Сыграем?

— Если моя Цзяо-Цзяо недовольна, значит, вы сами вызвали её недовольство. Неважно, кого там тиранит эта сучка. Главное, что в его постели она послушная и знает своё место, а поддержать её маленькую слабость и дать поважничать — это такие мелочи. Проблема совсем в другом, и это очень серьёзная проблема, хотя лекарские снадобья пока справляются. Вэнь Чао залпом выпил чашку горького настоя, медленно дышал, справляясь с обжигающим послевкусием. — Твоё дыхание так вкусно пахнет дикими травами, — мурлыкала Ван Линцзяо, ластилась, прижималась пышной грудью. Красивая, стерва. Уже слегка поднадоела, но на неё ещё встаёт. Не без участия горького травяного настоя, но встаёт. Но самая главная проблема — вот она. С весёлыми нахальными глазами и жизнерадостной улыбкой. И чем больше Вэй Усянь наглеет, тем серьёзнее проблема, потому что на него смотрят остальные, поддерживают более скромными, но всё-таки понимающими улыбками и набираются такой же непростительной смелости. Совсем страх потеряли. Проблема встала во весь рост, когда Вэй Усянь его всё-таки довёл до рукоприкладства. Во рту стало сначала сухо, потом пришлось сглатывать обильную слюну, и только просторные одежды скрыли внезапную неловкость. Это взбесило до такой степени, что Вэнь Чао ударил его сильнее, чем рассчитывал — кнут хищно обвился вокруг тела. Вэй Усянь вскрикнул, но в этом крике звучала не боль, не страх, а всего лишь возмущение и удивление. От неожиданности? Он что, действительно не ждал, что получит кнута за свою наглость? Второй раз ударить не дали, но он и замахнулся исключительно по инерции. Тем приятнее оказалось сбить спесь с этого выскочки. У любого человека есть слабое место, маленькая трещинка в доспехах, через которую вытекает сила, достоинство, самообладание. Вэнь Чао с наслаждением поймал дрожащее тело, когда Вэй Усянь быстрее ветра рванул из темницы, цеплялся за него и умолял не закрывать его с огромной чудовищной собакой. Но всё наслаждение увяло, едва он только увидел бессмысленные остекленевшие глаза и бледное застывшее лицо. В таком ужасе человек будет цепляться за кого угодно, что бы к нему ни чувствовал. И кому он сделал хуже, оторвав от себя трясущееся тело и швырнув обратно в объятия страха? Вэй Усянь ничем не рискует — побоится и умрёт. В конце концов, он всё равно бы умер, с таким характером долго не живут. А вот ему плохо! Вэнь Чао было до такой степени плохо, что Цзяо-Цзяо получила пощёчину. Не помогло. Понятливая стерва даже жаловаться не стала, только ресницами хлопала и держалась за щёку. Пара побрякушек завтра всё уладят. Нет, обиделась всё-таки. Села перед зеркалом, сердито пудрила лицо, причёсывалась, раздражённо бросила шпильки в шкатулку. Вэнь Чао чувствовал её острый взгляд, но что она сможет сделать? Пожалуй, злая она интереснее, чем нежная, в ласке Ван Линцзяо всегда ощущалась неприятная слащавость. — А так я тебе больше нравлюсь? — она непримиримо тряхнула головой, повязала красную ленту на забранные в высокий хвост волосы, разгладила пальцами пряди волос, падающие по обе стороны от сердитого лица. Видимо, у него округлились глаза, потому что Цзяо-Цзяо зло рассмеялась, стирая помаду с губ. — Погоди, нет, у меня есть похожая одежда, — она запахнула простой тёмный халат поверх своего наряда, сделала испуганные глаза и заломила руки. — О, господин Вэнь Чао, простите меня, недостойного, как я мог сказать про господина такие ужасные слова! Я Вэй Усянь, ваш самый бесполезный раб, накажите меня за дерзость! Актриса, талантливая актриса. Конечно, лицо совсем не похоже, и пышная грудь колышется при каждом слове, но голос подделала, а если смотреть ей в затылок… — Тебе что, действительно нравится этот проходимец?! — взвизгнула она, пытаясь вывернуться из его рук. — Заткнись, — Вэнь Чао толкнул её грудью на стол, одновременно задирая подол. Со стола сыпались украшения, падали и разбивались изящные баночки с помадой, пудрой, благовониями. — Или закрой рот, или придумай, чем его занять, чтобы не бесить меня сильнее. Ему даже не понадобился травяной настой. Перед глазами дёргался темноволосый затылок, красная лента удерживала причёску. Ван Линцзяо сначала