Без безразличия

Если бы Гермиона всегда говорила людям, что думает о них, то обязательно сказала бы Люциусу Малфою прямо в лицо: «Вы мне нравитесь, профессор. Но мне это совсем не нравится». Скорее всего, он ничего бы не ответил на такое заявление. Не потому что не нашёл бы подходящих слов, а потому что ему наплевать. Один человек признаётся, что ненавидит. Другой, что терпеть не может. И вот — какая-то девчонка проявила оригинальность… Скучно. Неинтересно. Почти банально. А вот Гермионе с этими эмоциями приходилось как-то существовать, и она даже нашла кое-какие лазейки — для сохранения внутренней гармонии. Ей гораздо удобнее было считать, что волшебник, который наблюдал за тем, как её пытают, больше не существует. И что тот Люциус Малфой, который преподаёт сейчас в Хогвартсе, − это совсем другой человек. Пусть неидеальный, со своими изъянами, но и не бывший Пожиратель Смерти. Потому что главная примета того мерзкого во всех отношениях мужчины − это выцветшие серые глаза, пустые и невзрачные. А у Люциуса Малфоя, который преподавал ей целительство, был совсем другой взгляд. В нём виднелись эмоции. Разные: от неприкрытого неодобрения и до чего-то, что с натяжкой можно было назвать нежностью. Хотя Гермиона не спешила делать такие выводы. Симпатию слишком просто сымитировать, особенно если у тебя есть немалый опыт в притворстве. А у Малфоя он имелся, как и умение манипулировать людьми. Гермиона, пожалуй, даже слишком часто задумывалась о том, что отношение к ней Малфоя меняется исключительно ради того, чтобы она приносила меньше неприятностей. Но в любом случае − безразличием тут и не пахло. Малфой чувствовал к ней что-то, и пусть даже это было банальной неприязнью... Гермиона бы с радостью предпочла такую эмоцию пугающему равнодушию. Без сглаживающих картину примесей. Но когда он пригласил её пройти в свою спальню... Гермиона переступила словно бы не просто порог комнаты, а невидимую грань. Между тем, что было, и тем, что стало. Между Люциусом Малфоем, который прижимает её к столу, порой делая больно, и Люциусом Малфоем, который откидывается на подушки и говорит: «Ну же, иди ко мне». Да ещё таким тоном, словно имеет на это моральное право. К сведению: Гермиона вовсе не была уверена, что готова оказаться по ту сторону невидимой черты. Но оказалась. Вероятно, она переступила эту линию ещё раньше: когда Малфой вылечил её синяк − проявил заботу. Или когда рассказал пару историй о себе и своих ранах. Или когда впервые открыто посмотрел на неё с интересом, и Гермиона это заметила. Но факт оставался фактом: когда Малфой предложил ей «быть сверху», пути назад у неё уже не оставалось. Тут либо вперёд, либо хоть сквозь землю провались. Не так давно она сокрушалась о том, что её первый раз прошёл совсем не так, как хотелось бы. Некрасиво, неправильно, неромантично. Только так и могло быть с Малфоем. Но сейчас... Гермиона, не до конца соглашаясь сама с собой, думала: их первый раз не в кабинете, первый раз без одежды, первый раз, когда она многое сделала сама — он и был, пожалуй, самым правильным. И хорошо, что две недели назад всё началось не в такой обстановке. Иначе Гермиона раз − и влюбилась бы. Сразу. * * * Гермионе пришлось возвращаться в башню Гриффиндора позднее обычного − до отбоя оставалось всего ничего. Но она рассчитывала, что никто не придаст этому значения, ведь и без затянувшихся занятий далеко не все студенты коротали вечера в гостиной факультета. Гермиона мало с кем общалась в этом учебном году, разве что с Джинни да Луной, но они были её подругами не первый год. Остальные же в большинстве своём и не стремились наладить с контакт с «героиней войны». Но в этот раз дорогу ей преградил Кормак Маклагген. Он тоже пропустил седьмой курс в прошлом году, а получить аттестат раньше срока ему, в отличие от «золотого