Чтоб сблизиться с человеком — нужно хоть однажды побеседовать с ним с глазу на глаз. И. С. Тургенев.
Погода в июле выдалась на редкость ветренной даже для хмурого Лондона. Ветер сносил прохожих, словно соринки, не жалея и не щадя даже зонтики особо пуританских граждан. Сириус тоскливо смотрел в окно. Уже больше месяца он не выходил ни на улицу, ни к кому-то в гости. Родители посадили его под домашний арест за грешок, учинённый, по правде говоря, скорее, по глупости, чем по чрезмерному желанию. Из-за этого Сириус тихо (а иногда и не очень) бесился. Молча (или не очень) скрипел зубами и до крови зажимал руки в кулаках, когда его отчитывала матушка. А её «проповеди» теперь проходили каждый день. Даже покруче, чем в церкви. Иногда он не сдерживался и дерзил матери в ответ, что для младшего братишки, четверокурсника Регулуса, явно казалось сущим грехом. Тот вообще постоянно всюду следовал то за матерью, то за отцом, слепо их слушался и был готов любую их волю. Сириус, разочек за это лето попавший к братишке в комнату, обалдел даже не от флага Слизерина, а от нескольких особо приметных колдографий, на которых (если судить по подписям) красовались все те, кто сейчас «доблестно» носил Метки Пожирателей Смерти. Сириус смутно подозревал, что вот такой неожиданный фанатизм малявки родители только поддерживают. Это… мягко говоря, озадачивало. По сути своей, некие едва ощутимо тёплые чувства к матери, отцу и брату не давали Сириусу свалить из этого с каждым днём всё более помешанного дома куда подальше. В голове то и дело вспыхивали воспоминания о детстве, когда его холили, лелеяли и свято считали самым лучшим старшим сыном (или братом), самым харизматичным Блэком и достойным наследником всего отцовского и материнского состояния. Уже позже стало ясно, что Сириус обладает святым упрямством прадеда Финеаса, той же степенью ворчливости и в той же мере неугоден родственникам. Один нюанс — назойливый предок был слизеринцем до мозга костей. А Сириус был гриффиндорцем, что по непонятным причинам выводило матушку гораздо сильнее, чем письма от Минервы Макгонагалл. И можно было бы пошутить, что просто Минерва Макгонагалл была настолько харизматичной на фоне Сириуса личностью, но ведь всё было понятно и так. Вальбурга не разговаривала с ним прямо года полтора после его поступления, частично приравнивая к одному из стульев за столом, отец почти всё время пропадал на работе, полностью углубившись в свои побрякушки и не обращая никакого внимания на самокопания старшего сына. Регулус понуро смотрел на брата, втихаря принося ему любимые бисквиты и вместе с ним пожирая их в Сириусовой комнате. В те минуты подрастающему отщепенцу даже казалось, что для младшего братишки не имеет значения ни на каком он факультете, ни в каких цветах украшена его комната. Как оказалось, показалось. Едва Регулус поступил на Слизерин — чем был невероятно горд, как тут же поспешил в Хогвартсе отвернутся от старшего брата, смутно объясняя это тем, что «не хочет мешать его дружбе с однокурсниками». Для Сириуса, пусть даже и свято ненавидящего всех слизеринцев исключительно за сам факт существования этого факультета, всё же не имело значения, куда поступил прыщавый кареглазый малявка. Он ведь как никто другой знал Регулуса. И знал, что для Слизерина он всё же мягковат. И чересчур справедлив. Как оказалось, и тут Сириус ошибался. Справедливость Регулуса испарилась вместе с его привычным — не по годам, как часто любил повторять отец, — здравомыслием. Брат всё больше становился особняком, всё чаще тихарился от Сириуса, пока в конце концов не попросил гриффиндорца держатся от него на людях как можно дальше. Со стойким аргументом «я не хочу тебе навредить нашим общением». Возможно, отчасти это и было бы правдой, но Сириус не поверил. Сириус мог поверить во что угодно, но только не в это. Стало ясно, как в день получение письма из Хогвартса: братишка, маленький паразит, от него отказался. Мать восприняла это вполне ожидаемо, как Гигантский Кальмар, вытаскивающий переплывающих через Озеро на лодках особо любопытных первокурсников. Проще говоря, ровным счётом никак. Хотя, возможно, она втихаря и высказала поддержку Регулусу за такой «правильный выбор». Сириус бы не удивился. Отец, кажется, даже не заметил, всё чаще пропадая в каких-то своих делах и встречах. Не настолько, конечно, как в далёком шестьдесят пятом, когда он и вовсе появлялся дома раз в три-четыре дня, приходя уставшим и полностью вымотанным, словно после самых страшных сражений. Хотя тогда, стоило признать, он находил немного времени на визиты в комнаты к сыновьям. Сейчас же Сириус общался с отцом буквально раз, да и то общением это было назвать довольно сложно: отец пытался выдушить из себя хоть что-то, не сильно в этом преуспел, похлопал по плечу и пошёл себе дальше. Больше дома Сириусу никогда комфортно не было. Да и, откровенно говоря, шикарнейшие в своей роскоши апартаменты на площади Гриммо сложно было теперь называть домом. Его все сторонились. Гнушались. Матушка почти постоянно читала проповеди, и Сириус даже уже однажды заявил Вальбурге, что ей не помешало бы родиться мужчиной и отправиться в монастырь. И что Сириусу так и хочется сказать: «Спасибо за вашу святую и проникновенную речь, падре». Матушка издёвки не заценила и принялась поносить его пуще прежнего. А жаль — всего на одно мгновение он мог поклясться, что в глазах отца мелькнуло что-то, смутно похожее на искорки веселья. Но это Сириус с готовностью списал на блики люстры и собственные ничем неоправданные надежды. В принципе, при желании Сириус мог бы с удовольствием устраивать замечательные пикирования вместе с матерью — та, насколько он знал, была весьма достойным соперником. Конечно, не чета Маунтвиль, которая оказалась непредсказуемо острой на язычок за этот год, но всё же, судя по ехидным вставкам, могла бы раскрыть весь свой потенциал в спорах с Сириусом. Сириус даже готов был дать пару индивидуальных уроков — если бы это только означало, что он будет интересен маме, как и прежде. Возможно, Вальбурга даже подсознательно ждала его споров и пререканий. Вот только был один маленький нюанс: несмотря ни на что, Сириус питал к матери странную, болезненную привязанность. И оттого не мог наговорить ей всех тех гадостей, о которых каждый Мерлинов, Морганин и Мордредов день лихорадочно размышлял. В мыслях он устраивал целые словесные побоища, в которых не оставлял матери даже малейшего шанса на победу, а на деле… На деле он угрюмо молчал, лишь упрямо сверля мать прожигающим взглядом, либо же несдержанно хлопал кулаком по чём придётся, кричал какое-то невразумительно-наивное оскорбление и, гордо развернувшись, уходил прочь. И чувствовал, как очередной гвоздь упрямо забивается в крышку гроба, где ещё теплилась его любовь к семье. Вот и сейчас Сириус напряжённо и как можно тише спускался на завтрак. Была бы его воля — уже стремглав понёсся бы по ступеням, снося всё ненужное на своём пути. Он жутко опаздывал, а мать всегда злилась по этому поводу. Но кто виноват, что мелкий паразит Кричер разбудил его за минуту до начала завтрака? Сириус всегда удивлялся тому, насколько разными были его родители в плане принципов. Он, конечно, знал, что мать и отец были вынуждены вступить в этот брак под настоятельным гнётом своих родителей, но всё же они не смотрелись как очередная ненавидящая друг друга пара, коих Сириус, к собственному прискорбию, повидал немало. У Ориона Блэка были далеко не супружеские отношения с женой ни в одном из возможных смыслов: скорее, их можно было назвать хорошими друзьями. Но для отца никогда ничего не стояло выше, чем семья. Он не умел показывать свои чувства и, в принципе, никогда не собирался: это была отличительная черта всех Блэков. Но выше семьи для Ориона Блэка не стояло ничего, и они с Регулусом с детства прекрасно об этом знали. Даже соблюдение древних традиций и правил чистокровных затмевало все те иногда параноидальные меры, которые Орион был готов предпринять для защиты своей семьи (как, например, поиск таких охранных заклятий, которые бы спрятали дом от любого постороннего взгляда). Да и само сохранение чистоты крови тоже летело в Преисподнюю при одном упоминании вероятной опасности для Блэков. Да и любимая работа — артефакторика. Всё это исчезало с его мыслей, как только он вспоминал о семье, хотя иногда, как казалось самому Сириусу, Орион Блэк уделял куда больше внимания именно работе, чем родным детям. Это было на редкость противоречиво — в общем, в исконно блэковском стиле. Для матушки семья тоже была важна, но далеко не в той степени. У неё были свои принципы, которые, к глубочайшему сожалению Сириуса, передались и Регулусу. И, наверное, к глубочайшему сожалению Вальбурги Блэк, старшему сыну не передались вовсе. Вот и сейчас: — Сириус! Почему ты опоздал на завтрак? — требовательный взгляд почти мгновенно заставил даже непреклонного Сириуса склонить голову в «почтительном» кивке. А ведь глаза точь-в-точь как у него самого. Даже радужка на самом краешке отдаёт особо стальным оттенком. С одной стороны, Сириусу никогда не верилось, что он может бояться этих глаз. А с другой, ему никогда не верилось, что собственные глаза — только гораздо холоднее, спокойнее, взрослее, стоило признать, — можно так ненавидеть. — Всем доброе утро. — слегка ухмыльнулся Сириус, заранее набирая пригоршни терпения из всех-всех своих запасов. — Извините, мадам. — Надеюсь, такое больше не повторится. — мать даже не пыталась скрыть того факта, что раздражена его поведением. В очередной раз. Сириус сел и принялся «трапезничать». Культура светского общества порядком ему уже надоела. Хотелось просто сесть и спокойно, без снобистских излишеств поесть. Эх, как же хорошо сейчас, наверное, у дяди Альфарда! Наверняка он опять позволяет себе есть где угодно и что угодно, пачкать руки и одежду в еде, не особо заботясь о правилах этикета. С дядей Альфардом всегда было интересно поговорить, но ещё интереснее — посмотреть на все его новшества, которые он прячет в лаборатории. Сириус всегда был уверен, что когда вырастет, то станет похожим именно на Альфарда, а не на отца: будет вгонять мать и брата в краску при каждом удобном и неудобном поводе (как это делал дядя с Вальбургой и Орионом), будет громко смеяться и очаровывать представительниц слабого пола одной улыбкой. С последним, на удивление, всё сложилось проще всего. Дядя Альфард, в общем-то, был в вопросах внешности (в отличии от характера) похож на свою сестру — Вальбургу, мать Сириуса. Она была младше брата на, в какой-то мере, непоправимые два года, отчего Альфард частенько относился к ней как ко всё ещё маленькой девочке. Хотя Сириус не представлял Вальбургу Блэк маленькой девочкой — казалось, она уже выросла со стержнем в спине и постоянно излучала холодную уверенность в собственных силах. Даже будучи годовалым младенцем. Сириус бы такому точно не удивился. Эх, определённо, у дяди Альфарда всегда было слишком классно на фоне обстановки на Гриммо. Сириус нахмурился и вспомнил причину того, почему он сейчас сидит дома и видит взгляд матери, полный разочарования, и взгляд отца, пропитанный осуждением. И даже здесь во всём виноват чёртов Нюниус. — Хвост, напомни-ка мне: для того, чтобы попасть в туннель под Гремучей Ивой, нужно нажать на сучок на дереве, так ведь? Питер удивлённо глянул на Сириуса, словно в первый раз его увидел. Но у Бродяги были свои причины так демонстративно задавать такие тупые вопросы. — Ну, да. Бродяга, с тобой всё в порядке? — Питер оглянулся и успел заметить, что Северус Снейп странно дёрнулся и быстро исчез в соседнем проходе. Конечно, Хвост иногда конкретно туго соображал, но такой грешок периодически мог водиться за каждым. И всё же местами Питер улавливал всё почти что на лету, и в данной ситуации мгновенно нахмурился: — Сириус, зачем? — только и спросил он. Да незачем, Пит. Расслабься и лови удовольствие. Сегодня любимого Нюниуса ждёт необычайно интересно приключение. С препятствиями. И заслуженным «призом» в конце. — Это моё личное дело. — ухмыльнулся вслух Сириус, прекрасно зная, что Хвост вряд ли поймёт его наслаждение от сложившейся ситуации. И тот, действительно, оправдал ожидания, продолжая упираться: — Но это же опасно. Я всё расскажу Джеймсу. — Питер развернулся, чтобы отправиться к Поттеру, который в это время пятый раз за вечер приветствовал Лили Эванс. На секунду Сириусу хотелось крепко ухватиться за предплечье Хвостика и удержать его от такого неоднозначного порыва. Неужели никто не понимает причин его поступка? Да Джим первым будет доволен от сложившейся ситуации — Нюниус давно уже всем знатно мозолит глаза. — Хвост, если ты — ябеда, то иди. — махнул рукой Сириус, стараясь не выказать проснувшейся обиды. Петтигрю снова нахмурился, явно колеблясь и надеясь на другую реакцию. Когда они пришли в гостиную Питер тут же смылся в их комнату, даже не пытаясь ничего объяснить, — да и в этом не было особой нужды, Сириус и так по ссутуленным плечам понял, что Хвост сильно недоволен его поведением. «Ну, и ладно. Сам посижу.» — не стал огорчаться Блэк и пересел поближе к весело щебетавшим шестикурсницам, которые то и дело стреляли в него глазками. Он лишь очаровательно и загадочно улыбался, всем своим видом изображая отстранённого мечтателя — классический образ, всегда работавший безотказно на большинство девушек. Когда Сохатый зашёл в гостиную Гриффиндора, Сириусу стало жалко на него смотреть, до того печальным было поникшее лицо. В другой момент он бы усмехнулся и даже посмеялся бы с того, как сильно Сохатый напоминал сейчас поникшего оленя, которого отвергла самочка, но тот выглядел слишком жалко для таких подначек. Шестикурсницы мгновенно