Лесная ведьма

Тень среди теней – ни шороха, ни потревоженной ветки – могучее тело просачивается среди кустов и поваленных стволов южных исполинов, стелится по каменистым холмам. Зеленоватый отблеск глаз, тусклые вороненые когти, полосующие слежавшуюся листву, негромкий, на грани слышимости, клекот – распластанный в прыжке и беге силуэт. Клубящаяся мутная кисея, облитая изморозью полной луны, чуть вихрится, оседая на переливающейся жесткой шерсти. Зверь, не замирая ни на миг, вздымает морду, и между жемчужных, блестящих губ рвется на волю победный, глубокий, звонкий вой, от которого в ужасе жмутся между лап хвосты у свирепых хозяек бескрайних лесов и дыбятся загривки у их владык. Зов, неизбывный зов – куда-то туда, где полуночные скалы смыкаются с глазами Великих Зверей... Но взбудораженные хищники не успевают понять, кто и куда их призывает, когда вой обрывается, и им остается только нервно щерить клыки друг на друга и на матерей выводков, давя в себе неутоленную жгучую тяжелую тоску по Праматери. А тень молча и неслышно мчит дальше, по гребням распадков, в огромных прыжках преодолевая лесные озера и скрытые меж стволов овраги: вперед! Густой, перевитый истончившимися темно-синими прожилками и рассыпанный по натянутому пологу тьмы ворох ярко сияющих, жгучих и ледяных звезд говорит: час близок и срок уже замер, невесомо качаясь между еще и уже. Зверь беззвучно скалится, все быстрее и быстрее стремясь к своей цели. К незримому багрянцу, пылающему – только для него! – между скал и деревьев. К аорте мира, вспоротой неизвестным клыком, и теперь щедро плещущей жизнью, яростью, мощью вокруг, призывая всякого, кто может ощутить и приникнуть: испей. Обмакни усы и язык в ледяное пламя, вонзи челюсти в податливый камень, наполни глотку текучей жижей – и иное, невозможное проберет от кончиков ушей до кончика хвоста, от крушащих все когтей до последней шерстинки, даря гудящую истому... Зверь ощутил голод. Не голод плоти, но глубокий, неизбывный голод, которому будет мало всех звезд и всех шатров ночи. Голод, властно говорящий: скоро! Цель близка! Паленое мясо и паленое дерево, мясо живое и мертвая шерсть. Этим не унять пустоту во чреве, но можно и не сворачивать с почти завершенного пути. Двуногая жертва с прирученной палкой и забившимся под корягу псом – человек не успел даже вскочить, как из мглы, не останавливаясь и не снижая скорости, между двумя ударами сердца мелькнул огромный силуэт и с влажным хрустом смял трепещущее, еще живое и захлебывающееся от боли тело. Запрокинув голову, жадно глотая мягкий, сочащийся угасающей в соках жизни кусок, Зверь летит уже дальше, оставляя за собой черную, бликующую в лучах полной Луны взвесь ужаса. Быстрее. Еще быстрее. Ибо короток миг и узок ход. Зверь чувствует – в замирающем хороводе звезд, в яростном пульсе нездешней силы, в биении камней, опаленных дыханием – близость. Багровая стена от корней земли до Вечного Кола встает перед ним, и скалы, стволы, молочная стена вставшего тумана – все тает от изливающейся алой силы. Рывок, последние препятствия остаются позади, и ликующий вой выворачивает грудь, толчками восторженного сердца обращаясь пронзающим пространство ревом, на крыльях которого сплетенный ком жил и мышц несется туда – в пылающий зев разверстого Иного! Миг, когда время меняет время. Вспышка. К неверным в зеленоватом свете камням приникает обнаженное тело. Тени пляшут по рельефным бороздам – сухие мышцы бедер, набухшие крупные соски, длинные пальцы на тонких руках. Глубокая мгла под раплескавшимися по плечам волосами, где рдеют – зелень? аквамарин? – угли глаз. Ты пришла. Женщина неспешно, чуть содрогаясь от внутренних толчков, распрямляется. Гордый разворот плеч, прямая спина, оглаживаемая вдоль позвонков бледно-зелеными языками. Марево словно обнимает ее, стелясь между ног, от ступней, еще помнящих свирепый бег, до ровного, покрытого потом живота с глубоким провалом посередине. От небольшой тяжелой груди, через излом ключиц до острого, точеного подбородка – властно запрокидывая голову. Лижет запекшиеся губы. Оттягивает назад волосы, заставляя лицо – закрытые глаза, раздувающиеся крылья носа – обратиться вверх, к вечно мятущемуся небу. Ты здесь. Под лаской мутного сияния кожа подергивается, и губы размыкаются, разведенные призрачными, но сильными пальцами. Остановившийся взгляд, тонущий в нестерпимо-ярких звездах, захлебывающийся в поволоке: по языку, по небу, между зубами втискивается сладкая, мягкая, но твердеющая плоть. Трепещущее тело отрывается от плавящихся камней, содрогаясь под жалящими уколами и ласковыми объятьями кажущихся невесомыми струй наливающегося зеленью марева. Широко разведенные колени тянутся к животу, перекрученные руки скрещиваются за спиной, выгибая хребет и заставляя хрустеть ребра. Десятки алчных касаний: ладони, тиски горстей, перья пальцев – одновременно облекают тело, как кипяток, как пламя. Обращают в воск: мнут и гладят, сжимают и растягивают. Раздвигают ягодицы и сжимают лоно, мнут грудь и растягивают соски, проникая внутрь упругой волной и давя напряженный крестец, сведенные лопатки... Ты моя! Ликующий гром торжества. В корчащейся плоти неостановимое биение, до глотки, до сведенного чрева, до дрожи распираемых чресел. Встречный прилив от сосков, ключиц, шеи, губ, тысяч раздирающих кожу когтей. Громады косматых волн, свирепо несущихся друг на друга – смять, поглотить, затопить. Вбить в самое дно, вдавить в каменеющую тьму ничтожества. Яростным пламенем размазать о хрусталь звездных чертогов. Вся! В миг схлестнувшихся громад разгорается неистовый жар, и живительное пламя, лазурь, кармин и охра, рвется в горло, в лоно, в анус, сплетаясь в самом средостенье тугим горячим комком, часто-часто, в ритм сердца и волн сияющей плоти, пронзившей женщину, пульсирующим чистым светом – до ярко горящих сосков, сведенных судорогой пальцев, налившегося клитора. Хрустящих зубов. Гудящих от вселенского грохота ушей. Распахнутых слепых глаз. Локтей и коленей, заломленных под невозможными углами. Вспышка. Обнаженное тело рушится на холодную – роса, отражающая звезды – траву. Пальцы царапают, рвут сочные стебли, то ли стремясь удержать стремительно уходящее, то ли просто подергиваясь в такт зашедшемуся сердцу. Всхлипы дыханья, смешанные с кровью прокушенных губ. Ниточки блестящей влаги – на щеках, между ягодиц и бедер – теряющие глубину и насыщенность, растворяющиеся в воде на зеленом ковре поляны. Женщина подтягивает ослабшие ноги и руки, сворачивается, как дитя в утробе – как утроба вокруг редко пульсирующего тепла. Еще раз всхлипывает расслабляющимся горлом. Завтра. Денерим – завтра.