Без безразличия

Гермиона удивлялась самой себе. Почему она позволила Малфою избавить себя от шрама? Не то чтобы она им очень дорожила, но и убирать с руки не спешила. Хотя стоило бы: в последние месяцы Гермиона намеренно носила одежду только с длинным рукавом, но когда переодевалась или принимала душ, постоянно натыкалась на отметину взглядом, порой даже вздрагивала — настолько он казался неуместным, лишним. Но сама Гермиона убрать его не могла, а визит в Мунго всё время откладывала. То ли ей казалось, что пока шрам с ней, она не забудет, как справилась со многими трудностями. То ли хотела помнить обо всех моментах своей жизни, в том числе и не самых приятных. То ли просто ждала случая. И он представился на одном из «частных» уроков с Малфоем. Но больше всего тем вечером запомнилось даже не это. И не тело Малфоя, которое «украшал» десяток-другой шрамов. Хотя Гермиона не видела раньше обнажённого мужчину (пусть и только по пояс), если не считать Гарри и Рона, с которыми она долгое время соседствовала в одной палатке. Тем более не видела тет-а-тет. И так близко. Сказала бы «пугающе близко», но если ты уже пережила интим с человеком, вряд ли стоит пугаться его голого торса. А вот испугаться романтического наплыва точно стоило. Гермиона слишком часто думала: насколько у них с Малфоем всё странно. Мало того, что он стал её первым мужчиной, даже толком не поцеловав её перед этим. Так всё ещё и происходило в кабинете, одном и том же, скучном, жёстком и слишком формальном — каждый раз. В эти моменты Гермионе хотелось жить одним днём, не думать о завтра и уж тем более не заглядывать вперёд на месяц или на все полгода. Но иногда лабиринт размышлений заводил в тупик со скопившимися у непробиваемой стены планами на будущее. С виду они не внушали доверия. К слову: с недавних пор будущее для Гермионы выглядело не стабильным, привычно выверенным по всем пунктам, а сумбурным и не стоящим внимания. Представить только: если эти занятия продлятся до конца учебного года, и раз за разом они с Малфоем будут проводить время вместе... Неужели это всегда будет именно так? Гермиона не была наивной и понимала, что для него, мужчины в возрасте, место не играет никакой роли. Но для неё? Нет, для Гермионы это было по-настоящему важно. Она действительно хотела попробовать «по-другому». Может быть, хотя бы на кровати. Может быть, чтобы Малфой обнажился (пусть даже чуть-чуть). Может быть, чтобы он сказал ей что-то приятное — хоть пару слов. Может быть, принять после этого душ взамен очищающего заклинания. Может быть, чтобы к флакончику противозачаточного зелья в комплект шли бокал вина и поцелуй. Гермиона думала обо всём этом с самого начала, но вместе с тем и не хотела становиться к Малфою ещё ближе. Наверное, это его обнажение сыграло свою роль, и она открыла тему. Тот не понял, а объяснить более доходчиво Гермиона не смогла — не рискнула. Что сказать, чтобы не выглядеть влюблённой школьницей? «Профессор, а давайте вы будете нежным?» «А давайте вы потратите минуту, чтобы снять с себя одежду?» «А давайте вы позаботитесь о моей пояснице, которой не так уж и удобно лежать на твёрдой столешнице?..» Эти варианты никуда не годились, а другие не желали находиться. Когда Гермиона поняла, что вопрос лучше закрыть, пока он не стал очевидным для них обоих, то придумала лишь один выход − поцеловать Малфоя. Не было времени на рассуждения, но мимолётная мысль сформировалась чётко: «В этом нет ничего такого, у вас ведь был секс, так почему ты не можешь просто прикоснуться к нему губами? Ну, может, ещё языком? Люди ведь делают это, даже когда не чувствуют ничего друг к другу. Значит, и ты можешь себе это позволить. Не оттолкнёт же он тебя, в самом деле!» И Малфой не оттолкнул, даже наоборот. Прижал её к себе, и Гермиона почти сразу почувствовала, как в неё упирается его... пах. Но Малфой не спешил раздеваться дальше, а целовал её, целовал... И она на какой-то миг даже забыла, кто это. Забыла, что терпеть