отошли на второй план. — Вид у тебя, конечно, плачевный. — прокомментировал Бродяга, не сдержавшись и не зная, что ещё к этому можно добавить. Сохатый только махнул рукой и поплёлся к ним в комнату, даже не задерживаясь возле дивана Сириуса. И хоть Джеймс проплыл мимо него как тонущий вначале века маггловский «Титаник» (о нём он слышал из разговоров Джойс и Эванс, и всегда охотно оперировал этим отличным сравнением), всё же шестикурсницы окончательно отошли на второй план, а все его размышления сгустились вокруг отсутствующих пятикурсниц. О, а вот и Мерлин их призвал почти сразу после его воспоминания, — в портретный проём зашли Эванс, Джойс, Маунтвиль, Маккиннон и Макдональд. Вся честная компания, и как всегда с самыми колоритно-разноплановыми эмоциями. Эванс всем своим видом напоминала воинственную амазонку, Мэри и Астра тихо посмеивались, глядя на неё. Марлин казалась слегка грустной, и Бродяга в очередной раз подивился тому, насколько сердобольной была Маккиннон. Маунтвиль всем своим видом выражала саму непробиваемость, и Сириус едва удержался от того, чтобы пристать к ней с какой-нибудь очередной издёвкой. Но его жертва уже была выбрана, отходить от важной темы не стоило, и Бродяга издевательски протянул: — И не стыдно тебе, Эванс, издеваться над несчастным Поттером? По лицу Марлин пробежала тучка. Нет, честное слово, быть такой чуткой по отношению к окружающим решительно невозможно. Слава всем святым, что малышка Маккиннон в него не влюблена — растоптать первые лучшие чувства такой милашки ой как не хотелось. В голове Сириус как бы невзначай образовался вопрос: интересно, а в кого влюбляются такие добрые души, как Маккиннон? — Поттер будет несчастным только тогда, когда я его придушу, в конце концов! — вспылила Эванс и махнула рукой, слитным движением отбрасывая свою увесистую рыжую косу назад. Эффектно. Пожалуй, не будь Эванс мечтой Сохатого, Сириус сам был бы не прочь влюбиться. Хотя бы в эти рыжие волосы. И пронзительные зелёные глаза. Хотя… Нет, всё же, такие, как Эванс, не в его вкусе. Тем временем их правильная староста расходилась всё больше и больше: — И даже тогда я не пожалею о своём решении! А щёчки-то, щёчки как нарумянились. Ой-ой, Эванс, чего уж так переживать из-за одного оленя, который официально тебе безразличен. — Ты его не придушишь. — возразил Сириус, попутно замечая, как приоткрылся ротик Эванс в желании возразить, и ухмыльнулся: — Ты разобьёшь ему голову своими учебниками. Мэри и Астра утвердительно захихикали, а последняя даже подняла большой палец вверх в знак одобрения. Марлин продолжала быть какой-то немного поникшей, и Сириус начинал смутно переживать, что всё же малышку Маккиннон беспокоят не Поттер и Эванс. Маунтвиль, к его глубочайшему раздражению, никак не ответила, сидя в кресле и читая какую-то ветхую книгу. Что-то уж больно она много читает в этом году — не в сравнение всем прошлым вместе взятым. До зуда костяшек раздражающая особь, и в какие-то особые моменты Сириусу становилось жаль, что чисто из принципов девчонок он не бьёт. С Нюниусом хотя бы в этом вопросе было значительно проще. — Его голову тем более не жалко. — съехидничала тем временем Эванс. — Даже чистая колба из-под зелья на его фоне — кладезь житейской мудрости. Нет, Маунтвиль однозначно не в его вкусе. Ни эта вытянутая форма лица — чересчур узкая и чересчур продолговатая. Ни эти постоянно прищуренные глаза — нельзя было даже наверняка сказать, насколько большими или маленькими они были. Ни чересчур густые брови, выделяющиеся среди всего лица чуть ли не сильнее, чем глаза. Ни слишком тонкие и потрескавшиеся губы, которые она никогда даже не пыталась привести в нормальный вид. Ни уж тем более нескладная костлявая фигура, постоянно спрятанная за широкими мантиями и ещё более широкими рубашками. Ни эти глаза какого-то непонятного оттенка, которые прямо в этот момент оторвались от книги и уставились на него… Моргана ему в печень, не доведи Мерлин Маунтвиль теперь не то подумает. Нет, такая как Маунтвиль вообще не может привлекать кого-то как девушка или объект симпатии. Ведь мало того, что внешность не очень-то женственная и привлекательная, так ещё и характер прескверный — с таким только сразу в гроб ложиться. О чём там говорила Эванс? Это у их Сохатого голова тупее пустой колбы?! Сириус вернулся к разговору и уже открыл было рот, чтобы возразить и отстоять попранную честь лучшего друга, но его внезапно перебила Маккиннон: — Сириус, хоть ты не порти нам настроение! — и утащила Эванс в сторону спален. Мэри последовала за подругами, а Маунтвиль и Астра переместились в сторону угловых кресел и принялись что-то бурно обсуждать. При этом Астра выразительно жестикулировала, но на повышенные тона не переходила. Маунтвиль шептала что-то настолько яростно и едва слышно, что Сириус не мог не удовлетворить своё любопытство и хотя бы не попытаться подслушать разговор однокурсниц. И только он хотел было переместиться поближе к девушкам, как ему опять помешали. На этот раз Сохатый, как подобает самому настоящему слону, а не оленю, громко гупал по ступенькам и орал во всю глотку: — Сириус, ты уже совсем ополоумел! — давно он не слышал из уст Сохатого собственное имя. Обычно тот предпочитал использовать их Мародёрские клички. Джеймс тем временем уже спустился и потряс Сириуса за плечи: — Ты что наделал, идиот? Вся гостиная, казалось, замерла в ожидании ссоры между Блэком и Поттером — неразлучной парочкой всея Хогвартса. — Что я сделал? — не понял Сириус. — Быстро пошли со мной! — Сохатый воровато огляделся, улыбнулся всем присутствующим и потащил Сириуса к портрету. По ступенькам уже шустро пробежал Питер, внимательно смотрящий в пергамент — Карту Мародёров, узнал Бродяга по одному взгляду. Как только они всем дружным трио вывалились из гостиной, пара крепких рук тут же схватила Сириуса за грудки. — Ты понимаешь, что будет, если он его убьёт? — спросил Джеймс, и глаза за круглыми очками подозрительно сверкнули. Сириус, и без этого вопроса уже догадавшийся о сути проблемы, только сдавленно рыкнул: надо же, даже Сохатый его не понял. Либо же Хвост преподнёс ему ситуацию не в том ключе. — Ну и ладно! Кроме Эванс и Маунтвиль, никому этого слизняка жалко не будет! — огрызнулся Сириус, кивком головы гордо отбрасывая чёлку. Разве что, может, ещё малышке Маккиннон, она на весь Гриффиндор была самой сердечной особой — как-то они с Мародёрами застали её за откармливанием лукотрусов на опушке Запретного Леса. Оставалось только гадать, каким Мерлином эти закрытые создания к Марлин повылазили. — А Лунатика тебе убийцей делать не жалко? — вкрадчиво спросил Джеймс, словно ожидавший этого ответа. От этих слов сердце Сириуса упало куда-то в район пяток. Он напрягся: об этом как-то не подумалось. А ведь и правда — Лунатик этого никогда не простит ни ему, ни уж тем более самому себе. Сириус тихо ругнулся, и Джеймс на ходу шлёпнул свободной рукой по собственному лбу. Эванс, видимо, заразила желанием разбить эту лохматую голову. — Ребята! — одёрнул их сверлящий взглядом Карту Питер. — Потом разберёмся! Сейчас надо торопиться: луна вот-вот выйдет, а Снейп уже на первом этаже! — Дерьмо! — до этого Джеймс редко применял маггловские словечки, и в другой ситуации Сириус не преминул бы об этом напомнить, но сейчас все мысли сосредоточились вокруг Лунатика и — неожиданно — Нюниуса. Джеймс — недаром он был лучшим охотником в квиддич — прибежал к Гремучей Иве первым. Ещё выбегая из Хогвартса, они заметили Снейпа. Он как раз подошёл к Иве. Теперь его уже на месте не было. Сириус притормозил, чтобы подождать Питера. Бежать за Снейпом под ветки энергичной Ивы он не собирался. Но Джеймс решил по своему — он Питера ждать не стал. Сириус не мог так подставить друга, учитывая, что и в этой ситуации они оказались всё-таки именно из-за него самого. — Сохатый! — крикнул Бродяга: одна из веток ударила Поттера по плечу, но тот стойко продолжил движение, пропуская его слова мимо ушей. Непонятно какими силами (Мерлин, спасибо) Джеймс весьма оперативно добрался ко входу и полез вслед за Снейпом. Питер прибежал как раз в этот момент и поспешил заблокировать Иву. Сириусу очень хотелось назвать Хвоста на редкость неповоротливым тупицей, но на это не было времени. Бродяга спешно кинулся к проходу, и уже у самых корней услышал окрик Джеймса: — Сириус, не иди сюда! Лунатик уже превращается! Очисти проход! — Вот дерьмо! — повторил Сириус гениальное высказывание Сохатого сквозь зубы и пробрался к стволу сумасшедшего дерева. И тут он увидел ужасающую в своей невезучести картину: из Хогвартса выбежала ещё одна небольшая фигурка и устремилась прямо в их сторону. Человек приблизился к поляне и снял капюшон — и лучше бы не снимал, честное слово. Тогда хотя бы оглушить труда не составило. Сириус чертыхнулся уже в который раз при виде родного взволнованного профиля — развивающаяся катастрофа явно набирала оборотов: — Рег, уберись отсюда! Немедленно! Исчезни, испарись да хоть в землю заройся, но уберись! — внутри Сириуса сильным и неожиданным пожаром вспыхнула ощутимая паника. Сопливый придурок. Какого, спрашивается, Мордреда, этот правильный идиот забыл на опушке в такой поздний час? Но, видимо, не только он с Хвостом были удивительно не рады встречи — младший брат тоже особо восторга не высказывал: — Ты что здесь делаешь? — вот же чёртова любовь Рега докопаться до правды, совершенно не подозревая, чем это дело может закончиться. Попросили же убраться, Мордред раздери! — Уберись! — громко прорычал Сириус, хватая братца за грудки и отталкивая подальше от как раз начавшей бушевать Ивы. — Хвост, отключи ты эту придурошную ещё раз! — но взывать к Хвосту не было смысла: он уже сам всё сделал. Какой умный и прозорливый мальчик. И в этот самый момент, когда Сириус уже собирался отчитать Рега за всё хорошее (и не очень), случилось непоправимое: из прохода начал вылазить Джеймс с бессознательным Снейпом под рукой, но оттуда был слышен ещё один звук: чей-то быстрый бег и утробное рычание. Сомнений в том, кто это там такой бежит, даже не было. Хвост отскочил от ствола Ивы и быстро кинулся к Сохатому, помогая вытащить Нюниуса из прохода. — Сириус, быстрее убирай сучок! — крикнул Питер, на секунду повернув к нему голову. Сириус, напрочь забыв о замершем Реге, кинулся к стволу замершей Ивы и одним движением руки «активировал» её. «Все в безопасности», — облегчённо выдохнул он, радуясь тому, что эта история закончилась так благоприятно. Как оказалось, радость была поспешной. Из Ивы в последний момент выскочил злой, как тысяча рунеспуров, Лунатик и быстро устремился в сторону несущих в Хогвартс Нюниуса Сохатого и Хвоста — стоило заметить, Рег тоже присоединился к ним поддерживая Снейпа за ноги. Сириус во второй раз за вечер воскликнул смачное «Дерьмо!» и быстро превратился, прикрыв собой друзей, брата и Нюниуса. Не то чтобы до этого Бродяга когда-либо сомневался в своих силах, но раньше он был Лунатику хотя бы мало-мальской помехой. Сейчас же, видимо, Люпин-оборотень был до той степени взбешён бегством своей добычи, что на собачку под своими когтями не обратил никакого внимания. Пока эта собачка не вцепилась ему в лапу. Одним мощным движением он отбросил Бродягу прямо в дерево. Тот успел кое-как сгруппироваться и почти тут же вскочил, прыгнув оборотню на спину. Лунатик утробно зарычал, пронзительно взвил и сильно выгнул спину, попутно на неё же падая и придавливая Бродягу своим весом. Следующим ударом Сириус почувствовал, как по его изящной собачьей холке съездили когтистые лапы. Где-то возле уха мгновенно заныло — рана, видимо, будет неслабой. Пнув Сириуса на прощанье ногой в брюшко, оборотень обернулся и замер, не зная какую добычу лучше выбрать. Сириус отполз к дереву и осторожно уложил голову, прижав её к стволу. Сохатый, как оказалось, свалил бессознательного Нюниуса на Регулуса и Питера, тоже превратился в оленя и принялся скакать прямо перед носом Лунатика, привлекая его погнаться за собой. Умно. И чертовски опасно. И одичавшего оборотня, опьянённого запахом человеческой крови, видимо, уже могла устроить любая добыча — учитывая, что Джеймс был весь пропитан запахом человека, хотя и был животным, да и будто бы сам просился в руки. А потому Лунатик, лихорадочно выпучив свои жуткие глаза, без заминок кинулся за оленем. Сохатый явно не спешил убегать далеко, побаиваясь, что тогда оборотень передумает и поспешит вслед людям. И вот до Джеймса оставалось буквально пару метров, Сириус обратился обратно в человека и вытащил волшебную палочку, готовясь в случае чего попробовать оглушить Люпина, как вдруг… На Рема налетело что-то тёмное и огромное. Лунатик начал оживлённо отбиваться, но эту птицу, как догадался потом Сириус, так просто сбить с толку не выходило. Она клевала, царапала и всячески издевалась над несчастной головой оборотня — в эту минуту Бродяге стало жаль друга, состояние которого явно будет не из лучших на завтрашнее утро. По сути своей, победитель боя был почти очевиден — орёл сдаваться не собирался, а Лунатик никак не мог за него ухватиться. Надо же, какая удивительная для такой большой птицы маневренность. В конце концов, Лунатик не выдержал и на всей скорости побежал в лес. Бешеная птица полетела за ним, но была остановлена окриком девушки, приход которой Сириус упустил: — Афина, тебе не туда! — Астра Джойс на мгновение присела возле Сириуса, а затем помогла ему подняться. — Ты не ушибся? — Нет, вроде, — соврал Сириус, чувствуя, как висок болезненно саднит. Ладно, с этим он позже разберётся. — Немного головой стукнулся и всё. Астра кивнула, но на секунду Бродяге показалось, что на её лице появилось весьма скептическое выражение. — Что с ним? — спросила