Без безразличия

Главной ошибкой Люциуса стала привычка решать свои проблемы силой. То есть, конечно, он был умён, мог по праву считать себя первоклассным дипломатом… Но в ситуациях, когда прочие методы не работали (или работали со скрипом), оставалось только применять силу. А иногда такой подход становился самым простым и самым действенным. Например, в общении с Гермионой Грейнджер. Но если на первых порах это срабатывало, то спустя несколько месяцев и несколько десятков совместных ночей, Люциус перегнул палку. Он корил себя за содеянное, но прекрасно понимал, что простым извинением дело не поправишь. Да что там — не хватит и сотни извинений. Гермиона, дракл её дери, всегда была очень гордой и довольно обидчивой. И, как известно едва ли не каждому британскому магу, обожала бороться за чьи-либо права. Если она находила время на борьбу за права домовых эльфов, то, очевидно, и дорожила и своими собственными правами. А Люциус своим вероломным поведением их нарушил. Правда, он предпочитал винить в этом не исключительно себя, но и Кормака Маклаггена. Ведь именно этот юнец стал причиной ревности, из-за него Люциусу пришлось выйти за рамки своей привычной сдержанности (крайне редко, в исключительных случаях, приправляемой щепоткой гнева). Да, именно «пришлось». Потому что иного выхода Люциус тем вечером не видел. Не мог же он пропустить информацию об их с Гермионой вечерней встрече мимо ушей! Или... или всё-таки мог? Мог, но не захотел? Вполне вероятно, но теперь уже не столь важно. Рефлексия — пустая трата времени. А вот размышления о том, как исправить ситуацию, − достойное занятие. Гермиона стремительно покинула его кабинет и не вернулась. Люциусу оставалось только думать о том, как вернуть все фигуры на прежние места. Решение нашлось день спустя. Не столько благодаря усердным размышлениям, сколько благодаря прилетевшей во время завтрака сове. В «багаже» у птицы находилась важная корреспонденция. Люциус периодически получал ответы на запросы, что настрочил всем знакомым, имения которых славились масштабными библиотеками. Но чаще всего в ответах содержались не совсем подходящие либо совсем не подходящие данные. Но на сей раз − хвала Мерлину! − там оказалось нечто весьма полезное. Люциус понял это с первых строк и, воодушевлённый, быстро убрал ценнейшие листы пергамента в глубокий карман мантии. Взглянул на гриффиндорский стол, за которым сидела Гермиона, и подумал про себя, что ей недолго осталось дуться. Пара-тройка недель работы — и он поймёт, как восстановить воспоминания её родителей. Если после этого Гермиона не оттает, придётся поискать ей замену. Но сдаваться раньше времени Люциус не намеревался. Если бы письмо, что лежало в его кармане, вдруг стало валютой, Люциус оценил бы его в миллионы галлеонов. Нет, в миллиарды. Хотя он заполучил его вовсе не благодаря своему состоянию, а благодаря знакомствам. Повезло, что один из его давних приятелей, пожилой ирландец, сейчас отбывал срок в Азкабане, но имел возможность контактировать с внешним миром при помощи писем. И Люциус прекрасно понимал, что старик связался с родственниками, у которых был доступ ко всем книгам, вынудил их искать все книги по модификации памяти, а затем подробно расписал полученную информацию в ответном письме не из-за желания помочь… А из-за банальной скуки. Когда ты сидишь в камере, любое реальное занятие, связывающее тебя с миром по ту сторону решётки, − это настоящий подарок. Спустя неделю и десяток отправленных писем (в Азкабан, родственникам заключённого, ещё раз в Азкабан, ещё раз родственникам…) Люциус наконец получил необходимую книгу. Очевидно, перепечатка одной из её глав и попалась Гермионе на глаза. И та, слишком обеспокоенная безопасностью родителей, применила заклинание бездумно. Будь в этом хоть какой-то смысл сейчас, спустя полтора года, Люциус бы отругал девчонку. Но Гермиона уже и сама извлекла урок из этой истории. Учитывая, с