Обнажая запретом

Машина Макса неслась по пустующим ночным улицам. На резких поворотах мужчина чуть сильнее сжимал мою ладонь, отчего страх не успевал зародиться внутри меня. Рядом с Климовым я чувствовала себя спокойно и в безопасности. Когда мы свернули с трассы на обочину и оказались на грунтовой дороге в лесу, историк немного приоткрыл окно, отчего в салоне головокружительно запахло хвоей. Проехав весь лес вдоль по труднодоступной тропинке, мы, наконец, остановились на каком-то горном обрыве, откуда открывался прекрасный вид на плескающийся у подножия водоём. Нас двоих от порывистого ветра и нежелательных глаз скрывали густые лесные ветви, источающие древесный аромат. — Тут так… красиво, — тихо произнесла я, плотнее кутаясь в большую кожаную куртку Макса. Я подошла ближе к обрыву и без страха посмотрела вниз, оставив Макса где-то за спиной. — Я и подумать не могла, что в таком мегаполисе, как Питер, есть подобные места. — Аккуратнее, — еле слышно послышалось у меня над ухом, после чего я ощутила своей спиной тепло Климова, который обвил руки вокруг моей талии, плотнее прижав к себе. От его горячего дыхания на моей шее по коже прошлись мурашки. Не то от выпитого алкоголя, не то от опьяняющей близости мужчины я расслабилась, положив руки на его скрещённые ладони на моём животе и откинув голову ему на грудь. — Не стой близко к обрыву. — В подсобке вы говорили, что если что, то скучать не будете, если я упаду, — язвительно пошутила я, вспоминая моё падение прямо историку в руки. Надо же, это было почти месяц назад, а такое чувство, будто вчера. Историк молчал, а мне, если честно, и не требовался ответ. Он упёрся подбородком мне в макушку и мы просто какое-то время наблюдали за мелкой рябью, что расходилась по водянистой глади озера. Мы так и стояли неподвижно, запоминая каждое мгновенье, будто другого раза может и не быть. — Это место для меня особенное, — наконец изрёк он после долгого молчания. — Я сюда приезжаю часто с тех пор, как умерла мама. — я не знала, что сказать. Я видела, что ему тяжело об этом говорить, но я не была уверена, что поступлю правильно, если оборву его фразой о том, что Марина мне всё рассказала. Немного поколебавшись, я всё же решила дать ему продолжить, если он хочет со мной этим поделиться сам. — Ты правильно подметила, что в динамичном Питере, кажется, нет места умиротворению и спокойствию. Но я нашел это озеро, в юности сидел здесь часами каждый день. — Неужели тут никогда не было людей, мешающих вашему уединению? — удивилась я. Наверняка желающих побыть наедине со своими мыслями хватает. — Были, но не так много, как тебе может показаться, — тихо изрёк Макс мне на ухо: — В основном тут много рыбаков у озера, летом в особо жаркие дни ещё приезжают искупаться. Но именно здесь, где мы стоим, я никогда никого не видел. Внимательно выслушав Макса, я осмелилась развернуться к нему лицом и задать вопрос, который мучил меня сейчас больше всего: — Почему вы привезли меня тогда сюда? — глядя ему прямо в глаза, которые блестели задорными искорками даже в темноте, задала вопрос, чувствуя его сильные руки на своей талии, дарящие тепло и уют. Макс какое-то время молчал, внимательно изучая моё лицо. Он блуждал взглядом по моим глазам, скулам, губам. Я наслаждалась моментом и буквально чувствовала, как все границы между нами превращаются в пыль и мне становится рядом с ним так привычно, будто я была рождена, чтобы находится здесь и сейчас в его объятиях. Его выражение лица постепенно менялось, оно становилось всё серьёзнее и более вдумчивое, после чего мужчина, наконец, изрёк: — Чтобы ты, наконец, перестала называть меня на «вы». Я не успела даже удивиться его словам, как брюнет плавно, но уверенно сократил дистанцию между нами и накрыл мои губы уверенным и одновременно нежным поцелуем. Я оторопела, но отстраняться мне не захотелось. Расслабившись в его объятиях, я прикрыла глаза и полностью отдалась всепоглощающим ощущениям моего первого поцелуя. Макс целовал меня легко и невесомо, будто он был готов к тому, что в любую секунду я могу вырваться из его объятий и всё происходящее окажется нереальным. Конечно, где-то на задворках сознания я понимала, что всё это неправильно и лучше бы всё прекратить, но мои руки уже обвивали шею Климова, а язык встретился с его языком… и я пропала. Ладони мужчины исследовали под курткой мою спину в тонком платье, а я зарылась руками в его густые волосы, вдыхая уже такой привычный аромат. Когда мы оторвались друг от друга, я положила