---
— Может, хватит любоваться собой? Уже третий раз, а мы только отъехали, — сказал Гарри, пока Том разглядывал себя во фронтальной камере телефона. — Я должен выглядеть презентабельно. Это моё первое появление на публике за долгое время! — Ещё скажи, что волнуешься. — Гарри цокнул языком. — Надо было позвать Оливию. — Ты хоть представляешь, чем бы это всё закончилось? Мы договорились не светиться. — Ха. Было бы что светить. — Ты это о чём? — Том зашёл в «Инстаграм», краем уха слушая брата. — Это ненастоящие отношения. Ты обижаешь Оливию, только я не пойму зачем. — Чего?! — воскликнул Том, развернувшись к Гарри лицом и уронив телефон на кожаную обивку сиденья. — Это Оливия тебе пожаловалась? — Не мне, а своей сестре. Только я тебе ничего не говорил, понял? Ты не обращаешь на неё никакого внимания. Ей кажется, будто она силой заставляет тебя с собой тусоваться. — Я всё время на съёмках. И я думал, мы решили не спешить. Гарри подавился смешком. Том ткнул брата в плечо. — Чё ты ржёшь? — Не спешить? — произнёс Гарри, издав ещё один смешок. — Ты говоришь как тёлки из голливудских фильмов. Бро, ты молодой парень: в этом возрасте только и делают, что спешат. — Иди ты! — огрызнулся Том. — Давай лучше сторис снимем. Холланды направлялись на премьеру «Дулиттла». Они взяли с собой Тессу, что было недурной затеей, учитывая тематику фильма, и всё-таки Том переживал из-за того, как собака, которую он называл своей дочерью, будет чувствовать себя в шумной толпе людей. Слова Гарри об Оливии здорово задели парня, но он всеми силами пытался запихнуть их в самый дальний уголок разума и не портить себе столь насыщенный день. Как только они добрались до места, Том замешкался. Возник порыв вернуться домой — могли обойтись и без них, — но Гарри уже выпорхнул из машины, поэтому всё, что оставалось, — сделать глубокий вдох и последовать за братом. Стоило Тому ступить на зелёную дорожку, как его окружили вспышки фотокамер и крики бьющихся в агонии фанатов, но парня это мало волновало: он тщетно выискивал в толпе Роберта. — Том. Том! — крикнул чуть ли не на ухо младший брат Сэм, схватив Тома за плечо. — А? Что? — Держи Тессу. Парень чуть не выпустил навязанный братом поводок из рук, но вовремя спохватился и крепко сжал его в ладони, потащив Тессу за собой. Пару минут они позировали на камеру, после чего Том вернул собаку Сэму и направился на раздачу автографов, заметив личного ассистента Роберта — Джимми, — чья камера была устремлена на Тома. Самого Роберта нигде не было видно, но через несколько минут парень развернулся и едва не вскрикнул, застыв на месте. Он, наконец-то, появился в свете камер. Вокруг него сновали другие актёры и организаторы, но мужчина безоговорочно перетягивал всё внимание на себя. Как всегда, по-экстравагантному элегантный, яркий и занимающий собой всё воздушное пространство. Том знал, что не исполняй Роберт главную роль — всё было бы точно так же. Пепельно-розовый костюм, пальто в клетку с полосками — будто следами от когтей пантеры — и очки, придающие мужчине всеми любимый вид ненаглядного Тони Старка, не шли ни в какое сравнение с властной аурой, окружавшей Роберта, куда бы он ни шёл. Из-за расстояния сложно было сказать наверняка, но Тому показалось, что мужчина, завидев его, только и ждал, когда же парень подойдёт поздороваться, — что он и сделал. Вернее, попытался сделать, потому что Гарри Коллетт — ещё один актёр «Дулиттла» — занял свободное место подле Роберта. Том смутился, но послушно расположился рядом с Коллеттом, пристроив Тессу у своих ног. Неожиданно к парню присоединилась Сьюзан и с некоторой робостью приобняла за плечо. Изысканное платье до пят дополняли тяжёлые ботинки и громоздкий пиджак на пару размеров больше, чем требовалось. Женщина не шла, а плыла, держа спину строго прямо, как британский гвардеец, а улыбка, демонстрирующая почти каждый передний зуб, но едва ли достигающая глаз, одновременно пленяла и грозилась поглотить тебя, если сделаешь один неверный шаг. Том отвернул голову, но решился обвить Сьюзан рукой и улыбнулся в камеру. В тот момент он серьёзно задумался о том, почему ему было так неловко находиться рядом с женой Дауни. Роберт с Томом были лучшими друзьями, но парень никогда не посещал его главный особняк, а со Сьюзан и вовсе был знаком только потому, что она продюсировала «Дулиттла». Том не имел ни малейшего понятия о том, чем он не угодил миссис Дауни, или чем она не угодила ему, но он точно знал — а вернее, чувствовал, — что между ними натянута струна, которая, как бы парадоксально это ни звучало, обещала порваться, стоило им провести в компании друг друга слишком много времени. Как только завершили съёмку, Том сел на корточки и погладил собаку, пока Роберт, находящийся на расстоянии вытянутой руки, беседовал с женой. «Дыши, Том, скоро всё закончится», — повторял себе парень мысленно. Ему пришлось подняться, и как раз в этот момент взволнованная Тесса умудрилась вырваться из скользких рук, чудом не сбив Сьюзан с ног. Том произнёс неловкое «извините», а сам едва сдерживал смех, глядя прямо в камеру Джимми. Парень испытывал смешанные чувства, но, к своему неприятному удивлению, обнаруживал, что гаденькая радость превосходила смущение. Фотосессия продолжилась, и Том наконец смог приобнять Роберта. — Привет, — с улыбкой бросил мужчина. — Привет. Том непроизвольно заулыбался, но им нужно было работать, так что на разговоры времени не нашлось. Если не считать пары десятков журналистов, они остались вдвоём. Сделали несколько кадров стоя, после чего Том снова посадил рядом Тессу и присел. К его удивлению, Роберт встал на одно колено рядом с ним. Парень толком не слышал, что мужчина говорил перед прессой, потому что Робертова рука, покоящаяся на его плече, начала медленно опускаться ниже, из-за чего Том едва поборол в себе порыв вскочить на ноги. Но вскоре чужая ладонь вернулась обратно на плечо, и парень мысленно выдохнул с облегчением, ощущая, как загораются уши. Роберт называл собаку «Тесс», а она позволяла ему гладить себя, так как уже не раз его встречала. Мужчина без труда влюблял в себя детей и животных. Как и взрослых. По крайней мере, Тому ещё не доводилось в этом усомниться. — Всё хорошо? — вдруг спросил Роберт, взглянув на парня и склонив голову в сторону. — Да, норм. — Ну вот и хорошо. Выглядишь сногсшибательно, кстати. Том сглотнул. — Ты тоже, — выпалил он, не уследив за языком. Гарри принялся громко звать его, и они с Робертом почти синхронно посмотрели в камеру младшего Холланда. Им ещё предстояло дать интервью. Всей компанией они направились к лифту, и не успели войти внутрь, как Роберт проговорил мягким, тёплым голосом: — Люблю тебя, Том. — С-спасибо. — Парень запнулся прямо как Питер Паркер. В отличие от своего персонажа, Том видел Роберта далеко не первый раз в жизни, да и подобные признания являлись для мужчины нормой, но почему-то слышать такое при свидетелях было чересчур неуютно. — Приятно видеть вас, ребят, — начал Том, борясь со смущением. — Простите, что не приехали вчера на шоу. Мы были на похоронах друга… денёк выдался эмоциональный. Скоро заскочим в Эл-Эй, так что увидимся. — Жаль, что тебя не было, — ответил Роберт. Том не знал, зачем сказал всё это. Импульсивный речевой поток, лишь бы не молчать. Похороны состоялись ещё в прошлом месяце, а на шоу парень не приехал лишь потому, что не был готов увидеть Роберта после месяцев молчания. Теперь же Тому хотелось остаться с мужчиной наедине: поделиться новостями и, возможно, сделать вид, что странного поведения Роберта никогда не было. Но Сьюзан вдруг засмеялась над чем-то, и парень поник. Они вряд ли смогли бы пересечься. Сьюзан с Томом несколько лет не сталкивались на кинопремьерах, и казалось маловероятным, что после этой женщина стала бы более благосклонной к парню, да и самого Роберта наверняка бы не отпустила дальше, чем на метр. Ведущий задавал какие-то вопросы, но Том едва ли прислушивался, обратив внимание только тогда, когда один из них был адресован непосредственно ему самому. Когда очередь дошла до Сьюзан, он сделал ошибку, глянув на неё и стоящего рядом с ней Роберта. Мужчина смотрел на парня в упор и, поймав его взгляд, кокетливо улыбнулся. Том был готов неприлично рассмеяться, на что Роберт только покачал головой, но с его лица не сходила ухмылка. Чтобы подавить смех, парень уставился на Тессу у своих ног, крепко сжав в руках микрофон и поводок. Они с Робертом частенько делали так на съёмках: долго смотрели друг на друга — с невозмутимыми лицами, либо с забавными выражениями на них, — пока кто-нибудь из них не начинал сгибаться пополам от смеха. Тому очень хотелось вернуть те времена.---
Бывает досадно, когда нервничаешь из-за чего-то, а как только начинаешь предвкушать — все планы срываются. Лишь увидев Роберта вживую, Том по-настоящему понял, как сильно соскучился, и хотел провести время вместе, но обменяться последними новостями не получилось, потому что сам мужчина даже не заикнулся, а парень не решился спросить, поэтому теперь он агрессивной поступью, тяжело дыша, направлялся в единственное место, помогающее ему очистить разум от дурных и не только мыслей, — тренажёрный зал. Как назло, братья забрали новую машину, и пришлось добираться пешком. Том был совсем не против пробежаться, но повреждённая на недавних съёмках лодыжка всё ещё давала о себе знать. Закончив с тренировкой, он немного успокоился, насытившись эндорфинами, и решил отправиться в свой личный дом. Обычно Том старался не задерживаться там один надолго, так как одиночество начинало разъедать его изнутри, не говоря уж о банальной скуке, но сегодня ему хотелось запереться ото всего мира, включая собственных родителей. Он запасся пивом и чипсами, принял душ и включил какую-то второсортную британскую комедию, но сюжет всё равно не улавливал, так как мыслями находился на премьере. Том как раз досматривал фильм, когда телефон оповестил о наличии нового сообщения. Парень вяло простонал и растянулся на весь диван, протягивая руку к надоедливому мобильнику и недовольно морщась. Сонное состояние как рукой сняло, стоило увидеть, кто именно прислал это сообщение. Пять слов. Пять слов, из-за которых Тому пришлось резко сесть. «Позвони мне, если не занят». Парень окинул взглядом упаковки от чипсов и пустые бутылки. Его график был забит до отказа. Однако для любопытства всегда находился талон, да и рука уже лихорадочно нажимала на кнопку вызова. Чаще всего они общались по «Фейстайму», но в тот момент Тому не хотелось показывать заспанное лицо и взъерошенные волосы. Трубку подняли после третьего гудка. — Чем занимаешься, Том? — Никаких тебе «здрасти». — Сижу смотрю фильм. То есть только что досмотрел. — Ты в отчем доме? — Нет, у себя, — ответил Том и немного погодя добавил: — Один. — Ты не против, если я заеду? — Да, конечно. — Не раздумывая. — Угу, хорошо, — проговорили тягучим голосом, — скоро буду. Минуло пару минут, прежде чем Том смог прийти в себя и, осознав, что произошло, кинулся убираться и освежаться. Роберт позвонил в домофон ворот ровно через полчаса. Парень метался по гостиной, не понимая, почему так нервничает: это же Роберт, в конце концов! И он один! Не было причин волноваться так, словно это их первая встреча в жизни, а актёра на роль Человека-паука ещё не утвердили. Том провёл рукой по волосам и вышел в коридор как раз тогда, когда Роберт открывал входную дверь. Костюм сменили брюки и простая чёрная водолазка. Мужчина приехал на машине, поэтому надеть верхнюю одежду не удосужился. Не было и очков, которые могли бы хоть на секунду отсрочить встречу их взглядов, но, как оказалось, это даже к лучшему, ведь стоило Тому встретиться с такими родными карими глазами, полными живого блеска, как сердце замедлило стук, а тело перестало мёрзнуть. Сначала они в упор смотрели друг на друга, не двигая ни одним мускулом на лице, а затем синхронно рассмеялись: Том даже немного подался вперёд всем корпусом. — Попал в пробку, представляешь? Никогда не попадал в пробку в Англии, — сдавленно проговорил Роберт, пока разувался. — Всё бывает в первый раз. Сьюзан не против, что ты уехал? Они прошли в гостиную, и Роберт сел на диван, по-свойски откинувшись на спинку. — Почему она должна быть против? Мы с тобой несколько месяцев не виделись, а её личико я каждый божий день наблюдаю. Тому хотелось узнать про эти «несколько месяцев», но в последний момент он прикусил язык и вместо этого спросил: — Хочешь чего-нибудь выпить? Правда, из безалкогольного у меня только чай, пардон. — Ты ж наш маленький патриот, — усмехнулся Роберт. — А давай чай, что ли. Чаем всё не обошлось. Том не переживал, зная, что давно завязавший Роберт изредка позволял себе бутылочку-другую пива. Громкие звуки оживлённой беседы наполнили комнату, а сами друзья расслабились на диване и медленно потягивали напиток, наслаждаясь мягким солодовым вкусом. Для мужчины это была только вторая бутылка за вечер, а вот Том выцедил уже около пяти и чувствовал сонливость, из-за чего в основном только и делал, что смеялся над Робертовыми историями и говорил почти всё, что приходило в голову. Парень протянул ноги на колени сидевшего вполоборота и облокотившегося на спинку дивана мужчины. — Оказалось, что