каким трудом она вспоминала минувшие события, с каким надрывом в голосе говорила о них, в этом можно было не сомневаться. Следующий месяц Люциус провёл не впустую. Ссора постепенно забывалась, но лишь потому, что на её место приходили другие заботы, также связанные с Гермионой. К счастью, у Люциуса сохранились все данные, что несколько месяцев назад оставила ему Гермиона по его же просьбе. А она знала толк в точности и подробности, так что теперь, чтобы составить детальный план дальнейших действий, личное общение с ней не требовалось. Хотя, может, и к сожалению − рядом не хватало её тонкого голоска, бессчётных вопросов и неуёмной активности. Для протокола: Люциус с самого начала был уверен, что справится сам. И сперва так и было. До тех пор, пока за ужином одним вечером он не обмолвился об «очень сложных расчётах» в разговоре с профессором Вектор. Та была довольно словоохотлива и доброжелательна, поэтому согласилась помочь, хоть Люциус на этом и не настаивал. «Я давно не имел дела с таким объёмом цифр…» «Ну что вы, я не смогу взвалить это на вас…» «Даже так? Буду премного благодарен…» Долго его уговаривать не пришлось. Пару дней Люциус потратил на то, чтобы предоставить Септиме необходимые данные так, чтобы не раскрыть конечную цель этих расчётов. Сообщил, что хочет провести небольшое исследование, эксперимент, основанный на старинном научном труде. И Вектор лишних вопросов не задавала. Видимо, она была слишком дружна с цифрами, и эта задачка стала для неё очередным небольшим испытанием. И она с ним справилась. Оставшуюся часть работы Люциус невольно растянул ровно до самых каникул. Изначально ставил себе цель успеть, ведь когда-то чётко определил, что визит в Австралию Гермионе лучше назначить на весну. Если всё пройдёт успешно с первого раза − отлично. Если нет − будет возможность повторить это после выпускного. * * * Когда в дверь кабинета постучали, он не ожидал никакого сюрприза. Был уверен, что это, скорее всего, МакГонагалл пришла обсудить организацию экзаменов для пятого и седьмого курсов (она давно говорила об этом, но никак не могла найти время). Но что-то, непрошеная подсказка откуда-то изнутри, заставила Люциуса не сказать дежурное «войдите», а подняться и открыть дверь лично. В итоге этот жест мало на что повлиял, но ситуация, в которой Гермиона Грейнджер добровольно стучится к нему в дверь, и Люциус её открывает, была слишком долгожданной. И наконец воплотилась в реальность. − Нам надо кое-что обсудить, профессор, − сказала Гермиона деловито, демонстрируя гордо поднятый подбородок, и прошла вглубь кабинета. − Я как раз собирался с тобой поговорить, − Люциус кивнул. − Нет, подождите. Я первая, − в интонации читалась что-то вроде «Я пришла сюда, чтобы говорить, а не чтобы слушать». И вместе с тем ощущалось, что Гермиона волнуется. − Я считаю, мы должны заняться любовью в последний раз. То есть… Ну… Это совершенно несправедливо, что у меня не было нашего последнего раза. Понимаете? − У меня тоже его не было. − Тем более! − парировала, не замешкавшись ни на секунду. − Но у меня есть дело важнее. Посмотри на это, − Люциус протянул ей стопку бумаг. Гермиона глянула на него с недоверием, а то и с обидой, но документы приняла. И, как только начала читать, изменилась в лице. − Откуда это? − Нашёл. У меня много старых друзей. И они остаются друзьями, даже находясь за решёткой. А если хорошенько изловчиться, то получится воспользоваться их библиотеками. Там много всего интересного, тебе бы понравилось. − Это же всё решает… − Гермиона смотрела на расчёты так, словно перед ней была формула, устраняющая все проблемы этого мира. Хотя, возможно, в её глазах они выглядели именно так. − Да, решает. Иначе какой смысл мне показывать это тебе? − парировал Люциус. Один только Мерлин знает, насколько ему в этот миг было приятно смотреть на Гермиону. Несмотря на то, что она выглядела донельзя сосредоточенной