Завтра я, наверное, умру

      Солнце почти зашло за смутными очертаниями домов, видных из огромной клетки, колоссальные прутья которой сходились в одну точку в недостижимой высоте. Необъятное небо розовело с одной стороны — там, видимо, запад, хотя это совсем не помогает. И это небо, такое красивое и широкое, разрезали на куски чернеющие прутья, отделявшие юных Абсолютных от внешнего мира.       Каэде расположилась на одной из немногочисленных выстриженных лужаек и сидела, мечтательно запрокинув голову наверх. Рядом с ней мирно шелестела высокая трава, а в паре десятков метров эксисаль обрабатывал точно такие же заросли, размеренно жужжа.       Душу девушки разъедала странная щемящая тоска, и она едва ли могла бы выразить словами то, что чувствовала. Каэде думала о том, что этот вечер последний. Что бы не произошло завтра, всё изменится. Может быть, они все умрут, а может, её план удастся, и все спасутся из этой глупой убийственной игры. А может…       Акамацу нахмурилась. Лучше не думать о том, что будет, если всё пойдёт не по плану.       — Так, чего это я? — она ободряюще похлопала себя по щекам. — Всё получится!       И снова она скользит взглядом по рыжим и розоватым облакам. Скоро, совсем скоро она и её новые друзья выберутся из этой клетки, и этим небом она сможет любоваться из окна своего дома.       От раздумий её оторвали тихие шорохи и последовавшая за ними фраза:       — Не помешаю, Акамацу-сан?       Та обернулась и увидела одного из своих новых знакомых, Рантаро Амами — этот парень с волосами цвета васаби был единственным, кто не помнил свой талант, но что-то подсказывало девушке, что ему можно доверять.       — Нет-нет, ничего страшного, — Каэде приветливо улыбнулась ему, как она это делала всегда, но, встретив его растерянный взгляд, тут же посерьёзнела. — Амами-кун? Что… Что-то не так?       — А… Э… Нет, всё хорошо, — поспешно заверил Рантаро, бесшумно опускаясь на ровную траву рядом с девушкой. — Просто… Просто я вышел прогуляться и увидел тебя.       Амами-кун мысленно усмехнулся: пианистка, похоже, поверила в это объяснение, и теперь уже совершенно не важно, что он сам искал девушку и что вышел во дворик, потому что Широгане-сан видела Каэде здесь. Важно только то, что он нашёл её.       Рантаро просто хотелось провести с ней хоть какое-нибудь время. Кто знает, что будет завтра… Мысли Абсолютного, забывшего свой талант, но по неизвестной ему причине обладавшего неким «Бонусом выжившего», снова унеслись к скрытой двери за шкафом в библиотеке. Видимо, он и вправду единственный, кто о ней знает. Но завтра он сам закончит чёртову игру. Чем бы это не кончилось.       Амами-кун и сам не заметил, каким тревожным сделалось его лицо и как озабоченно на него смотрела Каэде.       — Ну я же вижу, что что-то случилось.       Парень вздрогнул, и когда он поднял голову от исступлённого изучения одинаковых зелёных травинок, их взгляды встретились.       Рантаро никогда не видел таких глаз.       Он не смог бы их описать. Другие назвали бы цвет глаз Каэде фиолетовым, но как это скупо… Они были как фиалка, распустившаяся в ледяной пустыне, как лаванда, благоухающая на полях Прованса, но самое главное, как простая сирень, которая цвела у него во дворе. Боже, насколько прекрасны были эти глаза… Рантаро утонул в них, как в море, растаял и полностью перестал понимать что-либо. Он отдал бы всё, лишь бы это мгновение никогда не закончилось.       Сердце готово было выпрыгнуть из груди. И во всей лёгкости и эйфории стремительно, как бамбуковый росток, разрасталась боль — с недавних пор она была не только душевной, но и самой настоящей, физической. Боль со душистым запахом и солоновато-горьким вкусом крови вперемешку с отчаянием.       Она никогда его не поймёт. Никогда не полюбит. Каэде ведь стопудово влюблена в Саихару, да и тот наверняка отвечает ей взаимностью. А он, человек без таланта, здесь никому не нужен.       Почему жизнь так несправедлива?..       — А… Амами-кун?       Рантаро запоздало подумал, что его лицо, должно быть, сейчас пылает ярче заката, устало догоравшего позади Каэде, высоко над прутьями исполинской клетки. Вот чёрт.       — Ой, прости… З-задумался, — начал оправдываться парень, стараясь скрыть жгучее покалывание в глазах. Только бы не заметила… — Просто завтра… Ну… Истекает лимит времени, и я волнуюсь, — добавил он, тут же отводя взгляд.       — Да, я тоже, — кивнула Каэде, чем вызвала небывалое облегчение Рантаро. — Кто знает, что случится. Но я хочу верить, что мы выберемся отсюда все вместе! Хотя, признаюсь, мне страшно, — смутилась она.       На секунду Абсолютная Пианистка подумала о том, чтобы рассказать Рантаро о своём плане. Она уже вдохнула, чтобы сделать это, но что-то остановило её.       — Думаю, всё будет хорошо. Не переживай, Амами-кун, — Акамацу одарила его ласковой улыбкой, и доброта засияла в её бездонных лиловых глазах.       Ах, если бы она знала, какая буря развернулась у того в душе! Если бы только знала… Рантаро невыносимо больно. И этот отвратительный комок, застрявший в горле, будь он трижды проклят. Как же Амами ненавидит себя сейчас… Ненавидит за то, что посмел испытывать чувства к этому божеству, сидящему перед ним, за то, что пришёл, что он такая тряпка и что даже не может просто поговорить с Каэде.       Но больше всего он ненавидит себя за болезнь, которая убивает его изнутри. Только три дня потребовалась цветам, чтобы оплести его лёгкие. Как быстро. И как, главное, иронично.       Он знает, что умрёт. И сделает он это завтра. Поэтому совершенно неважно, чем для него закончится его завтрашнее разоблачение организатора, и поэтому он сделает всё возможное и невозможное, чтобы прекратить убийственную игру.       Рантаро не важен исход игры для него, ведь он всё равно умрёт.       Как жалко он, должно быть, выглядит со стороны. Ведь жил себе, жил, а тут ни с того ни с сего убийственная игра, и эта чарующая девушка с глазами цвета сирени. Он уже не сможет заслужить её симпатию, и всё, что ему осталось, это убедиться, что после его смерти с Каэде всё будет в порядке.       Кажется, у него осталось совсем немного времени на разговор. Рантаро совсем не хочет, чтобы девушка увидела, как он кашляет цветами. Она начнёт переживать за него, попытается помочь, но она уже не сможет ничего сделать. Ведь что может помочь такому потерянному человеку, как он? Нет, Амами прекрасно понимает, что она может показать ему чувства только из жалости, но это ему не нужно.       Всё, что ему нужно было, это она, но и такого исхода ему не осталось.       В груди неумолимо нарастает ком кроваво-цветочной массы, которая так и рвётся наружу. Парень замечает, что Каэде тоже о чём-то думает и немигающим взглядом смотрит в одну точку, а значит не видит его внутреннюю борьбу.       И тогда к Рантаро приходит понимание.       Сейчас или никогда.       — Э-эм… Акамацу-сан…       — А, что?       Рантаро замялся в нерешительности. Ему всё равно безумно страшно, и сердце колотится, как бешенное, но осознание того, что терять больше нечего, что другого шанса уже не будет, придаёт ему горькой уверенности.       Сейчас или никогда!       — Я… На самом деле, я пришёл, чтобы сказать тебе, — он поймал на себе пристальный взгляд Каэде и нервно сглотнул. Вот уж точно он не думал, что когда-нибудь ему будет так тяжело говорить. — Я… Я люблю тебя, Каэде, — шёпотом закончил Рантаро.       Как он и ожидал, ничего не изменилось. Те же злополучные цветы внутри и та же безнадёжность на лице. Только добавились неподдельные эмоции Каэде, которая застыла прямо там, где была, по-детски распахнув глаза. Удивление, растерянность и непонимание — да, это было именно то, что он ожидал увидеть.       — Амами-кун… — беззвучно, одними губами, произнесла пианистка по слогам, но закончить ей не дал Рантаро, легко и по-дружески похлопавший её по плечу.       — Но ты не волнуйся, — Амами почувствовал, как к нему возвращается его обычная уверенность и твёрдость голоса. Словно тот непомерной тяжести груз, который давил на него всё это время, рухнул с плеч. — Ничего страшного. Всё хорошо.       С этими словами он встал и сделал несколько небольших шагов назад. К тому моменту сумерки уже легли на траву и тропинки маленького мирка, в котором они находились.       По ноющей боли в груди Рантаро окончательно понял, что спасения ему нет.       — Да, и кстати. Завтра я, наверное, умру.       Каэде рывком протянула руку к зелёноволосому парню, и даже в сгущавшейся темноте Амами увидел, как заблестели слёзы в её сиреневых глазах и как она прошептала губами: «Рантаро…»       Грустная улыбка осветила лицо Абсолютного без таланта. Он мягким жестом остановил девушку, и та послушно опустила руку, после чего молча кивнул ей на прощание и скрылся во тьме.       Каэде так и осталась сидеть на холодной траве, смотря туда, где исчез силуэт Рантаро, и слёзы текли по её щекам, размывая и без того нечёткие очертания здания Академии.       Каэде всё поймёт, только когда увидит безжизненное тело Амами Рантаро в луже его собственной крови на полу в библиотеке, и до самого конца будет думать, что парень с волосами, цветом напоминавшими зелёный чай, предвидел своё убийство. И она так и не узнает, почему на самом деле он умер, и как он в тот вечер кашлял кровью вперемешку с нежными лепестками такой же, как её глаза, обычной сирени.       Впрочем, этого уже никто не узнает.