Джейк и правда поехал в свой любимый клуб, забыв, что мы в Лос-Анджелесе, а не в Нью-Йорке. Том рассмеялся так, что пиво полилось изо рта прямо по подбородку. — Да ладно! — пропищал он слишком высоким даже для себя голосом. — Почему ты его не остановил? — Он успел смыться… — Роберт потянулся к столику, чтобы взять салфетку, — и протянул её парню, — пока я ходил ему за водой. А все остальные даже не обратили внимания. — А как его нашли? — К счастью, таксист догадался не бросать его, а привёз обратно. Сказал, Джейк даже слегка протрезвел, когда осознал, что оказался не в клубе, а в урологическом центре. — Да ты меня дуришь! — Том игриво ткнул мужчину в плечо. — Не-а, всё чистая правда. — Вот же чёрт! Мне не рассказал! А ведь мы недавно созванивались… — Жаль, что ты не смог приехать, — понизив голос, сказал Роберт. Они переглянулись, и смех постепенно начал стихать. «Правда жаль? — хотелось выкрикнуть Тому. — Тогда для чего весь этот игнор?» Но он снова промолчал, так и не признавшись, что Джейк, на самом деле, несколько раз приглашал его на празднование своего дня рождения, и вовсе не съёмки помешали парню прилететь. Роберт первым опустил взгляд и принялся едва касаясь гладить его щиколотки через трико. Том же сосредоточился на том, чтобы не дышать слишком громко, ведь в тот момент у него было ощущение, словно он пробежал марафон и стоит прямо над ухом мужчины. Парень задерживал дыхание на несколько секунд, но этим делал только хуже. Хотелось вырвать себе лёгкие, а Роберт тем временем слегка задрал штанину и коснулся голой кожи, словно обжёг, вопреки тому, что прикосновение было нежным, как пёрышко. Том застонал от едва щекочущего удовольствия, чем мгновенно привлёк взгляд мужчины. — Приятно? — не смутился тот, лизнув верхнюю губу. — Ага, — с трудом выдавил парень, мысленно проклиная себя за то, что сам создаёт лишнюю неловкость у себя в голове. Роберт прочистил горло. — У тебя там книги на тумбочке лежат. С каких пор ты читаешь? Или это не твои? Том аккуратно высвободил ступни из-под ладоней Роберта, согнул ноги в коленях и обнял их. — Решил попробовать — может, получится. — Парень пожал плечами. — Надеялся, что поможет с дислексией. — Это из-за тех, кто любит комментировать твои опечатки? — спросил Роберт. — Том, мы ведь много раз говорили об этом. Забей на них всех, они ещё и не такое могут написать. И разве усиленное чтение, наоборот, не утомляет тебя? — Я почти всё время у родителей, а книжки эти, как видишь, пылятся здесь, так что успехи так себе. Повисло тягучее молчание, а Том задумался о том, какой же точёный у Роберта профиль. — Роб, ты веришь в безусловную любовь? — решил спросить парень, чувствуя, что темы для беседы ни о чём исчерпаны. Мужчина окинул его искромётным взглядом, а затем уставился на пол, почесав подбородок. — Большую часть своей жизни я об этом даже не задумывался. Я любил своих партнёров и находил в них много чарующего, но так ли безусловна эта любовь? Быть может, всё дело в той лёгкости, которую я испытывал рядом с ними, или в их юморе, но что, если бы можно было убрать что-то из того, благодаря чему меня к ним влекло? Люди как пазл: содержат в себе много разных деталей — хороших и не очень, — составляющих единый образ, способный как поставить на колени, так и отвернуть от себя навсегда, но, боюсь, существует вероятность, что мы лишь цепляемся за какую-то особенно привлекательную для нас часть, а не встречаем свою родственную душу, как любит думать молодёжь. Не исключаю, что нам просто нужен кто-то понимающий, чтобы хорошо провести время, пока не исчезнем из этого мира. — А если не можешь сказать, что именно привлекает тебя в человеке? Точнее, очень даже можешь… пожалуй, способен перечислить миллион таких вещей, но то же самое есть у многих других, однако в конкретный момент ты всё равно любишь только одного. Ведь люди умудряются находить подходящих кандидатов с почти идеальным списком желаемых качеств, но при этом совершенно ничего к ним не испытывать. А кто-то любит вопреки всем ошибкам или даже плохим поступкам, что одновременно завораживает и отвращает, — не могу сказать, любовь это или простое помешательство, но иногда в этом есть какое-то мазохисткое обаяние. Люди совершают ради других безумные поступки, а ты хочешь сказать, что это всё ради схожего вкуса в мемах или общих политических взглядов? Не слишком оптимистично… Прости, что гружу тебя этой фигнёй. Наверное, все хотят узнать ответы на подобные вопросы, а ответов всё нет. — Ты удивишься, когда поймёшь, как много людей на самом деле боятся этого. — Почему? Разве это не естественно? — Это страшно. Что, если находка тебя разочарует или того хуже… — Например? — Ты найдёшь что-то прекрасное, но потеряешь или не сможешь получить вовсе, и вся твоя жизнь превратится в страдание. — Но разве безусловная любовь обязана быть ответной? Я думал, её смысл в том, чтобы наслаждаться своим чувством, — пусть даже и страдая. — А если она окажется взаимной, но всё ещё недоступной? — выпалил Роберт, обжигая взглядом, и Тому показалось, что он влез в запретный отсек. — Почему ты меня игнорировал? — вдруг сорвалось с языка. — Ты и эта девушка, как её там… Оливия? Вы всё ещё встречаетесь? Что насчёт неё и безусловной любви? Тому стало неуютно под этим орлиным взглядом. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить об Оливии, поэтому он выпрямился и поднялся на ноги. Парень и подумать не мог, что Роберт был настолько наслышан о его личной жизни. — Да мы и не то чтобы встречаемся, — замялся Том, повернувшись спиной к мужчине. — Видимся иногда. Роберт промолчал. А потом вдруг схватил его за руку и грубо повалил обратно на диван. Парень едва успел вскрикнуть, прежде чем его спина коснулась полумягкой обивки. Закружилась голова. Сперва он ощутил на себе вес мужчины, а затем увидел его лицо — так близко, но так далеко. Роберт приподнялся, опёршись руками на диван по обе стороны от тела Тома и заключая его в ловушку, из которой тот мог выбраться с той же лёгкостью, что и Питер Паркер. Начинала бить дрожь, но он не совершил ни единой попытки встать. — Я бы сказал, что мне жаль ту девушку, но зачем жалеть того, кому так повезло? — на одном дыхании полушёпотом проговорил Роберт. — Игнорировал, чтобы не сорваться и не сделать вот так. На последних словах мужчина раздвинул податливые ноги Тома коленом и настойчиво потёрся о его пах. Парень замер и задержал дыхание, ощущая, как крепко и уверенно у него стоит. Роберт продолжал потираться, и Том заскулил, словно побитая собачонка. Все мысли спутались в один плотный, неприкасаемый клубок, а тело горело. Не отдавая себе отчёта в своих действиях, парень дрожащими руками притянул к себе Роберта и впился в его губы. Это больше походило на резкие небрежные мазки на холсте, чем на поцелуй, но Том сходил с ума, на какую-то секунду поверив, что всё это — одна большая галлюцинация. Он воспринимал происходящее сквозь одни лишь тактильные ощущения, отдалённо представляя себе, что происходит: вот он вылизывает бородку и губы Роберта, словно кот; а вот они рьяно трутся друг о друга, чувствуя взаимный железный стояк, и Том прижимает мужчину к себе всё сильнее и сильнее: так, что становится больно и сдавливает лёгкие. Молящий стон, похожий на плач, вырвался из груди парня. — Тихо-тихо-тихо, — хрипло зашептал Роберт, осыпая его лицо мягкими поцелуями. — Пожалуйста, Роб, — молил Том, — идём в спальню. — Как пожелаешь, mon prince. Парень смутно осознавал, как они добрались до нужной комнаты и кто зажёг лампу. Он запомнил прикосновение ткани, когда впопыхах снимал — практически сдирал с себя — футболку. Затем Том сам повалил Роберта на королевскую кровать и помог избавиться от водолазки. Тот поднялся на локтях и наблюдал за ним хищным взглядом, но не пытался помешать. Парень целовал его грудь, живот, водил влажными от слюны губами по мягким волоскам на коже. Не осталось ни стыда, ни страха — одно лишь желание. Все действия сменялись как в тумане. Избавившись от брюк Роберта и наполовину стянув с него трусы, Том бесстыже потёрся о его член губами и в одно движение взял в рот, но тут же закашлялся и отстранился, сдерживая приступ тошноты. — Тихо, малыш, ты не в себе, — мягко проговорил мужчина, потрепав парня по волосам. — Не спеши, не спеши. Том утёр слезинку, вновь опустился к Робертову члену и пососал головку. Неспешные движения были чужды, ведь запах мужчины заставлял забыть обо всём, кроме этого сборника безумных мгновений на белой простыни, а алкоголь в крови только усугублял положение. Роберт виделся сладким гостинцем, и Том попытался заглотить его поглубже. — Ай-ай, — застонал мужчина, отстранив от себя голову парня. — Зубы… Том, ты точно соображаешь? Не хочешь остановиться? Если предложение Роберта и говорило о его ментальной трезвости, то нерешительный, ленивый тон и стоящий колом конец рассказывали диаметрально противоположную историю. Собственная эрекция Тома напомнила о себе лёгкой тянущей болью, и он поднялся повыше, чтобы обнять мужчину за шею. — Тогда сделай всё сам, — затараторил парень, поглаживая его пресс и целуя лицо, — только не бросай меня так. Том ахнул, в пару мгновений оказавшись придавленным Робертом. — Я с ума сойду, если не окажусь в тебе сегодня, — проговорил тот, щекоча ухо парня тёплым дыханием. Роберт встал в поисках презервативов и смазки. Том в это время сорвал с себя оставшуюся одежду, словно её и не было. Мужчина, кажется, сокрушался из-за чего-то — парень не слышал. Использовав свою завидную гибкость, он лёг на спину и вытянул ноги вверх, максимально прижав их к груди и полностью обнажаясь перед мужчиной. Роберт заметил и выругался, резво вернувшись на кровать. Том почувствовал влажный палец там, где никогда не трогал себя с целью получить удовольствие, однако был так заведён, что ни на секунду не оробел. Роберт напряжённо дышал и совершал осторожные поступательные движения. Было неприятно, но терпимо, а парень обладал славным терпением. Он морщился, но не открывал глаз и старался не издавать звуков. Его выдавали лишь резкие, неестественные вдохи и выдохи — тогда мужчина вытаскивал пальцы и ласкал измученную дырочку снаружи или медленно надрачивал ему, приговаривая, какой Том изящный и податливый. И это заставляло его улыбаться и расслабляться сильнее, несмотря на то, что он продолжал держать глаза закрытыми. Иногда Роберт задевал простату, но парень не успевал насладиться, потому что мужчина как будто не хотел лишний раз касаться этого места. Сколько бы его ни подготавливали, Том всё равно удивился новым ощущениям от первого проникновения крупной головки, поэтому он застонал, а глаза непроизвольно раскрылись, стоило Роберту оказаться внутри. И дело было не в боли. Неприятные ощущения перекрывало чувство абсолютной наполненности: с каждым последующим продвижением парня всё больше распирало, как сосуд, плотно обхватывающий кран с бегущей водой. Том загнанно дышал, не в силах отвести глаз от лица мужчины. Опьянённым взглядом Роберт блуждал по Томову телу, словно никак не мог насмотреться и поверить. — Какой же ты сексуальный, — еле слышно проговорил мужчина охрипшим голосом. Он провёл рукой по головке члена парня и облизал ладонь. — И сладкий, такой сладкий. Движения были медленными и ритмичными, но глубокими. Иногда Роберт выходил почти до конца и снова засаживал глубже, попадая в самое желанное теперь для Тома местечко. Мыслей и так не было, но с каждой секундой его покидали остатки разума, и парень превращался в один большой костёр, в который Роберт подбрасывал всё больше дров. Был только огонь, бесконечное тепло, постоянно растущий накал. Пылало всё тело: в тех местах, которых мужчина касался, и в тех, которые он заполнял собой целиком. Том запомнил, как облизывал пальцы Роберта, но лучше всего в голове отпечатались собственные стоны. Такие стоны, которые издавали актрисы в порно: громкие, отчаянные — те, которые раньше вызывали недоверие, а теперь безостановочно рвались из его горла, и ему не было стыдно. Мужчина горячо поцеловал его, грубо потянул за верхнюю губу, с причмокиванием пососал нижнюю и поласкал язык своим, подавляя крики удовольствия. Затем он приподнялся и слегка опустил одну ногу Тома, держа её рукой. — Какой же ты громкий, какой чувственный, — приговаривал Роберт, как помешанный, выцеловывая косточку на лодыжке и обсосав каждый пальчик, пока вбивался в парня без остановки. — Прости, Том, но ты слишком нужен мне, чтобы я раскаялся. — Р-роберт, — простонал парень, проваливаясь глубже в транс. С того момента он окончательно отдал контроль, запомнив лишь стоны самого Роберта, ускорившиеся в какой-то момент движения и это лицо напротив. Мужчина — его мужчина — смотрел на него так, словно эти впечатления и для него были сюрпризом; словно Роберт никогда и ни в ком не чувствовал себя так — и парня распирало от гордости, а член всё больше истекал смазкой. Тому ещё не доводилось гордиться тем, что он подарил кому-то частичку себя, — а именно так это ощущалось. — Давай, мой сладкий, можешь без рук? — мягко спросил ускорившийся Роберт. Боль вернулась, но она была ничтожной по сравнению с точными, сильными ударами по его простате, от которых искры летели из глаз. Том едва выдерживал давление и попытался отстраниться от этих движений, но мужчина пригвоздил его к кровати и продолжил вколачиваться. Парень стонал и кричал, пока всё-таки не кончил без помощи рук, обильно изливаясь себе на грудь и живот. Он был словно оголённый нерв, но Роберт всё продолжал брать его. — Прости, малыш, совсем чуть-чуть осталось. Не могу терпеть. — Голос мужчины был сдавленным и усталым. По щекам скатилось пару слезинок, и Том сощурился от неприятных ощущений, но Роберт наконец резко остановился глубоко в нём и с протяжным глухим рыком кончил, заполняя его своим семенем. Одна лишь фантазия об этом будоражила кровь парня сильнее. Он с почтением принял заполняющее его тепло. Какое-то время они лежали в обнимку и целовались. К Тому постепенно возвращались нормальный слух и ощущение реальности происходящего. Он устал и взмок больше, чем на любой тренировке. Роберт медленно вышел из него, оставляя после себя фантомное ощущение. Он слизал с его живота сперму, и парень не побрезговал сделать то же самое с теми остатками, которыми измазал мужчину. Всё происходило молча. Сначала Том улёгся спиной к Роберту, но, боясь, что испачкает его, развернулся, не глядя в глаза. Мужчина пододвинулся ближе и поцеловал его во влажную макушку, но настаивать на плотных объятиях не стал — и Том был благодарен. Последняя мысль, перед тем как провалиться в сон, была о том, что Роберт навсегда оставил на нём свой отпечаток. Весна наступила.---
