их в замок. – Может быть, тебе всё это снится. Может быть, однажды кто-то незнакомый подойдёт к тебе ближе и скажет "Проснись, Чонгук", и ты резко осознаешь реальность. Чонгук потёрся щекой о его тёплую мягкую щёку и, расцепив руки, наклонился вперёд. – Но пока никто не подошёл, нам нужно закончить ужин. Тэхён взъерошил ему волосы, прежде чем отступить. – Ты не ответил мне. Чонгук ссыпал в миску мелко порезанную морковь и кивнул. – Так было с самого начала. Родителей это очень разочаровало. Повезло, что я не старший сын. На Тэхёна он не смотрел, пока тот, перегнувшись через стол, не пощекотал его под подбородком, заставляя поднять голову. – Тебе нечего стыдиться. Чонгук рассеянно хмыкнул и вытащил из его чёлки веточку зелени. – Теперь я это понимаю. Тогда было сложнее. Особенно когда им окончательно надоело пытаться. В глазах Тэхёна замерцала сдержанная злость, обжигающая в своём холоде. Его красивое подвижное лицо застыло, и сам он начал казаться статуей, прекрасной и недоступной, а под давлением сжатых пальцев по столешнице ползли длинные змеистые трещины. Чонгук приподнялся и положил ладонь ему на затылок, ткнулся лбом в лоб, как требующий ласки кот. Хотя в его случае, конечно же, волк. – Хён... если ты сломаешь стол, то за чем мы будем ужинать? Тэхён моргнул и с удивлением посмотрел на свои руки. Потом улыбнулся: – Я починю, не волнуйся. И Чонгук помотал головой, медленно и осторожно, не разрывая касания. – Лучше ты не волнуйся. Всё получилось правильно, разве нет? С хёнами, городом, с той вечеринкой, здесь, с тобой, – пронеслось в голове, и Тэхён с силой зажмурился, будто услышал, а потом провёл губами по шраму на скуле и замер так на пару секунд – целую вечность – прежде чем отстраниться. – Ты прав. Конечно же, прав. Проблема Чонгука состояла в том, что он был вервольфом, которому не повезло. Родившийся в правящем клане, помимо привилегий и статуса он унаследовал жёсткие требования: должен быть альфой, должен быть лучшим во всём, должен быть полностью пригоден для размножения. Ничто из этого не составляло проблемы. Чонгук был альфой с рождения, а лучшим стал с удивительной простотой – с его скоростью, силой, реакцией и упорством ему не нашлось достойных соперников даже среди альф постарше. Он был даже фертилен, ему не хватило лишь одного атрибута настоящего альфы, такого же показательного, как цвет глаз при обращении или умение частичной трансформации. У Чонгука не было узла. В любой другой семье это был бы личный вопрос, немного трагичный, болезненный для упоминания. В семье Чонгука он моментально стал публичным, а сам Чонгук – парией, над которым не упускали случая поиздеваться даже омеги. Сперва казалось, что пара боёв всё решит, или, быть может, следующий чародей, спешно выписанный матерью с другого конца страны. Но дни сменялись днями, и ничего не становилось проще и лучше. Насмешки продолжались, и их не отсекали ни победы в боях в ритуальном круге, ни достижения, ни харизма, ни воля, и никто из чужаков не находил решения. Безо всяких подсказок было понятно, что рано или поздно у кого-либо иссякнет терпение. Чонгук решил, что этим кем-либо станет он сам, и ни разу об этом не пожалел. Особенно когда, уже в городе, познакомился с хёнами, и наконец понял, как должна выглядеть настоящая семья. Всё это он рассказывал Тэхёну чуть позже, скрытый уютной темнотой. Пледик утешающе тыкался в подбородок, Танни и Куки пытались взобраться на колени, а Тэхён перебирал ему волосы. После стольких лет было совсем не грустно, лишь утомительно. Но из всех близких знакомых Тэхён был единственным, кто не знал. – Завтра, – только и сказал тот, когда Чонгук закончил рассказ. – Мы попробуем завтра. – Наверное, я должен тебе показать? – неловко спросил Чонгук, теребя пуговицу на джинсах. В сторону Тэхёна он старался не смотреть, но