и пока не торопилась прыгать к нему в объятия с благодарностью... Осознание того, что Люциус сделал что-то весомое, то, что её порадовало, оказалось приятнее, чем он предполагал. − Давно это у тебя? − спросила Гермиона. К своему удивлению, Люциус услышал в её тоне нотки настороженности и осуждения. − Недавно. Может, месяц. Расчёты я закончил пару дней назад, − отозвался, сам не понимая, зачем отчитывается. − Почему ты не сказал раньше? − Ты не приходила. Откровенно говоря, Люциус пару раз думал задержать Гермиону после урока и сообщить ей о своей находке. Но его самолюбие слишком задевало то, что она его игнорировала. В особенности то, что отказалась от занятий по целительству, когда у них ещё оставались неразобранные темы. − Но мы виделись почти каждый день! − Считаешь, мне следовало подойти к тебе с этой новостью посреди ужина? Или во время проверочной? − Ты мог бы… мог бы написать письмо. − Сперва надо было проверить, сойдутся ли цифры. Гермиона долго молчала и неотрывно глядела на Люциуса. На какую-то долю секунды ему даже почудилось, что она сейчас либо разрыдается, либо убежит. Но нет: девчонке удавалось сохранять спокойствие. − Спасибо, Люциус. − Я ведь обещал, что помогу, − он ответил, выдохнув с облегчением. − Я люблю тебя, − тихо и торопливо проговорила Гермиона, быстро умолкнув. — Не думала, что это так странно звучит, когда произносишь вслух… Люциус подумал, что ничуть не странно, но сказал другое: − Я тоже люблю тебя, детка. Но давай сейчас отвлечёмся и вместе внимательно просмотрим все эти бумаги. Хорошо? − Я на самом деле люблю тебя, − повторила Гермиона, всё же соглашаясь с его предложением и устраиваясь за столом. − Не просто так это говорю. − Само собой. Я тоже не говорю ни о чём просто так. И не делаю ничего просто так. − Это твоё извинение? — она указала на стопку с расчётами. − Если ты его принимаешь, то да. Гермиона только улыбнулась, что можно было расценить как прощение, − и Люциус расценил. Он долго разъяснял ей ход своей работы, постепенно, от начала и до самого конца. − Не думала, что это будет настолько сложно, − призналась Гермиона. − Я была такой идиоткой, когда применила то заклинание! Такой идиоткой... − Ты просто была напугана. Это не преступление. Люциус не мог сказать других слов. Потому что он и сам был чертовски напуган в то время. И его страх заставлял творить вещи похуже того, что сделала Гермиона. * * * Когда после ужина Люциус вернулся на рабочее место, Гермиона уже ждала его у порога. Ранее она попросила его отправиться в Австралию вместе с ней, причём уже послезавтра − ни к чему было откладывать. Теперь же Люциус предположил, что она хочет ещё раз обговорить детали. О том пикантном предложении, что девчонка озвучила, зайдя к нему в кабинет этим утром, он предпочёл не вспоминать. Гермиона хотела привлечь внимание, и ей это удалось. − Что ты думаешь о профессоре Вектор? − спросила она, заходя в кабинет. − Она очень хороша в Нумерологии. − А ещё?.. Вы с ней постоянно разговариваете во время ужина. И во время обеда. И даже во время завтрака, я сама видела… − Как ты думаешь, кто помогал мне производить эти расчёты? − Профессор Вектор? Почему? Ты рассказал ей про моих родителей? − Нет. Не думаю, что она в курсе твоей... ситуации. Гермиона задумчиво кивнула. После чего долго молчала, раз за разом просматривая одни и те же листы пергамента. Люциус всё ждал, что посыплются вопросы, но нет. А когда Гермиона наконец заговорила, вопрос оказался не таким, какой ожидал услышать Люциус. По крайней мере, он не признался бы в этом. − Можно я останусь сегодня? Уже поздно, − сказала Гермиона так, словно время играло в этом какую-то роль. Да будь на часах хоть раннее утро, Люциус всё равно предпочёл бы оставить её рядом с собой. − Конечно, милая. − Спасибо. − Не стоит благодарить меня за это. − Я благодарю не за это. − В любом случае, дождись, пока всё завершится. − А если я не