Его разбудил свет, бьющий в окно с незакрытыми шторами. Том отвернулся от раздражающего свечения, а воспоминания о вчерашнем дне медленно заполняли голову. Парень заставил себя приподняться в постели и тут же почувствовал, как саднит задница. В спальне стояла оглушительная тишина, и даже из ванной не раздавалось никаких звуков. Том провёл рукой по кровати. Холодная. Он вздохнул — не то с разочарованием, не то с облегчением — и поднялся на ноги, морщась от боли. Собственная постель вызывала теперь тревожные чувства. Простынь хранила грязные следы прошедшей ночи — парень сдёрнул её и брезгливо смял, намереваясь как можно скорее выбросить. В этот дом он периодически вызывал уборщиков, но, хоть те и привыкли к диким вечеринкам Тома, случившееся ночью хотелось спрятать ото всех, включая самого себя. Он долго стоял под тёплыми струями воды, пытаясь унять неприятные мысли и замедлить гонку измученного сердца. Они даже не воспользовались презервативами — спасибо, хоть смазку нашли. У Тома не было причин не доверять Роберту, но, с другой стороны, после всего произошедшего у парня появилось ощущение, что он совсем не знает этого мужчину. И если физическая боль должна была исчезнуть через какое-то время, то в исчезновении моральной Том сомневался. По странной привычке он никогда не уезжал из дома, не выпив чая, поэтому, вопреки тому, что в этот раз всё было немного по-другому, всё-таки забежал на кухню и вскипятил чайник. Сидение на стуле давалось с трудом, однако Том даже морщиться перестал, как только на глаза попалось письмо. Самое настоящее бумажное письмо. Руки дрожали, пока он раскрывал сложенный листок, ведь адресант мог быть только один. «Хочу попросить прощения. Нет, я не жалею о случившемся — вот такой я дьявол. Видимо, с тех пор как я завязал с разгульным образом жизни, не так уж и много изменилось во мне самом. У тебя наверняка много вопросов. Не знаю, когда это началось… Нет, знаешь, я могу назвать тебе точную дату осознания вплоть до минуты, но понятия не имею, когда это в самом деле началось. Как знать, быть может, с того самого момента, когда я впервые увидел тебя — такого наивного и кудрявого. Я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не планировал заманить тебя в свои сети или воспользоваться тобой. Вчера тоже. Я всего лишь разогревал обед и вспомнил о тебе. Вспомнил, как ты всегда таскал к себе в трейлер замороженную пиццу и как с голоду спешил поскорее её съесть, когда она ещё была очень горячей; сыр стекал по губам, а ты смеялся прямо с набитым ртом. И всё это свинство было мерзковато, а я всё равно вспоминал его с удовольствием. Мне это шуткой показалось, а потом я стал словно одержимым. Поэтому я и оборвал все связи. Прости за это, но я правда не знал, что мне делать. Быть рядом с тобой я категорически не мог, но, как оказалось, и без тебя тоже. Вчера… вчера я приехал лишь потому, что не мог иначе. Не мог не поговорить с тобой и не услышать твой смех, после того как увидел на премьере. И всё же, прошу, верь мне, когда я говорю, что не собирался тащить тебя в постель. Да ты меня и сам знаешь: запланируй я всё это, я бы хоть презервативы взял. За это тоже прости. Если тебе станет легче, я проверялся совсем недавно — и всё чисто. Не знаю, что ещё мне сказать… Прости. Прости, что поступил так с тобой, толком не поговорив. Прости, что сбежал. Если ты ещё хочешь меня видеть, буду ждать тебя, когда приедешь в ЛА. Верь мне, Том…» Он провёл рукой по волосам и положил письмо на стол. Кусок бумаги был помятым и с оторванным краем, словно писали в спешке. Том отчётливо представил себе, как Роберт роется в шкафчике с канцтоварами, как наскоро — не в своём стиле — отрывает листок дрожащими руками и чиркает слова одно за одним, надеясь, что парень не проснётся до его ухода. Почерк был неровным, небрежным, но каждое слово врезалось в память с первого прочтения. Воздух стал казаться тяжёлым, и Тому захотелось быстрее покинуть дом. Чай на столе остался нетронутым. Отсутствие семьи на месте парень посчитал удачей. Он привязал обрадовавшуюся Тессу к поводку и направился в любимый парк. У собаки была возможность побегать, а у Тома — посидеть на стволе давно упавшего дерева и обдумать всё вдали от шумной толпы. Обычно парню было хорошо и спокойно в этом укромном месте, но в тот момент он не получал удовольствия ни от свежего лесного воздуха, ни от тишины, редко нарушаемой криками птиц или потрескиванием коры на ветру. В этом месте всегда царило умиротворение, а у Тома возникло ощущение, что всё вокруг него рушится: всё, чего он достиг; всё, чем он так гордился. Словно лес вокруг него являл собой всего лишь жалкую голограмму. Карьера, слава, любящая семья и друзья — будто всё это было обманом, и всё это время парень шёл не в ту сторону. Том знал, как ему повезло, и был бесконечно благодарен судьбе, но теперь он в полной мере начал понимать закон равновесия в природе. Нельзя получить всего. Как если бы долго стоял в очереди к окошку в распределительном центре судеб, на сто процентов уверенный в успехе, а тебе заявили, что ничем не могут помочь. Роберт не знал точку отсчёта. Зато знал, где в доме Тома находится бумага. Или что Том непременно зайдёт на кухню выпить чаю, где и найдёт исписанный клочок бумаги. А ещё мужчина сбежал, словно понимая, что Тому будет невыносимо увидеться с ним утром. Роберт знал слишком многое и проник слишком глубоко: в материи, о существовании которых Том и не догадывался. И парень ненавидел себя — причём сам не мог понять, за что именно. Наверное, всё-таки за то, каким естественным это казалось. Он мог бы зайти в «Инстаграм» или любую другую социальную сеть и в первые же пять минут увидеть все эти посты: видео, картинки, идеи для историй — в которых они с Робертом, как и Питер с Тони, представали перед зрителем в образе отца и сына или наставника и его подопечного. Вместо этого Том закрывал глаза и отчётливо представлял то, что ещё вчера было замутнено огнём от сплетения жаждущих тел. Обжигающие чуть ли не до боли прикосновения, сладкие поцелуи и горячее дыхание-дыхание-дыхание. Ему казалось, что должно быть стыдно от одной лишь мысли о том, как его берёт мужчина на два года старше собственного отца, а стыдился он лишь того, что хотел ещё, снова, больше — пока не станет достаточно. Долго сидеть на дереве было невыносимо больно, поэтому Том медленно зашагал по знакомой тропинке, следя за тем, чтобы Тесса не отставала. Вернувшись домой, он никого не застал и заперся в своей комнате. Долгожданная поездка в Штаты теперь тяготила его, но контракт обязывал рекламировать новый мультфильм, да и оставаться в Лондоне не представлялось возможным, так как это означало разговор с Оливией. Парень почувствовал себя мразью, потому что ни капли не сожалел и не ощущал ни грамма вины. Надо было расстаться с бедной девушкой и не водить её за нос, ведь отсутствие глубоких чувств к ней превратилось в простой факт без всяких «но» и «если». Том не считал себя трусом, но собирался сбежать и откладывать разговор, пока сможет. Пока не разберётся во всём. Или пока не увязнет в болоте, в которое сам же и забрёл.---
Пребывая в Лос-Анджелесе, Том, как правило, проводил время с Робертом. Он даже присылал за парнем личного водителя и, словно Гудини, укрывал его от докучливых фанатов и папарацци. Чета Дауни владела солидным количеством недвижимости, благодаря чему парню ни разу не удалось побывать в их главном семейном гнёздышке, так как Роберт безоговорочно привозил Тома в свой «личный» коттедж. Там они дурачились, смотрели фильмы, делились опытом — вернее, Роберт делился, — а ещё парню удавалось поиграть в гольф, пока мужчина наблюдал за ним из бассейна. Гарри, верно сопровождавший Тома в поездках, оставался в гостинице. Если же и остальные Холланды присоединялись к своему звёздному чаду, от встреч с Робертом приходилось воздержаться. В этот раз Тома никто не встречал. Он знал, что достаточно позвонить, но об этом не могло быть и речи. К счастью, им с Гарри удалось прошмыгнуть в отель незамеченными. Усталый от перелёта, Том упал на кровать, показавшуюся райским ложем. Предстоял тяжелый день, несущий удовольствие поклонникам, а парню — напряжённую работу, поэтому нужно было поскорее лечь спать. И так бы он и поступил, если бы не навязчивая мысль о том, что они с Робертом так близко. Так близко, что не позвонить, не встретиться. Том устало рассмеялся над ироничностью ситуации и перекатился на бок, взяв в руку телефон. Палец завис над кнопкой вызова. Время было позднее, но парень знал, что всё равно может позвонить. Вместо этого он ткнул в кнопку блокировки и снова улёгся на спину. Следующее утро Том провёл в полном хаосе. Причёска, макияж, костюм — всё должно было быть на высоте. Больше всего раздражало, что пришлось установить на телефон «Инстаграм», удалённый пару дней назад, — на промоушен бросили все силы. А дальше красная — на самом деле синяя — дорожка, на которой нужно было сиять, улыбаться и проявлять профессиональный энтузиазм, словно жизнь Тома шла своим чередом и вовсе не развернулась на все сто восемьдесят градусов меньше месяца назад. Интервью, интервью, фотосессия и снова интервью, а это был только первый день. Но на то Том и был актёром, любившим свою работу: вряд ли бы кто-нибудь смог догадаться, что в действительности у него на душе. И в каком-то смысле работа стала освобождением, потому что так у него в голове не находилось места для новообретённого страдания. К вечеру, закончив с последним интервью на день, парень ждал такси и смог взять в руки телефон впервые за несколько часов. Сказать, что Том удивился, — ничего не сказать. Роберт был человеком слова — проще говоря, упёртым бараном — и, раз уж сказал Тому связаться первым, того бы и ждал до последнего. Однако сообщение уверенно светилось на экране, в очередной раз показывая парню другую сторону мужчины: нетерпеливую и рискованную. «Ты не хочешь меня видеть?» Том потёр глаз и зазевался. Не хочет видеть? Хочет и видеть, и слышать, и лежать рядом — в этом и проблема. «Хочу». — Одно слово, но даже оно казалось парню чересчур громким. «Я в коттедже». — Всего пару минут спустя. Обычно Роберт в шутку называл его «наш жёлтый домик», но, видимо, и сам мужчина находил это неуместным в теперешних обстоятельствах. Том не решился набрать номер Гарри, вместо этого скинув ему позорное, по своему мнению, СМС с коротким текстом: «Я к Роберту». Парень делал так тысячу раз, но теперь переживал, что брат «обо всём догадается». Само собой, это переживание было недостаточно сильным, чтобы остановить. В этот раз он решил доехать на такси, да и поздновато было вызывать водителя Дауни. Лёгкая прохлада привела разомлевшего в машине Тома в чувство, стоило выйти на свежий воздух. Парень полез в карман за ключом, вспомнил, что не взял его с собой, а затем застыл на месте перед входной дверью, не в силах пошевелиться от очередного осознания. Как мог он не замечать всех этих звоночков? Роберт как ни в чём не бывало пустил его в дом и пригласил к столу, где их ждало аппетитное жаркое. У Тома, не успевшего как следует поесть в течение дня, слюнки потекли, и он даже приличия ради не подумал отказаться. К тому же мужчина не особо любил готовить и отправлялся на кулинарные подвиги только тогда, когда появлялось подходящее настроение, — грех было не воспользоваться случаем. Казалось, что теперь их будет окружать сплошная неловкость, но вместо этого они болтали, как в прежние времена: уставший Том рассказывал, как прошёл его день, пока уплетал ужин, а Роберт улыбался и время от времени посмеивался. А потом они разошлись по разным спальням, и, только упав на кровать, парень задумался о том, что у него была здесь своя комната. Он принял душ больше