Вне себя

      «Быть может, мы с тобой грубы.       Быть может, это детский пыл…       Я понимал — нельзя забыть,       И, видишь, все-таки забыл.       Но слов презрительных чуть-чуть,       Но зло закушенной губы,       Как ни твердил себе — «забудь!»,       Как видишь, я не смог забыть».       Павел Коган.       Война — одно из самых разрушительных действий, которое только может обрушится на человечество. Она забирает жизни, уничтожает целые города и континенты, проливает кровь и стирает из истории тех людей, которые должны остаться в ней навсегда.       Но есть кое что ещё, такое же разрушительное и страшное, как и война. Время. Время ест железо, время убивает людей, время ломает жизни.       Но иногда время лечит. Лечит многие не только физические раны, но и раны душевные, которые не залечит ни одна микстура, ни одна таблетка. А время, время может.       Пыльные от долгого путешествия сандалии тихо топали по песчаной дороге. Дул приятный летний ветер, шевеля чёрные, как смоль, короткие волосы, которые теперь были чуть ниже ушей. Светло-карие глаза с еле заметными морщинками под ними смотрели равнодушно, почти не выражая никаких эмоций. Чёрный плащ с плотным капюшоном скрывал и сильное тело, и лицо нукенина, которая неспешно шла по дороге в Коноху.       Завидев вдалеке небольшую чайную, где её давно знали, девушка столь же тихо прошла внутрь, ловя на себе удивленные взгляды. Что, интересно их удивляло — её пыльные от дороги вещи, безразличный взгляд или все вместе?       — О, — воскликнул хозяин чайной, её старый друг, если можно так выразиться, — Киминари, рад вас видеть! Какими судьбами в Листе?       — Есть дело, — хрипло ответила нукенин, складывая руки в замок. Протектор с перечеркнутой эмблемой Кумо мелькнул на высоком девичьем лбу. — Как обычно. Зелёный.       Она терпеть не могла её прозвище, которое теперь гуляло по всем странам — Киминари, гром и молния. Оно крепко зацепилось за ней ещё перед Четвёртой Великой Войной Шиноби и так и не отцепилось. Нукенин искренне не понимала зачем оно ей, но, видимо, настоящее имя мало кто знал, а если и знал, то старался забыть.       Утром того страшного дня, Пятая Хокаге очень переполошилась. Мысли были всякие. Неужели куноичи сбежала на родину, чтобы выдать все уязвимые места Конохи? Неужели её убили? Вопросов было много, но даже спустя несколько лет на них не могли найти ответы.       Девушка выпила три глотка зелёного чая и, сощурившись, взглянула куда-то вдаль, где должна быть Коноха.       — И много людей из Конохи погибло? — хозяин этой чайной был отличным поставщиком информации для нукенина. Он, наверное, на что-то надеялся, либо боялся, что куноичи просто прирежет его когда-нибудь.       — Не очень-то. Но всем погибшим дали звание Героев… Взять того же Гения Конохи, мальчишку из Хьюга.       Чашка остановилась на полпути. Руки непроизвольно задрожали. Старик удивился такой реакции обычно холодной куноичи.       — Да, жалко было парня… Такой молодой…       Всё чувства, которые она столько лет закрывала на замок, стараясь скомкать и свернуть в самый дальний уголок своей души, начали просыпаться вновь. Неджи, её Неджи… Девушка усмирила бешеную дрожь в руках и прикрыв глаза, спросила:       — А это… Из какой семьи парень? У Хьюга же деление есть… — она говорила так, невзначай, словно ей было совершенно неинтересно.       — Да я даже и не знаю. Ну, штука на лбу у него вроде какая-то была… Я его видел как-то… Красивый парень, дочь так сказала. Глаза такие выразительные.       Нукенин прикусила тонкую губу, пересеченную тонким шрамом и задумалась. На душе в один миг стало противно и грустно.       — А что насчёт Хокаге? Я совсем не знаю новостей Конохи, практически все время была в Скрытом Песке.       — А, так это… Шестой Хокаге теперь у них. Этот, как его… Ну, после Войны его назначили… Теперь они там все восстанавливают… Да как же его называют-то, — хозяин силился вспомнить, чесал плешивую голову и усиленно думал. — А, Копирующий Ниндзя. Вот.       