трио», никто не предложил. И этим вечером он, очевидно, был настроен на беседу. − Гермиона Грейнджер снова приходит за минуту до отбоя... — Кормак протянул эти слова таким тоном, что у Гермионы по спине пробежали неприятные мурашки. − До отбоя семь минут. Не одна, − отозвалась она, глянув на часы. − Но кто считает эти минуты, верно? − Вроде бы ты только что пытался это сделать, но безуспешно. А теперь прости, я бы хотела пройти в спальню. Очень устала. − Да? Интересно... И где ты так утомилась? − Не твоего ума дело, Кормак! − резко одёрнула его Гермиона. Запоздало поняла, что грубый ответ только привлечёт ненужное внимание, но слов назад было не вернуть. − Ещё интереснее... Не дослушивая его, Гермиона пересекла гостиную и поспешила скрыться за дверью спальни. Странно, но соседки по комнате уже уснули, так что отчитываться больше ни перед кем не пришлось. По крайней мере − этим вечером можно было спать спокойно. * * * Но вот за завтраком следующего утра первый вопрос, который Гермиона услышала от Джинни, поставил в тупик. − Что у тебя с Кормаком? − приглушённо спросила подруга, предварительно оглядевшись по сторонам. За столом уже почти никого не оставалось, так что можно было свободно разговаривать на любые темы − кроме, разве что, самых секретных. − Ничего особенного, если не считать, что я считаю его крайне неприятным типом. − А Сэм говорит, что вчера ты вернулась перед самым отбоем... вместе с Кормаком. − Это полный бред! − возразила Гермиона. И где-то на краю сознания вспомнила, что вроде бы видела Сэма Роу (они учились на одном курсе) вчера в гостиной. Тот сидел тихо и даже не взглянул на неё. Вроде бы. − Но Сэм вас видел. И Кормак подтвердил, что вы были вместе. Это обсуждала вся мальчишеская спальня. Скажи спасибо, что у меня есть там свои уши. − Что тут обсуждать? Я не понимаю. Кормак не мог сказать такого. Мы с ним случайно столкнулись у входа, ничего интересного. − Кормак мог сказать всё, что стукнуло ему в голову. − Мерлин! − только дошло до Гермионы. − Но зачем ему это? Она сидела, не в силах собрать мысли воедино. Было до отчаяния противно даже думать о том, что кто-то распускает сплетни о ней. Тем более − что это делают гриффиндорцы, вроде как её товарищи. Если раньше она была готова к чему-то подобному (когда Драко Малфой и его компания вечно следили из-за угла и всё подмечали, а порой подключали и неуёмную фантазию), то после окончания войны позволила себе расслабиться. Видимо, зря. − Ни тебе, ни мне этого не понять, − продолжила Джинни. — Но нужно что-то делать. Иначе по школе пойдут слухи о вашем романе. − Никто ни за что не поверит в такие бредни! Я даже не общалась с Маклаггеном. − А кто ходил с ним на бал пару лет назад? − Вот именно − прошло два года! − Гермиона, да всем плевать! Они уже начали это обсуждать и просто так не остановятся. Такое ощущение, что все здесь с начала учебного года только и ждали повода перетереть кому-нибудь косточки. И ты ведь сейчас самый интересный персонаж. А что, теперь ведь уже нельзя говорить о том, что Дамблдор и Гарри ведут свою игру, нельзя обвинять их во лжи... − И что мне делать? Я могу разве что поговорить с Кормаком, разобраться во всём, но вряд ли это спасёт ситуац... Так, стой. Подожди… Ты что, действительно считала, что я провела вечер с ним? Гермиона только в этот миг осознала, что Джинни изначально не рассказала ей о нелепой сплетне, а напрямую спросила, правда ли это. То есть она допускала такую вероятность. И если уж близкая подруга приняла этот бред на веру, то чего ждать от остальных? Даже думать об этом не хотелось. − Ты постоянно где-то пропадаешь. Даже Луна говорит, что ты стала слишком скрытной... В своей манере, конечно, но говорит, − заметила Джинни. − И ты решила, что из всего, что можно утаить, я скрываю именно отношения с этим типом? — изумилась (нет, практически возмутилась!) Гермиона. − Сэм был очень убедителен. Прости. − Я действительно кажусь скрытной? − До неприличия. − И что я могу скрывать, по-твоему? − Если бы я знала, Гермиона, если бы я только знала! − посетовала Джинни, пожав плечами. Если бы сама Гермиона знала, что со стороны её поведение вызывает подозрения, то вела бы себя иначе. Благо много думать об этом и терзаться переживаниями времени не было − по расписанию стояли занятия, одно за другим. И к концу дня Гермиона почти забыла об утреннем разговоре и даже перестала недобро посматривать на Маклаггена, сидящего на соседнем ряду... Если бы это ещё помогало. Разговаривать (читайте: выяснять отношения) с ним в коридоре, на виду у всех, было бы неразумно. Это лишь создало бы лишний повод для пересудов. Гермиона решила, что обязательно выскажет Кормаку всё, что о нём думает, но в более подходящей обстановке. Сегодня же. Но не сейчас. * * * Несмотря на то, что отлаженный в голове план по избавлению от нелепых слухов погасил одну тревогу, оставалось беспокойство по другому поводу. Недоверие. Если уж Джинни прямо сказала, что Гермиона кажется скрытной, значит, для остальных картина выглядит ещё хуже. Потому что если с кем-то Гермиона и делилась мыслями, то именно с Джинни и Луной. Остальных студентов предпочла отгородить от себя невидимой стеной. Так было проще не отвлекаться. − Луна! Постой! − Гермиона догнала подругу в коридоре сразу после последнего урока − Нумерологии. Та медленно обернулась и застыла в ожидании. Гермиона жестом указала на укромный уголок у оконной арки, и подруги устроились там. Тихо, безлюдно − то, что нужно. − Я хотела поговорить... − начала Гермиона. − Правда? А то в последние дни ты выглядишь так, словно совсем не хочешь никому ничего рассказывать. И слушать тоже. Мой отец так выглядит, когда занят очень важной статьёй для «Придиры». Начинаешь у него что-то спрашивать, а он лишь бурчит под нос нечто невнятное... Ты, конечно, не бурчишь... Но и не выглядишь открытой. − И поэтому ты решила, что я что-то скрываю? − Все что-то скрывают, − философски подметила Луна. − Но ты, мне кажется, утаиваешь что-то очень важное. Не для нас, а для тебя. Это как если бы я прятала в спальне морщерогого кизляка, понимаешь? Я бы об этом никому не сказала, но по моему виду некоторые бы догадались, что со мной что-то не так. Откровенно говоря, Гермиона не совсем понимала. Но в разговоре с Луной Лавгуд всегда нужно быть готовым к такому повороту. − Но я никого не прячу. − А если бы прятала, то разве рассказала бы? Это же совершенно нелогично... − Я могла бы рассказать по секрету. Кстати, если бы я так поступила, ты ведь никому бы не проболталась? − спросила Гермиона. В этот момент она впервые задумалась о том, что в теории можно и рассказать кому-нибудь свой самый страшный секрет. А если уж и болтать об этом, то с кем, как не с Луной? Вряд ли от неё услышишь что-то в духе: «Да ты с ума сошла!» или «Не делай глупостей!» − Ты же меня знаешь. Даже если я и сболтнула бы лишнего, никто бы не воспринял мои слова всерьёз, − сказала Луна, чем только подтвердила мысли самой Гермионы. − Я немного влюблена в одного человека. Уверена, что он не испытывает ко мне ничего подобного. И он намного старше... Это преподаватель. Если бы она сказала что-то в этом духе Джинни, та бы не успокоилась, пока не перечислила бы всех профессоров школы. А если бы Гермиона и после этого не назвала имени своего «возлюбленного», то подруга принялась бы перечислять преподавателей из Шармбатона, Дурмстранга и других школ. А вот Луна повела себя так, как ей и полагалось. Сказала только: − Когда я влюбилась в Невилла, то тоже думала, что он не ответит взаимностью. − Ты что? Он же бегал за тобой весь год! − Я этого не видела. А ты уверена, что твой этот загадочный... Что он не