хочу ждать? Люциус на это ничего не ответил. Отчасти потому, что тоже не желал тратить время на ожидание, отчасти − потому что в данной конкретной ситуации выжидательная позиция казалась ему наиболее верной. Ближе к ночи, когда Гермиона вышла из душа, Люциус уже лежал в постели и почти уснул. Он хотел было выпить порцию зелья для сна без сновидений, − что угодно, лишь бы не наброситься на эту девчонку, как только та покажется перед ним снова. Ещё и в такой опасной близости от постели. Но передумал. − Люциус, я так скучала по тебе, я безумно скучала по тебе, − тихонько проговорила Гермиона, прижимаясь к нему со спины. Он не успел разглядеть: то ли она вышла из душа сразу без одежды, то ли сумела так быстро обнажиться… Но теперь Гермиона совершенно точно была голой. А Люциус, что весьма закономерно, стремительно возбуждался. − Детка, пора спать… − неуверенно начал, зная, что если она не отступит через минуту — он с удовольствием поддастся. − Почему ты не хочешь меня? − спросила тоном обиженного ребёнка, которому не дарят желанную игрушку. − Ты что-то говорила про «последний раз». А я не хочу, чтобы у нас он был. − А если этот сделать предпоследним? − Тогда я предпочту припасти на будущее оба раза, − парировал Люциус. − На самом деле... я хочу заниматься с тобой любовью каждый день... — призналась Гермиона, ещё сильнее прижимаясь к нему и обнимая, пусть и с осторожностью. − Но только если ты пообещаешь не обижать меня больше никогда. Хорошо? − Ни за что не обижу, − Люциус развернулся к ней лицом. − Станешь моей женой? − Стану, − ответила совсем тихо, но он расслышал каждый звук. И после этого решил, что теперь-то точно имеет право на тело этой девчонки. Она забралась на него сверху и довольно ловко избавилась от его пижамных штанов. Люциус в любом случае испытывал бы чертовски сильное удовлетворение — слишком долго убеждал себя, что Гермиона всё-таки вернётся сама и сама захочет быть с ним. Но поскольку она теперь ещё и устроилась сверху и была настолько инициативна, насколько он только мог желать, то всё складывалось как нельзя лучше. Люциус почти не думал о том, что не заслуживает быть с ней. Быть не только с ней, но и в ней прямо сейчас, устроив ладони на её талии… Почти не думал. Гермиона и без того была хрупкой (во всех смыслах), а из-за её худобы казалось, что она вот-вот разобьётся. Рефлекторно срабатывало опасение, что Люциус не сможет её уберечь… Возможно, уберечь от самого себя. Но когда в памяти всплывали эпизоды, где Гермиона сводила его с ума (на сей раз только в худшем смысле), то картина выглядела несколько иначе. Может, он и есть именно тот мужчина, которого Гермиона заслуживает? А если и нет — плевать. Она согласилась. И она пришла сама. Словно знала, как ему не доставало её нежной кожи, и сжалилась. − Люциус? — заговорила Гермиона. Они лежали в тишине и умиротворении уже минут десять, и Люциус начал проваливаться в сон, но не тут-то было. − Да? − Ты серьёзно говорил насчёт того, чтобы я стала твоей женой? − Разумеется. Ты лучшее, что со мной случалось, и я не позволю тебе убежать. «Не позволю убежать снова», − добавил про себя. Засыпая, он подумал о том, что это было довольно никчёмное предложение руки и сердца. Настолько никчёмное, что в нём не фигурировало даже кольцо. К слову: эта мелочь вовсе не мешала Люциусу чувствовать себя счастливым. Главное, что понял Люциус за минувший месяц: даже если ты находишься на стороне, которая может похвастаться силой, даже если у тебя есть очевидное преимущество, то не стоит использовать его при первой же возможности. У него были все ресурсы для того, чтобы помогать Гермионе и чтобы защищать её. Но он, наоборот, обидел её. А ведь если такая девушка, как Гермиона Грейнджер, находится рядом с таким мужчиной, как Люциус Малфой, то очевидно: она ждёт, что её не обидит ни он сам, ни кто-либо другой. И теперь Люциусу предстояло доказать, что так всё и есть.