***
Иетсуна не ест. Не ест, не пьет, ничего не говорит, не двигается сам. Только пялится своим пустым взглядом в стены, не интересуется ничем. Засыпает от усталости, когда организм уже просто не выдерживает постоянного бодрствования. Аркобалено заставляет его есть, укутывает в плед или одеяло, сам моет ему волосы, неожиданно находя в подобной заботе о ком-то нечто медитативное, успокаивающее. Он проводит ладонью по ужасающим шрамам, готовит всякие питательные напитки, потому что только так можно впихнуть хотя бы немного еды и витаминов в осунувшегося парня. Приказывать ему Солнце опасается, не уверенный, как это может повлиять на сломанный разум, разрушенную волю. Реборн ведет кончиками пальцев по светлым волосам и глубоко вздыхает, пытаясь унять ярость внутри. Потому что все тело Савады — это холст, полный шрамов. Если бы не маленькая случайность, задевшая серьгу у него в ухе, если бы не это, то он бы вряд ли когда-нибудь смог почувствовать, распознать тонкую работу иллюзиониста, скрывающую, что все тело его подопечного от разворота плеч до кончиков пальцев покрыто ужасающими шрамами. Где-то это лишь тонкие линии, едва заметные, а где-то — рваные куски, будто бы у него выдирали плоть. По большей части так на руках и спине, и подобное зрелище злит сильнее, чем отчет доверенного информатора. Сжав в руках бумаги, киллер медленно выдыхает сквозь зубы, пытаясь успокоиться по методике Фонга, но почти ничего не получается, когда он вновь видит пустой, абсолютно безразличный к миру взгляд. Солнце не может этого выдержать, Солнце отравляет самого себя ненавистью, разрываясь между тем, чтобы сорваться в Италию и полыхнуть так, что запомнит надолго каждый, и тем, чтобы ни за что не оставлять более ученика, сломленного мальчишку, внезапно столь запавшего в сердце, душу, захватившего разум. Или не внезапно, учитывая, что мужчина импонировал ему с самого начала. Если бы только не… Реборн качает головой, отбрасывая собственные фантазии. Случившегося не изменить, однако это осознание от злости на самого себя не спасает. Киллер делает глубокий вдох и снова смотрит на спящего ученика. Если подключить связи, то можно будет слетать туда и обратно, не оставляя его одного… Еще раз проведя кончиками пальцев по растрепанным светлым волосам, киллер потер свои глаза, ноющие от усталости, и покинул комнату, одновременно с тем набирая знакомый номер. Он покинет эту страну на двое суток вместе с учеником, а потом вернется. И никто его не остановит.***
Затвор винтовки двигается легко. Реборн лежит на крыше здания, с некоторой даже ностальгией вдыхая воздух на подобной высоте, пока его цель медленно открывает письмо без отправителя и обратного адреса. Потому что его учили, что такие письма отправляются только с именем получателя, в белоснежных конвертах. А внутри у них — символ, обозначающий скорую смерть. Емицу, вынувший метку, что сулит ему вечный страх, резко вскочил, так удобно вставая под прицелом. Киллер усмехается и, задержав дыхание, медленно нажимает на спусковой крючок, отправляя пулю ровно в цель. Прицел отлично отображает, как сталь пробивает блондинистую голову насквозь, окропляя важные бумаги, стол и пол кровью, разлетевшимися в разные стороны мозгами под удивленный, напуганный возглас первой помощницы этой твари, Орегано, явно не ожидавшей столь наглого покушения на Внешнего Советника Вонголы. Реборн ловко, умело собирает винтовку в сумку, и уже через пару минут скрывается в толпе туристов вместе со своим оружием. Его не смущает, что Савада — член Семьи, что поручила ему обучение Иетсуны. Это — кровавая месть, метка тому доказательство, поэтому оправдываться он не намерен. Никто не смеет трогать Небеса, пока они дети…***
Аркобалено аккуратно скользит пальцами, ладонью по лицу подростка, чувствуя себя невероятно неправильно. Потому что столь сильно привязаться к кому-то за едва ли месяц считается невозможным. Тем более для него. Но вот он сидит здесь, заботится об Иетсуне, пытается вернуть его назад, оживить, надеясь хоть на что-то, пока в груди сердце замирает от боли и пожирающего изнутри чувства. Это пугает, это так знакомо, что киллеру хочется горько рассмеяться и вместе с тем — никогда не отпускать мальчишку, не делить его ни с кем, забрать только себе, оберегая от жестокого мира, сломавшего его. Реборн не знает, что ему делать, он не хочет принуждать Тсуну ни к чему, особенно в таком состоянии, но… Иногда, только иногда, Хранители не просто товарищи, друзья, самые близкие люди, что только могут встретиться. Иногда они — большее, намного большее, едва ли не часть самого Неба. Столь желанная и родная, что отношения двух концов связи перетекают в совершенно иное. И он сжимает руку в кулак, тянется вперед, пытаясь хотя бы так добиться какой-то реакции, вернуть Иетсуну обратно. Он протягивает Пламя вперед, касается обрывка связи с другим Солнцем едва-едва, чувствуя вновь разгорающуюся внутри ярость, однако задавил ее внутри, не желая спугнуть остатки медленно горящего, затухающего внутри искалеченного Неба. Связь появилась легко. Так, будто бы это не Реборн хотел ее, заставлял создать человека, который даже не понимал происходящего. Так, будто бы это Иетсуна хватался за него, как утопающий за спасительный круг. Парень, сидящий на кровати, слегка пошатнулся, и он едва-едва успел поймать Саваду, боясь, что тот упадет, навредит самому себе. А потом… Потом он заплакал. Молчаливые, горькие слезы стекали по его щекам, срывались с подбородка, скрываясь в складках одежды и одеяла, пока его плечи тряслись, а сам Тсуна медленно моргал, будто бы не до конца понимая, что происходит. Он цеплялся за рукава рубашки Реборна, прижимался к нему ближе, и мужчина тонул, абсолютно точно тонул в чужом невысказанном горе, в той потере, что чувствовалась в каждом отголоске чувств. И киллер прижимал его ближе к себе, удерживал в объятиях, не позволяя сорваться в пучину отчаяния вновь, исчезнуть в ней. Иетсуна судорожно дышал, не видел почти ничего, только на ощущениях, подсознательно, по подсказке интуиции понимая, кто рядом с ним. Он хватался почти негнущимися пальцами за дорогую одежду и вновь содрогался в рыданиях, чувствуя разгорающееся в Небе Солнце. Столь близкое, обжигающе-яростное, в чем-то родное. Поэтому он позволяет поднять свое лицо за подбородок, поэтому отвечает на ласковый поцелуй, лишь сильнее сжимая кулаки. Хранитель может быть намного ближе к Небу, чем считается, только с чистого желания последнего. И Иетсуна хочет этого всем сердцем, скрепляет, усиливает связь, слишком одинокий, слишком эгоистичный, чтобы отпустить Реборна, даже если Аркобалено выразит подобное желание.