Астра у Джеймса о состоянии Нюниуса, хотя по её всё ещё скептическому выражению лица было ясно, что заботит её это мало и спрашивает она всего-то по трём причинам: вежливости, волнения за Лунатика и очевидной просьбы Маунтвиль, которая наверняка способствовала организации вот такой незамысловатой встречи. Сириус обвёл взглядом полянку, совершенно не сомневаясь в том, что эта язва наверняка где-нибудь да обнаружится. И, действительно, та уже находилась неподалёку от Рега, Питера и Снейпа, усердно откупоривая какую-то колбочку — в таких сумерках Сириусу оставалось только догадываться о содержимом. — С Нюниусом? — не понял Сохатый, уже принявший человеческую форму. — Да всё с ним в порядке — что с него станется. Перепугался, бедняга, сознание потерял. — Поттер, заткни свою пасть. — услышали все бормотание пытавшегося подняться Снейпа, которому Маунтвиль и Рег в ту же секунду подоспели на помощь. Хвост, успокоенный очевидно нормальным состоянием Нюниуса, мгновенно отошёл от него к Бродяге. Реакция Джеймса на такое вежливое приветствие не заставила себя долго ждать: — О, уже очнулся! Какая радость! — съязвил Сохатый, стараясь скрыть собственное волнение. Сириус знал этого придурка достаточно, чтобы понимать: Сохатому не хотелось показать Нюниус, что его чуткая душа и за этого сопливого киззляка переживала. — Ты как раз вовремя! — Астра, ну что там? Блэк сильно приложился? — Маунтвиль, дав Нюниусу в руки ещё какой-то флакончик, плавно подошла к ним. Сириус почувствовал, как внутри него разлилось подозрительное тепло. Надо же, о нём кто-то заботился. Надо же, это была именно въедливая Маунтвиль. — Да всё в порядке, Адара. Вроде бы. — ехидно помахав руками, процитировала Джойс Сириуса. Глаза Маунтвиль даже в темноте казались непривычно яркими, и этот взгляд прошёлся по Сириусу так остро, словно она при этом ощупала его от носочков и до самой макушки. Некомфортное ощущение, между прочим. — Похоже, тебе соврали, — пристально посмотрев на Блэка, констатировала Маунтвиль и, неожиданно потянувшись, надавила точно на то место у уха, куда ему съездил Лунатик. Как же она так точно определила-то? Сириус, не сдержавшись, тио зашипел и рыкнул, резким движением выкручивая Маунтвиль руку. Где-то на фоне хмыкнула Астра, а Джеймс и Питер синхронно начали искать место его ранения — Сохатый даже позволил себе бережно перебрать вихри лучшего друга. — Жаль, видимо, маловато тебя приложили. Надо добавить, — только и сказала на это гриффиндорка, а затем сдержанно добавила: — Руку отпусти, придурок. Сириус зло посмотрел в глаза Маунтвиль, которые даже в этой ситуации совершенно ничего не выражали. Как же она его раздражает. Бродяга почувствовал, как на несчастное мгновение его кисть неприятно обожгло, словно руки Маунтвиль излучали какой-то особый жар. Сириус нехотя отпустил чужую руку, и с ещё большим неудовольствием смотрел, как Маунтвиль, покопавшись в какой-то маленькой сумочке, выудила оттуда сразу три флакончика. — Держи, — сказала она, вручая их Сириусу и тщательно пытаясь избежать контакта с его пальцами, — как только горделивая спесь поубавится, будь добр, смажь рану вначале ясенцем, а потом эссенцией. На утро используй третий флакончик. — А в нём что? — спросил Бродяга, заметивший, что на последней колбе не было никакой этикетки. — Не яд. — буркнула Маунтвиль, поднимаясь. — А остальное тебя волновать не должно. — в этот момент она окончательно потеряла интерес к Сириусу, и — вот это поворот — повернулась к Регу. — Реджи, мы же договаривались к опушке… — осуждающе начала Маунтвиль, с немым укором смотря на его брата. Какого…? Какой, к Мордреду, Реджи…? Что здесь происходит вообще? У Сириуса не было слов, чтобы хоть как-то выразить свои эмоции. Джеймс, видя его выражение лица, только похлопал его по плечу. — Я заметил, что у Ивы кто-то ходит. Подумал это вы, — растерянно пробормотал Регулус, хоть как-то пытаясь оправдаться. Да почему он, такой весь из себя «гордый и независимый даже от старшего брата», вообще оправдывается перед этой… Маунтвиль? А потому Сириус зло прищурился, рассерженным взглядом сверля худое и бледное лицо: — Маунтвиль, какие делишки у тебя с моим братом? — угрожающе произнёс он и вкрадчиво добавил: — Ночью? — Ну, не только у Адары, но и у Джойс тоже, между прочим, — вставил свои пять сиклей сопляк. Так значит, «Адара»… Да что вообще здесь происходит?! Но Регулус спустя секунду неожиданно продолжил, словно всем своим видом показывая, что звания сопляка он уже давно не заслуживает: — Так что у нас тут разве что тройничок. Да ещё и в лесу, м-м-м. Очаровательно. Нет, сопляка надо определённо прибить. Маунтвиль желательно следом. У Сириуса разом и весьма неожиданно исчезло всё красноречие: он, только и переводя потерянный взгляд с Маунтвиль на Рега, молча хватал ртом воздух. Молчание неожиданно нарушила Джойс, о которой Сириус уже успел и забыть: — Бродяга, да ты никак ревнуешь? — насмешливо спросила эта предательница, и Сириус мысленно испуганно замер. Как она вообще могла о нём такое подумать? Ему вообще до Маунтвиль нет дела. Да и до Рега, видимо, с недавних пор тоже. — Нет, — вслух непроницаемо ответил он. — Но и братского благословения пусть не ждут. Хоть Сириус и раньше знал, что эта парочка знакома слишком хорошо, сейчас этот факт выводил его куда сильнее, потому что наверняка именно Маунтвиль была виновата в том, что его глуповатый младший брат оказался недалеко от озлобленного оборотня прямо в полнолуние. А если бы с этим сорванцом что-то случилось? Интересно, лишняя парочка извилин у Маунтвиль вообще присутствует? К тому же, Маунтвиль же Регу совершенно не подходит! Да и она же вроде магглорождённая… А Рег ведь принципиальный, маменькин сыночек. — Да мне оно никогда и не надо было, — голосом Регулуса в этот момент можно было замораживать. — Учитывая, что ты даже не в курсе, кто мне на самом деле нравится. Сириус почувствовал, как его сердце бухает куда-то в пятки второй раз за сегодня. А ведь действительно… Он никогда раньше не задумывался, что его младший братишка уже вплотную подошёл к тому возрасту, когда влюблённость в девчонку — дело логичное и преимущественно закономерное. И Сириус не мог наверняка сказать, по какой причине он упустил этот момент. То ли потому, что Рег всегда был для него малолетним шкетом, то ли потому, что самого Сириуса в его шестнадцать с половиной никто до сих пор не заарканил. А в Хогвартсе это было смерти подобно. Особенно, если ты красив, богат, популярен и умён. Хотя выход всегда находился: ухаживать за какой-нибудь симпатичной девчонкой. Один нюанс: все они выбешивали Сириуса уже через три дня. Размышления Сириуса ни к чему хорошему, в общем-то, не привели, а вопрос об отношениях между Маунтвиль и Регулусом остался открытым, поскольку Маунтвиль изрядно подбавила огоньку, неожиданно повернувшись к Регу и тихо заверив: — Не убивайся, Реджи. Твой брат иногда просто заносчивый придурок, который судит окружающих по себе. — оскорбления из уст этой выскочки становились уже определённой закономерностью. Хотя, стоит признать, хотя бы формулировки каждый раз менялись. И всё же, следующие две отчасти противоположные по содержанию реплики сорвались одновременно с уст Регулуса и Сириуса: — Даже и не собирался. — Да какого Мордреда он для тебя Реджи? Маунтвиль посмотрела на него таким взглядом, что весь мир и все его эмоции неожиданно сузились в одной точке где-то в районе солнечного сплетения. Неожиданно Сириус осознал, что с вот таким выражением лица действительно можно убивать и что, возможно, Маунтвиль значительно опаснее, чем может показаться. И всё же, его она почему-то не испугала, а, скорее, заинтриговала. Вот кто точно начал бы бесить его уже в первый час вероятных ухаживаний. С другой стороны, у неё хотя бы были хоть какие-то зачатки стержня. — Не твоё собачье, — последнее слово эта бессмертная особенно выделила, едва заметно ухмыляясь и снова возвращаясь к старому-доброму непроницаемому взгляду, — дело. У меня к тебе другой вопрос, Блэк… Какого чёрта ты так поступил? На секунду Сириус опешил. В его присутствии Маунтвиль чертыхалась нечасто, хотя Астра как-то раз шутила, кажется, что её подружка на самом деле ещё та любительница повспоминать лукавого. — Не поверишь, Маунтвиль, я тоже самое у него спросил. — усмехнулся Джеймс, явно удовлетворённый тем, что с ним так единодушно согласился совершенно противоположный его характеру человек. А Бродяга только сейчас вспомнил, что здесь, в общем-то, есть ещё люди. — Охотно верю. — сдержанно кивнула Адара, не восхищённая подобным общим знаменателем с Поттером в частности и Мародёрами в целом. — Ты в гостиной это так прокричал, что не услышать было невозможно. Блэк, я жду ответа. Он заметил, как Сохатый, Хвост и Астра тихо отошли от них подальше. Рег, как ни странно, остался на месте. Наверное, в случае чего будет честь дамы отстаивать. — Маунтвиль, отвали ради Мерлина. — отмахнулся Сириус: причину своего поступка он и сам плохо понимал. Да и понимать, если честно, не хотел. Нюниуса он терпеть не мог почти в той же степени, что и Сохатый. В остальные подробности не очень-то и хотелось вдаваться, а признавать, что его собственный эгоизм отчасти стал виновником произошедшего, не хотелось вдвойне. К тому же, теперь Бродягу куда больше заботил вопрос, как объяснить Лунатику причину своих действий и то, как нагло он наплевал на все основы их дружбы. Ведь если бы со Снейпом случилось хоть что-то, если бы Ремус нанёс ему даже малейшую царапину, бедняга Люпин не простил бы это себе до конца своих дней. А попутно и Сириусу. — Я-то отстану. — едко ухмыльнулась гриффиндорка, уже даже не пытаясь скрыть раздражение, накатывавшее от диалога со старшим из братьев Блэк. — А вот направляющаяся сюда Макгонагалл — вряд ли. До встречи! — поспешно сказала Маунтвиль и, подхватив под руки Регулуса, а затем и Джойс, скрылась в ближайших кустах. Вскоре их шаги слились со звуками лесной чащи, а старушка Макгонагалл не заметила ни этой злополучной выскочки, ни поспешно ретировавшихся вместе с ней Астру и Рега. — Что здесь происходит? — взамен спросила декан, строгим и внимательным взглядом рассматривая оставшихся участников происшествия. Бродяга тихо застонал: теперь разбирательств ему не избежать. Нюниус однозначно спишет всю вину на него. А, значит, совсем скоро ему предстоит разговор в лучшем случае с Директором Дамблдором. А в худшем — с родителями. Потому что вряд ли в этот раз кто-то из друзей рискнёт взять вину и на себя тоже — Сириус проштрафился сам, рассердив этим и себя самого, и остальных Мародёров. «Как же я был прав тогда», — изо дня в день теперь проносилось в голове у Сириуса. И как прискорбно, что больше никто, кроме него самого, наказания не понёс. Нет, он, конечно, был рад, что друзья не пострадали, но вот, например, Нюниусу бы не мешала куда более сильная взбучка. Хотя, с другой стороны, жизнь его и так уже наказала, куда уж хуже? Вальбурга Блэк использовала все свои связи и всё своё красноречие перед Советом Попечителей, чтобы прикрыть пятую точку старшего сына. Пусть и опальный, но Сириус не мог, видимо, причинить такого урона семье, как единственный Блэк. которого исключили из Хогвартса. Дамблдор, Поттеры, отец и дядюшка Альфард всячески ей помогали и Сириуса, после долгих разбирательств, всё же оставили в школе. По поводу Директора Бродяга особо удивился, ведь, насколько он знал, у матери были особенно скверные отношения с профессором, хотя о причинах лично он даже не догадывался. В итоге, после его приезда домой на летние каникулы матушка посадила его под домашний арест «за то, что в очередной раз опозорил семью» и запретила даже переписываться с друзьями. Вот и имеем то, что имеем. И вот это «имеем» Сириуса очень не устраивало. Его мысли были прерваны словами матери: — Сириус, сегодня тебе придётся с кое-кем познакомиться. Обычно с этой фразы ничего хорошего не начиналось. В далёком детстве так начиналось его знакомство с родственниками, в восемь — знакомство с несостоявшейся невестой (Бродяга до сих пор благодарил отца), а в одиннадцать их и Рега начали постепенно знакомить с «особыми» людьми, в лояльности которых даже не приходилось сомневаться. Вот и сейчас Сириус ощетинился почти в то же мгновение, нехотя отвлекаясь от своего завтрака: — Это с кем же? — На днях у Лестрейнджей будет праздничный вечер. — строго одёрнул его отец, заметно недовольный подобным хамством. — На нём будет только определённый круг людей… — Только не говорите, что вы всё-таки решили присоединиться к Волдеморту. — не веря, замотал головой Сириус, сокрушённо вскинув брови. Он знал, что его родители ничем не отличаются от большинства чистокровных волшебников, но всё же где-то в глубине сидела надежда, что хотя бы Блэки понимают, во что выльется весь этот кавардак во главе с Волдемортом. Ведь ему даже не идеи чистоты крови нужны, а просто фактический геноцид магглорождённых. Хотя, учитывая тот факт, что все считали Вальбургу Блэк причастной к скорому уходу Министра Линча, ничего удивительного не было. И всё же, Сириус помнил, как лет в десять подслушал какой-то разговор дяди Альфарда и отца, в котором последний ясно давал понять, что они не поддерживают идеи Волдеморта. Но за эти годы столько всего изменилось, что удивляться, пожалуй, было уже нечему. — Сириус, это не твоё дело… — резко начала матушка, смотря на Сириуса её любимым ничего не выражающим взглядом. Почти как у Маунтвиль. Они, случаем, не ходили к одному учителю? — Мы решили, а значит… — Это моё дело! — крикнул Сириус в ответ, не церемонясь уже ни о каких нормах приличия. Какого Мордреда? — Я не буду с ним знакомиться! Я не буду с ним общаться! Я не собираюсь служить