ругалась, потом стонала, послушно подставляясь под его член, шире раздвигала ноги, рычала, что ненавидит его — его голосом. Очень похоже. Вэнь Чао сгрёб её за волосы, заставляя выгнуться до хруста в спине, излился в податливое жаркое нутро и судорожно выдохнул. Это было хорошо. По-настоящему хорошо. Подделка, гнусная подделка, но что делать, если Вэй Усянь уже умер. Тем лучше, скоро его перестанет преследовать желание поиметь этого наглеца. Он действительно так думал. Но вот такой недоверчивой радости Вэнь Чао от себя не ожидал. Этого нахала не сожрала чудовищная собака. Потрясающе. Это ли не знак небес? Конечно, Цзяо-Цзяо дулась, но подарки быстро примирили её с новой ролью. На людях она кичилась новыми украшениями, стала совершенно невыносимой, но в спальне беспрекословно переодевалась, меняла изящную причёску на высокий хвост с красной лентой и становилась на четвереньки. А ему больше не нужен был горький травяной настой. Бессмертный Вэй Усянь. Умудрился выжить в темнице с собакой, его не сожрала Черепаха-Губительница. Каждый раз, когда Вэнь Чао был уверен, что он наконец умер, и даже меланхолично грустил по этому поводу, этот наглец всё равно обнаруживался живым и ещё более нахальным. От одного взгляда на него в штанах становилось тесно, бешенство застилало глаза багровой пеленой. Это нужно было выдрать с корнем, как сорную траву. Разумеется, Пристань Лотоса должна сгореть, тогда Вэй Усяню не будет куда возвращаться. Но атаковать в лоб было бы слишком опрометчиво, и Вэнь Чао составлял план не без изящества и в приподнятом настроении, как будто выбирал в подарок кроваво-красную ленту. — Я не собираюсь тащить в твою кровать эту подстилку из Юньмэня, — цедила Ван Линцзяо сквозь зубы, и он на этот раз не рискнул её ударить. У всего есть предел. Сейчас её нельзя бить. Убить — да. Но она ещё полезна. — У тебя другая миссия, Цзяо-Цзяо. И это очень важная миссия, поэтому с тобой пойдёт Чжулю. Я ведь не могу рисковать тобой, самой красивой женщиной в Поднебесной. Это превратилось в ритуал. Он льстил ей, она льстила ему. Гармоничная и страстная взаимная ненависть, корыстная с обеих сторон. Он действительно поручил Вэнь Чжулю охранять Ван Линцзяо, но не только её. — Там будет этот… Вэй Усянь. Его взять живым. Можно покалеченным, но живым. — Золотое Ядро? Вэнь Чао рассмеялся, представив совершенно беспомощное тело в своей постели. — Выжечь. Он остался ждать. Отцу тоже было до такой степени скучно править орденом? Не то чтобы он рвался сам в гущу сражений, но всё равно скучно. А самое обидное, что Вэй Усянь умудрился сбежать. Он не просто сбежал, он выкрал Цзян Чэна прямо у него из-под носа. Заигрывает, сволочь. Избавиться от этого наваждения можно было только одним способом. Чжулю тонко намекал. Ван Линцзяо напрямую требовала. Это слабость, и слабость опасная, а слабости лучше искоренять. Вэй Усянь должен был умереть ещё в Безночном Городе, его существование ставит под сомнение авторитет ордена Вэнь. Лучше до конца жизни глотать опостылевший травяной настой… хотя Ван Линцзяо уже надоела. Ещё и из ума выжила. После того, как он расправился с Вэй Усянем, она отказывалась переодеваться, закатывала отвратительные скандалы, непрерывно ныла и жаловалась... А ему оставалось только пить, потому что смертная казнь не помогла. Почему он пошёл на поводу у какой-то мистической гордости главы клана? Кто бы посмел ему что-то сказать? В спальне снова ныла Линцзяо, он только мутно ухмыльнулся в чарку. Ей снова снился Вэй Усянь. В этом есть какая-то справедливость — не ему же одному видеть эти выматывающие сны. Только ей снились кошмары, переполненные ужасом и бесплодными попытками спастись, а вот Вэнь Чао во сне одержимо раздевал его и ни разу не сумел довести это волнующее занятие до не менее волнующего финала. Каждый раз кончал раньше, а Вэй Усянь заливисто хохотал в голос, не давая себя схватить. — Вэнь Чао, — заунывно звала Цзяо-Цзяо из спальни, её голос звенел надтреснуто, как плохо натянутая струна. — Кто-то может заткнуть ей рот?! — он с размаху поставил чарку мимо стола — по полу только осколки брызнули в разные стороны. Вся прислуга разбежалась, нужно напомнить