для того, чтобы отвлечься, чем чтобы смыть с себя изнеможение прошедшего дня. Тело мечтало о сне, а вот мозг никак не замолкал, терзая какой-то непонятной тревогой, и Том всё ворочался и ворочался в постели. Казалось, что прошла целая вечность и одновременно минута. Он потянулся за телефоном: 1:30. Приподнялся, признавая поражение. В голову забрела заманчивая идея. Что, если Роберт тоже не спит? Мужчина старался придерживаться режима, но мог ли он сейчас вот так же перекатываться с бока на бок, изнывая от мысли, что их с Томом разделяет всего одна стена? Он не знал, что скажет, и какая-то его часть надеялась, что мужчина уже спит, — тогда Том лишь постоял бы в дверях и посмотрел на беззащитное божество, словно жуткий поклонник. Он всё-таки встал и, мягко скользя по полу — в пижаме, позаимствованной у Роберта, и носках, — направился в соседнюю спальню, бесшумно отворив дверь. Томов взгляд наткнулся на спину мужчины, освещаемую ночником на тумбочке. Хотелось увидеть лицо, но Роберт обладал чутким сном. Том замялся, бросая взгляд то вглубь комнаты, то в коридор, и в конечном итоге, мысленно выругавшись, собрался уйти, однако был остановлен спокойным, но достаточно громким и бодрым голосом: — Ты так повзрослел за последние три года, но некоторые мальчишеские привычки до сих пор с тобой. — Ты не спишь? — выпалил парень на одном дыхании. Роберт зевнул и повернулся, после чего подполз к спинке, прижавшись к ней спиной. Затем он молча похлопал по кровати рядом с собой. Том послушался без каких-либо колебаний. Он почувствовал себя таким уютно усталым, что совсем не поразился наглости, с которой его рука накрыла пах мужчины под одеялом. Секса не хотелось, но это было проще, чем разговаривать; проще, чем смотреть в глаза напротив и искать в них ответы, которые не хочешь услышать. Уж лучше видеть в этих глазах похоть, вместо того чтобы дрожать от страшной правды. Том не дал возможности к отступлению: он со всей своей грацией оседлал Роберта, притираясь к его паху, — и Роберт, на удивление, не предпринял ни единой попытки сопротивляться, вместо этого приподнявшись и вовлекая парня в поцелуй. Том плавился в руках мужчины, ощущая его каждой клеточкой своего тела, словно долгое время находился взаперти, давясь спёртым воздухом, а теперь наконец смог выйти на мороз. Одна рука на шее Роберта, другая — гладит затылок и проходится сквозь волосы, касаясь кожи головы. Мужчина заскользил языком по внутренней стороне Томовой верхней губы, и он застонал, не прерывая поцелуя, потому что это движение всегда сводило его с ума. Руки мужчины блуждали по его торсу, забравшись под футболку. Никто до Роберта не уделял такое пристальное внимание телу Тома, и парень упивался новым чувством: его сводили с ума эти крупные мягкие пальцы, так настойчиво и медленно проходящиеся вдоль и поперёк полыхающей кожи, — одновременно сильные, но достаточно нежные, чтобы довести до желанной дрожи, ради которой хотелось забыть о любых побочных эффектах. Футболка сползла с Томова плеча, и Роберт в тот же момент прильнул к обнажённому бугорку губами: прикусил и зализал ранку, заставляя парня задохнуться. Затем мужчина отстранился. — Ты уверен, что нам стоит?.. У тебя завтра тяжёлый день. На мгновение Том призадумался, но всё-таки выпалил: — Не поздновато ли уже останавливаться? Ты правда сможешь спать спокойно, зная, как распалил меня и бросил умирать? — Парень прикрыл глаза и состроил драматичное выражение. Роберт щёлкнул его по носу. — Твоя взяла. И всё же тебе завтра придётся нелегко. Хочешь, я буду снизу? Мне-то на работу не идти. — Да ты и так снизу, — хихикнул Том. — Нет, я имею в виду… — Ты серьёзно? — удивился парень, тут же взбодрившись. — Но ты ведь… — Я — что? — Ты — Роберт Дауни-младший, — благоговейно произнёс Том. Мужчина поджал губы. — Думал, для тебя я уже давно переместился из категории «Роберт Дауни-младший» в категорию «просто Роберт». — Нет, конечно, да, само собой, но… ты правда мне так доверяешь? — Скажем так, если бы ты поехал прокатиться по Калифорнии, я бы отпустил с тобой своих детей, — ответил Роберт и снова поцеловал Тома в плечо. — Пфф, ну это не аргумент. Я же лучший друг детей Человек-паук — любой бы мне доверился. Они оба рассмеялись. Том задумался. В прошлый раз всё произошло спонтанно и неожиданно, они ничего не обсуждали, но это казалось простым и естественным — довериться Роберту, отдать контроль. А он в самом деле любил контроль. Но сегодняшнее заявление повергло парня в шок, ведь мужчина сидел в тюрьме, и, даже если там с ним не случилось ничего чудовищного, после такого стресса он вполне мог избегать даже разговора о сексе с мужчиной. К тому же Роберт был таким уверенным в себе, твёрдым, пробивным, властным, в то же время представая перед Томом мягким, нежным, уязвимым и совершенно человечным. — Марс вызывает Томаса. — Мужчина щёлкнул пальцами у него перед лицом. — У тебя, что ли, разрыв шаблона произошёл? Не бойся, моя маскулинность не пострадает. Хотя если ты не хочешь, то не будем. Но решай скорее, а то «Дисней» уволит тебя за прогулы. — Не хочу? Ты бы ещё спросил, хочу ли я пиццу-полуфабрикат. — Давай тогда поменяемся местами. Я сам себя подготовлю. — Ещё чего, — хмыкнул Том, слезая с ног мужчины. — Презервативы и смазка там, в тумбочке, — сказал Роберт, а сам разделся догола и лёг на живот. Парень достал необходимое и избавился от собственной одежды, не забыв про носки. Он непроизвольно потёр руки, забрался на кровать и начал массировать сначала спину Роберта, а затем — мягкие ягодицы. Мужчина еле слышно застонал в подушку, в которую уткнулся лицом. Тому не раз говорили, что у него самая изумительная задница на планете, но, наблюдая перед собой пятую точку Роберта, он готов был поспорить. Парень наклонился и прошёлся губами по шее и вдоль позвоночника. Молча помог мужчине шире раздвинуть ноги и сел между ними. Голова слегка кружилась, но Том едва ли боялся того, чем занимался с Робертом, вопреки тому, что в этот раз пребывал совершенно трезвым. И с ним так было всегда: парень столько раз опозорился перед ним, столько раз отметился глупыми выходками, — не говоря уж о том, как после скандала «Дисней» и «Сони» первым делом махнул к мужчине за океан, — что говорить о каком-то большом страхе было смешно и нелепо. Можно было смущаться, но бояться? Ни за что. Том раздвинул податливые половинки и уставился на одно из самых уязвимых мест Роберта, чувствуя, как усиливается возбуждение, учащается сердцебиение, а собственный член пачкает живот смазкой. Побольше лубриканта, глубокий вдох — и в путь. Парень удивился тому, как легко поддалась розовая дырочка, и, похоже, выразил это вслух, потому что мужчина нехотя повернул голову и с трудом, из-за сбившегося дыхания, проговорил: — Иногда я провожу время наедине с собой. Тому показалось, что тот оправдывается. Это было мило, хоть и необязательно, — словно Роберт хотел сообщить, что Том у него единственный. Он знал, что это не так, но гнал от себя эту страшную мысль, сосредоточившись на том, чтобы доставить мужчине удовольствие. Тому нравилось слышать нежные, расслабленные стоны, когда он проникал одним, а потом и двумя пальцами. Голос Роберта становился намного тоньше и легче обычного — может быть, даже тоньше, чем у самого парня. Таким же бархатистым голос мужчины становился, когда они с Томом встречались впервые за несколько месяцев, пропускали по бутылочке пива или чашке кофе и чая соответственно, а потом болтали до самой полуночи, пока во рту не пересыхало, как в долинах Мак-Мердо. Подумав об этом, парню захотелось увидеть родное лицо, и он попросил Роберта перевернуться на спину. В этот раз они никуда не торопились и не изнывали от страсти, несмотря на почти железное возбуждение, и Том в полной мере насладился выражением мужчины, когда медленно вошёл в него. Чуть приоткрытые губы и язык, аппетитно их облизавший; глаза, подёрнутые пеленой удовольствия. Роберт уловил Томов взгляд и больше не отпускал, словно взял под стражу. Какая-то часть Тома хотела отвернуться. Его тело горело и подрагивало из-за крепко сжимающей плоти, а душу прожигал этот глубокий, вдумчивый взор: парень словно принял сильный эликсир, и теперь тот разъедал все его внутренности, причиняя приятно покалывающую боль, за которой неминуемо следовала смерть. Как же Том ошибался, наивно полагая, что секс избавит от необходимости помнить самое страшное и важное. Роберт не выдержал первым: — Тебе надо отдохнуть, давай поменяем позицию. Том не стал возражать и лёг на спину, ощущая под собой тёплую простынь. Мужчина оседлал его, делая всё намного резче, без нежностей, и закрыл глаза от блаженства. Теперь парень так глубоко входил в него, что физическое удовольствие отвлекло его от внутренних терзаний. Казалось, что это нужно им обоим, поэтому они без зазрения совести отдались первобытному чувству, оставив лишь резкие толчки, прикосновения и стоны, наполняющие комнату и перебивающие помехи от вечно всё портящего мозга. Том кончил первым. Уловив изменения в дыхании или, быть может, лице парня, Роберт замедлился, после чего присел поглубже, крепко сжимая в себе член и заставляя Тома издать такой же протяжный и громкий стон, как тогда в Лондоне. Вдобавок ко всему, мужчина облизал его ушко, а потом прильнул к губам. Они целовались, не меняя позиции, и парня снова покинули все мысли, что стало его новой зависимостью. Вспомнив про Роберта, он отстранился и помог мужчине подняться. До разрядки Том довёл его ртом, в этот раз проявив терпимость и следя за зубами. Когда он избавился от презерватива и упал на постель, улыбаясь, прямо как после изнуряющих занятий в балетном классе, ему ужасно захотелось посмотреть на мужчину рядом с собой. Том помнил о неминуемой гибели, помнил о рисках, но также и понимал, пока поворачивался на бок, что это сильнее него. При всех его спортивных умениях такая нагрузка была ему не по силам. И, конечно, Роберт уже встречал его с усталой, но счастливой улыбкой на губах и в глазах. Тома обдувало вечерним июньским ветерком. — Как твоя лодыжка? Всё забываю спросить, — проговорил мужчина, погладив парня по волосам. «Моя лодыжка — такая мелочь, по сравнению со всем остальным, — хотелось выкрикнуть Тому. — Я так переживал из-за неё, когда получил травму, но какое значение она имеет теперь, когда в мире происходят по-настоящему важные вещи?» Вместо этого он сказал: — Уже лучше. Надеюсь, до начала съёмок восстановится. — Я никогда не изменял жене, — вдруг заявил Роберт. Быть может, он находил в этом факте неожиданный ужас, юмор или даже больную романтику — Том же находил в этом признании только отчаяние. — Тогда почему начал? — рискнул спросить парень, обняв мужчину за плечо. — Думаю, она знает. Подозревает, по крайней мере. Возможно, она знала даже раньше меня самого, ведь ты никогда ей не нравился. Том упал на спину и накрыл глаза рукой, хрюкнув от смеха. — Вот так и думал! Теперь-то хоть понятно, почему ты никогда не звал меня к вам домой. Стал ли он невольно тайным любовником Роберта Дауни-младшего? Оправдал ли судачество злых языков о том, что он «собачонка Дауни»? Больше всего пугало, что для него это являлось одновременно проклятием и благословением — и потому ему следовало бежать как можно дальше на север, ведь тёплый юг — территория Роберта. Том кинул на него усталый взгляд. — Что зацепило тебя во мне на пробах? Что заставило поддержать мою кандидатуру? — Твой щенячий взгляд, — ответил мужчина, не отводя глаз. — Я подумал: «Боже, он так юн и так невинен, но у него самые умные щенячьи глазки, которые я только видел!» — Ты? подумал, что я умный? Лол. — Том покачал головой. — Так и подумал. А сейчас точно это знаю. Поэтому, когда ты в интервью снова и снова твердишь, что тупой, мне хочется взять иголку с ниткой и зашить этот миленький ротик, но тогда мир лишится твоей фирменной улыбки с гусиными лапками у глаз — я не настолько жесток. Ох, как же ты нервничал тогда! Я был уверен, что ты упадёшь в обморок, не успев сесть на паучью кровать. Мне даже как-то стыдно было тебя испытывать. А ты взял да и выдержал всё на пять с плюсом. Тебя тянуло смеяться под моим взглядом, ты забыл слова, так сильно смущался… и всё-таки справился так искренне и уверенно, что я уверовал. Остальных хотелось поставить на место и подчинить, а тебе — создать костюм, взять в команду и сделать из тебя серьёзного супергероя. Роберт замолк, теперь уже глядя куда угодно, но только не на Тома, выдержал паузу, то открывая, то закрывая рот, и всё-таки добавил: — Если честно, я до смерти испугался твоего взгляда тогда. — Почему? — выпалил парень, нахмурившись. — Потому что мне вдруг стало думаться, что эти мудрые глаза знают что-то, чего не знаю я. И мне необходимо выяснить, что это, хоть оно и не сулит ничего хорошего. Ты пришёл на съёмочную площадку как тёмное предзнаменование, и я должен был его перехватить. Но, может быть, ты оказался светлым, а я не хотел этого признавать. — Ты слишком устал, — проговорил Том и уставился в потолок. От изнеможения он не чувствовал тела, но одно единственное ощущение становилось ярче с каждой бегущей секундой. В детстве для Тома, как и для большинства ребят, летние каникулы были самым желанным событием. Ты играешь, бегаешь, наслаждаешься тёплым ветерком, грозами и даже душными днями, в которые хочется лишь спать или окунуться в реке, но потом ты замираешь и внезапно осознаёшь, что уже не июнь. И даже не июль. Это август — лучший из летних месяцев, но и самый скоротечный, грозящий привести в троянском коне меланхоличную осень. Картинки многолетней давности проносились перед глазами Тома, и, вспоминая всё это, он безошибочно узнал сие чувство. В животе расцвело лето.---