ладони на грудь историка, а он лишь крепче меня прижал к себе с нежностью глядя мне в глаза. — Откуда ты взялась такая на мою голову, Аня? — я задорно улыбнулась, прикусив нижнюю губу, которую ещё долю секунды назад целовал Макс. Это не ускользнуло от его внимания и он лукаво наблюдал за мной. — Ты дразнишь меня? — Нисколечки, — наивно тут же прошептала и, кажется, Климов был готов снова меня поцеловать, но вместо этого он выпустил меня из своих объятий и нырнул в карман джинс, достав оттуда маленькую серебристую коробочку. Мужчина жестом попросил мою руку, после чего я протянула ладонь. Не понимая, что происходит, я с интересом наблюдала, как учитель раскрыл подарочную обёртку и извлёк оттуда браслет с небольшой подвеской, который через долю секунды красовался на моём запястье. — Это… солнце? — поднеся руку чуть ближе к лицу, удивлённо спросила я, замечая, что подвеска по форме идентична татуировке Макса. — Оно такое же, как и ваша… — под нахмуренным взглядом Климова я запнулась, тут же исправляясь: — твоя… твоя татуировка? — Ты написала контрольную на пять, поздравляю, — кивнув в согласии с моим замечанием, пояснил мужчина. — Тематическая у тебя тоже пять. Ты ведь ещё не передумала слушать историю о моей татуировке? — я отрицательно покачала головой, расплывшись в самодовольной улыбке: мне было очень приятно, что я всё же добилась поставленной цели. Мужчина снова заключил меня в объятия, разворачивая к себе спиной. Над обрывом постепенно уже начинало подыматься солнце, бросая первые блеклые лучи на холодную землю. Надо же, почти рассвет! Так быстро… — Красивое солнце? — заметив мой восхищённый взгляд, прошептал на ухо Макс, а я лишь кивнула. — Лет пять назад я тут проводил большую часть своего свободного времени, после смерти мамы это единственное место, где я чувствовал себя спокойно. Однажды я задержался здесь на ночь, пьяный был — жуть просто. Бродил по обрыву и едва ли не сорвался — удалось ухватиться за торчащие корни многолетних деревьев. До сих пор не понимаю, как я тогда вниз не сорвался. — я представила эту картину и у меня похолодело всё внутри. — Но суть в том, что когда я всё же выкарабкался, я уселся на землю и просто несколько часов смотрел вдаль, пока не увидел восходящее солнце. Оно было до того прекрасно, что я испугался… испугался как пацан, что мог бы больше его никогда не увидеть. И мне, знаешь, в ту минуту стало легче. Это не значит, что я перестал тогда в один миг горевать по матери, нет. Просто я понял, что в любой тьме рано или поздно наступает рассвет — как знамя начала, нового цикла. Так и родилась идея для татуировки. Это моё карманное солнце, — под конец истории его голос немного повеселел: — Когда мне грустно или кажется, что выхода нет, я смотрю на него и понимаю, что будет новый день, новые шансы, новые возможности. Поэтому… Поэтому я хочу, чтобы и у тебя было своё личное солнце, — с этими словами он опустил руку с моей талии на мое запястье и потеребил кулон на подаренном браслете: — Ты очень сильная девушка, Аня. Гордая, с характером и амбициями. Грустно, но трудности тебя однозначно будут поджидать, как и сложные решения. Просто знай, что выход есть всегда, ничего никогда не кончено, пока ты каждый день просыпаешься и дышишь. Когда Макс закончил речь, я ощутила, как глаза защипало от непрошенных слёз, но я тут же их сморгнула, вжавшись сильнее спиной в грудь историка. Я не знаю, сколько мы ещё так смотрели и наблюдали за рассветом, но нас прервал входящий вызов на мой телефон. Я поспешно ответила на входящий вызов от мамы — она сетовала, что я обещала быть дома до полуночи, а уже едва ли не утро. Она не была злой, лишь уставший от затянувшегося мероприятия, ведь на фоне ещё я слышала музыку и шум, что означало, что наши гости всё ещё у нас дома. Я пообещала маме, что вот-вот вернусь, а затем с сожалением выдохнула, понимая, что мне предстоит прощаться с Максимом. Климов понимающе провёл меня к машине и приоткрыл дверцу, помогая мне присесть. Заметив моё погрустневшее лицо, он обхватил меня двумя пальцами за подбородок, заставив посмотреть мне ему прямо в глаза: — Не грусти, я уверен, что ещё не раз смогу тебя похитить со скучных вечеров. — на мгновенье он замолчал, тут же добавив: — Если ты, конечно, позволишь. — не знала, что ответить, да и брюнету не требовался мой ответ. Он глухо захлопнул дверь и через мгновенье оказался на водительском сидении, поворачивая ключ зажигания и вжимая педаль — вечер был однозначно закончен, мы направлялись домой.