Куноичи со стуком поставила пустую чашку обратно и улыбка скользнула по её губам. Что ж… Вот как, значит.       После стольких лет перенесенных ей лишний и страданий, эмоции девушки, которая и так была немногословна и не особо чувствительна, притупились. Жизнь бросала ей много вызовов — после ухода из Конохи на неё пару раз делали облаву, желали убить. Рей, которой ещё хотелось пожить несколько лет, пришлось стать наемным убийцей и работать на странную подпольную организацию в Киригакуре. В Деревне Скрытого Тумана её тоже пытались убить, как нукенина класса S (она искренне не понимала, за что ей дали этот ранг).       Скупо поблагодарив хозяина чайного домика, Рей вышла, покрепче натянув капюшон почти на самое лицо, отправляясь по дороге в Коноху. Она не знала, что именно направляло её туда: заданий она здесь не получала уже давно, да и к прошлому не тянулась. Она привыкла к жизни нукенина, к их вечному странствию, страшной, полной опасности жизни и никакого проблеска добра в будущем.       Ито не стала сразу заходить в Коноху, завернув в сторону кладбища. Странное чувство тревоги вновь охватило её.       Чтобы найти нужную могилу ей не потребовалось много времени. Возле каменного постамента стояли подсолнухи в вазе, кое-какие вещи, белая повязка-бинт и…       Рей затаила дыхание, кончиками холодных, огрубевших пальцев, дотрагиваясь до волшебной заколки-черемухи, лежащей на могиле Хьюга Неджи. Взяла заколку в руки, чувствуя еле уловимые запахи лайма и леса. Она точно знала, кому принадлежат эти запахи. Первый пренадлежал человеку, который сейчас лежит в этой могиле, а второй — Шестому Хокаге.       Нукенин глубоко вздохнула:       — Странная выдалась встреча, да, Неджи? — она горько усмехнулась. — Я не думала, что ты вот так умрёшь, милый друг. Не думала, что ты вообще умрёшь…       Повертела в руках заколку. Она навевала воспоминания о бабушке, которая скончалась у неё на руках около трех лет назад. Бабушка умерла, загораживая нукенина, которая рискнула вернуться в Кумо и спасти её. Она умерла от полученных ран и Рей самолично, тайно похоронила её на кладбище, рядом с Акари, отцом и мамой. Именно тогда она в последний раз заплакала, закрывая все чувства навсегда.       Хосоку скончался два года назад, захлебнувшись кровью своей болезни. Кумовцы начали революцию и казнили всех тех, кто был причастен к страшным временам в Облаке.       Девушка положила заколку на могилу, улыбаясь. Её лицо, обветренное от страшных ветров Суны, покрытое тонкими паутинками шрамов, повернулось к надгробию. Она провела пальцами по холодному камню, словно это делало её ближе к Неджи.       — Прости меня. Всё же, я была права. Это была наша последняя встреча. Я рада, что ты, герой Конохи, запомнил меня такой куноичи, а не нукенином, убившим столько невинных людей.       Сзади раздался шорох. Рей вздрогнула, напрягшись и одной рукой касаясь острого куная.       — Кто вы? — раздался смутно знакомый голос. Ито оттаяла, но внимательность не ослабила. — Что вы делаете на могиле моего племянника?       «Хиаши-сама? Вот так встреча» — подумала Рей, стараясь сильнее скрыть лицо. Её голос, и без того ставший ещё более грубым, она понизила сильнее.       — Прошу прощения, возможно, я перепутала могилы, господин, — она чуть поклонилась, но Хьюга задержал её за чёрный рукав.       — Мы с вами нигде раньше не встречались? — удивлённо и задумчиво спросил глава клана. На его лице выступили глубокие морщины. Неужели он так тоскует из-за «нелюбимого» племянника?       — Нет.       — За твою голову назначена награда в почти три с половиной миллиона рё, Рей, — произнёс Хьюга и нукенин с силой вырвала рукав из его пальцев.       — Ну так чего же не убьёте меня, Хиаши-сама? — её голос звучал почти грубо и с издевкой, но она ничего не могла с собой поделать.       — Из-за него. Неджи никогда бы не позволил убить тебя, будь ты хоть самым кровожадным преступником. У него всегда было желание защитить тебя и… Знаешь, что он сказал мне перед своим отправлением в Камень, тогда? Он взял с меня обещание, что я присмотрю за тобой. Он узнал, что ты ушла только когда вернулся.       — И поэтому вы не убьёте меня? Даже за такое большое вознаграждение? Хм, а что, высоко я ценюсь в преступном мире, — молвила Ито.       — Я глубоко уважал тебя. И даже несмотря ни на что, уважаю и сейчас. Ступай же, — он чуть махнул длинным рукавом белого кимоно. — Я не трону тебя. Я обещал.       Рей резко развернулась, чувствуя как внутри неё расползается что-то склизкое, противное и тягучее. Даже после смерти Неджи продолжал защищать её. Но что бы он сказал, увидев то, какой она стала? Он простил её обман, не осуждал за убийство брата, всячески любил и оберегал. И вот теперь он мёртв, мёртв, мёртв…       Стараясь перестать думать о Хьюга, Рей твёрдой поступью направилась ко дворцу Хокаге.       Хоть и прошло много лет, она ненавидела себя как никогда раньше. С каждым годом чувство того, что она — грязь, зло, ничтожество, не уходило, а лишь все больше и больше распространялось по её мыслям, вызывая дикую тревогу где-то внутри.       С каждым безвинно убитым человеком, она убивала в себе доброту, которую взращивала её семья и друзья, а с каждым безразличным взглядом на трупы и на деньги, она по кусочкам уничтожала Рей Ито. Теперь на её месте выросла Киминари-нукенин, единственной работой которой стало марать руки в крови за большие деньги.       Её тошнило от себя. Тошнило от того, кем она стала.       Мягким прыжком девушка запрыгнула на крышу около окна кабинета Хокаге, и сердце пропустило один удар. Вот ирония. Её приключение началось с того, что она нелегально пробралась таким же образом во дворец Райкаге, только теперь — Хокаге. Но сколько всего произошло за это время…       Сердце пропустило ещё один удар. Какаши сидел в форме Хокаге, только без головного убора, все также в маске и со своей извечной причёской, и внимательно изучал какие-то бумаги. На его рабочем столе лежали три его излюбленных книги и… её заколка.       Она лежала справа от него, и девушка подивилась — неужто он её клонировал? И вообще оставил?       Рей не знала, но так оно и было. После её ухода, проснувшись утром и обнаружив заколку, Какаши понял абсолютно все. Не было и её вещей в доме, а витал лишь слегка уловимый запах её волос. В тот же день, он рассказал это Цунаде. Наруто, Сакура, Киба, Шино, Шикамару, Чоуджи, Хината, Ино и Сай… Все были огорошены её уходом.       Сильнее всего её уход подорвал Наруто и Какаши. Узумаки не мог смирится с тем, что не сберег ещё одного своего друга. А Какаши… Хатаке был разбит, но, как обычно, не показывал виду.       Когда же, через несколько дней, Хокаге принесли новые списки нукенинов, разведанные АНБУ, Цунаде расстроилась ещё больше. Она знала, что в Кумо девочку уже считают отступницей, но что бы так, официально…       Хатаке был подавлен ещё больше. Нукенин, убийца и бездушный человек — он не мог поверить, что отзывчивая, тихая, вдумчивая шестнадцатилетняя девчонка могла стать такой. Но стала.       Когда, спустя три недели, вернулся Неджи, Какаши не мог не рассказать ему. Это подорвало молодого Хьюга ещё больше. Хатаке клонировал её заколку и отдал джонину. Неджи промолчал, молча сунув её к себе в сумку.       И вот, один из этих цветов, лежит на столе у Хокаге.       Какаши оторвался от бумаг и взглянул на черемуху. Прикоснулся к ней мимолетным движением и глубоко вздохнул.       — Где же ты, моя Рей… — вновь вздохнул.       Ито заморгала глазами. Ветер шевельнул полы её мантии, и Хатаке резко взглянул в окно. Нукенина там уже не было.       Хатаке провел ладонью по своей шевелюре, возвращаясь к бумагам, но тень, появившаяся перед его столом привлекла его внимание.       — Кто вы? — настороженно спросил Шестой Хокаге, нахмурив серые брови.       — Твой лучший кошмар, — проговорила нукенин, снимая капюшон. Перечеркнутый протектор Кумо блеснул при свете солнца. — Ну здравствуй, Шестой Хокаге.       Какаши улыбнулся.       — Ну здравствуй, Рей Ито.