ему, ясно? В столовой на мгновение воцарилась тишина, и Сириус понял, что с этого момента этой тишины уже не будет ближайшие пару-тройку часов. — Будешь! — Вальбурга тоже перешла на крик. — Время шуток закончилось, Сириус! Перед нами стал выбор, и ты должен принять его, каким бы он ни был! Это твоё обязательство перед семьёй! Сириус не понимал, почему мать так бесится от его отказа. Сириус не понимал, почему отец и брат молчат. Сириус не понимал, почему родители позволяют себе принимать решения за него. И все эти непонимания с минуты на минуту грозились перерасти в цунами, сбивающее всю его, судя по всему, достаточно полоумную семейку в лучшем случае только с ног во всем хорошо известном направлении. И это цунами он внутри держать не собирался. Почему он должен брать на себя ответственность за поступки своих родителей, если они его мнение ни во что не ставят? Если для них он всё ещё глупое дитя, которое не имеет права и слово поперёк сказать? — Я не собираюсь идти за вами, как ручная собачка! Это моя жизнь и мой выбор! — Сириус, успокойся. — мирно сказал Орион, поднимая руку. Отец никогда не любил конфликты, и Сириус прекрасно это знал, но сейчас эмоции брали верх над любым спокойствием. Какое к Мордреду спокойствие, когда мать готова распоряжаться его жизнью по своему рассмотрению? — Ты сейчас неправ. Семья — это действительно важно. У нас не остаётся другого выбора. Если мы его не поддержим, то… Ах, так значит, отец. — Что? — перебил Сириус, чувствуя, как внутри всё закипает. Сейчас они будут рассказывать, что у них выбора не было, что ли? Да они же сами всего этого хотят! — Что?! Я не собираюсь служить какому-то психопату только потому, что этого хотите вы! — Да как ты смеешь! — всплеснула руками мать, вскакивая со своего места и всё больше распаляясь. — Ты, маленький щенок, будешь ставить нам ультиматум! Ты, жалкое отродье, которое не может даже здраво принимать решения, будешь рассказывать, кто здесь что и как должен делать? Ты, эгоист, заботящийся лишь о себе и собственных удовольствиях, не умеющий брать инфантильность за собственные решения? — голос матери то и дело срывался на противный визг. — Ты позор всей нашей семьи и её главное проклятье, Сириус, и я совершенно не должна была ожидать от тебя хоть какого-то понимания! Щенок? Жалкое отродье? Эгоист? Позор? Проклятье? Сириус почувствовал, как у него земля некстати вываливается из-под ног и как внутри что-то важное обрывается. Хотя было ли это чем-то важным? Возможно, если бы Сириус был более спокойным, то подивился бы иронии судьбы — ведь слово «щенок» подходило ему куда больше, чем кому-либо ещё. Но сейчас гриффиндорцу было совсем не до этого — он был оскорблён тем, какого мнения его мать о настоящей стоимости собственного сына. Зачем он вообще такой семье, если он здесь нужен только для того, чтобы выполнять такие прихоти? Зачем ему вообще такая семья, где его не уважают хотя бы как личность? — Я уже не щенок, maman! Я взрослый человек и хочу принимать решения самостоятельно, а не для вашего удовлетворения! Таким пускай занимается Регулус! Пускай он потакает вашим прихотям! Глаза до этого молчавшего и не принимающего участия в конфликте брата обиженно округлились: в словах Сириуса было слишком много пренебрежения, словно он считал это самым низким делом на свете. В его взгляде так и читался вопрос: разве я сделал что-то плохое? И в глубине души Сириусу обижать брата не хотелось, но его гнев на мать и на отца был слишком сильным, чтобы промолчать. — Да как ты смеешь! В отличии от тебя, Регулус делает всё, чтобы наша семья оставалась хотя бы в малейшей безопасности с прежним достоинством! Сириус демонстративно закатил глаза. Если Регулус такой хороший, такой умный, такой понимающий, то зачем вообще матери сдался старший сын? Надо было сразу в приют отдавать, признал Сириус. По крайней мере, сейчас этого всего бы точно не происходило. Но они ведь Блэки. О каком приюте вообще может идти речь? — Ну так его в Пожиратели и записывайте! А я уже всё сказал: ваш Волдеморт — последний подонок, и я не собираюсь присоединяться к нему, даже если взамен мне будут угрожать твоей смертью, мама! Где-то, в самом захудалом уголке своего сознания, Сириус понимал, что, в общем-то, это не было совсем уж правдой. Возможно, если бы вопрос не стоял так поперёк, если бы речь шла не о чёртовом Волдеморте, а просто о какой-то опасности, то Сириус и был бы готов пожертвовать своей жизнью ради близких. Даже ради таких близких. Но в то же время он прекрасно понимал, что ему даже семнадцать лет ещё нет, и что, возможно, это не он должен жертвовать своей жизнью ради кого-то. Сириус даже ещё толком и не видел этой самой жизни, так какая в таком случае может быть жертва? Лишь на долю секунды в столовой образовалась густая, напряжённая тишина. — Прекратите! — Орион попробовал подать голос, и попытка была довольно уверенной, но запоздалой: он был проигнорирован что супругой, что старшим сыном. Сириус с горечью подумал, что останавливать эту Аваду было слишком поздно — она уже сорвалась что с его рта, что со рта матери. В столовой с каждой секундой всё ощутимее чувствовалось, как разрастается негодование Вальбурги. Даже сам дом, казалось, предательски дрожал от того, насколько яростно эта женщина смотрела на собственного сына. И насколько похожим взглядом этот самый сын ей отвечал. — Паршивый щенок! Малолетний поганец! Да кто ты вообще такой без нашей семьи? Жалкий отщепенец, за убедительной бравадой скрывающий собственную ущербность? — в груди предательски заныло. Сириус, почти всегда скрывавший собственные эмоции за маской истинного повесы и разгильдяя, почувствовал, как слова матушки бьют прямо в цель. Удивительно, как близкий человек, до этого не обращавший на него даже малейшего внимания, может настолько хорошо знать, куда бить. Хотя они же все Блэки — у всех одна проблема. — Да уж кто-то значительно получше, чем все вы вместе взятые! — выпалили Сириус, сжимая и разжимая руки. Жаль, что ему нет семнадцати — так бы и пальнул сейчас волшебной палочкой хоть куда. Да хотя бы в эти бесячие шторы. — Я хотя бы могу самостоятельно решать за себя, в отличии от вашего любимчика, и могу жить по совести, в отличии от тебя самой! Ты когда последний раз жизни радовалась, мама? А ты, папа? Уверен, что хочешь быть таким же, как они, Рег? — и он поочерёдно перевёл взгляд на каждого из членов своей семьи. И поразился тому, насколько разными были глаза каждого. Матушки, которая смотрела на него со слепой яростью и даже ненавистью, — Сириус не мог за этими эмоциями разглядеть даже крохи любви. Отца, который сейчас, казалось, постарел сразу лет на двадцать, превращаясь в сокрушённого старика со взглядом, полным какой-то непонятной смеси жалости, печали и сожаления. И чего-то ещё, что никак не вязалось к остальному. И брата, который смотрел на него ещё более странно: с примесью упрямства и в то же гордости, жалости и гнева, обиды и разочарования. Пожалуй, давно стоило признать, что из всей семейки Регулус был самой недооценённой чёрной лошадкой, как бы странно это не звучало. — Не смей приплетать сюда брата! Раз ты такой самостоятельный, — в запале завизжала матушка, ударяя рукой по столу, — то выметайся из этого дома! Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать! Ты самый жалкий Блэк, которого я когда-либо видела, и я очень сильно хочу вычеркнуть тебя из своей памяти! — Сириус, Бурги, утихомирьтесь, вы будете… — попробовал снова встрять Орион, но почти в ту же секунду столкнулся с двумя одинаково обозлёнными и ненавидящими взглядами. Он смотрел на красивое лицо Вальбурги с каким-то запалом и вместе с тем сожалением. Казалось немыслимым, что они столько наговорили друг другу, но Сириус чувствовал себя правым и ни капли не жалел. Ярость и обида клекотали внутри с удвоённой силой, а потому и времени размышлять над уже второй отцовской попыткой вмешаться не было: — Ну и уйду! — крикнул Сириус, отшатываясь от стола и всей семьи, словно от прокажённых. — Только когда я переступлю порог этого дома, я больше не вернусь! Так и знайте! — он круто развернулся и побежал по ступеням в свою комнату. В этом доме ему больше делать нечего. Сириус быстро кинулся к лестнице, на ходу перепрыгивая сразу по три, а то и четыре ступеньки, и от всей души желая матери когда-нибудь с этих ступенек навернуться. Как же он их всех ненавидит. — Да и слава Мерлину! — донёсся до него крик матери уже где-то между первым и вторым этажами. — Наконец-то избавимся от единственного глупого и немытого рта в нашем доме! Сириус опасно наклонился через перила в пролёте и крикнул: — Сказали бы раньше, и я бы давно отсюда свалил! Я же, как никак, воспитанный юноша! — и добавил уже про себя: — К сожалению. Едва за Сириусом громко хлопнула дверь в его спальню, как обстановка в столовой изменилась ровно в то же мгновение: плечи Вальбурги Блэк ощутимо поникли, вся она как-то подозрительно съёжилась и упала обратно на стул, закрыв лицо ладонями. Орион Блэк молча поднялся, достал из многочисленных шкафчиков явно элитную бутылку огневиски, как можно более нежно и успокаивающе провёл рукой по плечам жены, и уселся обратно на своё место. Впрочем, стоит заметить, что и Регулус Блэк тоже видел это уже самим краешком глаза, поскольку сразу после хлопка двери он поспешил наверх, вслед за старшим братом, а затем в свою комнату с твёрдой мыслью, что в данный момент на счету каждая минута и времени катастрофически не хватает.***
Адара сидела в горячо любимой оранжерее горячо любимой леди Говард и проклинала свою медлительность. Почему, несмотря на такой уже многолетний опыт в борьбе с сорняками, она всё ещё не может справляться с этой задачей быстрее? Создавалось впечатление, будто травинки вырастали словно по мановению ладони — едва она вырвала их в одном месте, как они тут же возникали в другом. И хоть в целом Адара не любила использовать магию в бытовых делах, здесь она бы ни за что не отказалась от парочки заклинаний, навсегда избавивших бы девушку от этого более чем ненужного занятия. Но в доме Говардов стоял строгий запрет на применение магии, а Адара всё же уважала свою, пусть и приёмную, но всяко мать и нарушать установленную границу не хотела. Неожиданно со стороны дома раздался высокий крик: — Адара, сколько ещё будет орать эта твоя шкатулка?! Я сейчас выброшу её в окно! — Камилла явно была раздражена криком. Впрочем, Адара и так уже догадалась, что сегодня у приёмной матери нет настроения. Не стоило утруждать себя и проявлять это настолько явно. Трава, слава всем святым, всё же закончилась, и девушка с усердием перфекциониста закинула парочку оставшихся карликовых травинок в ведро. Адара помахала пальчиком в сторону чистой грядки и прошептала: — Тольки попробуйте мне ещё так расти, и тогда я всё-таки возьмусь за палочку, уяснили? — и девушка, резко обернувшись, понеслась в сторону дома, прекрасно понимая, что Камилла Говард не будет ждать её появления, чтобы исполнить свою угрозу, а шкатулке, по словам Регулуса, падать было категорически нельзя. — Уже бегу, — постаралась как можно громче крикнуть Маунтвиль, но было очевидно, что её слова пролетят мимо ушей. Приблизительно с той же скоростью, с какой сейчас шкатулка может пролететь уже мимо её собственных ушей. И, действительно, незамедлительно со второго этажа высунулась жилистая рука её матери. Через пару секунд в этой руке появилась и аккуратная резная шкатулка из белого дерева. Чёрт, если сейчас эта шкатулка упадёт, то Адаре будет однозначно жаль хотя бы эти удивительные в своей красоте резные вензеля. — Адара, всё, меня это достало! Вы допросились, юная леди! Адара досадно поморщилась, ведь она была уже буквально за метров пять от окна. Шкатулка, словно в замедленной съёмке полетела из окна, но Маунтвиль, чуть ли не падая на землю, в последний момент успела поймать её уже у самой травы. Из шкатулки тем временем продолжал играть один из незатейливо-лёгких этюдов Шопена. По скромному мнению Адары, на «ор» это не было похоже от словам совсем, но матушка, судя по всему, фанаткой польського композитора не была. Да и, видимо, мигрень продолжала её мучать, так что не стоило так уж критически подходить к оценке происходящего. Адара открыла шкатулку, надеясь, что ничего страшно срочного не произошло. Внутри лежала короткая записка. Развернув её, Маунтвиль прочитала: Адара, Ты была права. Если тот план, который ты предлагала в экстренном случае, всё ещё в силе, то у тебя есть где-то полчаса. Максимум — около часа. Я не знаю, что мне делать, матушка нервничает и ссорится с ним, а отец уже открыл бутылку из огневиски. Р. А. Б. Адара слегка побледнела на виду. Определённо, эта жизнь в очередной раз подчёркивала ей, что никаких планов даже на пару часов строить нельзя при огромнейшем желании. А она, на редкость оптимистичная в этом вопросе, ещё продолжала надеяться, надо же. Тридцати минут, в общем-то должно было хватить ей с лихвой. Вот только почему этим Блэкам никогда не сидится на месте? Адара уже успела раз триста проклясть себя за то, что когда-то вообще с ними связалась. Да простят её Альфард и Регулус, но их незатейливо придурковатого родственника она, мягко говоря, не слишком жаловала. Если говорить проще: Сириус был тем ещё придурком. И она могла с уверенностью утверждать, что, кажется, самыми адекватными в этой семейке были только Альфард и Регулус. Хотя выход Ориона Блэка из сложившейся ситуации Адаре тоже слегка симпатизировал. Всяко лучше чем перекрикиваться с придурошным Сириусом, чем занялась Вальбурга Блэк. И даже если учитывать тот факт, что Адара пообещала самой себе с алкоголем и вовсе завязать. Не то чтобы она так часто уж выпивала. Адара забежала