делает чего-то, чего ты не замечаешь? Для протокола: Гермиона не сомневалась, что Малфой ничего к ней не чувствует. Ничего, помимо того, о чём заявляет открыто. То есть в этих отношениях она может рассчитывать только на взаимное влечение и, пусть и угасающее, но не менее взаимное раздражение. Хотя надежда, притаившаяся где-то глубоко внутри, иногда просыпалась и напоминала о себе. Говорила тихонько: «Эй, а может, есть шанс на симпатию? Он же говорил тебе пару неочевидных комплиментов, и ты точно не пропустила их мимо ушей. И если бы ему был нужен просто секс, он бы нашёл себе кандидатуру получше, не думаешь? Более опытную. Женщину, за отношения с которой не снимут с должности. Возможно, в Хогвартсе такую найти сложно, но он же профессор, понимаешь? Ему проще общаться с магами за пределами школы...» Гермиона предпочитала игнорировать этот голос надежды. Потому что слишком просто было к нему прислушаться. А она не позволила бы себе поверить в такой расклад, даже если бы сам Малфой прямо заявил, что она ему симпатична. Но он бы не заявил, нет… Ну, разве что ради достижения каких-то своих корыстных целей. * * * К вечеру Гермиона справилась со своими демонами. Про себя она усмехалась тому, что раньше первоочередными проблемами для неё были борьба с Волдемортом, спасение мира и, может быть, успехи в учёбе. Да и то − знания были важнее отметок именно потому, что могли пригодиться при том же поиске хоркруксов и при их уничтожении. А что сейчас? Она переживает из-за непрошенных эмоций к Люциусу Малфою, как девочка-подросток во время первого романа. Волнуется из-за необоснованных слухов о её личной жизни. И главный секрет для неё − это не очередное чудовище в стенах школы, а зарождающаяся влюблённость. А главная проблема − однокурсник, который болтает, что между ними что-то есть. Рассказать бы об этом Гарри − он бы только посмеялся. Не поверил бы ни слову. Да и сама Гермиона год назад ни за что бы не поверила, что притаится в тёмном углу гостиной (не забыв прихватить с собой книгу по целительству) и примется выжидать Кормака Маклаггена. Тот пришёл, как и день назад, незадолго до отбоя. Гермиона тут же поднялась и села на диван рядом с ним. В стороне устроились ещё двое семикурсников и трое ребят с шестого курса. Гермиона решила, что говорить лучше при них, а не наедине. И тут же обратилась к Кормаку: − Привет. Я тут слышала сегодня, что у нас роман. Расскажи поподробнее? Или, может, вы, ребята, что-то знаете? А то меня забыли посвятить, так неловко вышло. − Я вовсе не имел в виду, что... − неуверенно начал свою оправдательную речь Маклагген. − Что? − Гермиона не позволила ему договорить. − Насколько мне известно, именно ты сказал Сэму, что мы гуляли вчера вечером и вместе вернулись. − Я хотел сказать, что мы вернулись почти одновременно... − Хотел? Так почему не сказал? − Я... Ты неправильно поняла. Я всего лишь ошибся... − Замечательно, что ты это понимаешь. Надеюсь, ты не забудешь сообщить всем остальным о своей ошибке. И ещё: постарайся впредь так не ошибаться. После этих слов Гермиона поднялась с дивана и скрылась в спальне. Она не знала, что и как сложится дальше, но чувствовала, что вышла из ситуации победителем. Странно было участвовать в словесной дуэли с кем-то, кто настолько слабее Люциуса Малфоя. Говоря что-то ему, всегда можно ждать ответного выстрела. А Маклагген даже защититься не сумел, что уж тут говорить о нападении. С другой стороны: если бы он даже попытался сказать что-то дельное в ответ, то выглядел бы ещё более жалко. К слову: Гермиона не любила, когда кто-то, кроме близких друзей, лез в её личные дела. Ещё больше её злила наглая ложь. И уж если эти два фактора сливались воедино, нельзя было избежать последствий. И пусть на сей раз итогом стал простой разговор в недружелюбных тонах − это далеко не предел.