Работа держала его в постоянной усталости, но эта усталость не шла ни в какое сравнение с беспокойным сном, чередующимся с непомерной сонливостью, которые он приобрёл на нервной почве. Оставалось всего несколько дней промо, и можно было вернуться домой — чем дальше от Роберта, тем лучше. Том сбежал и обошёлся одним лишь сообщением: «Нам пока лучше не видеться». Было страшно и стыдно. Он не был готов встретиться хоть ещё когда-нибудь и всё же — сам едва замечая — каждую свободную минуту своей жизни тщетно выискивал в толпе мужчину, чьё присутствие стало неотъемлемой частью парня с самого момента знакомства. Но Роберт, к счастью или сожалению, так и не объявился. Закинув ногу на ногу, Том сидел на балкончике в номере отеля. На город уже опустилась ночь, но его огни не подпускали её слишком близко, как, впрочем, и не могли отогнать полностью. Поначалу всё это кажется сказкой, но в какой-то момент ты осознаёшь, что никогда не спящий город — на самом деле лишь ловушка, в которой ты рискуешь застрять, словно во временной петле. Вместо пьяного веселья начинаешь замечать выцветшие вывески, а клубную музыку сменяет какофония собственных мрачных мыслей. Нет ничего хорошего в том, чтобы никогда не спать, — Том хорошо усвоил этот урок. Поэтому, полный презрения к самому себе и всему вокруг, парень старался смотреть не на здания напротив, а на чистое небо цвета индиго без единой звезды на нём. Он вспоминал, как совсем недавно лежал на родительском диване и размышлял. Тогда, несмотря на то, что едва вернулся из Марокко, Том до тошноты устал от холода, слякоти и ветров. Теперь же ему хотелось повернуть время вспять, одновременно не желая покидать своего нового летнего друга. Конечно, Август был притягателен и манил своими вечерними посиделками у костра, но к костру он неизбежно приглашал Сентябрь. А тот, хоть и стоял в сторонке, с каждым днём всё больше смелел и становился ближе. При всём уважении Том не был готов ни с кем делить Август. Всё встало на свои места. Парень едко усмехнулся над человеческой привычкой разгадывать тайны и строить теории заговора, но полностью игнорировать то, что находится прямо под носом. Понятные лишь им шутки, мгновенная взаимоподдержка, лёгкие прикосновения, слишком личные признания, желание увидеть друг друга до ломоты. У них был даже собственный дом на двоих. Они имели всё это и умудрились испортить что-то столь прекрасное грязной банальной похотью. От этой мысли саднило в груди, но Том отчаянно повторял её в голове, словно мантру, потому что это было безопаснее, чем разрывать себя на части. Парня не предупреждали о том, что порой, когда в животе наступает лето, его соседка, грудная клетка, не может выспаться из-за его вечного бренчания на гитаре и начинает заболевать. Как он это допустил? Как мог он так расслабиться и по собственной воле взойти на плаху? Одно было ясно, как лето у него в животе: быть любовником Роберта он не мог, быть с Робертом — тоже. Как ни крути, вернуться в Февраль не представлялось возможным, а потому Тому предстояло раньше времени перебраться в Сентябрь: самолично оторвать ещё зелёные листья, разбить дорогую сердцу гитару, чтобы больше никогда не беспокоила своим будоражащим чувства поцелуем, и варварски затушить костёр, не давая ему спокойно догореть в одиночку. — Том! — раздалось шёпотом. Он вскрикнул, скинув со своего плеча руку брата. — Нельзя же так пугать! Знаешь же, что меня это нервирует. Гарри присел на стул рядом. — Сорян, я тебе стучал. Вот так и знал, что опять не спишь. Так нельзя, Том. — Как будто я могу этим управлять. Скованные ночью, они разговаривали мягко и тихо. На мгновение повисло молчание. Гарри втянул носом воздух, словно готовился что-то сказать, и у Тома возникло нехорошее предчувствие: такой жест брата всегда заканчивался серьёзным разговором. — Том… — Со мной всё нормально, мозгоправ не требуется. Правда. — Я не хотел спрашивать, потому что не хотел знать, но что-то мне подсказывает, что больше нельзя этого избегать. Что происходит между тобой и Робертом? Тому стало трудней дышать, и всё-таки он заставил себя посмотреть на Гарри, постаравшись натянуть на лицо удивлённое, но как можно менее испуганное выражение. — Почему ты об этом спрашиваешь? Как можно меньше уточняющих деталей в вопросе, чтобы не выдать себя. — Я правда думал, что мне почудилось. Наверное, мне не хотелось верить, поэтому я причислял себя к одному из фанатичных шипперов, которым вечно мерещится. — Ты слишком много времени следишь за фанатами, — сказал Том. — Да брось! Я видел, как он смотрел на тебя. А ты на него. Конечно, ты его поклонник и всё такое, плюс вы лучшие друзья… Блин, да сколько мы с тобой вдвоём приезжаем в Штаты, ты всегда с ним, если он в городе. А в этот раз ты всё время в гостинице. Не спишь. Сидишь и тупо смотришь перед собой. Ты из всех людей! У тебя есть классная девушка, которую ты слушаешь вполуха, но стоит… ему войти в помещение, как ты начинаешь ловить каждое его слово… — Хватит! — он снова взглянул на Гарри, и тот уже смотрел в ответ. Том невесело засмеялся. — Забавно, что ты начал задавать вопросы именно тогда, когда я сам начал что-то замечать. — То есть между вами ничего не было? Том был рад, что сумрак развязывал язык и делал ситуацию не такой неловкой. Больше всего на свете парень ненавидел полностью открывать кому-то свою душу, но сейчас, когда не было возможности выговориться единственному, с кем он не боялся быть уязвимым, разговор с Гарри был необходим, как сон. — Было… — замялся Том. — После «Дулиттла». Но до этого ни-ни. Мы оба ничего не замечали, клянусь. — Он что, использовал тебя и бросил? — повысив голос, выпалил брат. — Нет, ты что! — А что тогда? О, или между вами теперь такая неловкость стоит, что вы больше не можете видеться или даже дружить? Том опустил голову и потёр лицо руками. Затем он сделал глубокий вдох. — Всё гораздо хуже. Нет никакой неловкости. Вообще. Никаких рамок. Ни-че-го. Рука Гарри твёрдо опустилась на его плечо. — Братишка… тебе пиздец. — Именно так, — усмехнулся Том, — мне пиздец. — И что ты будешь делать? — Надеяться, что это когда-нибудь закончится. Избегать… его, если потребуется. — А Оливия? — Расстаться. Не подумай, я не настолько мудак, чтобы и дальше её использовать. — Господи, блять! — выругался Гарри громче, чем следовало. — Ты выглядишь как старый, уморённый жизнью дед. Не хочу, чтобы так было, но это же какая-то комедия. Ты и Дауни! В каком мире это возможно? Сумасшествие. В этот раз даже мой внутренний психолог не поможет… А может, если что-то такое неожиданное случилось, так тому и быть? Вдруг так суждено и всё такое. Ты только подумай хорошенько и постарайся принять такое решение, чтобы потом не кусать локти и не уничтожить свою хорошую репутацию. Ты и Роберт, блин! — Роберт, он… — Том осёкся. Даже само это имя щипало язык. — Он Роберт.---
Хочешь насмешить своего PR-менеджера — расскажи ему о своих планах. Том собирался как мышка прошмыгнуть в Лондон, как только закончится промоушен фильма, но стоило ему следующим утром очнуться после трёхчасового сна и перезвонить этому самому менеджеру, сообщение от которого красовалось на экране мобильника, как выяснилось, что у них с Робертом наметилось совместное интервью. В этом не было никакого смысла, учитывая, что промокампания «Дулиттла» давно завершилась, и всё-таки пиарщик заявил, что нельзя упускать возможность лишний раз («Совсем не лишний!» — подчеркнул он) потешить зрителей, а значит, «повысить свой спрос». Том обожал, когда о нём говорили как о товаре. Парень не мог решить, почему именно согласился на авантюру, но ему и не хотелось этого знать. Девушки суетились вокруг него и утомили ещё до самих съёмок, помогая выглядеть подобающе. На нём уже была эксклюзивная белая рубашка с коротким рукавом и изображением велосипедов на ней и бежевые брюки с подворотами, а его прилично подросшие волосы пытались уложить так, чтобы Том не выглядел как уличная шпана. Он старался отгонять от себя мысль о том, понравится ли Роберту. Спустя полчаса раздумий и неисчезающего желания поскорее покончить со съёмками Том краем уха услышал, что мужчина уже прибыл, и постарался мысленно успокоиться, окончательно смирясь с тем фактом, что почувствовал облегчение из-за приезда Роберта, а вовсе не из-за отсутствия. Когда миновали ещё минут десять, парень больше не мог тарабанить ногой по полу и решился, не откладывая, найти чужую гримёрку. Избежать встречи в любом случае бы не удалось. Всего через две двери находилась та, в которую Тому пришлось стучать без каких-либо сомнений, чтобы не привлекать внимание своим странным поведением. Роберт был не один, но стоило ему увидеть, кто пожаловал в гости, как все были культурно спроважены. Он налил себе воды в стакан и сделал громкий, длинный глоток. Том же продолжал стоять у двери, сжимая руки в замок за неимением чего-то, чем можно было их занять. Мужчина поставил стакан на стол и в упор посмотрел на парня. — Не бойся, я не заставлю тебя разговаривать. Если ты захочешь, мы можем притвориться, что ничего никогда не было, а захочешь — обсудим. Твоя воля — мой закон. Том молча сглотнул и уставился на свои кроссовки, тогда как всё, что ему хотелось прокричать: «Заставь меня говорить. Просто попроси, ведь для меня это будет сродни приказу». Но вместо этого он спросил: — Пожалуйста, скажи, что не ты придумал это интервью. — Нет, я не идиот впутывать нас в такое, чтобы тебя изловить. Я бы просто ворвался к тебе в гостиницу, — спокойно ответил Роберт, поднимаясь из кресла. Он подошёл к парню и поднял руку над его плечом, но осёкся и, на секунду задержав в воздухе, опустил. — Чую, сегодня будет полная жопа, так что готовься. Том знал, что это не пустые слова. Он ещё никогда не бывал на шоу одного из самых скандальных и, к несчастью, популярных ведущих в Америке и надеялся, что его пронесёт как можно дольше, но час настал. Седовласый мужчина средних лет с родинкой у глаза и небрежной щетиной казался приветливым и улыбчивым, но большинство людей, живущих не в пещере, хорошо знало, что за белоснежными винирами скрывается акула, а не человек. Он пожал гостям руки, и от цепкой хватки по спине Тома пробежался холодок. Парень старался улыбаться и исполнять привычную роль, но всё, чего ему хотелось, — поскорее убежать на другой континент. Диванчик был небольшой, и, несмотря на то, что они с Робертом не касались друг друга, Том непроизвольно сжался, словно задеть мужчину рядом — сродни контакту с опасным вирусом. — Как же мне повезло сегодня: Тони Старк и Питер Паркер в одном комплекте. Ну прямо два по цене одного! — рассмеялся ведущий, обнажая зубки. — А ведь вы и правда всегда идёте в одном комплекте. Том, нравится ли тебе быть приложением к самому Роберту Дауни-младшему? Публика автоматически засмеялась. Том опустил взгляд на Робертовы колени и заметил, как тот слегка сжимает в руке ткань узкой штанины. Хотелось взять ладонь мужчины в свою, из-за чего парень поспешно перевёл взгляд на акульи зубы. — О, Том идеально меня дополняет, — ответил Роберт, не дожидаясь реакции своего спутника, — а я — его. Мы замечательная команда, и не хотелось бы хвастаться, но мне тут птичка нашептала, что мы один из лучших — если не лучший — дуэтов шоу-бизнеса на данный момент. Люди любят нас вместе, и было бы здорово сняться в одном фильме снова, пока я не постарел окончательно, а Том не вырвался на ту линию успеха, на которую даже мне уже не попасть. — Да, вы действительно яркий дуэт, — сказал ведущий. — Поклонники спят и видят вас вместе. Уж очень им хочется, чтобы Дауни усыновил Холланда. Вот только Холланд-старший может не одобрить, не правда ли? Зал снова залился хохотом. — Том, твой папа не ревнует тебя к Роберту? Парень тут же мысленно припомнил, как его отец-комик не переставал шутить о том, что Дауни — его настоящий отец. — Нет, он знает, что Роберт — мой друг. — Друг, значит… Думаю, все здесь в курсе. Вы только посмотрите на ваши прошлогодние снимки. — На экран вывели фотографии с того августа, когда Том полетел к Роберту за утешением из-за ссоры «Дисней» и «Сони». — Ответьте мне, чья это была идея сделать подставку для телефона из кроссовки? — Моя, — отозвался Роберт. — Заставил бедного мальчика раздеваться? Ах ты старый развратник! Эксплуатируешь молодёжь ради своих безумных идей. В этот раз Том постарался бурно поддержать зал своим отточенным для таких моментов смехом, пока внутри всё клокотало. — Итак, Том, — продолжал ведущий, — поведай нам уже о своей личной жизни. Конечно, мне полагается задавать вопросы о твоих проектах, но давай будем честными: всем насрать. Они могут сходить в кинотеатр и посмотреть сами, да и подобной информации пруд пруди. Твоим фанаткам куда интересней, есть