в дом и поднялась к себе в комнату, краем глаза уловив, что Камилла увлечённо слушает телевизор и попутно читает какую-то газету — в общем-то, привычное для неё занятие. Быстро переодевшись в более удобную для езды одежду, Адара спустилась вниз и, уже следуя к выходу, бросила приёмной матери: — Мадам, я отлучусь на некоторое время, хорошо? Могу ли я взять мотоцикл, подаренный отцом? В общем-то, она могла и не спрашивать разрешения, ведь это был её мотоцикл. Да и распоряжаться своим временем она имела полное право, но всё же дань уважения не мешало бы и оказать. Не то чтобы Камилла прямо так уж это заслужила, но и заедаться с ней не стоило. Особенно сегодня. — Если ты закончила работу, то можешь. — бесцветным тоном то ли ответила, то ли спросила леди Говард. — Благодарю-с, — с лёгким поклоном заметила Адара: несмотря на не слишком большие финансы, матушка любила соблюдать этикет. В ответ Камилла равнодушно махнула рукой и перелистнула страницу газеты, ясно давая понять, что благодарность Адары её не очень-то интересует. — Только приведи себя в порядок, а то выглядишь как какая-то дворовая замарашка, — напоследок бросила достопочтенная леди, и Адара страдальчески закатила глаза. Если у неё одна коленка немного загрязнена, то никакой проблемы в этом, собственно, нет. Адара мигом понеслась к гаражу. Там стояла машина матери и её собственный мотоцикл. Надо заметить, что оба были подарками Майкла Говарда, сделанными незадолго до его смерти. Сейчас у Адары создавалось такое ощущение, будто приёмный отец чувствовал всё то, что произойдёт с ним буквально через месяц, и спешил порадовать свою супругу и дочь вот такими подарками. Но теперь оба транспортных средства были напоминанием того времени, когда Камилла ещё хорошо относилась к приёмной дочери, а не как сейчас: в лучшем случае равнодушно, а в худшем — вспоминая все её ошибки и упущения, обвиняя Адару во всех проблемах и проклиная это «ведьмовство». Адара вывела мотоцикл и снова забежала в прихожую за курткой — ветер на улице был не шуточным, а при огромной скорости еть риск даже простудиться, чего ей для полного «счастья» уж никак не хватало. Кое-как отряхнув джинсы и поправив рубашку, она благодушно решила, что времени на рассматривания себя в зеркале у неё, слава всем святым, нет. Попутно захватив и небольшого вида рюкзачок, Адара решила, что было бы неплохо уведомить Камиллу о возможном госте заранее: — Возможно, я вернусь не одна! — Что?! — равнодушие матери испарилось ровно в ту же секунду, но было уже поздно: Адара быстро ретировалась с места происшествия.***
Вальбурга Блэка превзошла все ожидания Сириуса, казалось, без малейшего сожаления сыпя всевозможными проклятиями в сторону родного сына: — И можешь больше не возвращаться! Мне не нужен такой сын! Слава Мерлину, не увижу того, как ты будешь валяться в канаве! — и, чувствуя непробиваемость некогда любимого сына, гордо вздёрнула подбородок и захлопнула дверь перед носом Сириуса. — А мне не нужна такая семья! И надеюсь, что мне не придётся присутствовать на суде, когда вас будут приговаривать к заключению в Азкабане! — озлобленно крикнул в ответ Сириус, хоть и вряд ли был кем-то услышан, и устремился к ближайшему парку. Это оказалось не так уж и просто — его заметно замедлял большой чемодан и клетка с совой. К счастью, до ближайших деревьев было не далеко. Остановившись у одного из дубов, Сириус огляделся: в этой аллеи, кажется, не было никаких любопытных глаз. Осторожно достал сквозное зеркало из кармана и крикнул: — Сохатый! — ноль внимания. Сириус, конечно, помнил, что Джеймс всё ещё обижался на него за их спор в поезде и за поступок по отношению к Лунатику и ворчал, что правильно его и заперли дома, ведь он опасен для нормальных людей, но не настолько же? Неужели от него сейчас все отвернутся? — Сохатый! — уже пребывая в отчаянье, тише повторил Сириус, замечая, как в зеркале появился вид на какую-то непонятную ткань. Видимо, Сохатый тоже хранил зеркало в кармане. Разуверившись в ответе, Сириус уже хотел было спрятать зеркало назад, как вдруг перед ним появилась ошеломлённая физиономия Джеймса Поттера: — Бродяга? Ты почему не выходил на связь, идиот несчастный? Что ты уже там себе выдумал? — Сохатый, казалось, сейчас будет извергать целый поток обвинений, но, приглянувшись, Поттер не менее удивлённо спросил: — Где это ты сидишь? Собственно, наверное, Сириусу стоило воспользоваться зеркалом раньше и успокоить наверняка разволновавшихся друзей, но он был настолько уставшим от всего происходящего в доме на Гриммо, что не находил в себе сил даже рассказать об этом лучшему другу. Да и, в общем-то, стоило признать, что в какой-то мере Бродяга боялся услышать в ответ строгое: «Ты заслужил этого своим поступком». Очевидно, пребывание в доме на Гриммо не повышает его самооценку. Точнее, не повышало. — Сохатый, я… — Сириус замялся. — Ты же знаешь, я был под домашним арестом. Вот. А сегодня… Я ушёл. — Ты… что? — не понял Сохатый, сводя брови к переносице и поправляя очки в дуговой оправе. «Вот чёртов олень!», — пронеслось в голове у Сириуса, но озвучить свою мысль вслух он не решился — сейчас ему был необходим дружеский совет, куда лучше отправиться: к старине Тому на Косую Аллею или в «Кабанью голову». И, к тому же, Блэк хотел попросить у Сохатого с совой выслать ему чуточку галлеонов — на первые пару дней жизни в трактире. Бродяга чуть не поморщился: раньше он никогда не был вынужден просить у кого-то денег. Отправиться к дяде Альфарду Сириус боялся: мало ли, как он отреагирует на тот факт, что племянник сбежал из дома — дядя хоть и считался странным Блэком, но никогда не отрекался от своей семьи. Да и, как никак, Вальбурга была его сестрой, которую он, бесспорно, любил и с которой Сириус разругался в пух и прах. — Я сбежал из дома, Сохатый, — повторил Сириус, чувствуя горький вкус этих слов и словно впервые осознавая их истинное значение. Почему это получается похоже на оправданье? — И мне очень нужен твой совет. — Что?! Бродяга, ты где? — обеспокоился Джеймс, всполошившись и взлохматив ещё больше отросшие лохмы. — Мордред, а родители как раз вот так невовремя уехали к Лонгботтомам! И вот как мне тебя оттуда забрать? — Что? — вначале не понял Сириус. Джеймс нахмурился и с долей обиды поджал губы: — Не смей мне говорить, что ты хотел у меня узнать, в какую из таверн тебе лучше отправиться! — заметив всё ещё обескураженное лицо Сириуса, Джеймс хлопнул себя по лбу: — Ты, дружище, как я погляжу, тот ещё придурок. Да мама и папа будут счастливы, если ты поживёшь у нас! Но как мне забрать тебя из Лондона? Сириус всё ещё отходил от новости о том, что ему, возможно, даже есть, где пожить первое время после побега. А потом он, возможно, устроится куда-нибудь подработать и купит себе какую-нибудь квартиру или даже небольшой домик на окраине Лондона. В конце-концов, если он не ошибался, то курс между маггловскими деньгами и галлеонами был достаточным для того, чтобы за месяц заработать себе кое-какую сумму. Но неожиданно с другой стороны дерева послышался на удивление знакомый голос: — Сегодня действует невероятное акционное предложение: забираю сокурсников и довожу до нужной точки в любом конце Великобритании! Сириус напрягся: неужели кто-то слышал их разговор? Если это окажется маггл, то по-хорошему ему надо тут же подчистить память, но Бродяга никогда раньше этого не делал, да и права делать не имел. Но голос был подозрительно знакомым, а, значит, это был кто-то из волшебников. Вот только кто мог оказаться в этом парке недалеко от площади Гриммо? — Бродяга, кто это там? — спросил Сохатый, не менее заинтересованный, чем он сам. Сириус ответить не успел. Вместо него это сделала одна знакомая русая макушка: — Не поверишь, Поттер. Это твоя однокурсница. Сириус готов был проклясть этот мир. Мерлин, почему именно она? Лучше бы это была Эванс. Ну, или хотя бы Маккиннон. — Адара? — у Сохатого от удивления брови исчезли за отросшей чёлкой. — А кто ещё будет сидеть в одном из парков Лондона и мирно-спокойно читать увлекательнейшую книгу? И кому ещё могло посчастливится сесть именно под то дерево, к которому потом великодушно припрётся Блэк? — с насмешкой спросила Маунтвиль, захлопывая книгу и пряча её в маленьком рюкзачке. Сириус неприязненным взглядом осмотрел Маунтвиль с ног до головы. Одета она была не так, как в школе, что было вполне логичным. Клетчатая рубашка, конечно, чем-то напоминала те, которые она обычно носила, но была со значительно более коротким рукавом, тем самым обнажая тонкие руки с аккуратными синими венками. Надо же, Маунтвиль, оказывается, имеет черты чистокровной аристократки — многие в волшебном мире считали, что вены на руках являются прямым показателем достойного происхождения. Джинсы были похожи на обычные школьные брюки, разве что было видно, что сама ткань немного отличается. И в довершение образа в согнутой руке эта выскочка держала джинсовую куртку точно того же оттенка, что и джинсы. Надо же, оказывается, у неё есть вкус на что-то ещё, кроме как деловых костюмов. Хотя Сириус не мог без насмешки не заметить, что одета Маунтвиль была всё так же пуритански, как и обычно — хоть бы верхнюю пуговицу рубашки расстегнула. А то уж больно было интересно, насколько у неё костлявые ключицы. Сириус быстро замотал головой и прислушался к разговору. — Не знал, что ты такая везучая, — тем временем широко улыбнулся Джеймс. В следующую секунду Сохатый уже опять взлохмачивал свои волосы и спешно спрашивал то, что его, видимо, волновало сильнее, чем что-либо на свете: — Слушай, а ты случайно не знаешь, как там Эванс? Она не отвечает на мои письма. — В смысле «довезти до пункта назначения»? — в свою очередь спросил Сириус, игнорируя насмешку в голосе Маунтвиль и уже не удивляясь тупым вопросам Сохатого о заучке Эванс. Его привычная оппонентка в перепалках попалась в этом парке очень кстати, но пока подобный выход Бродягу особо не прельщал. Да и в тот факт, что она здесь оказалась чисто случайно, тоже особо не верилось. — Хоть бы поздоровались. — ворчливо произнесла Маунтвиль, закатывая глаза. Закинув портфель на плечо, она принялась разгибать пальцы: — По первой волне вопросов: Поттер, за Эванс я в курсе, ты её уже замучал своими письмами, и она даже предлагала переслать всю эту кипу мне на утилизацию. По второй: в прямом, Блэк, в самом прямом смысле. Или я тебе тут клоун, который на полставки подрабатывает в парке? — заметив одинаково печальные лица Сохатого и Бродяги, гриффиндорка поджала губы и вскинула брови: — В общем, Поттер, жди своего дружбана к вечеру. — Адара, я же просил называть меня по имени. — в свою очередь проворчал Сохатый, порядком огорчённый новостью об Эванс. Хотя, по скромному мнению самого Сириуса, ничего нового не случилось. — Как будто тебя больше ничто не заботит, — фыркнула Маунтвиль, слегка ухмыляясь и понимая истинную причину печали Поттера. — Но я поняла тебя, Джеймс Флимонт Поттер. — Эй! А как ты Сириуса довезёшь? — с интересом спросил Джеймс, наконец-то таки вспомнив о лучшем друге и испытующим взором наблюдая за его хмурым лицом. Наконец-то, Сохатый, тебя волнует ещё кто-то, кроме твоей ненаглядной Эванс. Сириус просто поражался той степени фанатичной влюблённости, с которой Поттер думал о гриффиндорской старосте. Разве можна было вообще настолько утопиться в человеке? Это уже какая-то неправильная любовь получалась, что ли, если ты сам себя потерял в чувствах. Бродяга такого подхода искренне не понимал. Всё-таки, без этой легендарной любви жилось ощутимо проще. И пока Сириус размышлял о вечном, Джеймс успел уже быстренько изложить Маунтвиль кместоположение Сент-Хелленса и снова задать интересующий его вопрос. — Поживёшь — увидишь. Ну, Блэк, ты не против прокатиться с бывшим неприятелем? — ехидно спросила Маунтвиль, в насмешке сузив глаза и растянув тонкие губы в ещё большей ухмылке. Сириуса предстоящая поездка не прельщала. Может, лучше одолжить у Маунтвиль денег и поехать на «Ночном рыцаре»? — А если откажусь? — так же ехидно поинтересовался Сириус. — Ты не забывай, что ты ещё должен мне желание, — напомнила девушка. Лучше бы не напоминала, та чёртова надпись не хотела сниматься никаким заклинанием целых полчаса. — А долг за бутылкой огневиски — святой так же, как и карточный. К тому же, у тебя будет время подумать о жизни, космосе и любви к своей семейке. — Маунтвиль бросила косой взгляд на чемодан, — Уж я-то точно не тот человек, которому интересны твоя душевная дисгармония и всевозможные сокрушения. Ну так как? Сириус призадумался. В общем-то, Маунтвиль точно была не из тех людей, кто реально полезет к нему в душу. Да и вся их вражда, кажется, уже должна была пройти — как никак, Сириус даже напился в её присутствии, а это означало некий кредит доверия. В конце концов, лично Маунтвиль никогда его особо не отталкивала, а исключительно её дружба с Нюниусом и ещё парочкой непонятных личностей. Хотя нет, врать не стоит — всё же слегка отталкивала, но вряд ли она станет убивать его где-нибудь по дороге, если учитывать, что Сохатый в курсе, с кем он отправился. Так что, может быть, и стоит попробовать? — А у меня остаётся выбор? — сокрушённо вздохнул Сириус, понимая, что, на самом-то деле, это пока лучший выход из возможных, а, значит, им надо пользоваться. — Да и, к тому же, мы уже давно установили перемирие… Адара пару секунд внимательно смотрела на Сириуса, словно видела все тени его сомнений и попытки оправдать своё решение. Бродяга сам не понимал своего поведения, но мгновения прошли, и Маунтвиль уже обернулась, владно взмахнув рукой и потребовав: — Тогда отключай Поттера — мне надо домой заехать. Джеймс, судя по всему, решил проявить чувство такта