всё равно умудрился поймать его взгляд в отражении. Уши тут же заполыхали, и Чонгук порадовался, что давно не подстригался. Потом вспомнил тёплые пальцы на затылке и тёплые губы у виска, вспомнил шёпот "Тебе идут длинные, Чонгукки, не обрезай" и непроизвольно вздрогнул. – Если хочешь, – насмешливо предложил Тэхён, – можешь и показать. Чонгук, не сдержавшись, застонал в голос. – Значит, не хочешь? – по-своему истолковал его стон Тэхён. Чонгук потёр лицо ладонями и выглянул сквозь растопыренные пальцы. – Давай... просто займёмся делом? А ещё лучше вернёмся к травам. Или к амулетам? Сходим выгулять Танни? – Ни за что, – с расстановкой заявил Тэхён, неожиданно оказавшийся совсем близко, и бережно подтолкнул Чонгука на пару шагов назад. – А теперь стой тут, Чонгукки, и не мешай. Чонгук недоумённо осмотрел себя, отодвинувшегося Тэхёна, с головой ушедшего в разглядывание схем в каком-то ветхом потрёпанном справочнике, и пол под ногами. На полу, как раз вокруг того места, где он стоял, был начерчен круг, заполненный странными значками. – Надеюсь, ты не демона призвать собрался? – пробормотал он, неловко переступив с ноги на ногу. – Разве что суккуба, – рассеянно ответил Тэхён, и Чонгук недовольно сжал челюсть. Вот только ещё одного суккуба им не хватало. И ему. Ему точно. В конце концов, сталкера они так и не отыскали. – Хён, – позвал он наконец. – Ты... точно знаешь, что делаешь? – Конечно. Не беспокойся, Чонгукки. Тэхён отложил справочник обратно на стол и подошёл ближе. Вид у него был беспечным, но Чонгуку совершенно не нравилась эта крохотная морщинка между его бровей. – Закрой глаза и ни о чём не думай, – велел Тэхён, и Чонгук не решился спорить. Язык, на котором Тэхён произносил резкие, отрывистые фразы был совсем незнаком. Чонгук вслушивался в его голос, в хлёсткие, такие непривычные интонации, и не ощущал ничего. А затем накатило всё разом – жар, и колебания воздуха, превратившиеся в шквальный ветер, и грубое касание мелких частичек. – Чонгук, не смотри! Чонгук закашлялся и прикрыл ладонью рот. Песок гадко скрипел на зубах, но куда сложнее было сдержать хохот. – "Я всё знаю", – процитировал он хрипло, когда песчаная буря спала, а напряжение энергии отхлынуло из круга, вернувшись обратно к Тэхёну. – "Просто стой и ни о чём не думай". Он стряхнул крупинки с лица и с любопытством осмотрелся. Песок, засыпавший ритуальный круг, доходил ему до бедра, по комнате тут и там валялись рассыпавшиеся, отлетевшие и сломавшиеся вещи, а у Тэхёна был на редкость взъерошенный вид. И на скулах – яркие-яркие пятна, которые тут же захотелось поцеловать. – Не переживай, хён, – фыркнул Чонгук. – Я не буду держать на тебя зла, если ты вытащишь меня отсюда. Тэхён мотнул головой, словно прогоняя ненужные мысли, и щёлкнул пальцами, заставляя песок исчезнуть. – Не понимаю, что пошло не так, – сказал он задумчиво. – Ты разберёшься, – сказал Чонгук с уверенностью, которой не ощущал. Но Тэхён не был ни в чём виноват и очень хотел помочь, а ещё – переживал, хоть и пытался это скрыть. Чонгук подошёл ближе и положил руку ему на плечо. – Я в тебя верю, хён. Но даже если ничего не выйдет, это не страшно, правда. Я всё равно не собираюсь возвращаться домой. На лице Тэхёна промелькнуло упрямое, отрешённое выражение, которое наверняка расшифровывалось как "Я бы тебя и не пустил", и Чонгук поспешил добавить: – Представляешь, что сказал бы Чимин? Они расхохотались, повисая друг на друге. По сравнению с гневом Чимина, такого безобидного на первый взгляд, все проблемы мельчали до размера пылинок. – Мы попробуем завтра, – шепнул Тэхён; голос его срывался от смеха. – Я ничего не обещаю. Но всё будет хорошо. Они попробовали ещё раз, и ещё, и ещё. Чонгук расслабился, позволяя всему идти своим чередом, и занялся коллекционированием ситуаций, которые он в шутку