Искры

— Мы никогда не позволим этому случиться! От голоса Америки, кажется, даже стёкла готовы задрожать, но Россия лишь улыбается — мягко, полуусмешкой — и роняет, возвращая разом сотни пик: — Мы услышали вашу позицию. Её спокойный, снисходительный голос заставляет Эмили Джонс взорваться и вцепиться в неё яростным взглядом, раз уж нельзя руками и в горло. Анна думает, что Америка ещё слишком молода и оттого порой раздражающе скучна. У Англии на лице не дрогнул бы ни один мускул. Артура ещё хватило бы на чай и прогулку под руку по саду. Со шпильками наготове и изящным прагматизмом на словах. Эмили всё это, конечно, не свойственно. Единожды преуспев, она вечно идёт напролом. Даже в поединке взглядов стремится её задавить, заставить потупиться первой. Но у Анны в глазах не стекло, а арктические ледники. Для этого нужно что-то посерьёзнее бледности и горящего взора. Например, атомный ледоход. Но вот незадача — у Америки его нет. Впрочем, Анне нравится упорство Эмили. Она словно Пруссия, только равная по силе и без ранящих душу моментов в прошлом. От её щенячьих попыток укусить её побольнее под рёбрами разгоняется до предельных значений загадочная, но определённо ядерная установка. Порой России кажется, что от радиоактивной катастрофы мирового масштаба их всех отделяет лишь её твёрдое правило не пить в командировках больше двух рюмок. Америка подобного принципа не придерживается, и надирается на фуршете в лучших традициях своего воспитателя — быстро и до полной отключки мозга. Вот только если Кёрклэнда после возлияний тянет на активизацию англо-французских взаимоотношений, сквернословие и эксгибиционизм, то Эмили автопилот ведёт аккурат на соседнее сидение. — О, Рос-с-сия… — икнув, тянет она и неловко подпирает голову рукой. — А я давно хочу тебе кое-что сказать, Россия… В этот момент рука Америки соскальзывает с барной стойки. Когда она едва не сваливается со стула, Анне бросается в глаза край кружевного лифчика, торчащий из расстёгнутой на две верхние пуговицы блузы. Может, дело в подходящей к концу второй рюмке водки, но Россия находит это довольно эротичным. Нелепое почти падение Америки на глазах у всех партнёров и сателлитов так и вовсе доставляет столь глубокое моральное удовлетворение, что Анна подумывает внести это в список своих фетишей. Эмили неуклюже усаживается в прежнюю позу и, заметив её ухмылку, цедит: — Ненавижу тебя, сучка. Заходящаяся в ритме фокстрота ядерная установка заставляет губы Анны растянуться в сочащуюся чистейшим цианидом широкую улыбку: — Взаимно. Ноздри Америки на секунду раздуваются от возмущения, придавая её лицу хищное выражение, смутно напоминающее орлиное, но в следующее мгновение алкоголь что-то переклинивает в её и без того дурной голове, и Эмили хохочет так заливисто и искренне, словно ей признались в любви. В уголках голубых глаз слезинками блестят искры ядерного арсенала.