ли у тебя девушка. Том не мог двигаться. Сколько бы он ни готовился к подобным интервью, вопрос застал его врасплох. Это было не то интервью, где ты заранее знал весь план. Уклончивый ответ означал бы однозначное «да», а парню этого не хотелось, и в этот момент он чётко осознал, что его семья будет смотреть выпуск шоу. Оливия будет смотреть этот выпуск. Оливия, с которой он по-прежнему не расстался, и которая, вероятно, ждала, что Том решится признаться. Так было бы безопасней всего, но он не смог выдавить из себя ложь, потому что это означало бы врать самому себе и дальше. — Нет, девушки нет. Том не успел расслабиться, как ведущий парировал: — А парень? Как насчёт парня? Никогда не поверю, что такой красавчик, как ты, совершенно одинок. Я, кстати, слышал, как ты сказал, что хочешь, чтобы Человек-паук был геем. — Я всего лишь сказал, что не против. В этом нет ничего такого, верно? — Том водил глазами по массовке в студии, словно искал поддержки у этой бесцветной толпы. — Лично меня не волнует, какая ориентация у Питера, это не имеет значения. Его тошнило от собственных слов. Складывалось ощущение, что он оправдывается. Оправдывается за то, за что не должен. Для большинства это было шуткой или темой, на которую нужно говорить с большой осторожностью, но кому из них повезло так же, как Тому? Повезло ощутить то самое неподдельное счастье, за которым все гоняются. Оттого ли они были такими насмешливыми, что не получили этой дорогой привилегии, которую не купишь ни за какие деньги? — Ну, а ты, Роберт? Ты возражал бы, если бы Старк был геем? — Лично я считаю, что Старк — бисексуал. Он любит секс. И любовь. Даже такое невинное заявление было чересчур рискованным. С другой стороны, контракт Роберта с «Дисней» уже закончился, а сам мужчина был не прочь распустить язык, если его хорошенько завести. — Теперь я точно понимаю, почему вы самый любимый дуэт современного Голливуда. Снова смех, снова мёртвая радость. В перерыве Том не переставал пить воду. С Робертом они почти не виделись. Вторая часть интервью вышла достаточно скучной, чтобы парень мог хоть немного расслабиться, ровно до той минуты пока их не заставили принять участие в глупой игре. Их с Робертом поставили перед доской. — Мы зашифровали здесь имена некоторых ваших персонажей. Вам всего-то нужно угадать, — бодро заявил ведущий. У Тома потели ладони. Задание и впрямь выглядело достаточно простым, да и цель была не в том, чтобы угадать, а в том, чтобы развеселить публику, однако не всё так радужно, когда ты целый день нервничал и, ко всему прочему, имеешь дислексию. — Ты первый, Том. Это должно быть совсем легко. Парень потёр руки и сосредоточился. — Тер-пи… паррек. — Он выдохнул. Пока ему везло. — Питер Паркер? — Безусловно! Роберт, твоя очередь. Ты сыграл множество ролей, так что тебе наверняка будет потяжелей. — Иревэлоп, — прочитал Роберт без запинки и почти тут же ответил: — Надо полагать, это Пол Эйвери из «Зодиака». — Отлично-отлично! Том, ты помоложе, пошустрее, так что усложним тебе задачу и запишем сразу два имени. Как тебе такое, а? На экране появилось длинное нечто, из-за чего Том начинал потеть ещё сильнее по меньшей мере в своих мыслях. Он мог читать, но не тогда, когда так сильно нервничал. — Мо… моси, то есть моса, эм, искренно? Фух, ну у вас и задачки, — со смешком произнёс парень. — Смеил… уснули. Он не понимал ничего из того, что прочитал. На его плечо мягко опустилась чужая рука, немного приводя в чувство. — Мы учимся, пашем столько лет, чтобы стать серьёзными актёрами, — заговорил Роберт без лишней враждебности, — а в итоге получаем миллионы за то, что читаем глупые, бессмысленные слова в телике. Ну разве не обидно для людей других профессий? Мужчина обернул всё в шутку, и, ожидаемо, готовая вечно рукоплескать ему публика поддержала его смех. — Нет, серьёзно. Вы только задумайтесь. Я Железный человек, а мне нужно всерьёз произнести такое: моста-искренно-смелелуснули. Но, между прочим, Тони бы это понравилось. — Радостные визги зрителей. — Он бы предварительно унизил публику, но внимание бы ему польстило, так что и я не жалуюсь. На слух Тому было легче уловить хоть что-то, и он порадовался своей удаче. — Не знаю насчёт другого, но, мне кажется, там точно есть Сэмюэл Инсулл, — ответил парень. — Между прочим, — добавил Роберт, выйдя немного вперёд и подняв указательный палец, — обожаю Тома в этой роли. Эти бакенбарды очаровательны. Том рассмеялся, широко раскрыв рот, так громко и искренне, что согнулся пополам и едва поборол желание пихнуть мужчину в бок. — Что правда, то правда, — скромно подметил ведущий, улыбаясь своей фирменной, но уже не такой уверенной улыбкой. Том сидел в гримёрке в полном одиночестве, ощущая, как стремительно на него наваливается усталость. Он едва ли чувствовал тело и не переставал зевать. Через несколько минут Роберт застыл в дверном проёме, но, немного подумав, зашёл внутрь и плотно закрыл дверь. Мужчина прислонился к ней спиной и сложил руки на груди. — Поехали домой, — мягко проговорил он, склонив голову набок. Том, сидевший вполоборота, полностью развернулся на стуле и открыл рот, готовясь выпалить миллион возмущений, но язык будто отсох. Роберт смотрел, расслабленно мигая. Даже в дорогом костюме он выглядел невероятно по-домашнему, а это его «домой» резануло по внутренностям, отдаваясь колющей болью прямо в сердце. — Они увидят, что мы уезжаем вместе. Мужчина подошёл к Тому и наклонился, опираясь руками на подлокотники с обеих сторон от него. — И пусть видят. Они ведь знают, что мы друзья. Но я думаю, что этот старый чёрт о чём-то догадывается. Или хочет подкинуть прессе интересную тему для размышлений. Машину вёл сам Роберт. Том сидел рядом с ним, плотно сжимая в руках телефон, чтобы удержаться и не дотронуться до плеча мужчины или его ладони, периодически соскальзывающей с руля. Гарри вновь было отправлено СМС с коротким оправданием. Тома совсем не тяготило молчание, а по дороге его всё клонило в сон. Ему было тепло и уютно, и он чувствовал себя так, словно, наконец, сдал все экзамены и теперь со спокойной душой возвращается домой. В коттедже они приняли душ (по отдельности), а затем поужинали и устроились на диване перед телевизором. Роберт смотрел какое-то американское прайм-таймовое шоу, а Том дремал у мужчины на плече. Они не разговаривали, но Роберт периодически целовал парня в макушку, а тот ластился к нему, мыслями витая где-то в параллельной вселенной. Когда мужчина ласково разбудил его, за окном окончательно стемнело. Том не стал задавать вопросов даже тогда, когда Роберт повёл его в свою собственную спальню. Парень остался в одних боксёрах, сверху надев чужую футболку. В доме хранилась кое-какая его одежда, но только не пижамы. Он частенько таскал что-то из гардероба мужчины, а теперь ещё и знал, как пахнут простыни в его комнате. Почти ничего не изменилось. Изменилось всё. Они лениво прижимались друг к другу и неспешно целовались, а Роберт гладил Тома по руке. Казалось, ни один из них не был настроен на что-то большее, но их это вполне устраивало. Мужчина вновь потянулся за поцелуем, и Том невольно застонал, наслаждаясь тем, как мягко посасывали его губы. Затем Роберт отстранился и потёрся носом о его нос, из-за чего парень, не обнажая зубов и не открывая глаз, заулыбался. Ему хотелось остаться в этом положении навечно и позабыть обо всём остальном мире, существующем вне этой кровати. Том понимал, что скоро всё закончится, поэтому собирался вкусить момент счастья сполна. Роберт повернулся и лёг на спину, уставившись в потолок, но продолжая гладить Томову руку. — Я развожусь со Сьюзан, — выдал мужчина. Том оцепенел. — Ч-что? — запнулся он. — Как? Почему? В смысле, как она узнала? — Я ей рассказал. — Но зачем? — выкрикнул парень, резко поднявшись в постели и уставившись на Роберта. Тот прислонился к спинке кровати, не спеша с ответом. — Что значит «зачем»? — Но, но ты ведь мог промолчать. Знаю, звучит ужасно, но мы были вместе всего пару раз, и это не стоит твоего многолетнего счастливого брака! Взгляд Роберта потемнел. — Для тебя это и правда ничего не стоит?.. Видишь ли, когда проживаешь в браке столько лет, проходишь через многое и многое готов простить. Вот и Сьюзан смогла бы пережить мою интрижку в конечном итоге. Но я хорошо понимаю — мы с ней оба понимаем, — что всё совсем не так просто. Она хорошо меня знает: я уже не в том возрасте и состоянии ума, чтобы намеренно ранить её ради мимолётной страсти. А я не могу оставаться супругом Сьюзан, пока люблю кого-то другого. Да и она заслуживает лучшего, чем скрытой измены. Тома поразило молнией Тора. Он молчал и едва моргал, начиная загнанно дышать. Каждое слово, сказанное Робертом, было ему ненавистно. Хотелось стереть каждое из них, повернуть время вспять или оказаться слепоглухонемым, дрейфующим на льдине где-нибудь в Северном Ледовитом океане. Что бы Том ни ожидал сегодня услышать, но уж точно не это. — Ты не можешь так. — Он забормотал скорее для себя, чем для мужчины. — Это жестоко. Парня начинало трясти, поэтому, борясь одновременно с гневом и мнимым удушьем, он вынырнул из постели и ринулся прямиком на улицу. Глаза стали влажными, но Том сдерживался, обхватив себя руками. Отец с раннего детства отчитывал его за слёзы, и даже теперь, зная, что сравнение с девочками не должно быть обидным, а слёзы абсолютно естественны, парень продолжал ими давиться и испытывать стыд, а уж если и рыдал, то только в полном одиночестве и как можно реже. Глотка горела так сильно, что начинала причинять сильную боль, и Том не выдержал, громко всхлипнув. Так было легче: стыдно, но легче. Тело же продолжала бить лихорадка, а гнев трансформировался в сильнейшую досаду и уныние. Шагов Роберта он не услышал, но, к счастью, мужчина не стал его пугать, окликнув от двери. Том всегда хватался за сердце, когда к нему подкрадывались. Парень не стал оборачиваться или что-то отвечать, в надежде что Роберт поймёт намёк и оставит его одного, но вместо этого он подошёл сзади и опустил руки ему на плечи, мягко надавливая. — Том… — раздалось нежно и уязвимо. И плотину прорвало, прямо как в детстве, когда он стесал колено и мимолётно раздумывал, надо ему плакать или нет, а мама начинала жалеть и восклицать с озабоченным выражением лица, из-за чего слёзы наворачивались сами собой и неизбежно превращались в рыдания. — Том… — повторилось снова. — Посмотри на меня. Парня хватило лишь на то, чтобы покачать головой, и он шмыгнул носом и провёл по нему рукой. Плавно, не делая резких движений, Роберт заставил его развернуться. В этих глубоких карих глазах стояла такая же тревога, как однажды в глазах матери Тома, когда та подметила, что они с Робертом «слишком сильно сдружились». — Я никогда не хотел стать причиной твоих слёз, — проговорил мужчина, погладив парня по щеке. — Так нельзя. — Том снова шмыгнул носом. — У тебя такая замечательная семья. Зачем всё это рушить? Ради чего? Ради того, чтобы мы ещё не раз переспали? — Переспали? Ты правда так считаешь? Тогда почему ты стоишь посреди улицы ночью в моей футболке и задыхаешься от слёз? Поправь меня, если я не прав, но не притворяйся, что ничего не было. И я сейчас не про секс. Том лихорадочно замотал головой и отстранился. — Так не должно было быть. Не-а. Мы должны были нежиться в постели, а потом расстаться ещё на бог знает сколько месяцев. Ты бы вернулся к семье, а я — в свой одинокий Лондон. — Прохладно, ты весь дрожишь. Давай зайдём в дом. Они прошли на кухню. Том начинал успокаиваться — по крайней мере, внешне, — а Роберт заварил ему чая, после чего сел на другом конце стола. — Послушай, — начал он, — мне жаль, что моя искренность тебя расстроила, но я не могу изменить своих чувств. — Ты разводишься… — проговорил Том, опустив взгляд в горячую кружку, но затем всё же решился посмотреть на мужчину. — И что дальше? мы обручимся и укатим в радужный закат? — Если ты того пожелаешь, — огрызнулся Роберт. — Нет, нет, нет, нет, нет, я не хочу иметь такой выбор. Что нас ждёт? — Том повысил голос. — Что будет с нашими карьерами и жизнью в целом? Нам этого никогда не простят. Как там сегодня говорилось? «Лучший дуэт Голливуда»? Мы превратимся в изгоев в считанные секунды. Все боятся показаться не политкорректными, поэтому при других обстоятельствах им, возможно, пришлось бы улыбаться и поддерживать, но дай им малюсенький повод, и они сожрут нас с потрохами. Наша разница в возрасте, и то, как ты принимал участие в моём кастинге; и то, как один из самых почётных семьянинов в шоу-бизнесе ушёл от этой самой семьи ради молодого любовника. Даже не любовницы. А мой отец и вовсе сожжёт меня живьём. Это наше радужное будущее? Мужчина подался вперёд и приоткрыл рот, но Том пригрозил ему пальцем. — Ничего не говори, умоляю. Иначе я всё испорчу. К его удивлению, Роберт уважил просьбу.---