прозвал "побочными эффектами". На второй день попыток у Чонгука, стоящего в круге, начал зарастать рот – медленно и очень детально, что хорошо было видно в зеркале за спиной у Тэхёна. Выглядело жутко и круто, и так и тянуло потыкать пальцем. – Не смей трогать, – прошипел побледневший Тэхён, прежде чем вернуть всё как было. Чонгук выпал из круга, пребывая в восторге, за что получил подзатыльник и был срочно утащен на кухню. – Пей своё банановое молоко, – велел Тэхён, толкая его в кресло и впихивая в руки бутылку. Его ощутимо потряхивало, поэтому Чонгук, отставив бутылку на столик, притянул его к себе на колени. – Эй, хён, всё же хорошо, – пробубнил он ему куда-то в ключицу. – Прикольно было, ну что ты. – Идиот. А если бы так и осталось? – То мне бы нечем было пить банановое молоко? – хмыкнул Чонгук. - Но ты бы придумал как это исправить. Потом он погладил Тэхёна по спине, не зная, как ещё успокоить. Тот сперва закаменел, а затем разом расслабился: обнял за шею, вжался щекой в макушку, подтянул повыше колени. Чонгук накрыл ладонями его голые ступни – холодные, как он и думал. За окном таял золотистый свет – от которого зелёное, заставленное растениями пространство казалось покрытым пыльцой, – выцветал в сумерки. Тэхён то и дело щекотно шевелил пальцами на ногах, и Чонгук в ответ водил кончиком ногтя по своду его стопы. – Пытки запрещены законом, – фыркнул Тэхён смешливо, заёрзал, пытаясь уйти от прикосновения, но не свалиться с колен. – Разве? – переспросил Чонгук; его ладонь давно уже забралась под край свитера, мерно поглаживая лопатки, мягкий бок, прогиб поясницы. Тогда что мы делаем, каждый из нас, мы оба, – проплыло в голове туманное и расслабленное, разморенное теплом, сомлевшее. Утром у них ныло всё, а после обеда Чонгук обзавёлся милыми перепонками между пальцами – и закатывающему глаза Тэхёну пришлось долго уламывать его стоять в круге, а не бежать к ближайшему водоёму на пробный заплыв. Потом у Чонгука засияла кожа – Тэхён, свалившийся от хохота на пол, посетовал, что все части "Сумерек" уже отсняли. – Я вервольф, – обиделся Чонгук. – Меня бы и так взяли! Потом были жабры. Или ветвистые оленьи рога? Потом кроличий хвост – и Тэхён долго сетовал, что не уши. Потом на лице Чонгука появились трещины, будто он был зеркалом, которое умудрились разбить. А потом жуткая серебристая субстанция начала поглощать его от кончиков пальцев – и Тэхён справился лишь к моменту, когда она достигла шеи; потом, день за днём, много чего ещё. А потом не случилось ничего. Чонгук, привычно сомкнувший веки, осторожно приоткрыл глаз и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Не было ни щупалец, ни ежовых колючек, ни волос, превратившихся в змей. Он стоял в круге – и всё было по-прежнему, а напротив стоял Тэхён. – Как ощущения? – Не изменились? – подумав, ответил Чонгук. Он даже не знал, что искать. Может быть, он чего-то не понял? Может, когда он снимет перед сном футболку, с его спины с ним заговорит второй рот? А если ртов будет несколько? А если там ещё и глаза? – Боюсь представить, что ты себе навоображал, – прыснул Тэхён и дёрнул его за руку, вытаскивая из круга. – У меня что, правда ничего не выросло? – уточнил Чонгук, пытаясь заглянуть себе через плечо. Тэхён обхватил его за талию, останавливая, зацепился пальцами за ремень. – Будем надеяться, что-то всё-таки вырастет, – сказал он серьёзно, но в глазах вовсю плясали смешинки. Чонгук нахмурился, пытаясь уловить смысл этой игры слов, и следом почувствовал, что дико краснеет. – Т-ты... – Не скажу этого вслух, пока не проверим... – Тэхён запнулся. – То есть, ты не проверишь. На лице у него было написано ровно то же, что вертелось в голове у самого Чонгука: это будет нереально – сидеть за закрытой дверью в ванной или в спальне Тэхёна, выгнав его куда-то на кухню, и доводить