и быстро проговорил, махая на прощанье копытом: — Ладно. До встречи, Бродяга. — До встречи, — ответил заторможенно Сириус и спрятал зеркало в карман. Через десять минут они уже ехали по широкой дороге на встречу непонятно чему. Сириус в который раз за этот день пребывал в состоянии недоумения: Маунтвиль умеет ездить на мотоцикле? У Маунтвиль вообще есть мотоцикл? Неожиданно девушка едва повернула голову и громко спросила, стараясь перекричать шум ветра: — Ты есть хочешь? Сириус, опять ушедший в свои мысли и думавший о чём угодно, кроме еды, громко переспросил: — Чего? — Ты есть хочешь? — опять повторила Маунтвиль, на этот раз лишь наклонив голову и явно больше не собираясь её поворачивать. Сириус замялся: он даже не задумывался о том, что свой завтрак дома он так и не успел доесть и что, в общем-то, желудок уж давно напоминал о себе, но Бродяга этого даже не заметил. — Блэк, ты там оглох? — сердито спросила Маунтвиль, и Сириус собачьим чутьём догадалася, что она уже сама жалеет о своём предложении. — Я бы не отказался. — почему-то сконфуженно пробормотал он, а затем повторил чуть громче, опасаясь, что Маунтвиль его не услышит. Но в то же время Сириус продолжал недоумевать: что же с ним сегодня такое? С каких пор ему может быть неловко? Да и он ни разу в жизни при любых обстоятельствах не забывал хорошо покушать, а здесь такое. Во всём однозначно виноват пережитый стресс. И его не мешало бы хорошенько заесть. — Тогда хорошо. — пробормотала Маунтвиль то ли для него, то ли для себя, но Сириус всё равно услышал. Весь путь до её дома они ехали молча, больше не обронив ни слова. Да и занял остаток этой дороги, в общем-то, не больше десяти минут. И судя по скорости, которую развивал мотоцикл Адары, аккуратно лавируя между довольно свободными рядами маггловских автомобилей, Сириус смутно подозревал, что без магии здесь не обошлось. — Так, предупреждаю сразу: к моей матери обращаться только как леди Говард. Ясно? И тебя ведь учили этикету? — немного нервно спросила Маунтвиль, ставя мотоцикл на подножку. Затем она быстро встала, отряхнула, казалось, несуществующие пылинки и пытливо посмотрел на Сириуса в ожидании ответа. Удивительно: до этого Сириус ни разу не видел Маунтвиль настолько взъерошенной. Даже перед экзаменом она, конечно, наверняка нервничала — как иначе назвать хождение туда-сюда по коридору он не знал, — но это всё равно не проявлялось настолько сильно, как сейчас. — Да. А почему… — кивнул Сириус и только хотел спросить, почему у матери Маунтвиль другая фамилия и какое отношение этикет имеет в данной ситуации, но был нагло перебит девушкой: — Так вышло. И точка. Дальнейших расспросов я не потерплю. — резко ответила Маунтвиль. Сириус поднял руки в знак капитуляции и не стал настаивать: в конце концов, Маунтвиль предоставила ему право не посвящать её в ситуацию с его семьёй, и Бродяга просто должен отплатить ей той же монетой. Опасаясь, что сейчас она вообще передумает довозить его куда-либо, Бродяга поспешил вслед за девушкой, которая уже открывала аккуратные резные двери в не менее аккуратный дом. Сириус вошёл в дом и оглянулся: всё вокруг дышало непонятным до этого отсутствием волшебства — он мог поклясться, что здесь наверняка никогда не применялось огромное количество магии, хотя на улице такого впечатление не возникало. И всё же Сириус не мог сказать, что это его прямо уж сильно отталкивало. Но то, что Сириусу, пожалуй, особенно нравилось, — это количество освещения. Несмотря на хмурую погоду эта усадьба дышала какой-то особой свежестью и, казалось, будто солнечные лучи (которых на самом деле-то и не было) проникают через окна чуть ли не в каждом углу. Эта картина была куда более приятна, чем то, что Сириус привык видеть в доме Блэков, почти все комнаты которого были темновато-зелёных оттенков. Дом лишь на первый взгляд казался скромно обставленным — на деле, едва Бродяга вошёл в гостиную, как тут же заметил множество различных явно недешёвых вещей и несколько картин, которые, к удивлению Сириуса, были абсолютно недвижимы. Тем не менее, стоило отдать должное хозяйке — несмотря на заметную роскошь, изящество и вкус были очевидны даже для невооружённого глаза. — Добрый день, леди Говард. Мне очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут Сириус Блэк. Я многое слышал о Вас от Вашей дочери. — Сириус поцеловал руку женщины, мысленно проклиная все правила этикета, воспоминания о которых больным уколом напомнили ему о своей матери. — Мне тоже. — благосклонно улыбнулась леди. — И хоть я о вас от своей дочери ничего не слышала, но смутно подозреваю, что Адара могла говорить обо мне не самые приятные вещи. Не стоило скрывать, что Камилла Говард была очень и очень красивой женщиной. Короткие чёрные волосы, едва волнистые от природы, приятно контрастировали вместе с карими глазами, которые, хоть и не лучились бесконечной добротой, как у Юфимии Поттер, но всё же были гораздо теплее, чем стальные глаза Вальбурги Блэк. Широко посаженные тонкие брови, слегка пухлые губы, прямой нос и круглое лицо — Сириусу на секунду показалось, что леди Говард была полной противоположностью Маунтвиль. Кстати, о Маунтвиль. Та, кажется, вообще не проявляла никакого интереса к их светской беседе, обхватив саму себя руками, нахмурив брови и закусив губу. Сириус смутно подозревал, что Маунтвиль о чём-то раздумывает. И стоило признать, что в этот момент её вид не был настолько отталкивающим, как обычно. — Нет, что Вы! — уважительно поднял руки Сириус. Вальбурга сейчас бы им гордилась, наверное. «Она о вас просто не заикалась», — подумал Сириус, но вслух сказал совершенно другое: — Исключительно приятные вещи. Но, признаю, Ваш вид превзошёл все возможные ожидания. — Ах, какой приятный юноша! — хлопнула в ладоши Говард. — Адара, дорогая, почему ты не познакомила меня со своим другом раньше? Сириус заметил, как Маунтвиль, до этого повёрнутая к матери спиной, поморщилась от её произношения «дорогая», но после вопроса развернулась на девяносто градусов и вежливо объяснила, элегантно взмахнув рукой: — Извините, мадам, просто Сириус долгое время был в отъезде и у меня не было возможности вас познакомить, — с лёгким кивком ответила Маунтвиль. Врёт как дышит. Сириус давно подозревал, что у Маунтвиль в этом деле явно есть талант. — Ну, ладно. Сириус, не хотите ли вы покушать? На сколько вы приехали? Наша помощница готовит великолепнейшие кексы! — с гордостью произнесла мать Маунтвиль. Или не мать? Из-за полнейшего отсутствия какого-либо сходства Сириус уже существенно сомневался в каком-либо родстве между ними. В памяти всплывали все разговоры о семье Маунтвиль, которые он когда-либо слышал, но вспомнить что-то дельное он не мог — очевидно, гриффиндорка предельно тщательно скрывала свою личную жизнь. Да и всю жизнь в целом. Кроме дружбы с Лили, Марлин, Мэри и парочкой-других равенкловцев, особых отношений с Астрой, непонятного взаимодействия с Регом и постоянной защиты Нюниуса Сириус больше ничего не мог толком сказать о Маунтвиль именно как о человеке. — Я не откажусь, мадам. Сегодня мне с Адарой предстоит длительная дорога. — уклончиво произнёс Сириус. Имя «Адара» отдало на языке чем-то терпким, но, на удивление, весьма приятным. И почему он раньше не попробовал назвать её по имени? Леди Говард, кажется, была совершенно удивлена такому исходу событий. Это уверило Сириуса в том, что Маунтвиль не предупреждает мать о своих планах. Хотя о каких планах может идти речь, если он вот так с бухты-барахты встретился Маунтвиль прямо в парке? — Адара едет с вами? — она подняла брови. — Да, мадам. Я хотел бы познакомить её со своими близкими, раз уж она меня познакомила с Вами. — Сириус улыбнулся одной из своих лучших улыбок. Звучало, мягко говоря, противненько из-за контекста, который Сириус чувствовал в этих словах. Маунтвиль, снова отвернувшаяся от леди Говард и Блэка и, кажется, опять совершенно не интересующаяся их разговором, шокировано обернулась и так, чтобы не видела мать, покрутила пальцем у виска, явственно выказывая свою реакцию на слова Сириуса. Бродяге захотелось едко ухмыльнуться — ради такой бурной реакции Маунтвиль он, пожалуй, был готов повторить. — Ах, Адара, какой всё же приятный юноша, хотя теперь ясно, почему ты от меня его так тщательно скрывала! — леди Говард пошла на кухню, как-то по-странному ухмыляясь. Сириус понял, что она восприняла его слова именно так, как он не хотел изначально. Маунтвиль незаметно хлопнула ладонью по лбу и покачала головой. Уже почти дойдя до двери, леди Говард неожиданно остановилась. — Адара, а на сколько ты поедешь? — Я думаю, матушка, что где-то на неделю. Если вы не против, конечно. Леди Говард ласково улыбнулась и понимающе покачала головой: — Конечно же, я не против. Я не буду за тебя волноваться, если ты с таким надёжным человеком, как Сириус. Пока вы можете пойти в комнату Адары, — сказала она, преимущественно обращаясь именно к Блэку. — Вас позовут, когда всё будет готово. Но вы смотрите мне, — женщина весело ухмыльнулась и игриво покачала пальцем, — не шалите. Женщина ушла на кухню, а Маунтвиль, высоко вздёрнув брови в ответ на такие очевидные намёки матери, повела едко ухмыляющегося Сириуса на второй этаж. Дом, как уже не раз подумал Сириус, был обставлен с роскошью. Но комната Маунтвиль заметно отличалась ото всех: здесь были присущи и всё тот же вкус, и свойственный Маунтвиль, как понял Бродяга, минимализм. Ничего лишнего и не нужного. В первую очередь взгляд бросался на мраморный шкаф. В отличии от имущества кузин Сириуса, он был полностью забит книгами. Это его немало удивило, ведь гриффиндорец в Хогвартсе достаточно редко наблюдал, чтобы Маунтвиль вообще что-то читала. Да и то, преимущественно её любовь к чтению начала показываться как раз в прошлом году. Раньше казалось, она чаще сидит, поглощённая в свои мысли, либо же где-то бродит, чем занимается каким-нибудь полезным (с точки зрения Бродяги, конечно же) делом. Хотя чтение полезным делом он тоже не мог преимущественно назвать. Есть вещи и покруче, и поинтереснее, и более полезные. Маунтвиль заметила его немалое удивление и сказала, прикрывая дверь: — Я ненавижу роскошный гардероб, поэтому в моих вещах только самое необходимое. Сириус не понимал подобного, так как большинство девчонок в его практике не видят разницы между «бесполезным» и «необходимым». Но, видимо, Маунтвиль и здесь была исключением, и Бродяга едва заметно усмехнулся: — И как на это реагирует леди Говард? — Угадай. — ухмыльнулась Маунтвиль, пряча парочку книг с полки в рюкзак. Видимо, точно так же, как его матушка на маггловские журналы и фотографии полуобнажённых моделей. Сугубо негативно. — Понял. А зачем тебе целая неделя? Сириус подозревал, что сейчас его пошлют куда подальше, но Маунтвиль неожиданно сдержанно ответила: — Я хочу съездить к одному своему знакомому, — затем замялась, смотря на один из шкафчиков. Что-то в уме прикинув, она рывком открыла его и вложила парочку побрякушек и флакончиков к себе в рюкзак. Неожиданно подняв голову, девушка с ухмылкой добавила: — Не беспокойся, у Поттеров я задерживаться не собираюсь. — А я и не собирался волноваться, — пожал плечами Сириус, всем своим видом показывая, что ему совершенно безразлично, но Маунтвиль этого не заметила: она как раз вкладывала какую-то шкатулку в свой рюкзак. — Чары незримого расширения? — Пять очков Гриффиндору. — щёлкнула пальцами в его сторону Адара, даже не удосужившись поднять голову. — Сама сделала? — А ты видишь здесь ещё кого-то? — притворно оглянулась Маунтвиль. Ага, Министра магии. Когда она перестанет над ним насмехаться? Сириус ведь вполне искренне старается показать себя с адекватной стороны. — Не ехидничай. Зачем тебе это? — задал Сириус вопрос, который волновал его с самого начала. Маунтвиль пожала плечами и невзрачно ответила: — Считай, что у меня сегодня день бесплатной помощи наглецам. Сириусу в такое положение дел как-то не слишком верилось: на его памяти Маунтвиль никогда не проявляла особого желания помогать кому-либо, а уж особенно таким «наглецам», как он. Хотя стоило признать, что изредка она всё же это делала, например, в тот вечер происшествия с Нюниусом — её флакончики, как ни странно, действительно помогли. Правда, благодарность Сириус так и не смог тогда из себя выдушить. Но сейчас у Бродяги были сомнения, что это именно тот случай. — А если честно? — Ты думаешь я отвечу тебе честно? — вопросом на вопрос ответила она и подняла в недоумении бровь. Сириус усмехнулся, чувствуя, как она едва заметно раздражается от его своеобразного допроса: — Честно говоря, я на это надеялся. То есть, тебе от меня ничего не надо? Маунтвиль уже в который раз закатила глаза, и Сириус подивился тому, как раньше не замечал, что она делает это так часто. Тем не менее, девушка с ухмылкой ответила: — Если бы мне было что-то от тебя надо, я бы высказала тебе своё желание. Или поставила условие в самом начале, в конце концов. Я предпочитаю заранее обусловленные договорённости. Сириус кивнул своим мыслям, нехотя отводя глаза от Маунтвиль — так ведь можна и дырку в человеке просверлить: — Ясно. — сомневаясь, что у Маунтвиль действительно не было никакого интереса в этом деле, Сириус решил всё же напоследок уточнить: — Искренности мне не ждать? — Пять очков Гриффиндору. Такими темпами ты и кубок выиграешь, умник. — Сириус усмехнулся: действительно, забавный комментарий. Маунтвиль не обратила никакого внимания на его такое своеобразное одобрение и оглядела комнату в поиске забытых вещей. — Кажется, я готова. Сириус нахмурился: их диалог длился максимум пять минут, в течении которых Маунтвиль как раз и упаковывала все необходимые ей вещи в рюкзак. Бродяга в очередной