его не может. И ей даже захотелось назвать его по имени — «Люциус», а не «мистер Малфой» и не «профессор». И вот это уже испугало. Поэтому Гермиона и поспешила скрыться. К счастью, Малфой не стал её удерживать. Хотя в глубине души Гермиона этого, может быть, и желала. Самую малость. Только хотелось, чтобы он убедил её остаться какими-то словами, а не силой. Чтобы успокоил её метания парой ёмких фраз. Чтобы дал понять, что всё хорошо. Но с чего бы Люциусу Малфою заниматься такой ерундой? Очевидно, он прекрасно пережил один вечер без неё, как делал это и раньше. И уж точно не думал о ней до самой ночи. И не вспоминал о ней с утра, сразу после пробуждения. И не видел её лицо в собственных мыслях постоянно. Гермиона бы тоже хотела так уметь. Но ей было всего девятнадцать, и она не могла не привязаться к человеку, который делал с ней такое. Чтобы вы понимали: Гермиона изо всех сил старалась ничего не чувствовать к Люциусу Малфою. А если какие-то эмоции и пробивались наружу, она пыталась заменить их привычным презрением. Только вот презрение перестало быть таким искренним, как прежде. Что странно: Малфой ведь не сделал ничего хорошего для искупления грехов прошлого, но они перестали казаться настолько тяжкими. * * * Гермиону спасало только одно: она была уверена, что на следующее занятие придёт во всеоружии. Будет вести себя сдержанно, отвечать лаконично и по делу. И если Малфой предложит ей близость, она не станет возражать и против стола. Они ведь просто посторонние люди, верно? К чему им комфорт, который создаёт только иллюзию настоящего романа? Правильно — совсем ни к чему. Но всё прошло не по плану. Не самые приятные дни месяца нагрянули вовремя, но в неподходящее время для Гермионы. Она долго размышляла, стоит ли появляться перед Малфоем и объяснять ситуацию, но решила, что всё это будет выглядеть лучше, если она просто не придёт. Если явится туда, отслушает лекцию, отработает практикум, а потом опять уйдёт − он решит, будто что-то не так. Всё и было «не так», но Гермиона не хотела это афишировать. А если она просто прогуляет, это не так и страшно. Так что она буквально за полчаса до занятия отправила Малфою записку с просьбой отменить урок. Тот ответил молчанием, но другого Гермиона и не ожидала. Вероятнее всего, ему было просто наплевать. Смог провести один вечер без неё, сможет и два. А в понедельник она будет готова ко всему. Таков был новый план. И всё шло вроде бы нормально. Остаток недели Гермиона ходила на основные занятия, писала работы, удобно устроившись в гостиной, и старалась не показывать одногруппникам, что её что-то беспокоит. Но оказалось, что некоторые из них знают её достаточно хорошо, чтобы начать переживать. − Ты сама не своя, − в очередной раз заметила Джинни. Дело было уже в воскресенье, после ужина. − Не выдумывай, − попыталась оспорить это Гермиона. − Тебе нужно развеяться, пойдём! − Куда ещё? Уже поздно. − Увидишь! Ты с уроков позднее приходишь, не отнекивайся! И Гермиона повиновалась. Очевидно, Джинни была настроена решительно. Подруга оказалась неплохим психологом и почувствовала её душевные терзания. Отвела её на квиддичное поле − место, куда Гермиона никогда бы не пришла по своей воле. − Будем летать! — заявила Джинни. − Это отлично прочищает мозги! − Ты что, я же не умею! И боюсь высоты. Да ещё и темно… Нет, давай я просто посижу, посмотрю, как ты летаешь... − Ага, а я как-нибудь просто посижу и посмотрю, как ты читаешь учебник и пишешь десятое по счёту эссе, и от этого стану умнее? Ну уж нет! Держи метлу. И Гермиона повиновалась во второй раз. Может, это Малфой на неё так влиял, и она разучилась по-хорошему давать отпор? Раньше она чаще дискутировала. А теперь вела себя куда мягче. Слабость? Или просто понимание, что развеяться и правда стоит? Джинни искренне хотела помочь, пусть и использовала для этого методы, которые помогали в первую очередь ей. Гермиону бы спасли от мучительных мыслей выходные, проведенные вдалеке от школы, с