себя до оргазма, старательно не думая ни о нём, ни о том, что ничего может не получиться. Вслушиваться в стук посуды, неловкость и грохот, звон растений, пытающихся успокоить хозяина, погавкивание разбуженного шумом Ёнтана, и не представлять, не представлять, не представлять, как чувствовалась бы не своя, а чужая рука, привычный вес тела на коленях, мягкость бёдер, выдохи, шёпот "Гукки", сорванный, сумасшедший, губы на губах, глаза в глаза. А затем взрыв. Чонгук поднял взгляд и удивился, увидев Тэхёна так близко: оказалось, он бессознательно и бездумно всё притягивал его ближе, комкая в руках свитер; а Тэхён не протестовал. Пальцы привычно пощекотали под подбородком, чуть оттянули кожу. – Что такое, Чонгукки? – Проверим, – выпалил Чонгук. Потом добавил: – Пожалуйста. И сам слышал, как отчаянно, надломлено звучит его голос. Тэхён нервно облизнул губы, царапнул ногтями шею и тут же отдёрнул ладонь. Чонгук поймал её на отлёте и переплёл пальцы. – Это не благодарность, – торопливо добавил он. – Не проверка, не бонус, просто... хён... ты... я... Я же всё равно буду думать о тебе; я же ни о ком другом не могу думать; я хуже твоего сталкера, хён, я смотрю на тебя уже много месяцев, каждый день, каждый... Поцелуй на вкус был как клубника. И как Тэхён, и как золотая пыльца света, превращавшая кухню в колдовской тропический лес, и как танцы на нагретой солнцем плитке. Как виниловые пластинки и хриплые глубокие голоса, как кино и документалки про животных, как карамельный попкорн и кола, как забавная ревность пледика и прохлада призрачной кроличьей шерсти. Как их хрупкое, невольное счастье. – Я знаю, Чонгукки, я всё знаю, – выдохнул Тэхён прерывисто, потёрся носом о нос, приподнялся на цыпочках – и Чонгук понятливо подхватил его под бёдра. Тэхён рассмеялся, пробормотал что-то похожее на "Теперь я понимаю, зачем ты таскаешь все эти железки", а потом Чонгук захлопнул за ними дверь спальни, и разговоры пришлось отложить. – Так что за история со сталкером? – спросил Чонгук гораздо, гораздо позже. К тому моменту они успели проверить и проблему, проблемой больше не оказавшуюся, и перехватить очень поздний ужин – холодный, руками, перемазавшись в соусе и скормив лиане остатки бисквита, и принять душ, и вернуться в постель, и повторить пункт номер один – снова безо всяких осечек. По-хорошему, с плеч Чонгука должна была свалиться гора. Он, конечно, не лгал, когда говорил всем, что это больше неважно, но теперь, впервые за долгое время, мог честно ответить любому: ушёл, потому что захотел жить без стаи, без давления, сам, и не пожелал вернуться. И, тем не менее, он не ощутил ничего; ничего различимого за волной исступлённого, завораживающего восторга, который испытал, положив Тэхёна на разобранную кровать, стянув с него безразмерные штаны и не менее безразмерный домашний свитер и опустившись рядом. Воспоминания, потери, резкие чужие слова, то, как выцветал дом вслед за росшим разочарованием после каждой неудачной попытки – всё это, как вязанка старых, давно прочитанных, но неотвеченных писем, отправилось в огонь, и, догорев, окончательно потеряло значение. Важным было только то, что рядом, перед глазами; важным был только тот, кто; и Чонгук задыхался от нежности, и говорил, говорил всё это, говорил без конца. А Тэхён покрывал поцелуями его лицо, ключицы, открытое, доверчиво подставленное горло и шептал "Гукки" – именно так, как Чонгуку и представлялось. – Сложно сказать, – ответил Тэхён. – Я о нём уже почти забыл, но это было... – Пугающе? – Да нет, – Тэхён дёрнул плечом, потом перевернулся на живот, подтягиваясь выше и ложась Чонгуку на грудь. – Скорее странно. Я как-то пожаловался, что мне слегка одиноко, а через пару недель кто-то начал оставлять мне записки. Дурацкие. Без угроз и чего-то ещё, только комплименты и наблюдения. "Ты