В Лондоне стояла дождливая, слякотная погода. Лицо обветривало так, что едва помогал самый жирный крем, и хотелось зарыться в мягкий плед, прихватив чашку горячего чая с молоком. Том всё больше времени проводил в своём личном доме, избегая встреч с родственниками. Гарри несколько раз заезжал и пытался вывести его на чистую воду, но был вынужден уходить ни с чем. Парень закрылся ото всех, предаваясь меланхолии и стараясь напоминать себе, что всё это временно, и скоро он снова будет заполнять ледяную пустоту внутри, шарахаясь по пабам, а там и до новых съёмок недолго останется. С Оливией он расстался сразу же по возвращении. К счастью, обошлось без скандалов и слёз: в конце концов, они не были настолько близки. Рассказать об измене парень так и не решился, но Том и не считал её таковой, ведь хорошо знал, что он изменял, скорее, самому себе, а вовсе не Оливии, которой никогда не принадлежал. И всё-таки девушка заслуживала нормального разговора и извинения за ложную надежду. Казалось, Оливия не поверила, когда Том уверял её, что в Штатах у него никого не появилось, но это уже не имело никакого значения. На вторую неделю заточения на пороге холодного, пустого дома появилась мама. Она молча засовывала в мешок для мусора пустые бутылки и обёртки от разных снеков, которые Том не успел убрать. Он наблюдал за женщиной, неуклюже стоя в арке, ведущей в гостиную, и с ужасом осознавал, что сегодня ему придётся разговаривать и подавать признаки жизни. Мама всегда чувствовала, когда что-то шло не так, и дело было вовсе не в том, что, вернувшись из Лос-Анджелеса, парень странно себя вёл: Никки Холланд, как и многие матери, искренне любящие своё дитя, видела больше и обладала куда большей наблюдательностью, чем другие люди. — Присядем? — предложила мать, указывая на диван, а Том мог думать только о том, что они с Робертом делали на этом самом диване чуть более месяца назад. Он покорно сел рядом с женщиной, но попытался отодвинуться как можно дальше. Руку парень протянул на спинку дивана и мог только надеяться, что не выглядит слишком мёртвым. — Мама Оливии сказала, что вы расстались. Не самое лучшее начало разговора. — Расстались. — Это хорошо. Том так и обомлел. — Не гляди на меня так, а то глаза лопнут. Я была расстроена несколько месяцев назад, ведь так надеялась, что мы породнимся с моей лучшей подругой, но теперь я радуюсь, потому что смотреть на твои унылые попытки было до смерти противно. Такие выражения не были чужды его матери, но враждебности в себе не несли, поэтому парень расслабился, сдавленно засмеявшись. — Сына, ты не тот человек, который позволит себе долго хандрить, сидя в полной изоляции. — Мама погладила его ладонь. — Пожалуйста, скажи мне, что в Штатах не произошло чего-то ужасного. Я хочу тебе помочь, но ты уже слишком взрослый, чтобы я могла навязать тебе свою помощь. Отрицания и оправдания, в которые мать всё равно бы не поверила, но этого могло хватить, чтобы её оттолкнуть, так и рвались с языка, но Том слишком устал молчать. — Со мной ничего не случилось. Физически, по крайней мере. Но я вляпался — и вляпался сильно. Есть кое-что, что, как я осознал, делает меня счастливым, но там слишком много препятствий. Я не счастлив… без этого… но и, получив это, я, возможно, буду страдать. Он решился посмотреть на маму как раз в тот момент, когда выражение её лица сделалось таким, словно она раскусила чёрный перец, и женщина тут же отвела взгляд. — Надеюсь, что я просто спятившая мамаша, и мои безумные подозрения никак не связаны с твоей ситуацией, но если это так, то… — Можешь не переживать, мам, я уже со всем покончил. Она ничего не сказала, лишь прижала к себе и крепко обняла. Том тайно любил эти объятия, но позволял их себе только тогда, когда не видел отец. А лучше вообще никто. — Как твоя мама, — мягко проговорила женщина, не расцепляя рук, — я желаю тебе счастья, но я и хочу, чтобы ты был в безопасности. Тысячу раз подумай, перед тем как принять важное решение, хорошо? — Ты говоришь как Гарри, — хихикнул парень. — Это ведь я его родила. Хотя ты даже больше на меня похож. — Отец меня возненавидит, — простонал Том. Мама отстранилась и посмотрела на него, придерживая за плечи. — Не говори глупости. Он тебя любит. Если только, конечно, ты не собрался совершить что-то противозаконное — в таком случае не сносить тебе головы. И ты всегда можешь расчитывать на мою поддержку. — Спасибо, мам. Том был искренне благодарен матери и очень удивился тому, как легко стало на душе. Он ещё не оправился, не перестал страдать, но нести свою боль с кем-то всегда легче, чем в одиночку. Когда женщина ушла, первым делом парень установил «Инстаграм» и отважился проверить страницу Роберта. Ничего нового там не появилось, и Том не знал, расстраиваться ему или радоваться. Затем он проверил почту, поудалял спам и все неактуальные письма, пока не наткнулся на то, которое уж точно не ожидал увидеть. Вряд ли осталось много людей, переписывающихся посредством электронной почты, если это не касалось работы, но именно туда написал Роберт. Том долго не отваживался открыть письмо и даже пошёл налить себе чашку чая, не прекращая сходить с ума от волнения. Письмо было длинным, и парню стало интересно, что перевесит в этот раз: нервозность или неуёмное желание скорее узнать, что там. Ответ оказался очевидным. «Я мог бы сказать, что хочу показаться романтичным, но в действительности я просто знаю, что ты можешь не заметить это письмо ещё очень долго, — бог видит, ты постоянно забываешь проверять почту, — а это значит, у тебя будет время, чтобы хорошенько подумать, — начал Роберт, и Том заулыбался и фыркнул, отведя взгляд от экрана, словно тот мог его смутить. — Я не лгал тебе, всё правда до последнего слова. И дело не в том, что я «привык получать всё, что захочу». Я желаю для тебя всего самого лучшего, поэтому мне стоило отступить и дать тебе время — и так бы я и поступил, если бы точно знал, что ничего не теплится, не горит и не взрывается с обеих сторон. Но ты и сам всё знаешь, не отрицай. Мы вдвоём провалились в яму, и победителей в этой игре нет. Знаешь, чего бы мне хотелось? Чтобы ты создал такую же образцовую семью, как та, в которой ты вырос. В моём эталонном сценарии ты влюбляешься в чудесную девушку — да хоть в ту же Оливию, — через пару лет вы женитесь, а ещё через год появляется на свет ваш первый ребёнок. Ты всегда любил детей, поэтому на одном ребёнке вы не останавливаетесь. Карьера твоя продолжает идти в гору, а вашим семейным фотографиям умиляются даже те сумасшедшие фанатки, что мечтали тебя захомутать. Ты по-настоящему счастлив, твоя улыбка на тех фото совершенно искренняя. И каждый вечер ты не можешь дождаться, когда дети заснут, а вы с любимой, усталые, но довольные, рухнете в постель, чтобы смеяться над понятными только вам шутками и уснуть в объятиях друг друга. Вот, чего я тебе желаю. Всем сердцем. Но получится ли? Исчезнет ли то, что есть между нами? И за пять лет с тех пор, как ты, кудрявый и зелёный, пришёл на кастинг, ничего не прошло — не проходит даже тогда, когда мы не видимся месяцами, — так пройдёт ли ещё через пять? Конечно, в то время я уже точно буду слишком стар для тебя, и, быть может, тогда ты и сможешь двигаться дальше, но сейчас? сейчас это всё, о чём мы оба думаем, не так ли? И это нас убивает. Это не попытка захватить тебя своими грязными лапами. Я лишь хочу, чтобы мы перестали врать себе и выложили на стол все карты, прекратив игнорировать слона в комнате. Быть может, нам стоит насладиться сполна и осознать, что теперь-то насытились… или обрели что-то, что немногим удаётся найти. Как бы я хотел ошибаться. Скажи мне, что я ошибаюсь; что я старый извращенец, заморочивший тебе голову и затащивший в постель, воспользовавшись своим опытом и влиянием, которое на тебя оказываю, — и мы всё забудем. Только не лги. Я в любом случае развожусь со Сьюзан. Мы не будем об этом пока сообщать, как и разъезжаться. Ради детей и потому что всё ещё близки как друзья и семья. Она всегда будет для меня значима, всегда дорога, но даже после пятнадцати лет счастливого брака, без преувеличений спасшего мне жизнь, я не могу скрывать, что не любил её так, как тебя. Не потому, что она недостойна, или что я мудак, а потому что я верю: тебе было суждено войти в ту дверь, перепутать меня с моим дублёром, пожать мне руку и дать понять, насколько насмешлива судьба, создавшая между нами столь большую временную пропасть и подарившая нам шанс встретиться, когда я уже успел прожить длинную насыщенную жизнь. Но я всё равно счастлив. Благодарен за то, что узнал тебя, потому что это лучшее чувство из всех, что мне удалось испытать. Можешь считать это той самой безусловной любовью, которая так сильно тебя интересовала. Потому что именно такое у меня ощущение. Что бы ты там ни решил, я буду рад за тебя. Надеюсь, ты сию же минуту пойдёшь и позовёшь кого-то на свидание. А может, у тебя уже давно всё хорошо. Но если ты решишь избавиться от тормозов и пойти против правил, то я буду ждать тебя — можешь не сомневаться. P.S. И ради всего святого, перестань стесняться этой чёртовой дислексии. Она делает тебя особенным, и это далеко не худшее, что могло бы с тобой произойти. А книги можно слушать, а не читать (хоть мы оба и ужасны в вопросах современных технологий). Послушай «Назови меня своим именем» — тебе ведь понравился фильм. Они напоминают мне нас». Ещё какое-то время парень сидел, молча уставившись в экран ноутбука, потому что был не в силах принять происходящее. Роберт поступал нечестно, ведь хорошо знал, что Том ему не откажет. Но, может быть, в этот раз мужчина сомневался? Сомневался, что чувства перевесят обстоятельства? И как же был прав Гарри, когда назвал их с Дауни сумасшествием. Вот только разве нас не тянет к сумасшедшему и странному, потому что мы не можем бесконечно выдерживать ту пресную, удручающую жизнь, что нам навязывают? И те, кто захватил власть, им не принадлежащую, убеждают нас, что мы не правы и должны понести наказание. Тот, кто попирает естественное право, внушает, что он является оплотом истинности, и не терпит возражений. В таком случае выходит, что «сумасшествие» может быть нормой, а «норма» сумасшествием. Тома абсолютно естественным образом тянуло к своей собственной сумасшедшей норме. Роберт не был бы Робертом, если бы после своих последних слов не прикрепил данные аккаунта на сайте с аудиокнигами. Том не раз шутил в интервью про неплохое состояние Дауни-младшего — вот и сейчас, в полном одиночестве, рассмеялся над очередной своей шуткой на эту тему. Парню и правда очень понравился фильм, но он никогда не задумывался о том, что главные герои могли быть похожи на них с Робертом. Том включил аудиокнигу и устроился на диване, пытаясь сосредоточиться на сюжете, а не на мыслях о письме, не дающем покоя. Книга заняла у него весь остаток дня с небольшими перерывами, и, когда он закончил, за окном стемнело, а на щеках были слёзы, замеченные лишь ноутбуком на столе, тускло освещающим спинку дивана, в которую Том упёрся взглядом. Он не рыдал; да и плакал не из-за сюжета книги, а из-за самого себя. Это были, скорее, слёзы злости на несправедливость человечества, чем печаль, впрочем эти чувства могут подменять друг друга. Парень решительно не мог понять, почему одним людям угодно решать за других: решать, что им делать и как им жить, осуждать за абсолютно всё и даже пытаться превратить чью-то жизнь в ад. Но больше всего его поражало то, как в мире, где, казалось, все подряд готовы играть в борцов с нравственным разложением, чаще порицали любовь, но оправдывали ненависть. У каждого был свой символ поклонения, и слишком многие целовали его во имя добра, стоя при этом на чьих-то невинных костях. Мысль об этом так злила Тома, что у него начинала раскалываться голова. Он хотел сорваться к Роберту первым же доступным рейсом, но в то же время хорошо знал, что сделать это из ненависти и желания противодействовать системе будет ошибкой. Лишь действия, вдохновлённые искренним, тёплым чувством, могли привести к истинному удовлетворению. Концовка книги отличалась от экранизации, и Тома это удивило. Теперь ему стало очевидно, почему Роберт велел прочесть именно эту историю и что хотел ему сказать. Этот мужчина, каким бы спокойным он ни являлся в последние годы, всё же был безрассудным в душе, и Том подумал, что рядом с ним он становился точно таким же. Но сейчас, за многие километры от Роберта, парень, несмотря на возраст, всё ещё прислушивался к доводам рассудка, а не сердца. Он не хотел ненависти отца, неловких или даже с привкусом отвращения взглядов знакомых, а то и получить нехорошую репутацию, которая отобрала бы у него многое из того, чего Том добился потом и кровью. Он не хотел, чтобы Роберта называли неприятными словами, не имеющими к ним двоим отношения. Логика побеждала, но почему-то была холодной и безрадостной. Следующим утром, сразу после посещения спортзала, Том начал слушать книгу-продолжение, а вечером, всё ещё под впечатлением от прочитанного, решил навестить родителей. По большей части он витал в своих мыслях, прокручивая в голове то сюжет книг, то письмо Роберта, и всё-таки было приятно находиться в кругу дорогих тебе людей. Гарри пытался вынудить его поговорить по душам, но Том отнекивался, убеждая брата, что всё в порядке, вопреки тому, что не был в этом уверен. Что-то щёлкнуло в голове, когда он шёл по коридору на кухню, чтобы поставить грязную кружку, и заметил отца с матерью в гостиной. Родители зажимались и тихо посмеивались, как школьники, прячущиеся от назойливых учителей. Они выглядели на пару десятков младше своего настоящего возраста и были настолько увлечены друг другом, что не заметили сына, стоящего напротив прохода в комнату. Том спрятался за стену, но не ушёл, чувствуя себя каким-то извращенцем. Дети терпеть не могут, как милуются их родственники, но парня волновало другое. Он хотел иметь то, что было у его родителей. Хотел так же смеяться в чьих-то объятиях, не замечая никого вокруг. Сейчас ему не хотелось победить систему: он мечтал оказаться за океаном в своём жёлтом домике, и всё остальное не имело значения. Через пару дней Том собрался в Америку, сославшись на новый кастинг. Отец похвалил его за старательность, и только мама и Гарри смотрели проницательным взглядом. Особенно мама. Женщина выглядела понурой и слегка напуганной, но поговорить с парнем не попыталась — лишь обняла крепче, чем обычно, а такое родное «береги себя» прозвучало достаточно твёрдо, чтобы донести её мысль. Было так просто написать Роберту и попросить прилететь в Лондон, но Том понимал, что пришла его очередь действовать. Оказавшись в Лос-Анджелесе, — в отличие от проводившей дождём родины, порадовавшем солнцем, — он заселился в отель, благодаря всех богов за возможность проскочить незамеченным фанатами. Казалось, в решающий момент сложнее всего заставить себя сдвинуться с мёртвой точки — в их случае запятой, — но, как только минуло пару часов после полуночи, и стало понятно, что вернулась старая подруга бессонница, Том, под давлением светящейся блямбы за окном, рискнул написать одно единственное сообщение: «Прилетел в ЛА. Я никогда не умел тебе противиться».---