книгой под рукой и, может быть, с лучшими друзьями в компании. А Джинни привыкла к скорости, она чуть ли не каждый вечер летала хотя бы полчаса. Говорила: без этого сложно уснуть. Может, Гермионе и правда ради разнообразия стоило попробовать другие методы для отдыха − душой. Поскольку на уроках мадам Хуч Гермиона не добилась совершенно никаких успехов, Джинни пришлось провести инструктаж. Как взлететь, как правильно управлять метлой. Хотя Гермиона и не думала взлетать высоко и развивать большую скорость. Так и вышло: пока Джинни выделывала в воздухе финты (от одного вида которых у неподготовленных зрителей кружилась голова), она аккуратно двигалась по прямой невысоко от земли. Туда и обратно, туда и обратно. Без сюрпризов. Осмелев, пару раз даже разогналась и направила метлу вверх, а потом резко вниз − и это был максимум, который она могла себе позволить. Когда ветер дул навстречу, сверху было только ясное звёздное небо, Гермиона в какой-то момент поняла, что действительно не думает больше о Люциусе Малфое. Но после этого мгновения она не смогла снова прогнать его из головы. Это как с той шуткой — «не думай о слоне». Разве после этой фразы можно выкинуть этого чёртового слона из мыслей? Нет. И Малфоя тоже не выкинуть. Она ещё несколько минут покружила над полем и решила вернуться на землю. Джинни парила вдалеке, гораздо выше, и Гермиона решила дождаться её внизу. Но спускаться без присмотра подруги было ошибкой. Гермиона случайно дёрнула древком метлы уже на спуске, и та перевернулась вместе с «наездницей». Она удерживалась как могла, но надолго сил не хватило. Вскоре совсем потеряла управление и полетела вниз. Удар с землёй прочистил мозги лучше любого полёта: резкая боль оглушила. Перед глазами поплыло. Реальность на несколько мгновений раскололась. Гермиона лежала на земле и смотрела в небо, боясь пошевелиться. Первоначальная острая боль в спине ошарашила. Но когда она начала отступать, стало понятно, что, скорее всего, всё обошлось сильным ушибом и парой синяков. Гермиона уже пришла в себя и думала попробовать подняться, когда услышала оклик Джинни: − Дракл тебя дери, Гермиона! Ты в порядке? Подруга подбежала с округлившимися от испуга глазами, нависла сверху. − Да-да. Я просто упала. − Мерлин! «Просто!» Ты что, не справилась с метлой? Ничего себе не сломала? Позвать мадам Помфри? Тебя можно левитировать, или это опасно? − зачастила вопросами Джинни. − Я в норме, в норме. Обычный ушиб, − Гермиона поставила диагноз самой себе только чтобы успокоить подругу. − Можешь встать? − Если ты мне поможешь... Потом Джинни предложила проводить Гермиону до больничного крыла, но та отказалась. Решила, что можно отложить визит к целителю до следующего дня − после обеда как раз выпадал свободный час. А пока она обойдётся флакончиком с обезболивающим зельем. Уснуть получилось на удивление быстро. И если уж полёту не удалось выбить из её головы все мысли о профессоре ЗОТИ, то жёсткое приземление справилось с этой задачей превосходно. Для протокола: никогда ещё Гермиона не думала, что травма может сыграть на руку. Ушиб, безусловно, стоил крепкого сна и чистого разума. * * * С утра Гермиона выпила ещё одну порцию зелья и со спокойной душой отправилась на занятия. Даже урок Защиты от Тёмных искусств прошёл гладко, хотя Гермиона и постаралась побыстрее скрыться из аудитории сразу после звонка. До самого обеда боль не тревожила, а после — пришло время направиться в больничное крыло. Но не успела Гермиона отойти от Большого зала, как путь ей преградил... Малфой. Больше некому. − Мисс Грейнджер... Куда это вы так спешите? Мне кажется, вы без внятных объяснений пропустили занятие в пятницу. − У меня были на то причины, − безуспешно попыталась оправдаться Гермиона. — Веские причины. − Не отрицаю такую возможность. Но почему я не услышал об этих причинах? − Я хотела объясниться с вами сегодня... − Да? И именно поэтому выскочили из аудитории после урока, как будто за вами дементор