им, чем грозит пренебрежение обязанностями. С каких пор обнаглевшую любовницу приходится утихомиривать самому?! Завывает, как неупокоенный дух. От этого звука мороз по спине продирает. — Ты можешь успокоиться? — рявкнул он, рывком распахивая дверь, и замер на пороге. Хмель слетел моментально, пальцы на руках конвульсивно дрогнули, жадно согнулись. Вэнь Чао сделал шаг вперёд, потом ещё один. В спальне стояла звенящая тишина, только где-то в тёмной дали тоскливо вскрикивала ночная птица. — Ты превзошла саму себя, — хрипло выдохнул он, взялся за гибкую талию. Цзяо-Цзяо стояла к нему спиной, молча смотрела в окно. Идеально уложенные волосы ровной волной падали на спину, схваченные красной лентой. Эта одежда лучше того халата, линия плеч кажется шире, а бёдра — уже. Главное — не прикасаться к груди, это сразу разрушит совершенную иллюзию. — Только молчи. Просто молчи, — попросил он, прижимаясь губами к затылку своего наваждения, потянул носом запах. Так непохоже на прежние запахи: всегда примешивался приторно сладкий цветочный аромат, но сейчас — ох, сейчас это было что-то горькое, как дикая трава. И снова не нужен надоевший травяной настой, желание полыхнуло под кожей, Вэнь Чао жадно подался вперёд. Тело в руках гибко ускользало, не удержать, пришлось сжать руки крепче. — Вэй Усянь, — напомнил он, усмехнувшись. — Опустись на колени. Давай же… Шорох на полу сбоку привлёк его внимание, Вэнь Чао с досадой повернул голову и застыл. Цзяо-Цзяо ползла к нему, суетливо перебирая руками и ногами, в бессмысленных глазах плескался ужас. В тёмных углах спальни слышались невнятные звуки, как будто кто-то нелепо передвигается на четвереньках, шлёпая по полу ладонями. Вэнь Чао застыл на месте, страшась снова взглянуть на тело в своих руках. Цзяо-Цзяо проворно возилась с завязками на его штанах, стаскивала с бёдер, а он всё-таки поднял взор и увидел, как неторопливо поворачивается голова перед ним. Снова мелькнул край красной ленты, и полная луна ехидно улыбалась, подсвечивая изящный профиль. — Вэй… Взметнулась перед глазами рука, на кончиках пальцев плеснуло красным, и Вэнь Чао замер, не в силах двинуться, только дико косился вниз, где Ван Линцзяо торопливо ласкала его ртом, задевая зубами. Дрожала всем телом от ужаса, потому что маленькие синевато-белые ручонки копошились в складках её одежды, мёртвое дитя заползало ей на плечи, трясло уродливым личиком, скалило острые зубы. Вэй Усянь стоял вплотную, бесстрастно глядя ему в лицо, не давал отвернуться. От него тяжёлой тёмной волной била страшная сила, красный отблеск в неумолимых глазах становился всё ближе. — Я предупреждал? — спросил он и щёлкнул пальцами. — Предупреждал, — прошептал Вэнь Чао, пытаясь стряхнуть наваждение, вырваться из опутывающего страха, а вокруг основания члена медленно и плотно сжимались зубы, впивались в плоть с неумолимой неотвратимостью, наполняя его отчаянной болью до предела. Но вместо его крика в спальне плескался только смех, страшный смех этого тёмного существа, вернувшегося с того света. Как он и обещал. Ван Линцзяо, обезумев, чавкала мокрым кровавым ртом, когда Вэй Усянь, небрежно потрепав её по щеке, перекинул ногу через подоконник. — Сыграем, Вэнь Чао? — он насмешливо взмахнул чёрной флейтой, как будто собирался предложить немного музыки, но к губам не поднёс. — Сюда бежит Сжигающий Ядра. Как думаешь, успеет он спасти твою никчёмную жизнь? Тот, кто притесняет других и вершит беззаконие, прикрываясь мощью своего клана, заслуживает смерти. И не только смерти. Ему следует отрубить голову и оставить на всеобщее поругание в назидание потомкам… Вэнь Чао, Вэнь Чао… у тебя всего одна голова, поэтому лёгкой смерти не жди. Каждый вечер ты будешь терять какую-нибудь часть своего тела. Не такую ценную для тебя, возможно, но поиграем… Ночь сгустилась перед окном, поглощая и луну, и Вэй Усяня, и весь мир вокруг, распахнулась чёрная пасть ужаса. И только теперь Вэнь Чао смог закричать, срывая голос, хватаясь за кровавое месиво между ног. Где-то вдали ночная птица перекликалась с флейтой, и этот зловещий звук окутывал, сплетался в страшную сеть предопределённости. Так начался путь в бездну.