раз подивился тому, как сильно отличается Адара от остальных девушек. Это невольно вызывало в Сириусе уважение, а потому он, поджав губы, соизволил выдавить: — Быстро. — А ты как думал? — Маунтвиль обернулась и насмешливо вздёрнула брови, в очередной раз подтверждая, что приравнивать её к кому-то ещё не стоит. Хотя стоило, наверное, признать, что он её никогда и не приравнивал к большинству. На секунду их взгляды напрямую пересеклись. И только сейчас Сириус понял, что он должен был поблагодарить её за это всё. За то, что она вообще согласилась помочь, какие бы её настоящие мотивы ни были, в такой ситуации вряд ли его поддержал бы каждый посторонний человек. Сириус, в общем-то, привык к тому, что почти всё в жизни ему подавалось на блюдечке. И уж особенно, если дело касалось девушек, которые, едва увидев его загадочное выражение лица, были готовы пойти на всё, что он прикажет. Тем не менее, Сириус чутко подозревал, что Маунтвиль была не из таких по той простой причине, что ни одна из его стандартных мин, которые он строил и ей, и её подружкам вот уже года два, не действовали на Адару совсем. А потому и рассчитывать, что она помогла ему по причине хорошо скрываемой симпатии не приходилось — стоило вспомнить, как она приложила его о землю после теоретического экзамена по ЗоТИ или как окунула в Чёрное озеро вначале пятого курса. Вряд ли влюблённая девушка сможет поступить так со своим объектом симпатии. А Сириус, к своему глубочайшему сожалению, привык к тому, что девушки помогают ему только по этой причине. Ну, или же по дружбе. Но до такого уровня отношений они с Маунтвиль ещё точно не дошли, а потому и скрытых мотивов этой гриффиндорки Бродяга не понимал. И эта загадка интриговала его даже больше, чем история её семьи. — Это, я хотел сказать спасибо… — пересекая половину комнаты в несколько шагов, Сириус прикоснулся к её руке. Удивительно, во все предыдущие разы, во время попыток выкрутить ей руку или что-то ещё в этом роде, Сириус ни разу не замечал, что у Маунтвиль такая шершавая кожа. Создавалось впечатление, будто сейчас спадёт какая-то иллюзия, и Бродяга увидит кисть, полностью покрытую шрамами. Это удивляло. Едва Сириус хотел сказать, что никогда не ожидал от Маунтвиль такой помощи и что она снова смогла его пару раз удивить, как вдруг в дверь постучали. Они отскочили друг от друга в тот же миг — не хватало ещё сильнее усугубить ситуацию с точки зрения леди Говард. Естественно, это была именно она. — Сириус, Адара, всё готово. — Большое спасибо, матушка. Мы уже идём, — Сириус широко улыбнулся, соглашаясь с Маунтвиль, протягивая руку ей и почтительно кивая леди Говард. Взгляд женщины, устрёмлённый на него, был куда теплее, чем в сторону Маунтвиль, как показалось самому Бродяге. Адара же на его протянутую ладонь никак не отреагировала, явно восприняв её как должные манеры любого проходящего мимо джентльмена. Да-с, удивительно, как при таких знаниях этикета и умении вести себя в обществе она умудрялась лишний раз отшатываться от чужих прикосновений в школе и всячески строить из себя невежду. Кексы оказались слишком вкусными, а разговоры миссис Говард — слишком забавными конкретно для Сириуса. Выехали они только в пять часов после обеда. Их путь лежал в сторону Сент-Хеленса, ведь именно там поселились Поттеры на постоянной основе с 1964 года. Сириус всего три раза бывал в этом доме на летних каникулах — два раза благодаря протекции дяди Альфарда и один раз по прямому разрешению родителей. Небольшая двухэтажная усадьба с красивым парком и выходом к озеру неподалёку. Сириуса тянуло туда даже больше, чем к родному дому. Ехать они должны были где-то часа два-три. Поэтому пришлось останавливаться на одной из заправок, чтобы пополнить запас горючего для мотоцикла. Как объяснила ему Маунтвиль, она расширила баллон для бензина благодаря магии и поэтому ехать на таком транспорте можно было дольше, а за счёт магического ускорения растраты были значительно меньшими. От взгляда Сириус не укрылось, что при оплачивании заказанного бензина, Маунтвиль заплатила значительно больше, чем стоило. Всё время Сириус думал о том, что сегодня произошло. Конфликт с семьёй. Конечно, с матерью он и раньше не раз и не два ругался, но чтобы настолько крупно… Никогда. Да они даже никогда такое количество гадостей не говорили, сколько было сказано сегодня. И теперь Сириус как никогда ясно понял, что у него и остальных Блэков разные пути. Они выбрали Волдеморта, а он… Он никогда не станет на эту сторону. Даже ради семьи, как объяснял ему отец. Для него честь важнее семьи. Если Бродяга станет Пожирателем, то ему надо будет убивать магглорождённых. Не стоит даже рассматривать такого варианта. Убить Эванс? Макдональд? Джойс? А нет, Джойс же, скорее всего, чистокровная. По крайней мере, по их предположениям. Маунтвиль? И хоть с ней всё тоже достаточно неясно, Сириус мысленно покачал головой: его выбор очевиден и другого выхода теперь нет. Пути обратно тоже нет — мать никогда не простит его за сказанные слова. Да и сам Сириус, если честно признаваться, никогда не простит Вальбургу за то, что она отреклась от родного сына. Разве у нормальной матери принципы чистокровности могут быть дороже, чем родной ребёнок? Маунтвиль сидела на лавочке рядом с заправкой и мирно пила кофе, купленный здесь же. Сириус в очередной раз подивился тому, что, выбирая кофе себе, эта обычно заносчивая выскочка соизволила даже спросить у сокурсника, не хочет ли он чего и себе. Бродяга, поначалу колеблясь, всё же не стал спорить, когда она заказала ему айриш виски, на который он изначально и засматривался. Благодаря первому же глотку кофе его мозги прояснились и словно чуть-чуть собрались в единое целое. Сириус удовлетворённо присел на скамейку рядом с Маунтвиль. Она даже не обратила на его появление внимания — взгляд был привычно устремлён куда-то вдаль, словно девушка видела там что-то, известное только ей. Сириусу чужой покой тревожить не хотелось, но Маунтвиль сама нарушила немного неловкую тишину: — Думаешь о семье? Этот вопрос застал Сириуса врасплох. Он, конечно, ожидал чего угодно, но точно уж не прямоты. И ведь с одной стороны они договаривались не нарушать личные границы, но с другой — Сириусу очень хотелось обсудить эту ситуацию с кем-нибудь, а до Сохатого ещё было далековато. Но и отвечать на поставленный вопрос Бродяге не хотелось — уж слишком риторическим он был. Да и Сириус предположить не мог, что его лицо, которое обычно считалось примером нечитаемости, так легко выдало все его переживания. Или это было настолько очевидно? — А какое кофе ты любишь? — Сириус решил всё же не отвечать на поставленный вопрос, переведя тему в более комфортное русло. Маунтвиль, к счастью, совсем уж бестактностью не отличалась, потому что усмехнулась и поддержала разговор — за что Сириус ей был премного благодарен: — Чёрный. Как можно крепче. А ты, как я понимаю, у нас любитель Айриша? — Именно. Неужели я настолько предсказуем? — с ухмылкой поднял брови Сириус. — Не без этого, — Маунтвиль ответила ему идентичной ухмылкой. Неужели он, по мнению большинства, настолько зациклен даже на алкогольных названиях? — Какая жалость. Кажется, я совсем разучился удивлять девушек, — взамен серьёзно кивнул он, словно был полностью раздавлен этой мыслью. Адара в ответ тонко пожала плечами и подметила, как будто бы пытаясь обнадёжить: — Не переживай, в Хогвартсе ты популярность всё равно не потеряешь. Сириус хмыкнул и спросил, радуясь, что можно поговорить о чём-то совершенно глупом и при этом толком не думать: — А ты переживаешь за мою репутацию? — Я за Хогвартс переживаю, — покачала головой Маунтвиль. — Лишиться главного источника всех сплетен — непоправимое дело. Сириус заливисто расхохотался, не обращая ни малейшего внимания на то, как при этом на него посмотрел работник заправки. Всё же, язык у Маунтвиль что надо. — Мне показалось, или я слышал ревность? — на самом деле, ничего такого он в голосе Маунтвиль не услышал, но ему уж больно был интересен ответ. Та, кажется, вполне поняла его провокацию и сдержанно ответила, улыбаясь лишь самым уголком губ: — Извини, но на меня твоя харизма не действует, Блэк. — Почему же? — Сириус пододвинулся ближе, всем своим видом показывая, что это он просто ещё не старался. Маунтвиль спокойно подняла на него лицо со своими ироничными бровями, и Сириус на какую-то долю секунды засмотрелся в эти тёмно-синие омуты — пожалуй, стоило признать, что цвет глаз у неё необыкновенный. Он заметил, как в глазах Маунтвиль мелькнуло некое негодование, и она осторожно отвернула голову, опять посмотрев вдаль. Сириус почти мгновенно сел нормально. — Потому что это не твоё дело, Блэк. — буркнула Маунтвиль, руками едва уловимо теребя краешек стаканчика, и Сириус смутно догадался, что разговор она продолжать не хочет. Сириус, в общем-то, был достаточно неплохим наблюдателем и мог верно истолковать эмоции почти любого человека. Он почувствовал, что явно ступает на чересчур тонкий лёд, но, к сожалению общества, Сириус никогда не был тактичен. Поэтому он сдержал собственные порывы как-нибудь пошло пошутить о том, что Маунтвиль влюблена в Джойс (в шутках Сириус повторятся не любил, а эта за последние пару лет и так уже раз десять звучала в разнообразнейших вариациях), и вкрадчиво спросил: — И всё-таки? Маунтвиль посмотрела на него с привычным выражением лица, вопрошающим «Ты придурок или прикидываешься?». Сириус ответил на это коротким подниманием бровей и широкой улыбкой. Маунтвиль должна бы понять, что он в любом случае не отцепится от неё и будет задавать этот вопрос всю дорогу. Если это будет необходимо, чтобы добиться ответа. — Я не готова к романтическим отношениям на данный момент. — после некоторой паузы всё же решилась объяснить Маунтвиль. На секунду Сириус опешил. Надо же, такие люди ещё имеются. Раньше ему казалось, что никого такого нет. Кроме Хвоста, разве что. Тот ведь вечно отмалчивается по поводу собственных симпатий и постоянно утверждает, что ему это не нужно. Сириус же был убеждён, что Хвост просто не осознал всю прелесть состояния, когда в тебя кто-то влюблён. Даже если ты сам не влюбляешься при этом. Неожиданно Бродяга вспомнил о том, что беспокоило его порядочное время и что ответ Маунтвиль всячески сам по себе пресекал: — А как же Регулус? — не доведи Мерлин, Маунтвиль влюбила в себя Рега и бросила. Хоть Сириус и открестился от семьи, но за такое размажет Маунтвиль по стенке. И плевать, что она ему помогла. И тем более плевать, что Сириус сам чуть ли не раз в три дня бросал девчонок, перед этим влюбив их в себя. Маунтвиль удивлённо обернулась в его сторону и вскинула брови, и Сириус с не меньшим и довольно неожиданным восторгом заметил, что в кончиках её губ в этот самый момент сосредоточилось какое-то подобие улыбки. Секунда — и она уже тихо и весело хохочет, откинув голову на спинку лавочки. Сириус с долей интереса наблюдал за её смехом, и категорически не мог понять слов Астры о том, что Маунтвиль «стыдится собственных проявлений радости и веселья». Чему тут стыдится, было категорически неясно. Маунтвиль, отсмеявшись, приложила руку ко лбу, подняла голову и посмотрела на Сириуса таким взглядом, что он почувствовал себя глупым и несмышлёным ребёнком: — О Боже, Блэк, не смеши меня. У нас с твоим братом ничего такого нет и быть не может. Ты должен был быть самым большим придурком, чтобы выдумать себе невесть что. Сириус едва ощутимо выдохнул: перспектива того, что Рег может встречаться с Маунтвиль, его не особо прельщала. Братец, конечно, был умненьким, но вряд ли достаточно оценил все возможности Маунтвиль, которых было, на удивление, много. Так что тот факт, что они не являются парой и в будущем эта заноза вряд ли будет за что-то мстить его братцу, давал надежду на то, что хотя бы в Хогвартсе у Регулуса не будет проблем. И Сириус сможет исподтишка его защитить в случае чего. Хотя когда Маунтвиль могла ему помешать? Когда они приехали к дому Поттеров, был уже вечер, и солнце стремительно близилось к горизонту, багряными цветами разукрашивая весь пейзаж вокруг. Сириус, несколько часов подряд ехавший через однообразные полосы полей, лесов и городских панорам, в очередной раз приятно поразился тому, как прекрасен Сент-Хелленс в летнюю пору. Домики, утопающие в зеленеющих садах, словно одним своим видом дарили уют, спокойствие и защиту. Аккуратный коттедж Поттеров казался самым родным и светлым местом из всех, в которых он успел побывать за свои шестнадцать с лишним лет жизни. — Двадцать минут до семи, — посмотрев на часы, уточнила Маунтвиль, которая, видимо, чересчур сильно любила точность. И только Сириус хотел сказать ей о том, что уже достаточно поздно, чтобы ехать куда-то обратно, как гриффиндорка задумчиво добавила: — Думала, мы будем раньше. Ладно, у меня мало времени, так что, Блэк, забирай свои вещички. Сириус посмотрел на боковую часть мотоцикла, где был прикреплён не слишком большой кармашек, в который, на удивление, вместились все его чемоданы. Блэку оставалось только поражаться тому, насколько умело и качественно Маунтвиль пользовалась чарами незримого расширения. Или, возможно, это уже не её работа? А чья тогда? Едва Сириус с тяжким упорством вытащил все свои вещи, как из дома, видимо, услышав настойчивый и продолжительный рев мотора, выскочил взлохмаченный Джеймс. За ним спешили Юфимия и Флимонт, родители этого оленя, порядком встревоженные и внимательно оглядывающиеся. Едва они заметили Сириуса и Адару, как тут же широко улыбнулись почти идентичными улыбками, а у Бродяги неожиданно потеплело на душе — он, как оказалось, очень сильно соскучился по Поттерам. — Сириус, дорогой, слава Мерлину! Мы так волновались! — нежно и вместе с тем крепко обнимая его, причитала Юфимия, чуть ли не плача от радости. Затем миссис Поттер принялась рассматривать его со всех сторон и поражаться тому, как сильно он вырос. — Наверняка от девушек отбою нет, — добавила она, и Бродяга понял, что Сохатый ещё не успел посвятить своих родителей в дела его личной жизни. Лучше пусть не посвящает и дальше. Сириус ещё от последней Амортенции не отошёл. — Приятно познакомиться с тобой, Адара. За сегодняшний день Джеймс очень многое рассказал о тебе, — приветливо улыбнулся мистер Поттер. Сириусу этот человек всегда казался тем, кто умеет сочетать несочетаемые вещи: он был достаточно добр и в то же время весьма строг (даже с Джеймсом, которого и Юфимия, и Флимонт любили невероятно сильно); он был дурашлив, но в ответственный момент всегда держался серьёзно; он был стар — морщинки на лбу и в уголках глаз выдавали его уже весьма пожилой возраст, — но в то же время часто казался Мародёрам их близким ровесником, если они начинали рассказывать о шалостях и приключениях. Сохатый был точной копией Флимонта Поттера, только менее седой и помладше. — Взаимно. — кивнула Маунтвиль и вкрадчиво-хищно ухмыльнулась: — Могу себе представить, что он обо мне рассказывал. Сириус тоже мог себе представить. Наверняка Джеймс показал Маунтвиль гораздо лучше, чем она есть на самом деле. Хотя знали ли они вообще Маунтвиль такой, какой она была на самом деле? — Ничего такого страшного! — обиженно воскликнул Джеймс, вскинув руки, и подошёл к Сириусу, зычно хлопнув его по плечу: — Привет, Бродяга! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть. Сириус искренне надеялся, что Поттеры и дальше не будут акцентировать внимания на том, по каким обстоятельствам он был вынужден к ним приехать. Друзья крепко обнялись. Но Сохатый всё же вполголоса спросил так, чтобы его слышал только Бродяга: — Ты как? — Лучше не бывает, — радостно откликнулся Сириус и ослепительно улыбнулся. В общем-то, отчасти он сказал правду: он и правда чувствовал себя намного лучше, чем мог бы. И чем должен был бы, чего уж греха таить. Джеймс облокотился на мотоцикл Маунтвиль, разглядывая его с заметным интересом: — Неплохой драндулет, Адара, — шкодливо ухмыльнулся он, аккуратно похлопывая мотоцикл по задней части сидения. На лице Маунтвиль Сириус заметил следы ничем не прикрытого возмущения. В какой-то мере он даже разделял её чувства — называть вот это чудо «драндулетом» было верхом наглости со стороны Сохатого. — Убери свои копыта, Поттер, это тебе не дверной косяк, — Маунтвиль попыталась сбросить руку Джеймса, но тот, как оказалось, только этого и ждал: едва Адара вцепилась своими пальцами в его кисть, как Сохатый крепко обнял её и снял с мотоцикла. — Поттер, отпусти меня! Немедля! Поттер! Я тебя сейчас убью! Джеймс! — взвизгнула она, когда Поттер поднял её повыше. — Отпусти меня, олень очкастый! — Теперь я знаю, как заставить тебя звать меня по имени. — широко улыбнулся Сохатый. — Ты что, высоты боишься, Адара? — Нет, — рассержено буркнула последняя, отряхивая свой костюм от пылинок и недовольно поджимая губы. — Просто не люблю, когда меня берут на руки. Сириус легонько улыбнулся: какая же невероятная заноза. Но, подивившись собственному умилению, он быстро припрятал улыбку за восторженным разглядыванием коттеджа. Сохатый, заметивший его эмоции, весело подмигнул, и Сириус мысленно проклял собственную неосмотрительность. Надо же было так облажаться? Теперь Джеймс точно подумает невесть что. Юфимия подошла к Адаре: — Спасибо тебе за Сириуса, — прослезившись, сказала женщина и обняла растерянную девушку. Маунтвиль переводила взгляд с Сохатого, на Сириуса, а затем на мистера Поттера и всем своим видом иллюстрировала человека, непривыкшего к объятиям. Спустя мгновение Маунтвиль всё же нашлась и осторожно приобняла Юфимию в ответ, легонько похлопав по плечам. Миссис Поттер продолжила свою проникновенную речь, на этот раз уже растрогав Сириуса: — Он нам как второй сын… Мы очень за него волновались, когда узнали… — Юфимия, — предостерегающе начал мистер Поттер и обнял жену за плечи. Он тоже благодарно кивнул Адаре и похлопал уже стоящего рядом Сириуса по плечу, взмахом палочки направляя его чемоданы в сторону коттеджа. — Проходите в дом, дети. Всё уже готово. Ни Сириус, ни Джеймс возражать не собирались и уже было направились в сторону дома, как вдруг Бродяга краем глаза заметил, что Маунтвиль слегка сконфуженно переминается с ноги на ногу. Глубоко вдохнув и при этом словно набравшись смелости, девушка всё же решилась высказаться: — Э, мистер и миссис Поттер, — замялась Маунтвиль, и Сириус впервые в жизни видел, чтобы ей было некомфортно. Надо же. Интересно, может, она и смущаться тоже умеет? — Мне нужно домой, и я бы с радостью осталась, но… — Адара, ты можешь звать меня по имени, — тепло улыбнулась Юфимия, доброжелательно перебивая девушку, — но неужели ты собираешься ехать одна? Да и, к тому же, в такое время? Сириус точно не знал, имеет ли в виду Юфимия тот факт, что Маунтвиль доедет до Лондона поздним вечером, или намекает на то, какие тяжёлые и опасные времена сейчас приближаются ко всему магическому миру. В общем-то, что первое, что второе имело определённый смысл, и на месте Маунтвиль было бы невероятно глупо и безрассудно это отрицать. Как раз в её духе, в общем. — Меня тоже, — точно так же широко, как и Джеймс перед этим, улыбнулся Флимонт и шепнул: — Но Юфимию всё-таки лучше звать по фамилии: это всегда приятно напоминает мне о временах, когда она упорно утверждала, что фамилия Поттер — чуть ли не самая дурацкая из тех, которые ей приходилось слышать. Джеймс и Сириус довольно захохотали, а Маунтвиль скромно улыбнулась, и Бродяга, к собственному сожалению, не смог прочитать, хочется ли ей остаться или она желает исчезнуть отсюда как можно скорее. — Эй! — Юфимия слегка толкнула супруга в плечо. Флимонт весело рассмеялся, покрепче прижимая жену к себе. Сириус не мог в очередной раз не порадоваться за Джеймса — всё же было невероятно приятно смотреть на то, как твои родители проявляют к друг другу именно любовь. В глазах ни одного знакомого с детства Сириусу чистокровного волшебника не было даже малейшего намёка на какие-то тёплые чувства к своей супруге — да и ответные эмоции, в общем-то, были ничуть не лучше. Разве что Орион и Вальбурга казались приятным исключением — они хотя бы не презирали друг друга и не проклинали свой брак на чём свет стоит. Поэтому Сириус был с младенчества уверен, что в кругах волшебников настоящей любви не существует и что лучше всё же быть как дядя Альфард и жить в одиночестве, чем строить какой-то шаткий мостик на вечных сожалениях и поддельной привязанности. И вот оно, прямое опровержение всех его убеждений. Вот он — пример того, что в этом загнивающем мире ещё остаётся что-то доброе, светлое и, возможно, даже вечное. Оттого Сириус хорошо понимал Джеймса, который вырос при таких семейных отношениях и не мог жениться на какой-то глупой красотке, просто потому что вместе они бы презентабельно выглядели на обложке «Ежедневного пророка». В общем-то, стоило признать, что Эванс под идеал Сохатовой супруги всё же вписывалась. Был, конечно, один несущественный нюанс — Эванс сопротивлялась. Но Сириус был готов чуть ли не силком тащить её к алтарю, если понадобится, потому что наблюдать за кислой миной Сохатого и его проклёвывающимся зачатками самоуничтожения с каждым годом становилось всё труднее. Сириус неожиданно для себя вспомнил, что Маунтвиль всё равно, в общем-то, некуда спешить и решил вставить свои пять сиклей по этому поводу: — Маунтвиль, — он в псевдо-изумлении поднял брови и уставился на девушку, — ты же на неделю отпросилась. Что тебе мешает остаться? Боишься? Брал ли Сириус её в этот момент «на слабо»? Конечно. Рассчитывал ли, что Маунтвиль поведётся? Нет — до этого ведь ни разу не велась. Но Сириус надеялся, что при Юфимии и Флимонте Маунтвиль не рискнёт показывать свои взбрыкивания. — Нет. — неожиданно сверкнув глазами, покачала головой Адара. — Просто мне неудобно… Вы собрались всей семьёй, а тут я… — Сириус уже хотел было отвесить ей подзатыльник, ведь, в конце-то концов, сегодня эта заноза на своём мотоцикле плавно заехала в как минимум близкие друзья их семьи. Как максимум — пока было ещё неизвестно, во что это всё выльется, но почему-то Сириусу казалось, что теперь Маунтвиль в Мародёрской жизни будет появляться однозначно чаще. Но договорить свою мямлевидную тираду Маунтвиль не успела — да и перебить её из присутствовавших, как ни странно, тоже никто не успел. Неожиданно со стороны дома донёсся недовольный звонкий крик, заставивший Сириуса задуматься, а не переутомился ли он за сегодня чересчур сильно: — Ты хочешь оставить меня здесь? Адара Гвендолин Маунтвиль, ты самая большая задница на свете! Сириус и Джеймс одновременно прыснули — по обескураженному лицу Маунтвиль было очевидно, что задницей её ещё не называли. — Астра? — удивлённо расширила глаза девушка, когда тоненький силуэт отделился от общего силуэта дома и быстро побежал в их сторону. Через секунду Маунтвиль снова была заключена в объятия, несмотря на любой протест. Джеймс поспешил прояснить ситуацию порядком опешившим от удивления Адаре и Сириусу, который, несмотря на своё удивление, продолжал посмеиваться: — Я уже сказал, что родители прибыли часа на три раньше вас? Так вот. Мы решили, что раз уж Сириуса привезёшь ты, — он кивнул Адаре, — то можно собрать всех вместе… — Сохатый резко оборвал свои разглагольствования под осуждающим взглядом Юфимии и поспешил добавить: — В такой-то день. Ну, и я вызвал Питера и Ремуса, — при упоминании последнего щёки подбежавшей Астры слегка покраснели, — а последний обратился за помощью к Астре. Она на три дня выцарапала Марлин и Мэри… Правда, с Лили ничего не получилось — она сейчас в Америке у родственников. — слегка огорчённо закончил Сохатый и растерянно почесал затылок, словно уже и забыв о том, что днём рассказала ему Маунтвиль. Сириусу не хотелось одновременно разочаровывать и печалить такого заботливого друга, как Сохатый, который решил собрать их всех вместе, чтобы хоть как-то поддержать, конечно, лучшего, но всё же недостойного такого счастья Бродягу, а потому он успокаивающе хлопнул слегка раздосадованного Джеймса по плечу: — Ничего, олень влюблённый, будет ещё и на твоей улице праздник. Улыбка Флимонта была слишком понимающей, а физиономия Джеймса слишком поникшей, а потому Юфимия, как истинная леди, поспешила осторожно перевести неловкую тему: — Пройдёмте в дом. Адара, деточка, ты ведь остаёшься? На секунду у усадьбы Поттеров возобновилась неловкая тишина. Сириус сам неожиданно для себя обнаружил, что с нетерпением и надеждой ждёт ответа Маунтвиль. Мордред бы побрал его неоднозначно отношение к этой не менее неоднозначной занозе! На мгновение запнувшись, гриффиндорка неловко улыбнулась и всё же ответила, перед этим получив увесистый тычок под рёбра от стоявшей рядом Джойс — Сириус был искренне ей благодарен за исполнившуюся мечту: — Ну а как здесь откажешься? — ответила Маунтвиль, с долей всё той же неловкости разводя руки в стороны, а затем немного тише добавляя: — Астра, теперь ты прекратишь меня избивать? Сириус ухмыльнулся: всё же, чувство юмора у Маунтвиль было. Хоть и весьма специфическое. — Ура! Извини, подруга, иначе из тебя нельзя было выбить правду! Рем, она согласилась! — Астра первой радостно побежала в дом, ликуя от этой новости так, словно Маунтвиль только что спасла мир от приближающегося конца света. Сириус смутно подозревал, что просто Джойс знала, как сложно выдавить из Адары согласие на участие в подобной «вечеринке». — Вы не подумайте, — пыталась объяснить Адара идущим рядом Юфимии и Флимонту, — я не то чтобы делаю одолжение и согласилась только из-за избиений Астры, я, правда, очень рада вашему приглашению. Просто мне неловко вот так вас обременять и сейчас не самое… — Мерлин, Адара, просто замолчи, — попросил Джеймс, легонько приобнимая явно нервничающую Маунтвиль за плечи под согласные кивки Флимонта и Юфимии. Сириусу и самому уже хотелось бы поскорее заткнуть Маунтвиль, неожиданно превратившуюся в фонтанирующего неловкими словами человека. — Ты не понимаешь, Джеймс, это слишком серьёзно и… — Адара продолжала о чём-то тихо спорить с Сохатым под кивки и смешки старших Поттеров, но Сириус уже не очень-то слушал, полностью поглощённый размышлениями о сегодняшнем дне. О его хорошей части, по крайней мере, — думать о семье, оставленной где-то там, в Лондоне, уже не очень-то и хотелось. На сегодня точно достаточно. К тому же, Сириус не мог отрицать, что с привычного образа Маунтвиль — холодной и сдержанной занозы — в этот день, кажется, существенно посыпалась гранитная облицовка. Маунтвиль теперь не казалась такой уж отмороженной и невыносимой, как раньше. Определённо. Да и наконец-то становилось понятно, как такие весёлые и приятные девчонки, как Астра, Маккиннон, Макдональд и даже Эванс, могли дружить с такой, как Маунтвиль. Однозначно она была не совсем такой, какой Сириус привык её видеть. И, в конечном итоге, Бродяга для себя решил, что хочет изучить явление под именем «Адара Маунтвиль» немного лучше. Пора было послушаться увещеваний друзей и Распределяющей Шляпы и начать смотреть на возможных союзников помягче. Но сегодня их всех ждал в чём-то однозначно особенный, приятный вечер, полный весёлых шуток и дружеских разговоров. В течении этих нескольких часов все присутствующие смогли на время забыть о стремительно приближающейся войне, переживаниях, терзаниях и заботах. Уже засыпая, Сириус Блэк неожиданно подумал, что наконец-то он снова со своей семьёй. Странно, но Адара Маунтвиль подумала точно о том же.