сегодня хорошо выглядишь". "Тебе очень идёт свитер со звёздами". "В пижаме с тигром ты сам выглядишь тигром". Даже пошлого ничего не было. Потом приходили цветы, смешные открытки, пара пластинок, кроличий корм. Чонгук поёжился. – Я всё-таки остановлюсь на "пугающе". А когда Чимин ночевал с тобой, тоже приходили? Тэхён задумался. Чонгук отвёл в сторону его влажную чёлку, огладил нахмуренные брови, вызывая улыбку. – Ты знаешь, даже ча... – Чонгуку показалось, что он даже услышал щелчок, с которым пришло осознание, и все детали пазла в голове Тэхёна встали на место. – Не может быть! – Это же Чимин, – меланхолично заметил Чонгук. – С ним возможно всё. Но Тэхён уже вовсю копался в ящике, разыскивая свой телефон. – Только не видеосвязь! – напомнил Чонгук и, подумав, притянул Тэхёна обратно, снова набрасывая на него одеяло. – Вот теперь можешь звонить. Сам он смотрел и никак не мог оторваться: такой Тэхён, обозлённый, живой и ершистый, был ему незнаком. Но нравился так же сильно, как и любой другой. – Слушаю тебя, свет мой жизни, разгоревшийся в ночи, – хрипло мурлыкнул Чимин. Издалека донёсся стон Хосока и шорох, словно тот спрятал голову под подушку. – Чиминни, – произнёс вдруг Тэхён очень тихо, болезненным, надломленным голосом. – Сталкер вернулся, он... Повисла драматическая пауза. Чонгук с силой прикусил костяшки, чтобы не испортить сцену неуместным смешком. – Как? – резко спросил Чимин. Пятки глухо ударили об пол, когда он соскочил с постели, скрипнула дверца шкафа. – Этого абсолютно не может быть, Тэхён, срочно разбуди Чонгука, я скоро приеду. – Да можешь не торопиться, – скучающе заметил Тэхён. Всё резко затихло. – Догадался, значит, – резюмировал Чимин кисло. Чонгук беззвучно трясся от хохота. Надо же, ни разу за все годы он не слышал у Чимина подобного тона. – Мы с тобой позже об этом поговорим, – пообещал Тэхён с явной прохладцей. – Круг жизни там, знаешь. Роли под солнцем. – Я хотел как лучше! – Вот это и обсудим. Заодно и отличия суккубов от купидонов. У них даже букв столько совпадающих не найдётся, Пак Чимин! – Я привезу пончики, – убито пообещал тот. – После обеда, – вклинился Чонгук. – После... обеда? Чонгук? – Мы с хёном немного заняты, Чимин-шши, и я покусаю любого, кто заявится раньше. – Особенно тебя, – поддакнул Тэхён. – Особенно тебя, – послушно повторил Чонгук, и поцеловал Тэхёна в щёку. – Я слышу колышущийся за всем этим флёр тайны, – пробормотал Чимин с явным подозрением. – Они молоды и могут позволить себе любить друг друга до рассвета, – пробубнил Хосок из-под подушки. В голосе его явно различалось страдание. – Только не в нашей спальне, – строго и очень сонно отрезал Намджун. Чонгук всё-таки расхохотался, и Тэхён успел только крикнуть: – Клубничные и шоколадные, Пак Чимин! – прежде чем отключиться. – Мне кажется, даже из ада его выгнали за коварство, – пожаловался Тэхён. Потом улыбнулся, провёл по спине Чонгука, от смеха сложившегося пополам. – Но в чём-то он гений. Только ему не говори. – У меня к нему свой счёт, – согласно кивнул Чонгук, утирая слёзы. – За ночь нашего знакомства, дурацкие записки и вообще. Он нас даже не познакомил! Мог ведь узнать друг о друге намного раньше и безо всей этой... драмы. – Чиминни незнакомы простые решения, – согласился Тэхён, откидывая в сторону одеяло и оказываясь у Чонгука на коленях. Тот даже сообразить ничего не успел, но автоматически сомкнул руки вокруг его талии. – Я думал, хён хотел спать. Тэхён склонил голову к плечу, будто всерьёз собрался размышлять, а сам приподнимался и опускался, распаляя – но для этого ему не надо было даже стараться. Чонгуку хватало взгляда, лишь намёка на взгляд. – Потом можно и поспать, – решил Тэхён, на секунду замирая, и Чонгук бережно провёл пальцами по его лицу. – Всё, что захочешь, хён, – тихо пообещал он. – Даже луну.