гнался? — с едва ли не кричащим из каждого слова недоверием поинтересовался Малфой. − Я планировала... планировала объясниться с вами вечером, чтобы никто не мешал. − Никто и не помешает, − пообещал Малфой и велел ей прийти к нему в кабинет, немедля. Они шли практически друг за другом, но так, чтобы это не бросалось в глаза. − Я плохо себя чувствовала, − Гермиона принялась оправдываться, только переступив порог и закрыв за собой дверь. Почему-то она и правда начала чувствовать себя виноватой в том, что не объяснилась сразу. Малфой вместо ответа подошёл к ней и, ничего не сказав, прижал её к двери. Гермиона не сдержала крик — довольно большой синяк на спине напомнил о себе. − Что такое? − встревожился Малфой. − Я ударилась вчера... − Почему не сказала сразу? − Как будто у меня была возможность... − Ладно. Раздевайся, − скомандовал он. Гермиона посмотрела на него, не скрывая испуга. Наверное, получилось даже немного затравленно. Ещё вчера зарождающиеся романтические чувства к этому мужчине мигом испарились. Их заменило ощущение, что она попала в ловушку, из которой нет выхода. − Давайте не будем... Мне действительно больно, − Гермиона без особой надежды попыталась повлиять на Малфоя. — Ещё и эта дверь − не намного мягче вашего стола. − Раздевайся, а не болтай! Я осмотрю твою спину. Гермиона с явным облегчением скинула с себя блузку и развернулась к Малфою спиной. Странно, но она ещё ни разу не была перед ним обнажённой. Так что даже стоять там в белье оказалось немного неловко. Хотелось прикрыться. И никакие уверения, что он сейчас − целитель, а она − пациент, не действовали. Не сработало и напоминание, что они уже недели три спят друг с другом как по расписанию. − Где ты умудрилась так удариться? − Я упала. − Что, со стула? Опять доставала книги с верхней полки? − С метлы. − Интересно… − Малфой явно удивился, но не стал развивать тему. − А больничное крыло чем тебе не угодило? − Не угодило? − возмутилась Гермиона. − Я собиралась сходить туда после занятий. Но один человек не позволил мне это сделать! − О... Должно быть, он по тебе сильно соскучился, − усмехнувшись, проговорил Малфой. − Вряд ли. − А я говорю − соскучился. Гермиона замерла. Лучше бы Малфой не говорил ничего в этом духе, а то ведь она могла и поверить. А если она убедит себя в этой мысли, то тогда вообще не сможет не думать о нём. Хоть десять раз на дню упадёт с метлы — скучающий по ней профессор не выветрится из головы. От одной этой мысли бросило в жар. Гермиона не видела Малфоя, но чувствовала его пальцы, аккуратными, почти нежными движениями втирающие целебную мазь ей в спину. И радовалась, что и он не может рассмотреть её лицо в этот момент. Отрезвляло только одно: серые глаза без капли сочувствия. Они по-прежнему сидели где-то глубоко в памяти. И если раньше можно было рассчитывать, что Малфой жалеет о том, что не предотвратил ту пытку, то теперь — без вариантов. Он сам сказал, что не чувствует вины. Равнодушие не сдвинулось с мёртвой точки, к нему не примешалось ни капли сочувствия… Даже сейчас он относился внимательнее к её боли, хотя и не был причастен к неудачному полёту. Возможно, лучше бы он не проявлял этой заботы. Возможно, лучше бы он делал Гермионе ещё больнее. Тогда у неё не осталось бы ни единого повода думать о нём как о хорошем человеке. Возможно, это облегчило бы её жизнь. К счастью, Малфой прочесть мысли Гермионы не мог, иначе бы уже отреагировал какой-нибудь колкой фразой. Он колдовал над её спиной, и проснувшаяся после удара о дверь боль постепенно утихала. Гермиона стояла, уставившись в стену, и ждала. Радовалась хотя бы тому, что следующий урок начнётся уже через час, и долго в этом кабинете она точно не пробудет. Правда, у Малфоя были другие планы. − Пойдём в спальню, − сказал он безапелляционным тоном. И Гермиона задумалась. Для справки: ей очень хотелось увидеть, как выглядят апартаменты Малфоя. Проникнуть на его территорию, узнать его получше. Но согласиться она не могла.