Роберт откликнулся лишь в середине следующего дня, когда Том уже почти поверил в собственное безумие. Сначала он почувствовал облегчение, но, когда мужчина сухо предложил поужинать в ресторане, запаниковал. Не только потому, что боялся попасться злобным папарацци. Заведение было достаточно элитарным, чтобы их никто не беспокоил, да и, добравшись туда, Том начал волноваться о том, что имело куда большее значение, чем догадки и теории общественности. Он пришёл первым и занял зарезервированный Робертом столик. Сходил в уборную и вытер лоб салфеткой, затем поправил кожанку и вернулся на место. Минут через десять появился Роберт. Том еле удержался от того, чтобы позорно присвистнуть. Парень множество раз видел мужчину во всей его красе, но казалось, что в этот он выглядел особенно величественно. Фирменная бородка Тони Старка, наконец-то, вернулась в полном объёме, шикарная шевелюра — и Тома всегда удивляло, как даже в этом возрасте мужчина мог так быстро её отрастить — была зачёсана на косой пробор, но, каким бы дорогим и безукоризненным ни был Робертов костюм, победу одерживали его внешняя уверенность в себе и умение себя подать. Эффектно впорхнув на стул, своим видом Роберт напомнил Тому об их первой встрече, когда парень дрожал, как осиновый лист, и боялся, что не выдержит и сбежит, не успев проявить себя. Знакомство чётко всплыло в памяти, как и недавние слова мужчины: «Потому что мне вдруг стало думаться, что эти мудрые глаза знают что-то, чего не знаю я». И Том понял, что и сам чувствовал тогда то же самое. Роберт сидел напротив, прожигая его взглядом, из которого невозможно было выудить ни одного секрета, пока парень всеми силами пытался впечатлить его своими актёрскими способностями, но вместо благоговейного страха начал испытывать любопытство, а улыбка так и рвалась наружу, угрожая помешать перерождению Питера Паркера. — Привет, Том, — произнёс Роберт, и у парня возникло ощущение, что он не слышал этот голос тысячу лет. — Привет. Они не улыбнулись и не подкололи друг друга в привычной манере. Благо, можно было смазать неловкость, пока они делали заказ. Кусок не лез в горло, но Том упорно засовывал в рот один за одним. Как Тесса? Всё ещё пытается стащить пирожки, испечённые бабушкой. Как дети? Маленькие демоны растут не по дням, а по часам. Достроили беседку? Пока нет. А ещё этот чёртов стейк вызывает у меня ненависть. — Намечается какая-нибудь работа? — спросил Роберт. — Нет вроде, а у тебя? — Был в «Сони» недавно. Есть вероятность, что я вернусь к роли Старка в третьей части «Паучка». Небольшая, но есть. — Вау, — выпалил Том, едва мужчина договорил, и так и застыл вилкой в тарелке. — Это же будет сенсация. — Не гони коней, ничего ещё не решено. Их не устраивают мои запросы по зарплате, но тут я бы мог пойти на уступки, просто… — Просто?.. — Хотел сначала спросить, не против ли ты. — Почему я должен быть против? — Я подумал, ты не захочешь какое-то время работать вместе. — Что за глупость! — Не отдавая себе отчёта в собственных действиях, парень протянул руку и дотронулся до ладони Роберта, но почти тут же отдёрнул обратно. — Не знаю, будет ли это уместно по сюжету, но работать с тобой одно удовольствие. Мужчина впервые за вечер улыбнулся. — Извини, что так получилось с «Дулиттлом». Кажется, такие фильмы людям больше не заходят. — Да брось! Не всё так плохо. Это же как глоток свежего воздуха после десяти лет почти в одной и той же роли. Тоже мне. Из-ви-ни. — Роберт уставился на свою тарелку и состроил забавную рожицу, после чего посмотрел на Тома, игриво подмигнув и ехидно засмеявшись, как умел только он один, из-за чего у парня не было шансов сдержать ответную улыбку. Свет был приглушённым, а всё вокруг отливало золотом и, несомненно, стоило целое состояние. Том огляделся вокруг, уделяя внимание каждому вычурному узору на стене, и сделал глубокий вдох, впуская в лёгкие воздух и ощущая, как это снова происходит. Оно состояло из уникального ехидного смеха, нетерпения к разбрасыванию вещей, умения найти остроумный ответ в любой ситуации и миллиона других мелочей от грязных шуток и соблазнительных взглядов до глубоких философских разговоров в три часа ночи. Цельное. Всегда такое разное, но неизменно тёплое даже во время редких ливней. Лето в его животе. Оно снова вернулось, хотел он того или нет. — Ты здесь надолго? — вдруг спросил Роберт. — Ещё увидимся до твоего отъезда? — Да… конечно. — Том опешил. — Уже как-то поздно. Я бы тебя отвёз, но тогда придётся делать круг. Хочешь, вызову тебе такси? — Нет, я и сам могу. Парень попытался улыбнуться, надеясь, что его слова не прозвучали слишком грубо. Отстранённость Роберта была столь неожиданной, что в голове стояла сплошная каша. Том едва ли соображал, пока они расплачивались за ужин, а ещё через пару минут взгляд парня упёрся в удаляющуюся спину мужчины. Все события прошедших двух месяцев да и пяти лет смешались в одно целое, не давая подняться и решить, в какую сторону бежать, пока одна единственная мысль, преодолевшая все барьеры в мучительной борьбе и наконец вышедшая на финишную прямую, не одержала сокрушительную победу. Том поднялся и буквально вылетел из ресторана, а уж на улице и вовсе побежал, на какое-то время забыв про свою лодыжку, прямиком на парковку. Роберт стоял у машины, скрестив руки. Увидев парня, он не удивился, не улыбнулся, словно для него решения Тома тоже были загадкой. Он затормозил буквально в метре от мужчины, выдержал паузу и сказал первое, что пришло в голову: — Поехали домой. Роберт растянул губы, как Чеширский кот, и протянул руку к лицу Тома, чтобы приласкать. Парень подался навстречу этому прикосновению, но на выходе из ресторана зашумели, и им, по-воровски осмотревшись, пришлось сесть в машину. Они подъезжали к «своему жёлтому домику», и Том подумал, что больше не хочет отсюда уезжать, однако не был уверен, что так и получится. Он направился на мини-поле для гольфа, пристроенное Робертом специально для него. Гольф являлся для парня антистресс-игрушкой: именно к нему он бежал, когда его одолевала тревога или печаль. Территория освещалась небольшими уличными фонариками, но ничто не могло сравниться с луной, нависающей над Томом и угрожающей сорвать последние покровы со всех его тайных желаний. Какое-то время Роберт пропадал в доме, но спустя минут двадцать вышел из своей спальни, дверь из которой вела на поле, и опустился на траву. Том, уловивший его приход краем глаза, уставился на клюшку, пока прицеливался к шару, но так и не нанёс удар. Затем парень повернулся лицом к мужчине — он сидел в позе лотоса. — Ты говорил о том, как видишь меня счастливым семьянином с детьми. — Том ударил по мячу, и тот, вялый, но упрямый, улетел за пределы небольшого поля. — Говорил, что хочешь, чтобы я не мог дождаться того момента, когда ребятишки уснут, а я смогу поболтать с жёнушкой… Очередной мяч откатился на пару метров. Парень подошёл к нему и принялся пырять клюшкой. — Но что, если всё будет по-другому? Что, если она будет мне так ненавистна, что я даже не захочу на неё смотреть? Мы будем улыбаться гостям во время дней рождения и в Рождество, нас будут называть самой завидной парой, на которую все должны равняться, а вечером, когда народ разойдётся, а моя жена присядет на стул и с удовлетворённым стоном скинет каблуки, я не подойду, чтобы помассировать ей ноги. А если и подойду, то мне будет тошно, и я и правда буду ждать момента, когда мы ляжем в кровать, потому что тогда жена привычно отвернётся, а я смогу с чистой душой предаться унынию. Буду грызть локти и упиваться своим страданием, пробуждая в памяти всё то, что когда-то упустил. Ноги будут мёрзнуть, но я не смогу согреть их, просунув их между её ногами. И, быть может, ты уже будешь мёртв, так что я даже не смогу позвонить тебе пару раз в году, чтобы отвести душу и притвориться, что однажды мы были друзьями. Том всё опускал глаза, но затем решительно заставил себя посмотреть на Роберта. Он оставался в одной позе и смотрел в упор, глотая каждое слово, но не раскрывая собственного рта. Парень принялся ходить кругами, переворачивая клюшку в руках. — И, знаешь, я прочёл-таки книгу. И так разозлился. А потом увидел, как счастливы мои родители, и это взбесило меня ещё больше. Счастье это не хлеб: уж его-то хватит на всех. Мы — мы с тобой — не отнимаем его у других, мы сами его создаём, никого не трогая, так почему мы не можем обладать правами на собственное творение? А я скажу тебе: они и сами этого не замечают, но они несчастливы. Они желают то, что есть у нас, а раз нельзя украсть в личное пользование, то приходится ломать, чтобы и другие были такими же несчастными. Такие люди завидуют нашей внутренней свободе, ибо сами боятся отказаться от рабства. И, знаешь, плевать, если отец меня возненавидит. Да, неприятно, но я ведь не могу заставить его принимать меня, правда? Что он за родитель, если не хочет видеть ребёнка тем, кто он есть? И плевать, если они будут обзывать нас разными словами и пытаться поссорить. Я не хочу быть как Элио и Оливер в той книге: не хочу ждать двадцать грёбаных лет, проживая чужую жизнь, вместо той, что была рядом, но я предпочёл оставить её в закладках, в которые никогда не заходил, боясь, что там какой-нибудь вирус, и забыв — на деле лишь притворившись, — что там антидот. Какой смысл трястись над чем-то, отказываясь от другого, если в конечном итоге ты несчастен? Том со всего маха всадил по мячу так, что тот вылетел с территории дома. Роберт медленно поднялся и подошёл к парню, встав точно напротив и схватив за плечи. — Возможно, от меня отречётся собственный отец, но я хочу быть собой, а любовь к тебе — часть этого. Часть того, чем я на самом деле являюсь. Томов голос, до этого напряжённый и твёрдый, превратился в дуновение летнего ветерка, но сохранил при этом уверенный тон, с которым парень делал своё последнее заявление. Роберт вдохнул и открыл рот, но снова закрыл, взглядом блуждая по лицу парня. — Ты прав, у нас нет двадцати лет, ведь тогда я либо умру, либо окончательно превращусь в старика, и у меня уже не будет стоять. Они синхронно рассмеялись, а Том на мгновение подался вперёд, утыкаясь мужчине в грудь. — Не волнуйся, я буду носить тебе подгузники и помогать забираться в ванну, — забавляясь, произнёс парень, а затем добавил более серьёзно: — Сколько бы нам ни было отмерено, я возьму всё. Роберт обхватил его лицо руками. — Мы будем сидеть в нашем шикарном жёлтом домике и смеяться над их глупыми комментариями, а потом заниматься сексом всю ночь напролёт, даже если мне понадобится виагра. Обещаю. А по утрам я, так и быть, разрешу тебе позорить меня в гольфе. Ты говорил о несправедливости мира, и ты до боли прав, но это не про нас. Потому что нам повезло. Мы всех обыграли, Том. Клюшка упала на траву. Роберт поцеловал Тома в висок, а тот сжал мужчину в объятиях, избавляясь от перегородок между животом и грудью и последних сомнений. Вдыхая родной запах, Том ощущал то же, что и несколькими месяцами позже, когда они с Робертом возвращались домой от Сьюзан и детей по пыльной калифорнийской дороге. Они всё ещё не рассказали о своих отношениях общественности, оттягивая сложный момент до последнего, но для парня всё это не имело почти никакого значения, ведь он сохранил гитару, подкидывал дрова в костёр и исправно поливал цветы на подоконнике. Август сидел рядом, сжимая колено Тома, и обитал в каждой клеточке его тела и разума. Сентябрь же стоял на пороге и никуда не собирался, но, если ты понял главное, через любой порог можно перепрыгнуть прямиком в бабье лето — и это всё, что важно.